УГОЛОВНОЕ МУРЛО.
Ничто так не выявляет человеческую ограниченность,
как неограниченная власть.
Я – в электричке. Еду от станции Владивосток до станции Кипарисово. На огород. Под скамейкой картонный ящик с помидорной рассадой, которую мать выращивала всю весну в лоджии. Мне за пятьдесят, впервые в жизни буду садить помидоры.
Неделю назад эту самую рассаду привезла в Кипарисово мать. Но только вышла из вагона и у нее хлынула фонтаном кровь из носа. В очередной раз таким образом спаслась от инсульта. Домой уехала на той же электричке – Кипарисово конечная станция – до квартиры ее проводила и донесла не посаженную рассаду случайная женщина.
Теперь эту рассаду везу я. В кармане вместо билета удостоверение брата Сереги, инвалида первой группы, дающее право на бесплатный проезд. Цена за билет фантастическая, никак не соответствующая даже хорошей зарплате. А у меня нет никакой – уголовникам, захватившим Россию, писатели и настоящие журналисты не нужны и опасны. Впрочем, не нужны и все остальные: ученые, врачи, инженеры, учителя. Лишь небольшое количество рабочих в добывающих отраслях. Да энное число железнодорожников – чтобы воровски вывозить народные богатства за границу, туда, где в украденном золоте купаются дети, жены, шлюхи, где бандитские дворцы, где швейцарские счета самозваных уголовных властителей.
Заходят в вагон контролеры. И пассажиры: учителя, врачи, научные работники, инженеры – бывшие и настоящие, с их ничтожнейшей сверхнищенской пенсией или зарплатой, безбилетные, соскакивают и большой толпой бросаются в противоположные от контролеров двери, выскакивают на перрон и бегом-бегом, старые и молодые, мчатся, пытаясь успеть до закрытия дверей добежать в другой, уже пройденный контролерами вагон! И так, в дичайшем унижении, они ездят ежедневно – кто на работу, кто на огород.
Но я спокоен. У меня инвалидное удостоверение брата.
Полтора месяца назад я обратился письменно к своему дяде, первому и последнему президенту СССР, Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Я послал на "Горбачев Фонд" художественно-документальную работу о своем дедушке, Саввелии Гладком – о р о д н о м отце дяди Миши и его сестре по отцу – моей матера.
В письме я спросил дядю Мишу: как он отнесется к тому, если я эту самую работу переправлю за границу, может быть, там найдется издатель, ибо в России, при холуйско-уголовном режиме это не опубликовать. Или, далее спрашивал я, может быть Михаил Сергеевич купит у меня сие произведение за пятьдесят тысяч евро?
Я, конечно, объяснил свой поступок. Матери моей, то есть, Вашей сестре, дядя Миша, под восемьдесят. Еле живая, больная, сердце, печень, ноги – всё отказывает. А ей еще в таком возрасте и состоянии нужно ухаживать за младшим сыном, Вашим племянникам Сережей. В сумасшедшем доме, куда его поместили без разрешения родственников, Сереже сделали электрошок мозга, такой, как Вы видели во всемирно известном фильме "Полет над гнездом кукушки". Этот варварский, убивающий мозг электрошок, запрещен на планете сорок лет. А во Владивостоке, не спросясь родственников, сделали. И Серега перестал быть человеком... Его после успешной "операции" врачи-уголовники вышвырнули из больницы – жутчайший антисанитарный сарай-тюрьма, где физически уничтожают и совершенно здоровых людей, неугодных той или иной преступной власти. Серега, краем сознания по-нимая, что он больше
н и к о г д а не будет человеком, прыгнул на второй день после выхода из этой "больницы" с шестого этажа.
Чудом остался жив. В реанимации его собрали по частям. Поврежден позвоночник, отнялась одна нога. Но другая действовала и он мог бы передвигаться на костылях. Но ему специально на этой ноге перерезали нервы и сухожилия.
Серега в свое время боролся за демократию. Но пришла демократия-бандократия: губернатор в Приморье – уголовный подонок, мэр во Владивостоке – уголовный ублюдок, зять губернатора... А врачи во Владивостоке – уголовные холуи, исполняющие приказы "губернаторов" и "мэров"...
