И вновь по моей спине пробежал холодок.
Нарушил покой?
Неужели я только что нарушил их покой?
— Пора идти! Пора идти! — донёсся от ворот голос миссис Вебстер.
Но я не мог отвести глаз от сбитого мною надгробья с вороной, лежавшего на земле.
Со стоном я снял рюкзак и прислонил к дереву. Потом нагнулся и попытался поднять тяжеленный камень, чтобы установить на место.
— Ох ты ж, — прокряхтел я.
Он весил, должно быть, тонну. Я его и сдвинуть не мог.
— Эй, кто-нибудь, помогите! — позвал я. Но все уже спускались с холма. И даже Одра.
— Эй! Погоди минутку! — крикнул я ей.
Я отпустил злосчастный камень, встал и сделал шаг к воротам.
А потом из земли взметнулась рука и схватила меня за лодыжку.
Я открыл рот, чтобы закричать, но из горла вырвался лишь жалкий писк.
Рука стискивала мою ногу всё сильнее и сильнее. Я мог чувствовать леденящий холод мёртвой плоти.
— Нееееет, — в ужасе простонал я и дёрнул ногой что было сил.
И вырвался на свободу.
Я бросился наутёк. Бейсболка слетела. Я не остановился, чтобы её поднять. Я спасался бегством.
Я вылетел за сломанные ворота.
— Стойте! Стойте! — завопил я. — Рука! Рука из могилы!
Одра, Фрэнк, Бадди и несколько других ребят повернулись и уставились на меня.
— Спенсер, ты чего? — воскликнул Бадди.
Я дико обернулся и уставился на кладбище позади.
Рука. Холодная-холодная рука, высунувшаяся из земли… да где же она?
Где?
И след простыл.
На кладбище царили тишина и покой. Только крошечный бурундучок метался среди покосившихся надгробий. Я стоял и смотрел на него, переводя дух и ожидая, когда меня перестанет всего колотить.
Неужели меня на самом деле схватила рука? Рука кладбищенского упыря?
А может, я зацепился ногой за сорняк или лозу?
Я вглядывался в высокую траву между надгробиями. Ни малейшего движения.
Ничегошеньки здесь нет.
Вздохнув, я повернулся и поспешил за остальными. Они уже были на полпути с холма.
Припустив во весь дух, я всё-таки сумел нагнать Одру. Она взглянула на меня подозрительно.
— Что стряслось, Спенсер? Что с тобой случилось?
— Ничего, — ответил я. — Люблю, понимаешь, кладбища. Я того… э… атмосферу нагнетал.
Ага. Конечно.
— Чтоб мне никогда больше здесь не бывать! — пожелал я себе.
Где же мне было знать, что ещё до рассвета я вновь окажусь на кладбище. Без малейшей надежды выбраться оттуда живым.
— Где мой рюкзак?! — донёсся снизу истошный вопль Джейсона.
Я сидел у компьютера — заканчивал домашнее задание по английскому. Я слышал, как внизу вопят друг на друга мои младшие брат и сестра. И возмущённый голос мамы: «Я не буду с вами разговаривать, пока вы двое не прекратите орать. Сейчас же прекратите! Пожалуйста!»
Я пытался отвлечься от всех посторонних звуков и сосредоточиться на домашке. Но Джейсон сунул голову ко мне в комнату.
— Где мой рюкзак?! — требовательно спросил он.
— Почём я знаю? — соврал я.
— Он нужен мне завтра, а в шкафу его нет! — заныл Джейсон.
Я уставился на него. Припоминая. Припоминая…
И тут я понял, где рюкзак. Я забыл его на кладбище!
— Ведь на полке же стоял! — причитал Джейсон. — И он мне позарез нужен утром! — Его голос делался всё пронзительнее и пронзительнее.
— Э… Я, кажется, знаю, где он, — сознался я.
Я закрыл глаза. Я припомнил свои действия на кладбище этим утром. Я прислонил проклятый рюкзак к стволу дерева.
