История социологии
Р.П. ШПАКОВА
ВМЕСТЕ С ОГЮСТОМ КОНТОМ И ВОПРЕКИ ЕМУ
ШПАКОВА Римма Павловна - доктор философских наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета.
Неудовлетворенность нынешним состоянием общественных наук - одна из причин обращения исследователей к фундаментальным основаниям и историческим истокам своих научных дисциплин. Так обстоит дело в современной медиевистике, теории культуры, эстетике, социологии, философии. Х.-Г. Гадамер, один из ведущих немецких философов XX века, развивая тему "диалога с историей" в открытой лекции, прочитанной летом 1996 года, призвал к серьезному анализу основ человеческого "события" в гуманитарном знании, заложенных еще во времена античности. Аналогичные процессы наблюдаются в области естествознания, прежде всего в так называемых точных его областях (математика, физика). Пробуждение интереса у исследователей конца XX века к наследию основоположника социологии Огюста Конта, как и проведение в различных странах мероприятий, Приуроченных к его 200-летнему юбилею, едва ли следует рассматривать только как знак благодарности потомков. Скорее это свидетельство общей тревоги, неуверенности в ориентирах и направлении развития научной дисциплины. Обращение к Конту - это не только попытка измерить историческую дистанцию и оценить достижения, но и проявление подспудного стремления понять, лежат ли причины просчетов современной социологии на исторической глубине, в начальных посылках, заложенных Контом. Одновременно - это и выявление шансов для движения по иным, ранее не обозначенным путям. Перефразируя мысль Бурдье об отношении к социологической классике, сегодня можно сказать об отношении к Конту: вместе с ним и вопреки ему. Предложенный подход многозначен, как и каждый из его полюсов. Вместе с Контом и вопреки ему - такая установка не означает проблемы субъективного и намеренного предпочтения или добровольного отвержения современным исследователем контовской научной позиции, его стиля научной деятельности. Исторически сложилось так, что направления социологии становились и становятся в процессе усвоения или противостояния именно по отношению к позитивизму контовской чеканки. Здесь уместно упомянуть о том, что возникновение немецкой классической социологии явилось не только ответом на требование времени, но и антитезой позитивизму. Послевоенный "спор о позитивизме в немецкой социологии", вершиной которого стал "веберовский" Международный социологический конгресс 1964 года, выявил, казалось бы, парадоксальную вещь: оппоненты с обеих сторон – и защищающие позитивизм, и атакующие его, - пусть в разной степени, оказались "заражены" позитивизмом. Американская социология началась с усвоения основных идей и трудов О. Конта, которые стали теоретическим основанием и массовой идеологией практического проведения социальных реформ [11, 12]. И в их проявлении молодая нация действовала с редкой целеустремленностью, постоянно проявляя положительное, исполненное веры и решимости умонастроение, которое как сильный мобилизующий фактор способствовало утверждению в стране общего мира и прогресса. Все ныне влиятельные направления социологии прямо или косвенно зависимы от Конта. Одна из ведущих мощных ветвей социологии - современная аналитическая социология, а в ней прежде всего теоретико-поведенческая социология, - уже фактом своего существования
обязаны Конту, они - эффективное осуществление его идеи об эмпирической рациональной науке, опирающейся на наблюдение. Динамично развивающаяся новая, так называемая синергетическая социология строится сегодня на базе естественнонаучной редукции, с которой в свое время и начиналась социология как самостоятельная наука. Разумеется, теоретики этой новой ветви не апеллировали к авторитету именно Конта в разработке ее фундаментальных основ. Однако избранный ими стиль социологизирования и основной методологический посыл провоцирует мысль о том, что в свое время Конт избрал один из оптимальных путей формирования концепции социального знания, разорвав границы наук. Этот пионерский для того времени ход означал попытку создания интегральной теории природы и общества, которая и является в настоящее время самой востребованной. Как говорят французы, продолжить - значит обновить. Продолжением и обновлением идей Конта, базирующихся на представлениях об одной ведущей - западной - культуре, на принципах индивидуального и институционального поведения, на одном типе западной рациональности, но на пересмотренных постулатах Ньютона-Галилея, становится упомянутая выше синергетическая социология. Она содержит в себе то, чего не могло быть в собственной концепции Конта, но что на базе созданной им мощной корневой системы позволяет говорить о дальнейшем движении науки. Речь идет о новой трактовке норм, ценностей, информации, социального развития в условиях баланса хаоса и порядка, о возникновении и сохранении в них устойчивых структур и т.п. [см. 1, 2]. Никлас Луман, постоянно сетующий на отсутствие новых концепций, утверждает, что свою научную плодотворность сохраняют методологические подходы в духе контовской контроверзы социальной статики и социальной динамики, даже если они сегодня трансформировались в отношения структура - процесс. В энергично формирующейся исторической социологии категории "статика" и "динамика" релевантны категориям "синхрония" и "диахрония". Имея в виду прочность и значимость заложенных Контом оснований социологической науки и сравнивая с ними отечественные разработки, многие из которых мертвы уже в эмбриональном состоянии, можно сказать, что мы не вместе с Контом, а намного позади. И тогда приведенная ранее мысль Бурдье об отношении к классическому наследию, в которой заметен неявный оттенок снисходительности и превосходства, требует пересмотра.