И я, Михаил Сергеевич, Ваш племянник, писатель и бывший литредактор в демократической газете, разогнанной фашистами-уголовниками, семь лет безработный, перебивающийся случайными грошовыми заработками, ничем не могу помочь ни престарелой матери, ни инвалиду брату с их символическими "пенсиями".
Вот с таким письмом и работой о дедушке-махновце обратился я к дяде Мише, человеку не бедному, содержащему целый комплекс огромных зданий со штатом в центре Москвы – "Горбачев Фонд". Платит ему, надо полагать, Вашингтон и весь воровской мир – за продажу СССР и за фантастическое ограбление нынешней России.
Не ради себя обратился я к "дяде Мише", хотя меня тоже искалечили и убили врачи-уголовники. Обманом удалили совершенно здоровый желчный пузырь, изрезали печень, уничтожили поджелудочную. А еще – больное, пятидесятипроцентное сердце. Понимая, что вот-вот умру и оставлю своих близких одних – в беспомощном и беспросветном положении, я и обратился за участием к человеку по фамилии Горбачев.
Но подонок – он во всем подонок и наивно было рассчитывать на пробуждение родственных чувств у двуличного прохиндея...
Я получил заказное уведомление: мое послание дошло до адресата, расписался прессекретарь Горбачева некто Филатов. Прошло полтора месяца, но ни ответа, ни привета.
Я ехал и не знал, что ответ от Горбачева получу сейчас, в электричке.
Почти все пассажиры убежали от контролеров в другой вагон и он был пустынен. Отделение из двух лавок, рассчитанное на шестерых, занимал лишь я и весьма пожилая женщина-дачница. Она сидела напротив, посередине, а я у окна – смотрел на мелькающий унылый постсоветский пейзаж-помойку. Трудно поверить, что совсем недавно, в моем детстве, здесь был уникальный пригород: залив, обрамленный сочными травами, заповедной тогда сказочной уссурийской тайгой, кишащей почти ручными пригородными зверями – лисы, козы, косули, олени, ежи, ужи... Да и сам залив, тогда чистейший, рыбный, трепанговый, с целебной прозрачной морской водой... НАСТОЯЩИЙ. Сейчас везде – канализация, грязь, мерзость, свалки мусора, помойка... МЕРТВЕЧИНА.
С в и н ь я, к о т о р а я н е о с о з н а ё т, ч т о о н а с в и н ь я – н а ш ч е л о в е к.
На какой-то остановке подсел мужик– он уселся напротив, с краю, рядом с женщиной, и стал что-то молоть. Я по-прежнему смотрел в окно. Но мужик молол с т р а н н ы е вещи, которые никак не соответствовали избранной им собеседнице. Потому что пожилая женщина давно уже "отъехала" в область, которую, наверное, можно назвать маразмом или, может быть, б е з в о з в р а т н ы м одиночеством старости, где уже нет ни мужа, ни детей, где давным-давно распращено со всем человеческим и человечеством — в бездне канувших воспоминаний и слёз, где осталось лишь многолетнее общение с двумя-тремя цветами на подоконнике и в лучшем случае еще с кошкой, да с ж и в ы м огородом на даче...
Но женщина изо всех слабых силенок пыталась сгруппироваться, сосредоточиться, хоть как-нибудь создать иллюзию того, что она еще умеет мыслить и отвечать. И она отвечала – как известный Киса Воробьянинов: "да, уж", "конечно, уж", "несомненно", "конечно, несомненно", "разумеется несомненно, уж"...
А мужик усиливал. Развивал. Разгонял нажим.
Я демонстративно смотрел в окно, ни разу не взглянув на мужика. А он демонстративно усиливал свои речи. Фабула такова: одни – миллиардеры, а миллионы других обворованных – в нищете дохнут. Тема не нова. Но он начал сыпать фамилиями: местных бандитов-мэров и губернаторов. Прошлых и нынешних. Он сыпал теми, с которыми я недавно боролся не на жизнь, а на смерть в единственной оппозиционной газете.