Когда ледяная рука схватила меня, я ещё потерял кепку, вспомнил я. Но не остановился, чтобы её подобрать. Я улепётывал со всех ног. И о рюкзаке тоже напрочь забыл.
И что теперь?
— Так сходи за ним! — возмущённо потребовал Джейсон. Он попытался стянуть меня со стула за плечо. — Нечего брать мои вещи. Иди за ним, Спенсер, или я пожалуюсь!
Я всё ещё слышал вопли Реми и Шарлоты внизу, и гневные окрики мамы, требовавшей, чтобы они прекратили орать.
Если сейчас признаться маме, что я взял рюкзак Джейсона, да ещё и умудрился забыть на кладбище — она меня убьёт!
— Нет проблем, — сказал я братишке. — Угомонись. Схожу я за твоим рюкзаком.
Зачем я это сказал? Неужели и впрямь решил подняться на кладбище Хайгрэйва ночью?
А был ли у меня выбор?
Я отослал Джейсона в его комнату, чтобы не мешал думать. Потом принялся расхаживать по своей комнатушке — три шага туда, три шага сюда — напряжённо размышляя.
Я не могу идти туда в одиночку, понял я.
Я будто вновь ощутил, как холодные пальцы сжимают мою лодыжку.
Нетушки. Не пойду я туда один.
Я тяжело вздохнул, взял трубку и набрал номер Одры.
— Можно попросить тебя о маленьком одолжении? — выпалил я, как только она взяла трубку.
— Об одолжении? А это кто? Спенсер?
— Ага. Это я. Ты бы не могла прогуляться со мной до кладбища — буквально на секундочку? Мне позарез нужно забрать оттуда пару вещей.
Повисла долгая пауза. Потом, наконец, Одра сказала:
— Ты же шутишь, правда?
* * *
Я сказал маме и папе, что иду к Одре делать домашку. Потом выскользнул с чёрного хода, и застегнул куртку, спасаясь от пронизывающего ветра, дующего с холма.
Спеша через задний двор, я проверил фонарик. Тот отбрасывал оранжевый круг света на промёрзшую траву.
Одра встретила меня на углу их гаража. Она была в тяжёлой тёплой парке, а волосы заправила под шерстяную лыжную шапочку
— И мы действительно идём на кладбище, чтобы забрать бейсбольную кепку и рюкзак? — спросила она, качая головой.
— Я же всё объяснил, — сказал я, посветив фонариком ей в лицо. — Рюкзак я обязан вернуть. Мне не разрешается брать у Джейсона его барахло.
Пригнувшись из-за бьющего в лицо ветра, мы начали наше восхождение. Высокая трава на склоне холма была ужасно скользкой из-за замёрзшей росы. Во время нашего неспешного подъёма Одра взяла меня за руку.
— Фрэнк звонил мне сразу после тебя, — сказала она.
— Да ну? И чего хотел? — спросил я.
— Хотел одолжить тетрадку по истории. Но я ему сказала, что иду с тобой на кладбище, — рассмеялась Одра. — Кажется, он здорово удивился.
— Зачем было сообщать ему, что мы будем делать? — возмутился я.
Она лишь плечами пожала. Мы обошли скопление голых кривых деревьев. Их ветви покачивались на ветру, тихонько потрескивая.
— Отчего ты кричал утром на кладбище? — спросила Одра. — Хоть сейчас-то скажи мне правду.
— Кто, я? Кричал? А мне, э, показалось, что я что-то увидел…
— Ты же не веришь в кладбищенских упырей, о которых писал в сочинении? — Зелёные глаза Одры смотрели на меня с подозрением.
— Нет конечно, — буркнул я.
Я взглянул на вершину Кладбищенского Холма. Не мерцали странные огоньки. Не окутывал землю жуткий серый туман. Луна низко плыла в безоблачном чёрном небе.
У распахнутых ворот мы остановились.
Луч фонарика скользнул по ряду старых надгробий. Они накренились друг к другу, словно в полудрёме.
Я подскочил, когда что-то выпрыгнуло из травы у подножия высокого постамента.
Кролик.
Одра рассмеялась.
