Пролог:)
Приступая к написанию этой работы, я подумала: «ужас как интересно, в каком жанре она получится». Будет ли это привычная мне тяжелая драма, слезливая мелодрама или жуткий триллер. А, может быть, мне удастся разбавить трагичное повествование нотками иронии или, чем черт не шутит, здоровым юмором. Не знаю. Одно понимаю точно - это будет исповедь. В том смысле, что речь я поведу о глубоко сокровенных вещах, и рассказ мой будет искренним и честным.
Итак. Зовут меня Ольга, Башева. Мне 36. И это странно. Никак не могу «попасть» что ли в свой возраст. Я, признаюсь, частенько прибываю в уверенности, что мне 28 – красивый, по-моему, возраст. Ты уже не зеленая финтифлюшка, но еще и не успела перекочевать в разряд «Женщин» - ну, это когда именно так к тебе начинают обращаться в общественных местах. В 28 ты – Девушка.
Впрочем, иногда, в последнее время особенно часто, я чувствую себя ужасно, бесконечно старой. Я столько всего пережила и перечувствовала, я несколько раз умирала и рождалась заново, что, кажется, весь этот опыт просто невозможно вместить в 36 лет. Я думала, как описать все это здесь, и решила – я расскажу о своих смертях и следующих за ними рождениях, а точнее сказать, возрождениях или перерождениях.
Глава 1. Начало. Уйти или остаться?
Эта мысль – описать свой путь в таком ключе – родилась спонтанно. И тут же обожгло осознанием – ведь и жизнь моя началась практически со смерти.
Я родилась с троекратным обвитием пуповины. Ну, как родилась… Мама находилась под общим наркозом, а меня же врачи буквально тащили на этот свет акушерскими щипцами. Я появилась, вся синенькая и практически бездыханная, в карте зафиксировали асфиксию новорожденного. Но все-таки появилась.
Момент, когда я в личной терапии переосмыслила процесс своего появления на свет, имел для меня огромное значение. Мой приход на эту землю виделся мне весьма трагичным. Сначала мои родители порядка двух лет не могли меня зачать. Наконец, получилось – и тут новая напасть – резус-конфликт с мамой, ее организм меня «отторгал», мама какую-то часть беременности была на уколах и таблетках. Всю беременность я вела себя чрезвычайно активно: крутилась, вертелась, билась и бузила там, в животе. В итоге – я чуть не умерла в родах. Мир - чужой и страшный, опасный, он против меня, он меня не хочет.
Мой взгляд на окружающий мир перевернулся, когда я, с помощью терапевта, вдруг увидела эту картинку с другого ракурса. Сначала я долгое время не могла выбрать своих родителей и все же выбор сделала. Придя к ним, я все еще сомневалась, оставаться ли, и моя мама приложила немалые усилия, чтобы меня «задержать». На свет я появлялась тяжело и с большими сомнениями – не улизнуть ли обратно. Но врачи постарались и помогли мне задышать и остаться. Я сомневалась, сопротивлялась и бунтовала, а мир звал, поддерживал и приходил на помощь. Меня здесь ждали! С того момента, я хорошо помню, ощущение жуткой, невыносимой, постоянно висящей надо мной опасности, с которым я жила многие годы, стало ослабевать.
О первых годах своей жизни я знаю из рассказов близких. Первые полгода я жутко плакала. Каждую ночь я заводила свою печальную, душераздирающую песню. Рыдала так, что начинала задыхаться и багровела. К решению проблемы подошли творчески, особенно с учетом особенностей того времени. Из деревни прибыла бабушка, папина мама, с молитвенником и травами, долго колдовала надо мной - «отчитывала». Заговор подействовал, плакать я перестала. О чем я так сокрушалась, не знаю. Сейчас думаю – не тогда ли я впервые решила, что открыто и громко кричать о своей боли и требовать помощи не вариант вовсе, и надо искать другие способы выжить. Как подтверждение этим мыслям - в год с небольшим у меня обнаружили воспаление легких. Благодарна своим родителям за то, что проявили выдержку и устойчивость, не поддались на страшилки врачей и не отправили меня в больницу в одиночестве, выходили дома, самостоятельно. Кстати, по сей день в стрессовых, тяжелых для меня ситуациях у меня обостряется бронхит.
Вообще, судя по рассказам, все крутились и вертелись вокруг меня, как могли, хотя всем было как-будто бы немножечко не до меня. Мама, совсем молоденькая, училась в институте. Она, истосковавшаяся к моему рождению по воле и отсутствию обязательств, которых так рано лишилась, выскочив замуж в 18 лет, использовала каждую возможность, чтобы побыть в обществе веселых и свободных сокурсников. Бабушка (мамина мама), жившая с нами, и папа вкалывали на заводе, перепоручая меня друг другу. Вспоминаю рассказанную бабушкой забавную историю о том, как мой папа, придя однажды с работы, с ужасом обнаружил меня, годовалую, дома с незнакомым мужчиной. Мужчина оказался каким-то отдаленным знакомым бабушки. Та случайно выловила его на улице и упросила посидеть со мной до папиного прихода, поскольку уже безнадежно опаздывала на смену.
Первое воспоминание о себе - зима, я в санках. Морозно, я закутана в одеяло, мне тепло и уютно, и я периодически проваливаюсь в дрему. Впереди папина спина, он везет меня в ясли. Потом провал.
Помню себя хорошо, начиная лет с 5-6. В памяти много картинок, историй, разговоров, лиц, вкусов и запахов. Я помню премерзкий вкус вафель «Артек», которые давали в садике на полдник. И я помню потрясающий запах сырого асфальта, только что облитого водой из поливальной машины. Тихое летнее утро, я иду за хлебом и с наслаждением вдыхаю этот запах – впереди 3 месяца каникул! Для меня до сих пор запах сырого асфальта – это запах свободы.
Еще я ясно помню день, когда на пороге нашей садиковской группы появилась мама одной из девочек. Ее лицо было серым, взгляд - каким-то стеклянным и безжизненным. Воспитательницы засуетились, быстро собрали ту девочку. Из их тихих перешептываний я поняла, что в тот день та женщина потеряла старшего сына, его сбила машина. Она работала в детской библиотеке, и позже я часто встречалась с ней, каждый раз замирая при виде ее ввалившихся, окруженных синевой, потухших глаз. Уже тогда я как-то очень остро чувствовала ее боль и понимала, что ей пришлось столкнуться с чем-то страшным и непоправимым, и это что-то изменило ее навсегда.
Несмотря на обилие ярких и довольно точных воспоминаний, все же в основном моя память о детстве связана с чувствами, хотя нет...скорее ощущениями (свои чувства тогда я вряд ли смогла бы обозначить). Для меня мое детство окрашено ощущениями с трудом выносимой тяжести, какой-то безысходности и непросветности, ощущением удушья, необъяснимой, постоянной, всепоглощающей тревоги.