Мужик заявлял, что он, якобы, инженер-строитель и много раз бывал в загородных дворцах этих мэров-губернаторов-прокуроров-судей и прочих воров и убийц. Но я, как писатель, мгновенно подметил несоответствие –слишком интеллигентно-литературно вещал "строитель".
Однако я все еще не понимал фокуса – смысла его одностороннего монолога с "отъехавшей" дамой: "несомненно, уж".
Я продолжал упорно смотреть в окно. И вдруг услышал: "Каждый сверчок должен знать свой шесток. Писатель должен писать книги – к а к и е п о л о ж е н о. А издатель – и з д а в а т ь к а к и е п о л о ж е н о. Вон, директор "Дальпресса" – Б., здоровый был мужик. Молодой еще. А умер. Убили его. Отравили. Он книги собирался издавать. По своему выбору. А не положено. Только в Москве можно... какие разрешат. И убили его. Отравили. Не надо высовываться. НАДО СВОЕ МЕСТО ЗНАТЬ. И БУДЕШЬ ЖИТЬ..."
Всё это он сказал без перехода, без малейшей связи с предыдущим. ВСЕ ЭТО ОН СКАЗАЛ ЛИЧНО ДЛЯ МЕНЯ. Впрочем, как и то, что он молол ранее, думая, что я клюну на бандитские фамилии и кликухи, с которыми недавно бился...
Но только теперь я понял: он знает, кто я. Он сидит здесь СПЕЦИАЛЬНО. Его послали передать мне, запугать: "каждый сверчок должен знать свой шесток",
Когда-то гэбовский стукач, влезший в друзья, передал мне теми же фразами угрозу от дебильного КГБ: "Ты был слесарем, слесарем и оставайся. За твои писания тебя убьют коммунисты". Методы у "дяди Миши" всё те же... Дегенерат.
Я отвернул голову от окна и посмотрел на мужика. А он в упор смотрел, впивался в меня и, очевидно, он так смотрел всё это время, пытаясь своим биополем влезть в мои мозги и внушить то, что ему велено.
Мужик был не мелкий, но его лицо – личико, маленькое, когда-то интеллигентненькое, но запоганенное многолетним холуйством и преступлениями, это личико с одной стороны отображало некоторое превосходство-знание – он думал, что что-то знает! В действительности он был лишь передаточным звеном, проинструктированным – что и как говорить. А об истинной подоплеке и заказчике он и в малейшей степени не догадывался. Тем не менее, на его физиономии читался и некоторый страх и уважение ко мне, как к начальнику или "авторитету" – он понимал, что выполняет странный не рядовой заказ.
Он ОЧЕНЬ внимательно и напряженно смотрел мне в глаза. Ему необходимо было подтверждение: понял ли я, принял ли к сведению его послание.
Ну что ж, я тоже умею вкладывать во взгляд СИЛУ. Я послал ему СИГНАЛ. И он его принял. Типчик, конечно, не из рядовых. Какой-нибудь чин гэбэшный московский, возможно, с медицинским спецуклоном...
Он принял мой СИГНАЛ. Тут же встал и сгинул.
А я дал себе слово показать этим обожравшимся за счет вымирающего народа "сверчкам" их место...
D A N S E M A C A B R E.
Жизнь настолько трагична, что её нельзя восприни-
мать серьёзно.
Существование человечества абсолютно бессмысленно – для человечества. Ибо, если мы искусственны, то наши Создатели сотворили нас НЕ ДЛЯ НАС, а для себя, для ПОТРЕБЛЕНИЯ. «Вы овцы, а я ваш пастырь», – Иисус Христос.
Мы кажемся себе современными, мы мним себя к о н е ч н ы м продуктом всей земной цивилизации, а в действительности, мы остаемся такими же ничтожно-временными, текущими звеньями цепи, идущей неизвестно куда, как и все наши предшественники на этой планете-кладбище. От нас скрывают и наше прошлое, и наше будущее.