— Спенсер, ты подскочил на километр! Это же просто крольчонок.
— Давай заберём уже рюкзак и пойдём отсюда, — пробурчал я. — Я совершенно уверен, что оставил его у двойной могилы.
На луну накатила туча. Я пытался хоть что-то различить в окутавшей кладбище темноте. Я поднял фонарик и провёл лучом по рядам могил.
— Жаль, что я фонарика не взяла, — прошептала Одра. Я заметил, что она дрожит. — Тут так темно…
— Просто держись ко мне поближе, — ответил я. Мне было не менее боязно, но я ни за что ей этого не покажу.
Ветер свистел в корявых ветвях деревьев. Голые сучья со скрипом раскачивались. Высокая трава шуршала по бокам покосившихся могильных камней.
Мы прошли к ряду невысоких надгробий.
— Ой! — вскрикнул я, когда моя левая нога провалилась в дыру. Лодыжку прострелила острая боль. Я помассировал ногу.
— Я в порядке. Слегка ногу подвернул, — сказал я Одре.
Пригибаясь, я свернул в следующий ряд могил. И проклятый рюкзак оказался там — стоял, прислонённый к согбенному старому дереву.
Я поспешил к нему, опустился на колени и схватил рюкзак обеими руками. На нём замёрзла вечерняя роса, покрыв ткань тонким слоем инея. Я принялся соскребать его одной рукой.
Я слышал, как Одра тяжело дышит у меня за спиной — глубокие, хриплые вдохи и выдохи.
— Что такое? — спросил я. — Почему ты так дышишь?
Она не ответила.
Я продолжал стирать изморозь с рюкзака. Но остановился, услышав, как впереди зашуршали листья.
Я поднял глаза на звук. Я вглядывался в ряды надгробий — как вдруг из-за дерева кто-то вышел.
— Кто?… — начал было я.
Слишком темно, чтобы разглядеть.
Фигура широкими шагами двигалась ко мне.
— Одра! — воскликнул я, когда, наконец, смог её разглядеть. — Ты что там делаешь?
Но тут же в моём мозгу вспыхнул куда как более насущный и пугающий вопрос: если за деревьями была Одра, кто же так надсадно дышит у меня за спиной?!
Вскрикнув, я обернулся.
Никого. Ни души.
Кто-то стоял у меня за спиной, тяжело дыша — в этом я был уверен. Такое громкое, тяжёлое дыхание. Совсем рядом.
Если это не Одра, то кто? И куда они делись?
По спине пробежал холодок. Рюкзак выскользнул у меня из рук. Я нагнулся его поднять.
Когда я распрямился, Одра уже вновь исчезла.
— Одра? Что происходит? — крикнул я.
— Прости. — Её голос донёсся с поросшего высокой травою склона. — Я потеряла тебя в темноте, Спенсер. Тут реально потрясающее надгробье. Ты должен на это взглянуть.
Я надел рюкзак на плечи. Потом поднял фонарик и посветил в её сторону.
Одра склонилась над крошечным надгробием, высеченным из чёрного камня.
— Тут лялька! — сказала она; её голос заглушали завывания ветра. — И на камне вырезана целая колыбельная. Как грустно, Спенсер…
— Эта лялька померла, должно быть, лет сто назад, — буркнул я. Круг оранжевого света перескакивал с могилы на могилу. — Я нашёл этот чёртов рюкзак. Можно идти, Одра.
— Хорошо. Только подойди и глянь, — попросила она.
Возясь с рюкзаком, я зашагал к ней через ряды могил. Но внезапно луч фонарика остановился на каком-то предмете на земле.
Моя кепка!
А я уж и забыл про неё.
— Порядочек! — радостно воскликнул я.
Я нагнулся. Поднял её с травы.
И заорал благим матом.
В кепке была голова!
Настоящая человеческая голова!
Запавшие тёмные глаза смотрели на меня. Рот был разинут, демонстрируя почерневшие беззубые дёсны.
Мой желудок сжался. Я начал давиться.
Мои руки затряслись, и голова вывалилась из кепки. Она ударилась о мой ботинок и откатилась в траву.