200-летний юбилей Огюста Конта и 180-летие Карла Маркса приходятся на один и тот же год. Конт - тип утописта, идеолог преобразования европейского общества по канонам создаваемой им позитивной науки. В этом смысле он вполне сопоставим с другими утопистами, прежде всего со своим младшим современником Марксом. Сопоставление вполне корректно, если иметь в виду наличие в марксизме ряда позитивистских элементов, общность отдельных научных положений, отсутствие в трудах обоих понятия "культура" и даже их апелляции к одной и той же пролетарской массе. Оба были провозвестниками массового индустриального общества. Их картины будущего были полны оптимистического жизнеутверждения, пронизаны своеобразной идеологией "жизненного позитивизма". Бесспорно, эта версия притягивала к себе интерес и вызывала искренние симпатии множества людей своей ясностью, доступностью, внутренней цельностью, энергией и простотой. Она несла с собой душевное здоровье и спокойствие и вместе с тем была исполнена веры и решимости действовать. Другое дело, что такой позитивизм в практике "реального социализма" тесно смыкался с жестокостью, насилием над огромными массами людей, но это насилие как синоним социальной справедливости получало социобиологическое оправдание. Разумеется, при желании такое оправдание без труда можно
было бы обнаружить в трудах Конта. Уже один его лозунг "Жить для других!" не оставил никаких шансов этическим суждениям о добре, совести и т.п. Конт ставит во главе прогресса человечества лишь прогресс в сфере рациональности и умственного развития народов, что полностью согласуется с его призывом изгнать философов из рядов будущих правителей и государственных мужей, а всю моральную и метафизическую тематику - из сферы их внимания.
Подобно Марксу, вся научная деятельность Конта была подчинена теоретическому обоснованию созидания нового общества. Процесс созидания Конт понимал как мирную реорганизацию, осуществляемую усилиями всего общества, а не как насильственный переворот, проводимый мессией нового времени - классом пролетариев, как это имело место в марксизме. Намерение мирного созидания сам Конт неоднократно и четко декларировал. "Позитивную философию можно рассматривать как единственно прочное основание социального преобразования, долженствующего положить конец критическому состоянию, в котором так долго находятся самые цивилизованные нации", - писал Конт в "Курсе позитивной философии". Позитивизм - "руководитель окончательного преобразования мнений и
нравов" |3, с. 20], созидающая сила, объединяющая и просвещающая общество [3, с. 21]. Другое
дело, что ни Маркс, ни Конт не имели четкого представления о будущем, описывая его почти в одних и тех же абстрактных терминах: для Маркса это "ассоциация свободных людей", для Конта - "истинная человеческая ассоциация". Маркс выявляет лишь некоторые основные черты будущего, материальные предпосылки которого складываются уже в недрах капиталистического общества. Для Конта будущее связано с деятельностью уже существующих классов и социальных групп. Но Конт уверенно выступает противником социализма и коммунизма, называя их утопиями и противопоставляя им позитивизм как действенную теоретическую и практическую силу: "Единодушное отрицание, встречаемое этими утопиями, должно всюду подготовить благоприятную почву для позитивизма, который отныне один только и может предохранить Запад от всякой серьезной коммунистической попытки" [3, с. 21]. Лидирующей социальной группой в процессе мирного созидания будущего общества, по Конту, должны стать промышленники и предприниматели, а идеологически процессу их подъема способствует
реформация и протестантизм как мощная разрушительная сила и побудительная причина формирования на Западе этой лидирующей группы. Конт подчеркивает "великую роль Реформации, исподволь разрушающей феодально-теологическую систему" [4, с. 83].