Впрочем, с Будущим всё понятно – оно у х у д ш а е т с я, потому что – к о н е ч н о. Действительно, если Прошлое и Будущее существуют о д н о в р е м е н н о /а этого не отрицают физика с математикой!/, то Будущее УЖЕ существует. И как любой фильм, – каким бы сложным он и «пленка», на которой фильм записан, ни были, они – конечны.
Поэтому наше настоящее, как и наши Прошлое и Будущее бессмысленные – для нас – иллюзии, в которых наши жизни, искусства, науки, техники, все наши мелкие и великие цели и упования на дальнейшее развитие и бессмертие – хитрые заманихи, подкинутые в наш геном нашими Создателями для нас, дураков – овец и баранов...
Поэтому и не удается выяснить истоки: сколько миллионов лет существует человек, и каким образом он оказался на планете. Скрываются от нас и другие знания: что, собственно, такое планета, звезда, галактика, Вселенная.
Как бы тупы мы ни были, но на популярном уровне мы могли бы кое-что понять из устройства мира. Но тогда бы мы поняли и собственную иллюзорность...
Антропология высосана из нескольких случайных костей ближайшего прошлого. Археология тоже показывает недавние события. Но даже из того, что мы знаем, видна нелепость человеческой жизни и человечества. Мощнейшие древние города: Сиракузы, Троя, Фивы, Вавилон и так далее – исчезли, оставив после себя жалкие, случайно найденные развалины. Да что города – сгинули целые империи, цивилизации, существовавшие тысячелетия, как, например, Этруски – доримской эпохи на территории нынешней Италии. От них, от их тысячелетий осталось лишь несколько глиняных черепков. А ведь они тоже надеялись на что-то, на какое-то будущее...
Когда рушится мир, в котором ты только что жил, – рушится и твое сознание. Уходит почва из-под ног. Мы генетически созданы для стабильности. А если ищем перемен, то – к лучшему.
«Жизнь – вечная игра: не зарасти чтоб мохом. Что было хорошо вчера, то сегодня – плохо!».
НАИБОЛЕЕ ИЛЛЮЗОРНА НАША ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ ТОГДА, КОГДА У НАС ОТНИМАЮТ НАШИ ИЛЛЮЗИИ...
С распадом СССР и социализма у сотен миллионов людей рухнули не только какие-то надежды на справедливый общественный строй, на защиту, на государство, на будущее, но разрушилось нечто гораздо большее – ощущение СОБСТВЕННОЙ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ, РЕАЛЬНОСТИ ЭТОГО МИРА.
Если бы взамен прежнего пришло что-то лучшее, стоящее, настоящее, честное, но нет, явилось самое худшее, самое дикое, самое лживое, самое животное-античеловеческое: сопливые дебильные радиостанции с их олигофренами «диджеями», «музыка» для неполноценных подростков – вместо настоящей классической, к которой человечество приходило тысячи дет, макулатура –вместо литературы, параноидальные «фильмы» – с пропагандой оружия, убийства, наркотиков.
А вместо честности и порядочности – оборотни-судьи, убийцы-милиционеры, подонки-прокуроры, а губернаторы и мэры – уголовники-мокрушники с кличками. Ну, и «олигархи» – ублюдки, с помощью американского ЦРУ и самозваной кремлевской власти, присвоившие несметнейшие богатства.
Массовое сознание зашаталось и рухнуло. Не только на территории бывшего СССР. Вирус сумасшедствия, это реальное ощущение иллюзорности всего и всех, где торжествует лишь РЕКЛАМА – ДВИГАТЕЛЬ ТОРГОВЛИ ХЛАМОМ – заражает ныне население Земли, превращая её в Новую Атлантиду. Ибо в очередной раз у наших Создателей не получилась задумка – сотворить нечто Разумное и Гуманное. И приходит пора, как говорят подсчеты скорости таяния айсбергов и ледников, топить неудавшиеся очередные несовершенные творения в морской, пучине, чтобы потом вновь попытаться нарисовать на полотне планеты других, более идеальных ч е б у р а ш е к...