— Го… лова! — выдавил я. Слишком тихо, чтобы Одра меня услышала.
— Спенсер, что ты там делаешь? — окликнула она из темноты.
Желудок снова скрутило. В памяти всё ещё стояли эти остекленевшие, запавшие глаза.
— Одра… помоги! — выдавил я. — Голова! У меня в кепке чья-то голова!
— Ась? — послышался хруст листьев. Одра спешила ко мне. — Я тебя не слышу, Спенсер.
— Смотри… — я помахал кепкой.
— Это твоя кепка? — спросила она, прищурившись.
— Голова… — выдавил я сквозь стучащие зубы. — Настоящая голова! — и показал пальцем.
Она посмотрела на траву.
— Где?
Фонарик плясал у меня в руке. Мне с трудом удалось направить луч.
— Здесь! — крикнул я.
Приподняв край лыжной шапочки, Одра вглядывалась в направлении, куда указывал луч. Затем повернулась ко мне.
— Я ничего там не вижу, Спенсер.
Я посмотрел туда, медленно очертив лучом круг на траве. Нет… нет… нет…
Нет головы.
Исчезла.
Но я был уверен, что видел её. Этот холодный взгляд запавших глаз невозможно было забыть.
— Кладбищенские упыри, — пробормотал я. — Мне… мне казалось, это что-то типа легенды. Знаешь, в каждом городке есть свои истории о привидениях. Но…
Одра положила руку мне на плечо.
— Спенсер, расслабься. Ты весь дрожишь.
Я открыл рот, чтобы ответить, но меня прервал какой-то звук.
Поскребывание, за которым последовал тихий стук.
А потом сквозь завывания ветра донёсся стон:
— Спенсер… верни… мне… мою… голову…
— Нееееет!
С отчаянным воплем я обернулся.
Я услышал визгливый смех. И увидел Фрэнка Формана, вышедшего из-за ряда могил. За ним следовал Бадди Таннер, а с ним — ещё пара качков из нашей школы.
— Ну чё? Голову-то отдай! — потребовал Фрэнк. И вся компания дружно разразилась хохотом.
— И давно вы тут торчите? — выдавил я. — И что вы тут вообще делаете.
Фрэнк усмехнулся Одре.
— Да вот Одра сказала, что у вас тут типа пикничок. А нас чего не позвали?
— Никакой не пикничок, — огрызнулась Одра. — Я же тебе говорила, Фрэнк: не приходи.
— И мы уже всё равно уходим, — добавил я и направился к воротам.
Фрэнк тут же преградил мне путь.
— Точно, Спенсер? — поддразнил он. — Точно не хочешь остаться?
— Дайте нам передышку, ребята, — взмолилась Одра. — Вы не остроумны. И потом, тут холодно и…
— И упыри, — вырвалось у меня.
Я тут же пожалел об этом, но слово — не воробей.
Вот кто меня за язык тянул? Ведь знал же, что этого они мне вовек не забудут!
— Упыри? — фыркнул Бадди. — Прикинь, Фрэнк, он реально верит в эту фигню.
— Ещё бы не верил! — ответил Фрэнк, усмехнувшись мне. — А всё потому, что сам упырь!
— Пропустите нас! — потребовал я.
Но Фрэнк сграбастал меня за плечи. Фонарик выпал у меня из руки.
Он стукнулся о надгробье, отлетел в траву и погас.
— Спенсер не хочет уходить, — гнул своё Фрэнк.
— Потому что он — упырь! — согласился Бадди. — Он кладбищенский упырь!
— Спенсер — упырь! — подхватили те двое качков.
— Отвалите! — заорал я, надеясь, что мой голос звучит храбро. Я вырвался из фрэнковой медвежьей хватки, схватил Одру за руку и приготовился бежать.
— Ну что же ты, Спенсер, ты же не хочешь уйти! — не унимался Фрэнк. — Ты же хочешь остаться здесь, да? С друзьями-упырями?
— Оставь его в покое, — потребовала Одра.
