Лунный свет заливал комнату, рассеивая своим серебром тьму, окружавшую сидящего у окна человека. Он любил ночь - ее тени одинаково хорошо укрывали страхи и надежды. В безопасности ночи весь мир казался черно-белым. Раскинувшийся за окном пейзаж состоял из контрастов чернильно-черного и серебряного, там не было места серому цвету, который предпочитал этот мужчина.
Свернувшись в кресле, Северус Снейп наблюдал, как ползет по комнате лучик света. Вот лучик добрался до кровати, где спала она. В лунном сиянье были видны лишь плавные контуры ее тела, которое он знал настолько хорошо, что мог повторить их с закрытыми глазами. И мучаясь ночами от бессонницы, он вспоминал тонкий аромат и тепло ее кожи.
Время ведьм. Время смерти. В голове лениво бродили мысли, сплетаясь и расходясь, как рябь на воде старого озера. Время смерти… Он постарался выбросить эту мысль из головы, но она отказывалась уходить, вызывая в памяти былые страхи. Как странно, подумал он, насколько прочно страх вошел в его жизнь. В ней все еще царит тьма, играющая всеми оттенками черного - прячась при свете дня и снова возрождаясь в ночных тенях.
Он видел страх - и часто сам был его причиной. Но здесь было что-то более серьезное - страх потери. Парализующий ужас, от которого по ночам перехватывало дыхание. Он не боялся смерти. Совсем недавно смерть казалась ему высшим даром, которого он не мог себе позволить. Слишком много неоплаченных долгов, слишком много обязательств.
Облака вдруг набежали на серебристый круг луны, и снова в природу вернулся серый цвет, в который была окрашена вся его жизнь. В тот же миг страх ушел, утратив свою силу. Через мгновение мир снова стал черно-белым, но страх больше не возвращался. Конечно, он еще появится, питаясь энергией темноты, но пока можно немного отдохнуть.
Он будет жить, и она будет жить, а после них будут жить другие, и никакой страх в мире этому не помешает. Так же как и их любви. Таинство жизни, таинство любви. Земное воплощение божественного начала. Она была его спасением, его избавлением. Иногда она его ужасно раздражала - он не мог не признавать этого, потому что видеть в ней идеал было бы невыносимо. Он сам был слишком далек от идеала, чтобы искать его в других. Это просто уничтожило бы его. Несовершенство есть основа всего - песчинка, из которой рождается жемчужина, катализатор сложной реакции.
Его любимое несовершенство вздохнуло и потянулось в кровати. Он затаил дыхание, надеясь, что она не проснется. Ей нужно выспаться - она уже давно не отдыхала, и тени под ее глазами становились глубже с каждым днем. Сегодня он сделал вид, что устал, и им нужно лечь пораньше. Она протестовала, говоря о важности их работы, но он отказывался слушать. В конце концов она сдалась и уснула, едва успев раздеться.
Он вздохнул. Это была его вина. Ему было достаточно отдохнуть совсем немного, а она нуждалась в долгом сне и, кажется, чувствовала себя виноватой за это. Годы и опыт не уничтожили в ней тяги быть лучшей во всем - даже если ее тело имело на этот счет свои идеи. Он видел, как она боролась с собой, падая с ног от усталости. И он ложился спать вместе с ней, просыпаясь потом среди ночи и мучаясь от бессонницы.
В комнате снова воцарилась тишина. Каменные стены не пропускали звуков снаружи, и в ночи слышны были только звуки их дыхания.
Стало темнее. Тучи сгустились, и снова серый цвет уступил место контрастам ночи. Беспорядочный поток мыслей сменился медитацией. Он сосредоточился на лазурном зелье, капающем во флакон - бесконечно и размеренно. Мягкий звук падающих капель очищал сознание, оставляя приятную пустоту.
Должно быть, он задремал. Белая вспышка вернула его в реальность, возродив притаившиеся страхи и беспокойные мысли, с которыми он пытался справиться. Комнату тут же снова залил яркий свет, на этот раз разбудив Гермиону.
Оба вздрогнули и огляделись по сторонам в поисках друг друга. Найдя взглядом Гермиону, он успокоился и повернулся к окну, чтобы взглянуть на разбушевавшуюся стихию. В комнате по-прежнему было тихо - раскаты грома не могли пробиться через стены и окна замка. Но свет проникал повсюду, и яркие вспышки метались над холмами как воплощение первобытной энергии. В стекло ударили потоки дождя, меняя пейзаж и рождая в призрачном свете загадочные силуэты.