Итак, в 1992 году от рождества Христова, рухнула еще одна цивилизация – СССР, занимавшая шестую часть планеты. Россия, одна из шестнадцати республик, составлявших империю, продолжает занимать огромную территорию, но... Распад продолжился!
Отдельные регионы стали создавать собственные конституции. Они отказывались подчиняться центральной власти – московскому Кремлю. Распались экономические связи. Остановились все заводы. Погибло сельское хозяйство. Начался уголовный хаос, гиперинфляция, пропали все денежные сбережения честных граждан.
Россия развалилась на восемьдесят девять регионов-княжеств, фактически, неуправляемых центральной властью, ибо, никакой центральной власти больше не было, а в Кремль влез алкаш, одурачивший с помощью ЦРУ США наивный российский народ.
Алкаш пил, гулял, выкладывал кремлевские палаты золотом и драгоценными камнями, строил себе в заповедниках роскошные дворцы, с помощью все того же ЦРУ раздавал несметные природные и рукотворные богатства Израилю и Америке, не забывая и себе переводить в швейцарские банки наворованные народные деньги...
И вот здесь-то и появилось у населения ощущение полнейшей иллюзорности жизни. И потому, что совсем нечего стало есть, негде работать, учиться, лечиться. И потому, что каждый остался наедине с собой – без общества, без государства, без защиты. Пелена спала с глаз, и вдруг все увидели... Нет, жуть состояла не в том, что «голый король». Что король голый – это было и так всем понятно, как и то, что вообще Россия по какому-то космическому предопределению – полигон для выращивания и функционирования «голых королей»!
Нет, все поняли гораздо более страшную истину: цивилизация и цивилизованность – обман, а в действительности мы – животные, звериные инстинкты выживания как правили бал в древние времена, так и в настоящем являются основными.
И началась вакханалия захвата власти в регионах по принципу:
Х о р о ш о с м е е т с я т о т, к т о с т р е л я е т п о с л е д н и м!
Три основные силы бросились за власть и деньги, сплетаясь в воющий, лающий, визжащий, кровавый клубок: недавние райкомовско-крайкомовские кадры, погрязшие в воровстве еще при своей коммунистической власти; махровые старые и новые уголовники; постсоветские работники торговли – директора советских магазинов, ресторанов, торгов. У всех у них были деньги, начальный капитал, но главное, были связи. Связи между собой...
Пытались вякать и влезть в этот катящийся кровавый клубок милиция и КГБ. И влезли, но – в качестве ничтожнейших холуев и исполнителей заказных убийств различных конкурентов со всех сторон...
Ну, а судейско-прокурорские системы превратились в позорнейшую, грязнейшую преступную мерзость, за взятки и по приказам обслуживающие всё это гнилое уголовное болото.
Конечно, не Горбачев был зачинателем уничтожения страны. Легион мелких и крупных негодяев-воров исподтишка, тихой молью и чёрными крысами источили и сгрызли страну, оставив после себя труху и дерьмо, да собственных подонистых деточек бандитов: за взятки получившие липовые дипломы в их фальшивых университетах, деточки приняли эстафету у родителей-ублюдков и окончательно превратили территорию в позорнейшую мировую «малину», в территорию кривых зеркал, где всё наоборот, где честные и талантливые уничтожаются, а преступники –процветают.
э п и з о д № 1.
Не завидуйте чужому богатству – ведь это всё ваше, у вас украденное!
Нищий, голодный, оборванный, один из ста с лишним миллионов нищих вымирающих россиян, я бреду холодной вьюжной зимой, двухтысячного года от рождества Христова по центральной улице Владивостока в поисках хоть какого-нибудь заработка.
Один из нынешних хозяев города, владелец публичных домов-притонов, цехов фальшивой водки, десятков квартир убитых им бывших хозяев, отобрал у меня мою трудовую книжку с тридцатью пятью годами стажа. Я работал у него сторожем на его бандитской автостоянке.
Я пытался найти справедливость, обратился во все уровни прокуратуры, во все уровни судов: районный, городской, краевой, Верховный, Конституционный...