— Эй, мы же просто дурачимся! — ответил Фрэнк. Он снова схватил меня и прижал к дереву.
— Эй, ты чего ещё удумал?! — воскликнул я, чувствуя, что весь взмок — даром что холод был лютый.
Потом я увидел в руках одного из парней верёвку — и у меня затряслись поджилки.
— Что вы собираетесь делать?! — закричала Одра. — А ну оставьте его в покое! Это не смешно. Пошли отсюда, Спенсер.
Фрэнк оттащил меня от дерева и припечатал спиной к высокому надгробью. Холод от камня ощущался даже через куртку.
Я размахнулся, чтобы хорошенько врезать.
Но Бадди и ещё один парень пришли к нему на помощь. Они скрестили мои руки у меня за спиной.
Я принялся лягаться. Я пытался вырваться на свободу, но Фрэнк и его дружки держали меня крепко.
— Вы слишком далеко зашли! — взвизгнула Одра. — Это тебе не шутки, Фрэнк! Ты этого не сделаешь!
Фрэнк рассмеялся.
Одра повернулась ко мне:
— Не бойся, Спенсер. Я бегу за помощью! — и побежала к воротам.
— Отпустите! — завопил я и принялся извиваться и вырываться с новой силой.
— Кладбищенский упырь! Кладбищенский упырь! — затянули парни, крепко привязывая меня к надгробью.
— Отпустите. — Я принялся отчаянно лягаться. Но они на это лишь крепче затянули узлы.
— Покедова, упыыыыырь! — провыл Фрэнк. После чего они всей гурьбой бросились бежать.
Этого не может быть! — думал я, отчаянно пытаясь отвязаться.
Привязан к надгробью, на кладбище Хайгрэйва, посреди ночи!
— Стойте! Пожалуйста! — крикнул я им вслед. — Не оставляйте меня здесь!
Сердце бешено колотилось. Спиной я ощущал могильный камень — холодный-прехолодный.
— Пожалуйста, вернитесь!
— Пожалуйста, вернитесь! Фрэнк, вернись! Эй, парни! — проорал я.
До меня донёсся их смех — они бежали вниз по склону холма.
— Помогите мне! Эй, парни! Не бросайте меня здесь! — взмолился я.
Я задёргался в путах, зовя на помощь.
И застыл, услышав над головой какое-то хлопанье.
Волна ледяного воздуха обдала лицо. Снова захлопало, а потом что-то чиркнуло меня по щеке.
Летучие мыши!
Дюжины разъярённых летучих мышей. Мои вопли спугнули их с деревьев.
Я пытался пригнуться, а эти твари принялись носиться у самого моего лица. Я разглядел их сверкающие злобой красные глазки и ощутил на лице ещё один порыв холодного ветра.
Они носились туда-сюда, щёлкая зубами и посвистывая, а их крылья трепетали совсем-совсем рядом.
— Пожалуйста… — выдавил я. — Пожалуйста…
Ещё один взмах крыльев. Ещё одна вспышка красных глазок.
А потом они вдруг исчезли в кронах деревьев.
Воцарилась тишина.
Если не считать бешеных ударов моего сердца.
— Спенсер, не впадай в панику, — сказал я себе вслух. — Ты не останешься здесь на всю ночь. Кто-нибудь тебя выручит. Одра ушла за помощью. Она кого-нибудь приведёт. Они вот-вот будут здесь.
Снова поднялся ветер. Он подхватил с земли сухие ломкие листья и метнул сор мне в лицо.
Старые деревья поскрипывали.
Где-то неподалёку раздался низкий протяжный стон, отчего у меня ёкнуло сердце.
— Где же Одра? — спросил я вслух. — Чего она так долго?
Я отчаянно вглядывался в ряды потемневших надгробий, пытаясь её разглядеть.
Ну где она? Неужели решила бросить меня здесь? Она не могла!
Или всё-таки могла?
Я рванулся, пытаясь ослабить верёвку. Она обвивала тело от плеч до середины бёдер, крепко прижимая руки к бокам.
Я изо всех сил напряг грудь. Но ослабить путыы не удалось.