Она повернулась к нему и протянула руку. - Северус, иди сюда.
Он поднялся из кресла, поморщившись, когда суставы протестующе щелкнули, и взял ее за руку. Сев на край кровати, он покрыл поцелуями ее ладонь. Запах теплой кожи проникал в его кровь словно наркотик, приглашая и маня. Он закрыл глаза, не в силах расстаться с этой теплой ладонью.
Его щеку погладили мягкие пальцы и он открыл глаза, встретившись с ней взглядом. На ее лице читалось легкое удивление и желание, от которого у него потеплело в животе.
Он не сразу начал понимать, что она снова и снова удивляется, как же они сумели что-то найти друг в друге. Он восхищался этими моментами, этим удивлением, что ее чувства не остались без ответа, и сам недоумевал. Они обрели радость и наслаждение, которых он уже не ожидал от жизни. Девочка с острым умом, бросавшая ему вызов в течение семи лет, превратилась в личность, дополняющую и разделяющую его. Вместе они составляли нечто большее, чем простая сумма. Потребовалось долгое время, чтобы понять это. Слишком многое осталось позади. Когда они встретились вновь после долгой разлуки, возникла взаимная привязанность. Но сильные личности не поддаются требованиям тела, пока разум не захочет того же. И наконец… сейчас они были связаны воедино - тела и души. Сложные отношения, потребовавшие немало усилий, но в конце концов стоящие любых затрат. Лишь вместе они были абсолютным совершенством - и никто кроме них самих не мог представить, что это возможно. Тонкая грань между любовью, страстью, уважением, восхищением, поклонением, совершенство в каждом слове и жесте.
Он снова поцеловал ее ладонь. Она прикоснулась кончиками пальцев к его губам, и тогда он приоткрыл рот, наслаждаясь ее теплым и сонным вкусом. Она резко вздохнула, когда он начал посасывать ее палец. Ее тело изогнулось, наполняясь желанием. Приглашая следовать дальше.
Он отпустил ее пальчик и начал покрывать поцелуями руку, остановившись на мгновение на запястье, чтобы почувствовать губами биение пульса. Он любил наблюдать за ее реакцией, зная, что может доставлять ей удовольствие, и чувствуя, как возбуждается сам, в то время как она тает под его ласками.
Снова пауза - на этот раз чтобы пробежать языком по чувствительной коже на сгибе локтя. Это было уж слишком, и она обняла его за шею, притягивая к себе. Она никогда не была пассивной - просто не умела брать, ничего не отдавая. Их губы встретились, когда новая вспышка осветила комнату. Его заполнило тепло, страсть и непреодолимое желание, он прижался к ней, и ее губы раскрылись, впуская его язык в соблазнительное тепло.
Умы и души слились в одно в этом поцелуе, и он уже ничего не чувствовал, кроме желания быть еще ближе к ней, и вот он уже лежит на кровати. Она взъерошивала его волосы, эти руки поймали его в сладкий плен, из которого он и не хотел освобождаться. От мягких прикосновений по телу пробегали мурашки, и он вздохнул от наслаждения. Она улыбнулась - он почувствовал это губами - и провела рукой по его спине. Он выгнулся всем телом. Она любила это - тонкое поддразнивание, игра для двоих, в которой главным призом было удовольствие. Они сдавались на милость друг друга, и он знал, что никогда не перестанет любить ее. Он принадлежал ей так же, как она принадлежала ему. Полная завершенность. Плохой, хороший, суровый, мягкий - он был ее частью, не зная, на радость ей или на беду. Последний шаг друг к другу был самым трудным - потребовалась огромная смелость, чтобы отказаться от своей независимости. Но результат стоил любых усилий. Связь стала неразрывной, и вместе они обладали намного большей силой, чем могли себе представить.