Получал отовсюду издевательские ответы, после чего ко мне в квартиру ворвалась милиция вместе со следователем Ленинской прокуратуры. Они отобрали у меня паспорт, мою старинную пишущую машинку «Москва», на которой я напечатал пять книг, насильно отвезли меня в их поганую ментовку того же района, посадили на трое суток – без воды, еды и сна в вонючий гадюшник-обезьянник – КПЗ.
Потом попытались затолкать в дурдом, там по-прежнему убивают неугодных. Но есть и большие изменения: за взятки от организованной преступности прокуроры направляют сюда убийц на «обследование». Днем они наркоманят, обворовывают больных, а ночью выходят на грабежи и убийства. Потом получают справку о неподсудности...
Мне удалось скрыться у бывшего завуча и парторга – моей матери, на третьем этаже за прочной металлической дверью, которую о н и не решились вскрывать. И еще мне удалось обратиться в несколько иностранных консульств. После чего преследования прекратились. Ни машинку печатную, ни трудовую книжку мне так и не вернули. Остался я без пенсии на старости лет и медобслуживания. Впрочем, засуньте свою трехрублевую «пенсию» в свою ж...пу! И туда же – свое трехкопеечное «медобслуживание»!
Я брел, качаясь от голода, холода и больного сердца по их воровской разукрашенной улице, мне нужно было как-то позвонить насчет работы сторожем, но и х телефонные карточки стоят дороже, чем месячное и х пособие по безработице, которое я, как и миллионы таких же, не получал. Я забрел в и х центральный местный притон двадцати четырех этажей – «белый дом» с мокрушниками-паханами – краевой самозваной властью.
Несколько лет назад я работал литредактором в оппозиционной газете и опубликовал там суперсатирическую пьесу «ЧЁРНЫЙ ДОМ». Уж я им там выдал! Поэтому так и любят... Опасен для них, с их наворованными миллиардами, ментами-холуями, наемными убийцами, псевдосудьями и псевдо-прокурорами нищий больной писатель!
В фойе этого притона еще висел телефон, единственный на весь город, с которого можно было сделать один звонок по жетону – за рубль пятьдесят.
Я зашел в эту «малину» и поразился: всё фойе вплотную забито так, что к телефону я едва пробрался. Они тёрлись друг об друга, обмениваясь некой специфической энергией – дяди и тёти очень сытого, вернее, годами пресыщенного вида, с рожами, не поддающимися литературному описанию, ибо, описывать можно лица, наполненные чувствами, эмоциями, мыслями. А эти рожи – давно умершие или вообще не рождавшиеся.
Они все были одинаково одеты: одинаковые норковые шубы, дубленки, норковые и бобровые шапки. Как их одинаковые дубленные рожи. Штук триста. И на улице перед «малиной» – сотни одинаковых лакированных японских джипов.
Я не выдержал, стал интересоваться: в чем дело, какое событие? Но не в правилах таких дубовых рож что-то объяснять тем, кто не в их норковой форме. И я спросил у кого-то попроще.
– Заглядкина умерла. Похороны.
– А кто она такая?
– Курировала всё образование края...
Непотопляемая Заглядкина, наконец, подохла! А эти еще живые, дублённо-норковые, уничтожившие, обокравшие социализм, переехали в с в о й капитализм. Они – и есть МАФИЯ. Не учителя же с грошовой зарплатой, которую ЭТИ не дают им по полгода, прокручивая чужие деньги в своих офисах-притонах-публичных домах-ларьках-базарах-цехах с ядовитой водкой...
П с е в д о и д ы – двуногие псевдолюди, ничтожные существа-жруны, именно себя считающие разумными, а всех остальных, не желающих воровать, убивать и проституицировать – дураками.
Есть мнение: советский социализм рухнул потому, что партийные и комсомольские работники, из которых и состояла система идеологического и общего руководства страной, – получали слишком маленькую, смехотворную зарплату.