Я извивался и поводил плечами растянуть верёвку. Толку — ноль.
Собрав все силы, я попытался высвободить пальцы. Но верёвка лишь больно впилась в кожу.
— Что толку?
С тяжёлым вздохом я привалился спиной к надгробию. И смотрел на старые могильные камни, омытые светом полной луны.
— Что?!
Неужели одно из надгробий сдвинулось? Неужели накренилось набок?
Нет. Это мне показалось, что оно двигалось. А оно не двигалось вовсе, увещевал я себя. Это просто обман зрения, иллюзия, вызванная мерцающим светом луны.
Но я моргнул и уставился на него — просто чтобы убедиться. Теперь накренилось соседнее с тем надгробие!
Я услышал ещё один протяжный стон — на сей раз ближе.
Деревья трещали. Ветер раскачивал их корявые голые ветви.
Сдвинулось ещё одно надгробье. С громким треском оно завалилось назад.
Ещё один жуткий стон, совсем близко… буквально у меня за спиной.
— Нет! — кровь стучала у меня в висках.
Я должен отсюда вырваться!
Я бился, извивался, корчился — рвался из пут.
— Кто-нибудь — помогите! Вытащите меня отсюда!
Я ахнул, когда зелёный туман поднялся из-под скрипящих, опрокидывающихся надгробий.
Сперва он поднимался медленно. Потом — всё быстрее и быстрее. Он быстро густел, распространяя тошнотворное кислое зловоние.
Вонь сделалась ещё сильнее, когда туман закружился вокруг меня. Я начал давиться. Я закричал, когда он захлестнул моё лицо, покалывая кожу и обжигая глаза.
Но прежде чем я забился в путах, из омерзительной пелены донёсся хриплый голос:
— Мне… нужно… твоё… тело…
— Кто здесь?! — выдохнул я. — Кто это? Фрэнк? Фрэнк, это твои проделки?
— Мне… нужно… твоё… тело…
Голос был сиплый, словно кашель на ледяном ветру. Такой слабый… и такой холодный.
— Фрэнк? — завопил я. — Развяжи меня! Фрэнк? Бадди?
— Мне… нужно… твое… тело…
— Фрэнк?
Ледяной зелёный туман поднимался вокруг меня. Я вдруг почувствовал себя очень и очень слабым.
Что со мной происходит?
Я хотел ещё раз попробовать ослабить верёвку, но не мог даже шевельнуть рукой… не мог напрячь ни единого мускула.
Мои колени подогнулись.
Я отчаянно пытался держать голову прямо. Я ощущал такую слабость… такую слабость…
— Кто-нибудь, помогите, — выдавил я; теперь я мог лишь шептать.
— Твоё тело… отдай мне своё тело!
— Нет, — выдохнул я.
Но вдруг почувствовал головокружение. Ужасное головокружение и ужасную слабость.
Я чувствовал, как что-то вдавливается мне в макушку. Что-то холодное и твёрдое. Словно ледяная рука зарылась в мой скальп.
И протискивалась… протискивалась в голову.
Я пытался протестовать. Пытался кричать.
Но не смог даже рта открыть.
И такая слабость…
От ужасной тяжести пульсировал лоб. Казалось, мои мозги вот-вот взорвутся!
Я… я не могу думать! — внезапно осознал я. Я не мог вспомнить ни одного слова. Я не мог думать ни о чём.
И боль. О, какая боль!
Безжалостный холод спускался вниз — через грудь, через руки, через ноги…
Давил меня. Давил так крепко, что я не мог дышать.
Не мог дышать…
Не мог думать…
А потом я услышал треск, будто что-то разорвалось.
Как будто разорвалась застёжка-«липучка».
Как будто разорвалась рубашка.
Как будто сама кожа разорвалась на клочья.
И я почувствовал, что плыву. Плыву ввысь, ввысь. Плыву совершенно свободно.
Плыву в воздухе над густым зелёным туманом.
Я отчаянно вглядывался в зелёное марево. И в какой-то миг увидел себя!