Поцелуй стал ленивым и расслабленным, всего лишь легким касанием губ. Они лежали, глубоко дыша, наслаждаясь знакомым теплом и близостью переплетенных тел, освещаемые блеском молний. Души открылись друг другу, сливаясь воедино. Сердца вновь ускорили свое биение, когда он прикоснулся к ее груди, дразня возбужденные соски. Она откинулась на спину, и он улыбнулся, когда увидел, как она закусила губу. Он пробормотал заклинание на латыни, увидев эффект которого, римляне пришли бы в ужас. Ее сорочка вдруг ожила и соскользнула с тела; прикосновение ткани к чувствительной коже заставило ее вздрогнуть. Его улыбка стала еще шире, когда она застонала. Он почувствовал, что больше не может сопротивляться искушению, и прижался к груди губами. Ее протяжный стон подстегнул его, и он начал сосать, лаская губами нежную кожу. Она изогнулась, когда он поднял голову, и ночной воздух обжег холодом влажный сосок.
Он прикоснулся к другой груди, то играя с ней зубами, то успокаивая разгоряченную кожу языком. Она извивалась и вздрагивала, прижатая к кровати его сильным телом. Он неторопливо скользил рукой по ее животу, словно сердце не стучало в ушах, и разум не был затуманен желанием. Ему стоило огромных усилий сдерживать себя - ее частое дыхание, мягкие вздохи, прикосновения ее горячего тела заставляли кипеть кровь. Она изогнулась и коснулась бедром напряженного члена. Северус втянул воздух через сжатые зубы и отстранился. Его пальцы спустились ниже, к темным завиткам внизу живота, замерев на мгновение, чтобы насладиться мягкостью ее кожи. Она легла поудобнее, что-то невнятно бормоча. Наконец его тонкий палец скользнул в ее влажное тепло, и в этот момент он понял, что она произнесла то же заклинание, что и он прежде. Его одежда испарилась, и Северус вздрогнул от прикосновения холодного воздуха. А потом он вздрогнул еще сильнее, почувствовав ее губы на своем члене.
Поблагодарив богов за то, что смог воспитать в себе железное самообладание, он заставил себя не думать об удовольствии, сосредоточившись на размеренном ритме, и добавил к одному пальцу другой. Он почувствовал, как в глубине тела сжимаются ее мышцы. Она поймала его ритм и начала двигаться в том же темпе, скользя губами вдоль его члена, иногда задевая чувствительную головку зубами и тут же лаская языком. Он замер от наслаждения и предвкушения.
По ее телу пробежала дрожь, и Северус остановился, убрав пальцы. Он пока еще не хотел все это заканчивать. Ее тихий протест заставил его улыбнуться, но улыбка испарилась, когда она поймала его руку и пробежала языком по пальцам, чувствуя собственный вкус. Он судорожно вздохнул, и они снова слились в поцелуе. Их вкусы перемешивались на языках.
У него были планы на эту ночь - кое-какие идеи, которые ему хотелось бы попробовать. Но все они забылись после страстного поцелуя. Осталась только чистая страсть, вытеснившая все чувства. Он вдруг понял, что лежит на спине, пытаясь справиться со своим дыханием, а она медленно скользит по нему вниз, принимая в себя. Он невольно выгнулся, стремясь к этому теплу, этой завершенности. Их взгляды встретились, и он поразился неприкрытой любви, светящейся в ее глазах. Он медленно входил в нее все глубже, чувствуя сокращение мышц, пока наконец не оказался полностью поглощенным.
Он в ней, а она в нем. Поглощение и слияние. Все мысли о независимости в такие моменты исчезали без следа. Существовало только единое целое. Короткая пауза, и они начали двигаться. Он крепко держал ее за бедра, прижимая к себе - сама мысль о том, чтобы прервать это единение, была невыносимой. Сначала медленно, а потом все больше ускоряясь, вверх по ступеням удовольствия. Она подалась вперед, желая большего, и он скользнул рукой к точке, в которой соединялись их тела. Пальцы нашли маленький чувствительный бугорок, и от этого прикосновения она вздрогнула всем телом. Северус резко вздохнул.
Больше никакого контроля. К черту выдержку. Он ускорил темп, входя в нее короткими резкими толчками. Она выгнула спину, запрокинув голову, невероятно прекрасная в свете молний. Он чувствовал, как она схватилась руками за его бедра, двигаясь вверх и вниз. Вдруг она содрогнулась, мышцы обхватили его где-то в глубине ее тела, и он пролился в нее. Воздух наполнили невнятные стоны, комнату снова осветила яркая вспышка. Он прикрыл глаза и видел лишь мерцание серебра.
Он почувствовал, как она легла рядом с ним, обняв его за шею. Он прижал ее к себе.
Молнии мелькали все реже, буря затихала, и комната снова окрасилась в оттенки серого.
Они уснули.