Представим себе, что прошла тысяча лет, планета, ее политическая карта совершенно видоизменилась, другие страны, народы. Китайский, очевидно, в основном... Но вот это мое произведение чудом сохранилось. Археологи откопали. И читает его китайский ученый. Через тысячу лет. /Впрочем, скорее всего – лет через десять.../. И чтоб облегчить нашему китайскому потомку расшифровку моего текста, я вкратце обрисую административную схему давно исчезнувшего СССР /Союз Советских Социалистических республик/.
Города в СССР делились на районы. Количество районов зависело от величины города и числа населения. Город, который здесь описывается – Владивосток, делился на пять районов, самый крупный из которых, Первомайский, с населением в сто двадцать тысяч человек – в семидесятых годах двадцатого века.
Каждый район города имел собственную власть, причем, двойную. Первая и главная – идеологическая, называлась она – РАЙКОМ /районный комитет коммунистической партии/. Состояла из: первого, второго и третьего секретарей. Первый, конечно, главный.
Вторая районная власть – исполнительная и называлась она РАЙИСПОЛКОМ. Она состояла из трех председателей и тоже Первый был главным. И эта вторая власть полностью подчинялась первой, идеологической. В сущности, они зачем-то дублировали друг друга, так же, как высшие органы страны – ЦК КПСС с Политбюро и правительством, которое не могло без приказов Политбюро что-то делать самостоятельно.
Как правило, обе районные власти располагались в одном здании. Здесь же мог находиться и райком комсомола /Коммунистический Союз Молодежи/, который не имел своего двойника и являлся, в общем-то, фиктивной, декларативной организацией, с претензией на руководство молодежью, которое сводилось к собиранию членских взносов.
В этом же здании могли находиться и другие сопутствующие чиновничьи структуры, например, РАЙОНО /районный отдел народного образования/.
Разумеется, над всеми районными райкомами и райисполкомами стояли ГОРКОМ и ГОРИСПОЛКОМ – осуществлявшие о б щ е е руководство.
И, конечно же, уже над всем этим возвышались КРАЙКОМ и КРАЙИСПОЛКОМ...
Тебе всё понятно, о, любознательнейший из китайских археологов? Не всё? Тогда продолжу.
Итак, чем же и кем руководили все эти многочисленные первые, вторые и третьи секретари? Полноценно командовать они могли только своими секретаршами – молодыми девками в миниюбках, выполнявших и обязанности любовниц, за что народ прозвал их «секретутками». Еще первые секретари имели персональные авто с водителями. И всё! Ни финансов, ни штата, ни-че-го!
А с другой стороны, Первый секретарь райкома отвечал перед вышестоящими секретарями из Горкома и Крайкома за свой район, за его территорию и жителей. Первому председателю р а й и с п о л к о м а было легче, поскольку он не имел права проявлять самостоятельность без приказа своего прямого начальника – первого секретаря райкома...
Ты еще не запутался, о, умнейший из китайских археологов? Действительно, без бутылки женьшеневой китайской водки в советской власти не разберешься. А ведь еще были советские профсоюзы... Да тут тебе и ящика вашей рисовой водки-ханьжи не хватит! Впрочем, о профсоюзах как-нибудь в следующий раз.
А теперь, о, глубококопательнейший китайский археолог, представь себе всё тот же Первомайский район города Владивостока, на территории коего расположено три судоремонтных завода, два из которых принадлежат военному Министерству обороны, и один – Министерству судостроения. И там у них, на заводах, есть свои освобожденные парторги /то есть, ни хрена не делающие товарищи с кабинетами, секретутками, авто/, а в Управлениях, в министерствах в Москве – свои главные парторги и начальники.
Казалось бы: на кой тогда и нужен этот райком, исполком, горком, когда предприятиями руководят из Москвы?
А на территории всё того же Первомайского района еще и гигантский рыбный порт с приписанными к нему тоже гигантскими океанскими судами-заводами – плавбазами, где десятки тысяч людей прямо в море-океяне производят консервы: с лососевой икрой, крабами, рыбой – на сотни миллиардов долларов... Но за это богатство отвечает Министерство рыбной промышленности.
А еще на территории Первомайского района строительные заводы, радио и электрозаводы, транспортные предприятия, всяческие телерадиоателье и так далее и тому подобное. И везде – свои парторги и свои министры в Москве. Ну как тут командовать из какого-то райкома-исполкома?!
А командовать надо – на то и созданы по всей стране коммунистической партией свои руководящие органы. Правда, с очень большим избытком, А поэтому – с очень маленькой зарплатой...
Проклятое, иллюзорное смертельное время! Куда они капают – эти секунды, годы, века?
На моих глазах появились райкомы-исполкомы, на моих глазах исчезли, навсегда забылись, стеклышки жизни-калейдоскопа перевернулись, картинка действительности полностью изменилась, и я порой не знаю, что считать фантастикой – прошлое или настоящее, еще более нелепое.
Прошлое: годы нищего детства, мгновенной больной юности, бессмысленной зрелости, канувшие в никуда, рано поумиравшие друзья детства, которых я до недавнего времени считал живыми. Давно умерли все те взрослые и пожилые люди из моей юности: мои учителя, врачи, соседи. Их много лет нет на этом свте, их съели могильные черви, но мое пока еще живое сознание не принимает и не понимает этого жуткого реально-нереального факта.
Кусочек суперматерии – мой головной мозг, хранит в себе многих-многих умерших людей живыми. Я помню их отдельные фразы, жесты, мимику – даже тогда, когда не могу четко вспомнить лица. И чем короче становится мое будущее, тем чаще и отчетливее приходит ко мне прошлое – странное, необъяснимое, кажущееся теперь сказочным сном.
Всё в нашей ничтожной мгновенной жизни имеет свое начало и конец. Этого не понимаешь, когда молод и сам находишься внутри висящей капле-мгновении – обмане-иллюзии-жизни.
Но вдруг... Вдруг оказывается, что отмеренные тебе мизерные пятьдесят-шестьдесят лет истекли, искапали, исструились песком в хитрых песчаных часах обманного земного времени.
Вот только что ты гонялся за женщинами, за деньгами, славой, только что надеялся на будущее... Но вдруг! Вдруг – болезнь, одна, вторая... повеяло смертью. Вдруг – женщины тебя больше не замечают, потому что чувствуют, что они тебе больше не нужны. Стар. Вдруг не берут на нормальную работу сопливые дебильные новые поколения – стар.
Но самое поганенькое «вдруг» – это полнейшее осознание того, что Тот или Те, кто тебя придумал и воссоздал в Солнечной системе – жестокие, нехорошие Существа!
ЖЕСТОКО СОЗДАВАТЬ С М Е Р Т Н ЫЙ РАЗУМ!
Даже такой несовершенный, как наш.
Кто-то из умных сказал: «Если бы смерть была благом, – боги не были бы бессмертными...»
Да, сознанию хочется стабильности, но для нас ее нет ни в чем. Вот т о л ь к о что молодая красивая киноартистка блистала на экранах, восхищая талантом и внешностью миллиарды, только что... Но мгновение – и она уже дряхлая беззубая бабушка. Или давно умерла. Крутится плёнка, крутится ее молодость и красота, но где сама исполнительница, где?! Ее нет. Как будто и не было никогда.
Вот меня останавливает пожилая женщина дряхлого вида, окликая по имени. Не узнаю эту старую бабку, пока она не называет себя. Одноклассница, которой сорок лет назад писал стихи, о которой бредил...
Сознанию хочется стабильности, но ее нет ни в чем. Ни в так называемой любви, ни в семье, ни в политической и социальной системе, ни даже в окружающем ландшафте. Местность, обыкновенная поверхность земли, где десятки лет стояли привычные дома, изменяется так, что когда попадаешь в место своего детства, например, где стоит четырехэтажная школа, в которой учился, жил и даже преподавал, то видишь не здание, некогда самое высокое и красивое во всем огромном районе, а как будто жалкий кладбищенский разваливающийся заброшенный памятник, окруженный и зажатый со всех сторон другими, современными монументами, поналепленными на бывших пустырях и оврагах детства, где били родники, летали тысячи птиц, бабочек, стрекоз...