Паря в тумане, я смотрел на собственное тело, всё ещё привязанное к могильному камню.
Я пытался закричать. Я хотел завопить в голос, взывая к собственному телу далеко внизу.
Но не смог издать ни звука.
Как я могу находиться в двух местах сразу? Как я могу быть и здесь, наверху, и там, внизу? — в ужасе думал я.
Плывя сквозь туман, я попытался закрыть руками лицо.
Рук не было!
Я закружился на ветру, пытаясь разглядеть свои ноги, свои ступни…
Их тоже не было!
К своему ужасу я понял, что стал невидимым.
Я — это я. Я — всего лишь голый разум! Разум, парящий над собственным телом.
А потом… потом начался подлинный ужас. Я беспомощно наблюдал, как внизу моё тело пошевелило пальцами. Вытянуло ноги. А потом помотало головой — моей головой! — из стороны в сторону.
Потом моргнуло.
И улыбнулось.
Улыбнулось моими губами — но не моей улыбкой. Мои ноздри раздувались. И губы двигались иначе. Уголки губ опустились, образуя циничную, жестокую усмешку.
Недоверчиво взирая на всё это с высоты, я опять попытался закричать. И опять не смог издать ни звука. Там, внизу, моя голова повернулась. Оно подняло ко мне глаза, словно могло меня видеть.
— До свидания, Спенсер, — сказало оно почти моим голосом. Немножко хрипловатым, немножко грубоватым — но почти моим.
Как «до свидания»?!
Я смотрел в собственные глаза, блестящие в лунном свете. Усмешка на моём лице сделалась ещё гаже.
— Ты нарушил мой покой. Твоё тело теперь — моё. Долго же пришлось ждать!
— Ты что, восстал из могилы?! — вскричал я. Беззвучным криком. Это не было звуком. Это была мысль. Несмотря на ужасную панику, я снова мог думать.
— Ты упырь? — спросил я. — Ты настоящий кладбищенский упырь?
— Больше нет. Отныне я — это ты.
Он мне ответил. Я не мог говорить, но он меня слышал. Он мог слышать мои мысли.
— Ты не можешь забрать моё тело! — завопил я. Я пытался опуститься ниже. Пытался влететь обратно в своё тело.
Но двигаться я не мог. Тяжёлая пелена тумана словно бы удерживала меня на месте.
— Ты меня слышал?! Ты не можешь забрать моё тело!
— УЖЕ забрал! — радостно ответил упырь моим голосом.
— Нет! — взвыл я. — Нет!
И тут, сквозь ледяную мглу, до меня донеслись чьи-то голоса.
— Он где-то здесь!
Голос Одры!
— Вот тут они его привязали! — её слова доносились откуда-то снизу. А вот и она — несётся вприпрыжку по крутому склону. И кто это бежит следом? Мои и её родители!
— Где! Где он?! — услышал я мамин крик.
А потом я увидел, как Одра указывает на высокое надгробье, к которому было прикручено моё тело.
— Спенсер! Спенсер! — Мама кинулась к моему телу. — Ты в порядке?!
В ужасе смотрел я, как моя голова кивнула.
— Не боись! — папа принялся возиться с узлами. — Щас выручим.
Паря в тумане, я увидел, как губы упыря — мои губы — растянулись в усмешке. Усмешке победителя. Его глаза — мои глаза —широко раскрылись от счастья.
Пронизывающий кладбищенский ветер неумолимо толкал меня вперёд, пока я парил у них над головами.
— НЕТ! — кричал я им. — Не отвязывайте его! Он — не я! Пожалуйста, не отвязывайте его!
— Это не я! Не отвязывайте!
Но они меня не слышали. Они ведь не умели читать мысли…
Меня охватила паника. Что же происходит? Что со мной случилось?
Я могу их видеть. Я могу их слышать. Почему же они не видят и не слышат меня? — недоумевал я, паря над их головами.
Как бы то ни было, мой разум и моё тело оказались разделены — это я понимал.
— И у меня больше нет тела! — простонал я.