Много позже, хотя и независимо от Конта, с подобными гипотезами выступит американский социальный философ и психолог Уильям Джеймс, виднейший представитель прагматизма. Он получил мировую известность благодаря своей и ныне актуальной работе "Многообразие религиозного опыта" (1902). Лишь после У. Джеймса нечто аналогичное можно встретить в трудах Макса Вебера, которого в высшей степени занимали философско-психологические воззрения Джеймса. О них Вебер упоминает дважды - в уважительном тоне, что случалось редко - даже там, где он не разделяет мнения Джеймса по вопросу о роли рационального и иррационального в религиозной практике. Возвращаясь к Конту, можно считать на этом основании более точной мысль о том, что Конт был провозвестником современного индустриального общества с его рациональной организацией производства и всего стиля жизни, которое обязано своим возникновением, наряду с другими факторами, протестантизму. Задача современных исследователей состоит в том, чтобы на основании имеющихся документов, сравнения концепций и т.д. выделить в особый предмет изучения отмеченную здесь общность содержательных религиозно-социологических теорий Конта, Джеймса и Вебера. Тем самым представляется уникальная возможность расширить концептуальные подходы, обогатив не только американский прагматизм и "вебериану", но и представления об основоположнике социологии Конте и истории социологии как объективном процессе, складывающемся из однотипных анализируемых областей. В данном случае речь идет о роли религии в глубинных социальных преобразованиях, конкретно - о "падении феодально-теологической системы", которое, по Конту, "отнюдь не зависит от причин недавнего происхождения, это следствие долгого движения цивилизации... Падение этой системы совершалось непрерывно в продолжение предшествовавших веков вследствие ряда видоизменений, не зависимых от всякой человеческой воли, которым все классы общества способствовали" (4, с. 82-83]. Согласно каждому из выделенных социологов (Маркс окажется в обсуждении этого вопроса позади них), религия в кризисных ситуациях предстает силой, обеспечивающей высокую поведенческую готовность людей и выступающей эффективной мотивацией массовых движений. И в очередной раз максима Бурдье об отношении к социологическому наследию требует пересмотра, в лучшем случае уточнения.
Конт был убежден: если не определены и не разъяснены смысл изменений и их направление, то невозможно покончить со старой системой, даже если люди думают, что покончили с ней. Под этой мыслью О. Конта подписался бы К. Маркс и даже В.И. Ленин, развивший ее далее в
теоретическом труде "Детская болезнь левизны в коммунизме", в статьях послереволюционного периода и воплощавший ее в практику посредством наступательной политической пропаганды. А теперь после горьких разочарований в попытках созидательного, но плохо проясненного и идейно не проработанного пути реорганизации общества, под нею подпишемся мы.
Другой важный аспект органически связан с первым: Намерение построить в несколько месяцев или даже в несколько лет сразу всю экономику социальной системы в ее полном и окончательном развитии является странной химерой", - предупреждал Конт [4, с. 92]. Он наглядно показывал, что такое возможно, и то ненадолго, лишь с помощью революции.
Сегодня Конт и Маркс на Западе - классики науки, в России оба они аутсайдеры. Нельзя сказать, что западная публика увлечена их идеями, но она относится к ним достойно и спокойно. Для студентов парижской Сорбонны Огюст Конт - привычная фигура. Его монумент с 1880 года стоит на небольшой Place de la Sorbonne. Недалеко пролегает улица, названная в его честь. Здесь же, в Париже, расположена квартира Конта, превращенная в музей. Книги Конта на кампусе Сорбонны соседствуют сегодня с трудами "наших современников М. Фуко, К. Поппера, М. Бурдье и переиздаются по мере исчезновения тиража. Разумеется, здесь играет роль инерция культуры, вся историческая толща культурного воспитания нации - иначе трудно объяснить, почему, например, ныне покойный французский президент Миттеран или великий художник Пикассо на отдыхе и для отдыха предпочитали читать Конта. Инерция культуры сказывается и в том, что нынешний российский читатель книги Конта добровольно не выберет. Точнее, речь надо вести об инерции политической культуры. Уже давно "из всех искусств важнейшим для нас является"... политика. Вместо разрушительных революций и политического насилия Конт настойчиво отстаивал идеалы солидарности людей и социального согласия. Но именно за это трусливым идеалистом назвал его Плеханов.
Негативно-презрительное отношение к Конту в отечественной гуманитарной науке отработано десятилетиями цитирования едких суждений о нем из книг Маркса, Энгельса, Ленина и армии их адептов. Чего стоит, например, небрежно брошенное Марксом бездоказательное суждение в адрес философии Конта: "По сравнению с Гегелем это нечто жалкое" [8, с. 197]. Но Конт и не пытался встать на уровень Гегеля. Более того, Конт в письме своему другу д'Эйхталю писал о своих принципиальных расхождениях с Гегелем и подчеркивал, что "Гегель несравненно ниже Канта" [13, с. 147]. Ему всегда импонировала методология Канта, а не Гегеля. Поэтому критический удар Маркса бьет мимо цели. Известный итальянский марксист А. Лабриола высказывался уничижительно и несправедливо о Конте: "Социология была потребностью времени, и после тщетной попытки найти свое теоретическое выражение у запоздалого схоласта Конта, она, несомненно, нашла своего художника в Бальзаке, который фактически первым открыл психологию классов" [5, с. 66]. Психология классов - не мало ли для социологии и ее ли это дело? Да и сам Бальзак в предисловии к "Человеческой комедии" четко и без должной скромности определял свою заслугу по-другому, признавая лишь то, что он изучил основы описываемых социальных явлений и смог "уловить скрытый смысл огромного скопища типов, страстей и событий" [6, т. 1, с. 7].
Однако и сейчас, когда в России подняты из небытия почти все заметные мыслители мира, фигура Конта не просматривается даже на периферии научных изысканий. Специальных исследований о нем как о серьезной основополагающей фигуре в науке практически нет, а отдельные статьи в узко профессиональных изданиях имеют четкую политическую подоплеку. Причины этого надо искать, наряду с филиппиками марксистов в его адрес из-за политико-социальных расхождений, в ряде следующих обстоятельств. Во-первых, роль Конта в науке, как правило, исчерпывается только философией или социологией, что в корне неверно. Вся философская и социологическая деятельность Конта была подчинена, говоря его словами, "основной задаче - проблеме созидания нового общества" [4, с. 83]. Наивно-утопические - особенно в свете наступающего "железного" века - суждения о том, что "необходимо поручить ученым-позитивистам теоретический труд социальной реорганизации" общества [4, с. 101] или что "ученые должны теперь возвести политику в ранг наук, основанных на наблюдении" [4, с. 104], оказываются более заметными, чем его серьезные размышления о путях грядущего единения народов Западной Европы. Это вполне возможно, по Конту, "в силу сходства и связи их цивилизации, рассматриваемой либо в ее последовательном развитии, либо в ее современном состоянии". Вместе они "образуют великую нацию, члены которой имеют взаимно права, конечно, менее обширные, но того же порядка, как и права различных частей единой нации" [4, с. 103]. Но для современного исследователя, искушенного очень непростыми отношениями науки и политики, провалами аргументов о практической роли науки в политическом воспитании масс, тезис Конта о научной политике вызывает лишь
сардоническую насмешку, хотя сам нынешний ученый не возражает против контовских доводов в пользу единения стран Европы.
Во-вторых, даже в узких пределах только философии или только социологии его воззрения даются разорвано, частично, с большими искажениями, с обособлением экономики и других сфер бытия. Особенно это характерно для марксистских интерпретаторов Конта. Но Конт в своей социальной динамике видел органическое единение сфер жизни, а возрастание роли духовной традиции из эпохи в эпоху, по его мнению, - важнейшее явление в истории.
Предпринятая в начале 70-х годов благородная попытка В.Ф. Асмуса показать всю сложность и
серьезность социальной динамики и закона трех стадий осталась незамеченной [7].
В-третьих, огромное влияние на восприятие Конта оказывает его психологический портрет, не имеющий, как правило, отношения к собственно научной деятельности ученого и бази- рующийся на вненаучных оценках. Парадокс в том, что этот портрет и формируется в недрах научного сообщества, и распространяется усилиями его членов. Конт, согласно таким характеристикам, - "скучный автор", "неудачник", "умалишенный" и т.п. Попробуйте после этого вызвать к нему научный интерес или сочувствие, заставьте после этого поверить, что Конт - классик социологии, основоположник влиятельной и модной ныне научной дисплиплины. Колоссальное число работ о позитивизме в самых разных областях социального знания и минимум исследовании о Конте - вот результат.
Роль научного сообщества в развитии научного знания и его пропаганде необычайно велика, хотя и не подвергалась обстоятельному систематическому изучению. Уместно напомнить, что серьезную попытку в этом направлении сделал еще Д'Аламбер. В "Очерке происхождения и развития наук" он выделил консерватизм и склонность к запретам как ведущие функции "ученого общества". Здесь коренится, по его мнению, причина того, что основоположники новых областей знания, обновители наук почти никогда не пользуются всей славой, которой они заслуживают, а чаще не имеют ее вовсе. Пример Конта, отвергнутого всеми официальными научными сообществами Франции его времени, здесь показателен.
Но у Конта в России, кроме забвения, была и другая судьба. Его идеи в 50-60-е годы прошлого века произвели переворот в общественном сознании, стиле жизни и мировоззрении российской молодежи. Великий русский физиолог И.И. Мечников, тогдашний студент, отмечал "небывалый взлет в России научного духа" под влиянием идей Конта и его английского приверженца Бокля. "Молодежь с особым рвением принялась за изучение естественных наук. Сразу определилось несколько очень выдающихся талантов, и русские ученые сделали себе имя в Европе", - вспоминал Мечников позже [9, с. 5]. Но другая - большая - часть молодежи ушла в политику. Народничество, марксизм, анархизм и т.п. направления, отнюдь не чуждые позитивизму, сыграли огромную роль в духовной эволюции России. По силе воздействия на общество тогдашнее движение молодежи вполне сравнимо с воздействием на общество западных стран молодежной революции конца 60-х годов нашего века.
Огюст Конт - не только ученый, от которого берет начало влиятельное научное направление, распространившее свои методологические посылки в разных областях науки, но и автор работ, характеризующихся целостным стилем мышления, миропонимания и практической деятельности. Он и сегодня выступает как синоним европейской науки Нового времени, определенного этапа в развитии западноевропейской цивилизации, продолжающего традиции Нютона-Галилея.
Но не поздно ли мы от них отказываемся? Жесткий рационализм абстрактных редуцированных социальных доктрин, идущий от Конта, отвечающего на вопросы своего времени, добровольно принят современными обществоведами, например, для создания неопозитивистских моделей, и поэтому винить в просчетах надо себя. Иначе нельзя оценить позицию по прежнему влиятельного Карла Поппера, который был убежден, что люди, как и объекты природы и культуры, неизменно подчиняются законам логики. В специальной работе "Объективное знание" (1972) он писал: "Что истинно в логике, то истинно в психологии,...в научном методе и в истории науки" [14,6].
Но уже история самой науки доказывает, что даже во времена Галилея успех научных доктрин зависел во многом от вненаучных факторов, в частности, от напора и агрессивности пропаганды, от притягательности рекламы теорий, существовавшей всегда, от податливости конкурирующих воззрений. Современный методолог и историк науки П. Фейерабенд показал, что вненаучные идеологии, формы практики, теории, традиции могут стать достойными соперниками науки и способны помочь нам обнаружить ее важнейшие недостатки, если дать им равные шансы в конкурентной борьбе [15, с. 514). Отнюдь не все истины доказываются с опорой на "объективный" лабораторный подход. В фольклоре, например, истина бываетиногда отражена лучше, чем в трудах педантов. Третируемые Контом родоначальники мифов
положили начало культуре, они на практике открывали связи между людьми и природой, владели знаниями, которыми не располагают даже современные ученые-экологи. Сам Галилей, как обнаружил П. Фейерабенд, "победил благодаря своему стилю и блестящей технике убеждения, благодаря тому, что писал на итальянском, а не на латинском языке, а также благодаря тому, что обращался к людям, пылко протестующим против старых идей и связанных с ними канонов обучения" [15, с.282].
К таким же людям, но в другую эпоху обращался и Конт, что во многом предопределило его влияние. Конт воплотил в своих идеях дух перемен, которые происходили в его время и последствия которых ощутимы и по сей день. Его идеал - единая Европа, единая европейская цивилизация, постепенно становится реальностью. "Латинянин по духу и расе" - так в 1894 году назвал Конта отечественный исследователь В.И. Яковенко [10, с.110]. Но Конт стал и идейным предтечей индустриального общества, сверху донизу построенного на рациональных началах, ранним идеологом технократизма и техногенной цивилизации. В таком обществе ведущей идеологией должен был стать сциентизм как форма опасного утопизма: разум не совершает ошибок в построении социального мира. Однако в этом мире, апологетом которого выступает Конт, нет места индивиду, человеку - есть только Человечество. Человек Конту не интересен. Невольно вспоминается мысль Зощенко: легко любить человечество и очень трудно полюбить соседа. Теория, оправдывающая действия Человечества, неизбежно проявляет крен в сторону тоталитаризма и авторитарности, давления на личность. И тогда наука превращается в свою противоположность, становясь апологией политического и любого другого диктата, что было уже показано в утопии "Город Солнца" Кампанеллы и что невольно повторяет в своем варианте инструментального разума Конт.
История подтверждает добытый на практике вывод о том, что замена политической логики научной моделью принятия решений и управления позитивных результатов не дает. Логика поведения человека и массы людей не следует абстрактно-рациональным предписаниям. Можно подойти к той же проблеме человека в русле строго научного истолкования соотношения человека и общества. Для Конта, однако, человек не может быть объектом познания, не существует и научной потребности изучать феномен самонаблюдения человеком себя среди других людей. И тогда, следуя логике Конта, оказывается за бортом научного исследования огромное поле вопросов о самосознании, о саморефлексии личности. Поэтому даже подходов к социологии у Конта нет. Обстоятельно изучавший французскую социологическую школу психолог С.Л. Рубинштейн отмечал неопределенность позиции Конта в трактовке соотношения биологии и психологии. Для Конта важна только социальная природа человека, зависимость его от макросоциальной среды. В его трактовке даже связь с естественным окружением опосредована ею. Психология поэтому включается Контом в социологию, полностью исключая какое-либо представление об индивидуальной психологии и просто о человеке [12, с. 404].
Современный человек действительно слаб, нет простых стандартов и лозунгов, одинаково применимых ко всем. Он не центр и не цель мироздания и тем более не сотворец его. А это означает, что и человеческий разум ограничен, безраздельно доверять ему опасно. Еще древние призывали познать самого себя. А Гёте, современник Конта, писал о том, что "истинное познание человечества - в познании человека". Это и наша задача - Конту вопреки. Современный человек сделал свой принципиальный выбор. Его приоритет - частная жизнь с ее насущными проблемами. Для социальной науки личность оказывается в центре внимания. А это означает, что сегодня в выборе научных и реальных приоритетов с Контом нам не по пути. Конт постоянно выдумывал жизнь, постоянно представляя, как хорошо будет в будущем жить не частному человеку, а абстрактному обществу. Сам он не умел жить реальными настоящими проблемами. Лидер в понимании духа и требований эпохи, в определении научносистематически организованного new look для социального знания своего времени, взятого как эстафета и нами, пионер в решении ряда периферийных проблем, в решении главной - собственно гуманитарной - проблемы Конт сегодня - "уходящая натура".
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