Теперь я парил в каких-то дюймах от их макушек. Я мог бы протянуть руку и дотронуться до них. Но для этого у меня не было ни кожи, ни пальцев, ни рук, ни тела.
Даже голоса я лишился…
Но я могу видеть, и я могу слышать, сказал я себе. И чувства у меня остались, понял, я, когда порыв ледяного ветра заставил меня задрожать.
Ещё не всё потеряно, убеждал я себя. Ещё есть надежда.
Я наблюдал, как папа сдёрнул с моего тела верёвку.
Моё тело оказалось на свободе.
Все собрались вокруг него. Все заговорили как один — взволнованно, обеспокоенно, сочувственно.
Мама обняла поселившегося в моём теле упыря. Папа ободряюще сжал ему плечо.
Моё тело растирало запястья там, где в них врезалась верёвка. Вытягивало руки. Сгибало-разгибало колени.
Мои колени.
Спенсер, ты в порядке? — спросила Одра.
Мои глаза уставились в её.
— Я… я в порядке, — прокаркало моё тело. — Охрип маленько. От крика, наверное.
— Какая удача, что Одра была с тобой, — заявила Одрина мать.
— Скорей домой, — сказала мама. — Мне не терпится позвонить родителям Фрэнка Формана. У этого мальчика будут серьёзные неприятности.
— Понятия не имею, зачем он меня тут привязал, — вставило моё тело. — Выпендривался, наверное. — Он улыбнулся этой своей улыбочкой. Которая не была моей.
Беспомощно смотрел я на них сверху — невидимый, задыхающийся от ужаса. Что же мне делать? — спрашивал я себя. Не могу же я позволить им уйти… с ним.
Думай, Спенсер!
Я окинул взглядом кладбище и обнаружил валяющийся на земле фонарик.
Эврика! Я подниму его. Я помашу им перед ними. Это привлечёт их внимание!
Да!
На крыльях ветра я устремился вниз… вниз…
И потянулся за фонариком.
Хватай его. Хватай его, Спенсер, приказал я себе.
Быстрее!
Но… нет.
Нет. Нет…
Я не мог его поднять.
Я чувствовал, что тянусь рукой… судя по ощущениям, рука у меня была.
Судя по ощущениям, она свободно проходила через фонарик.
Я — воздух, печально подумал я. Ничего, кроме воздуха.
— Пойдём домой! — я увидел, как папа обнял моё тело рукой за плечи. — Ну и ночка выдалась!
Я смотрел, как моё тело прижалось к папиному боку, и они вместе пошли прочь.
— СТОЯТЬ! — завопил я. — СТОЯТЬ!
К моему несказанному изумлению, моё тело и впрямь остановилось.
— Чуть не забыл! — сказало оно. Потом нагнулось и подхватило с земли рюкзачок Джейсона. — Ну как я мог!
— Тут холодно, — поёжилась Одра. — Идёмте уже!
— Стойте! — умоляюще кричал я им вслед. — Послушайте! Это не я! Это упырь!
Упырь оглянулся через плечо. Он уставился в ночной воздух — прямо на меня.
Он и видеть меня может, понял я. Он видит, как я тут беспомощно летаю.
Его лицо расплылось в злорадной усмешке.
Одра тоже оглянулась. Её взгляд скользнул по мне, затем — по рядам надгробий. Потом она отвернулась и повела упыря в моём теле вниз с холма.
— Что же мне делать! — взвыл я. — Я должен их предостеречь. Я должен как-то сообщить им, что он — не я. Я должен вернуть своё тело!
Но как?
Я полечу за ними. Вот как. А уж дома-то я найду способ привлечь их внимание.
Не сказать, что это был гениальный план, но другим я не располагал.
Я видел, как они миновали ворота. И уже хотел последовать за ними.
Но ветер взметнул меня вверх и отшвырнул прочь.
Я сделал ещё одну попытку, отчаянно стараясь прорваться через густой туман и мощный ветер.
Нет. Я чувствовал, что лечу назад… назад…
Назад — к двойной могиле со свёрнутым камнем. Назад — к высеченной в граните вороне и зловещему предостережению под ней: