Мухин предложил начать обследование северной группы гор, куда входят массивы: Чапдара, пик «5304» и Замок, — с северо-востока. В нашу сторону, к Алаудинским озерам, Чапдара обрывалась неприступной стеной и нам казалось, что с северо-восточной стороны можно будет найти наиболее легкие пути подъема и на нее и на соседние вершины. Чтобы проникнуть к восточным склонам массива Чапдары, нужно было пересечь ее высокий, но нетрудный северный отрог. У нас было все готово для начала движения, и мы решили на другой день чуть свет выступить в поход по предложенному Мухиным маршруту.
Мы проснулись, когда солнце уже начало золотить верхушки гор. И тут-то оказалось: к походу мы не готовы. Начались рассуждения, взвешивание обстоятельств, споры, переупаковка тюков, рюкзаков... Так всегда бывает при первых сборах группы в поход; впоследствии каждый из участников хорошо усваивает свое место в сборах, ему становится известным, что он должен взять с собой, как упаковать свой рюкзак, и сборы обычно происходят уже дружно и быстро.
Солнце стало основательно припекать наши едины, когда мы, наконец, перешли речку и начали подъем на перевальную седловину северного отрога Чапдары. Подъем шел по сухому руслу ручья вдоль скалистого известнякового гребня.
Путь был нетрудный, но рюкзаки оказались страшно тяжелыми.
Стало жарко, обильный пот со лба заливал глаза, мокрая на спине рубашка увлажняла рюкзак.
Впереди шел Мухин, за ним Чернышев, Романов, Арсеньев и я. Приятней идти или впереди или сзади всех.
В 2 ч. 10 м. мы были на перевале. Сели, чтобы отдохнуть и наметить дальнейший путь.
Мы предполагали, поднявшись на перевал, увидеть там путь на вершину Чапдары. Оказалось, что на северо-восток гора обрывается такой же крутой стеной, что и к озерам Алаудин. Эти стены, особенно б нижней части, были неприступны. Тогда мы обратили внимание на главный пятитысячник северной горной группы — пик «5304». Его заснеженный купол обрывался высокой стеной в глубокий трог верховьев реки Бай-ходжа. Возможным путем к вершине пика нам показался висячий ледник на его северо-восточном ребре, но выход с ребра на вершину был скрыт северным выступом ее купола. Не теряя высоты, мы прошли по пологим осыпям под стеной Чапдары к ущелью Бай-ходжа.
|
Далеко внизу, на дне ущелья, лежал большой белый ледник с единственной боковой мореной под юго-восточными склонами и без фирновых полей, очень характерный для Кухистана. Его верховье в глубине трога упиралось в обнаженные скалы, питания для ледника не было и он существовал, видимо, в основном за счет ресурсов, накопленных в снегообильный зимний период и частично за счет сбрасываемых со снежного гребня лавин.
Путь по висячему леднику на вершину пика «5304» все так же был неясен. После долгих размышлений мы решили спуститься в ущелье Бай-ходжа, там у одинокой арчи переночевать и утром обследовать подъем к этому висячему леднику.
Как ни обидно было терять высоту, на которую мы с таким трудом втащили свои тяжелые рюкзаки, пришлось начать спуск — другого пути у нас не было. По дороге мы увидели, как по боковой морене и по леднику двигались едва видимые точки: это были козы — штук пять-семь. Их величина подчеркивала всю грандиозность окружающих нас гор.
|
Утром, пока наши товарищи еще спали, мы с Мухиным пошли на разведку. Целый час мы добирались до водопада, спадающего с висячего ледника и убедились, что путь к этому леднику прегражден нависающей скалой 25-метровой высоты. Зато мы рассмотрели другой висячий ледничок, замеченный нами еще при вчерашнем спуске. Он лежал на скальной стенке седловины, соединяющей пик «5304» с Чапдарой. До него намечался подъем по скалам и выше также по скалам на седловину; далее путь на вершину пика «5 304» был уже ясен. Насколько мы смогли рассмотреть этот путь, он казался нам очень заманчивым, вполне доступным и, безусловно, интересным. На глаз мы расценили его по III-IV категории трудности.
Возвратившись к уже проснувшимся товарищам, мы сообщили результаты своих наблюдений. Встал вопрос: идти или не идти на подъем к пику «5304» по вновь разведанному висячему ледничку? Мне очень хотелось проверить свои силы на этом интересном подъеме, поэтому я не скупился на красочные описания такого рода восхождения, но товарищи, трезво оценив предлагаемый вариант и найдя в нем ряд сомнительных мест, отклонили мое предложение. Вместо него было принято решение продолжать обход северного массива в прежнем направлении, подняться по кулуару на гребень северо-восточного отрога пика «5304» и, после разведки склонов пика, спуститься в долину реки Сурхоб. Там будет видно, куда идти дальше.
В час дня, согнувшись под тяжестью наших рюкзаков, мы уже карабкались по крутому кулуару — ложу высохшего весеннего потока. Скоро путь преградил отвесный уступ. Двое из нас обошли этот уступ по плитам из блестящих серых сланцев, остальные поднялись с помощью сброшенной сверху веревки.
|
Стало жарко. Струйка воды, вытекающая из-под влажного камня, утолила нашу жажду. Мы шли, нарушая девственный покой горной природы. Вот из-под ног с криком и шумом вспорхнул целый выводок кэкликов и, отлетев на безопасное расстояние, расселся на скалах. Издали кэклики наблюдали за нами с истинно-птичьим любопытством. Вот свежий козий след — мы спугнули только что пасшееся здесь стадо кийков.
Пошел уже пятый час подъема, перевал близок. Справа на юге над гребнем возникла и начала расти большая снежная вершина е острым сверкающим на солнце пиком. Это Большая Ганза.
Но вот и перевал. Отсюда пик «5304» рисовался красивым снежным куполом. Над фирновым полем, истоками висячего ледника с водопадом выросла отвесная и высокая предвершинная стена. Стало ясно, что по северо-восточному гребню пути на вершину пика нет.
Мы наблюдали пик «5304», но невольно заглядывались на Большую Ганзу. Ее суровая красота вызывала у всех восхищение.
— Приятно иметь у себя в активе такую вершину!— сказал Чернышев.
Нам с Мухиным знакомы были очертания Ганзы с юга, откуда она выглядит огромным скальным массивом, но мы не думали, что она так стройна и красива с севера.
Близился вечер. Внизу зеленела долина Сурх-оба — там были вода и дрова. Мы пошли вниз, теряя только что приобретенные семьсот метров, чтобы, переночевав там, с утра начать разведку верховьев Сурх-оба.
Мягкие очертания долины Сурх-оба были приятным контрастом с крутыми стенами ущелья Бай-ходжа. Здесь было тепло, росла трава, склоны долины были покрыты густыми кустами арчи, а там лежали одни лишь камни, стояла одинокая арча, большой ледник, заполнивший все верховье ущелья, касался места нашей предыдущей ночевки своим холодным языком.
Анероид показал, однако, что здесь мы находились на 200 м выше места вчерашнего лагеря в Бай-ходжа. Почему же здесь теплее?
Все дело, видимо, заключалось в расположении и высоте ограждающих долины хребтов. Узкое ущелье Бай-ходжа почти открыто с севера, в то время, как с юга оно закрыто высоким хребтом; наоборот, широкая долина Сурх-оба была прикрыта тем же хребтом с севера, а с юга ее ограждал низкий гребень. В связи с этим, долина Сурх-оба получала значительно больше солнечного тепла, чем Бай-ходжа, имела более благоприятный климат и в ней даже на большей высоте растительность была богаче и разнообразнее.
Вершина Большой Ганзы из долины Сурх-об
Утром встал вопрос: куда, идти дальше? Еще вчера с перевала мы видели, что верховье долины Сурх-оба замыкается склонами главного хребта Фанского массива, откуда стекают два ледничка, питающиеся фирновыми полями Малой Ганзы.
Было решено продолжать круговой маршрут: подняться по ледничкам на гребень главного хребта, сделать восхождение на вершину Малой Ганзы, затем попробовать спуститься на ее неизвестный северо-западный ледник, пройти под стеной Замка и, найдя перевал через главный хребет, вернуться, минуя Мутные озера, к базе на Алаудинских озерах.
В горах, какими бы безопасными они ни казались, всегда нужна прочная связь между членами группы и взаимная моральная и физическая поддержка. Если по ходу событий кто-либо из товарищей вынужден отделиться от группы, то прежде всего следует условиться о месте и времени встречи. Если же кто-либо по различным причинам начинает отставать от группы, то другие обязаны его подождать и помочь ему. В противном случае в гоpax очень легко потерять человека и впоследствии израсходовать много сил и времени на его поиски. Мы забыли об этом правиле и в результате потеряли полдня на ненужные и бестолковые розыски.
Когда все стояли с рюкзакам и за плечами, готовые двинуться в путь, Мухин еще что-то собирал, спешно пришивал какую-то пуговицу, что-то записывал. Чернышев начал выражать недовольство. Тогда Мухин предложил нам идти, обещая нас догнать, и мы пошли.
Правый ледник верховьев реки Сурх-об
Плоское дно долины Сурх-оба было усыпано огромными обломками скал. Подъем был пологим, мы долго шагали, лавируя между камнями и в тени одного большого камня сели отдохнуть и подождать Мухина. Однако прошло уже около часа, а он не появлялся. Мы начали серьезно беспокоиться за его судьбу.
Началась подача сигналов, свистки, крики, размахивание куртками. Мухин не откликался. В двенадцатикратный бинокль были осмотрены все участки верховьев долины, каждый камешек и ямка, при возвращении к месту бывшего лагеря были прощупаны, — Мухин как в воду канул.
Лишь после многочасовых бесплодных поисков уже в полном отчаянии мы увидели в бинокль далеко-далеко впереди на высоком утесе крошечное красное пятно — флаг, выставленный Мухиным. Оказывается, он незаметно другой дорогой обошел нас и потом в быстром темпе бросился нам «в догонку».
Мы были рады, что все хорошо окончилось, но половина дня была потеряна.
Скоро мы были опять вместе. Мухин показал нам куски крупных кристаллов, которые он нашел на старой морене, состоящей преимущественно из красного известняка. Мы не знали, что это за минерал — он мог быть или исландским шпатом или флюоритом и взяли с собой по куску в качестве образцов.
В этот день мы успели только добраться до ледника, сплошь заваленного обломочным материалом, подняться на него вдоль левого потока и там на мягкой зеленовато-серой гряде из разрушенных сланцев обосноваться на ночлег. Склон главного хребта был рядом, высота была уже около 4000 м. Два ледника, спадающие с него и сливающиеся у наших ног, вблизи оказались труднее для прохождения, чем представлялось издали: они были очень круты, исполосованы широкими трещинами и пересечены нависающими ледяными стенками. Точнее говоря, перед нами были ледопады. Мы избрали для подъема левый от нас ледник: он был легче и безопаснее от камнепадов.
Отсюда мы увидели еще один путь на вершину пика «5304»; он шел по осыпям и узким кулуарам к седловине южного ребра и далее по гребню на вершину. Чтобы не ломать принятого маршрута, решили этот интересный подъем пока отложить.
***
На ледопад полезли двумя связками: впереди Чернышев с Арсеньевым, сзади остальные. Лед, покрытый фирновым слоем, хорошо держал кошки, мы шли легко и быстро, несмотря на крутизну склона. Но вот появились трещины, высокие ледяные ступени, увешанные толстыми столбами сосулек, склон покрылся твердым натечным льдом. Зубья кошек начали скользить, в ход пошел ледоруб. Зазвенела сталь, осколки льда полетели, как искры, ледяной склон стал расчерчиваться зигзагами, пунктиром ступенек.
Подъем по правому леднику верховьев реки Сурх-об
Первую связку сменила вторая. Новые ступени, новые зигзаги, один метр за другим, веревка за веревкой... Но вот пройдено уже 250 м ледяного склона, ледопад остался позади, впереди — скальные выступы, пологий фирновый склон, темная осыпь. Через час мы на гребне отрога главного хребта, на седловине между отвесной красной скалой и темным острым гребнем.
Перед нами вновь возникла Большая Ганза, близкая, огромная, ослепительно белая и нарядная. Ее северо-западный склон, снежный снизу доверху, был весь перед глазами, и на нем был виден весь наш путь на вершину в 1937 г.
Поворот вправо к западу, еще подъем по осыпи и под ногами у нас гребень главного хребта Фанского массива. Как ярки и разнообразны краски в здешних горах! Ярко-желтые скалы и оранжевые отроги Большой Ганзы, красные утесы пика Красных зорь, пепельно-серые и темно-зеленые осыпи соединительных сланцевых хребтов, а далеко на юге — синяя стена Гиссарского хребта.
Восхождение на Малую Ганзу отсюда, с востока, кажется совсем нетрудным, полого поднимающиеся фирны заканчиваются мягким снежным куполом. Ослепительно светлый широкий фирновый склон — весь утыканный кальгаспорами1 — тонкими и острыми, как зазубренные ножи, высокими ледяными пластинками, был похож на поляну, густо заросшую обледенелыми елочками. Погода понемногу начала портиться.
Мы стремились дойти до темной морены под отвесной красной скалой, чтобы там разбить штурмовой лагерь, но вечер застал нас на полпути, и нам пришлось остановиться на ночлег немного ниже гребня перевала под защитой двух моренных валов на высоте 4500 м.
Между тем, погода резко ухудшилась, облака спустились на вершины и начали их заволакивать одну за другой. Стало холодно.
Ночью в наше убежище ворвался ветер и до утра хлопал полотнищами палаток. Не унялся ветер и утром. Небо хмуро, все вершины в облаках. Ночью был мороз, и воду нам пришлось добывать из-под толстого слоя льда.
Сегодня — штурм Малой Ганзы. Погода явно против нас: что может быть хуже восхождения в тумане, когда ничего не видно, кроме камней и снега под ногами? Но как можно удержаться от подъема, когда вершина рядом? Впрочем, времени у нас было мало и выжидать хорошую погоду мы не могли. Быстрые сборы, рюкзаки на плечи, кошки на ноги и мы, вступив на ощетинившийся «кающимися» фирн, один за другим зашагали к седловине между склоном вершины и красной скалой.
Целый час мы шли, как в заиндевевшем лесу, пробираясь между иглами кальгаспоров, целиком скрывающих человека.
Вот и седловина. Прямо перед нами отвесная стена красной скалы. Погода ухудшается: туман стал гуще; ветер злее, пошел снег.
Здесь разбиваем штурмовой лагерь, разравниваем площадку, ставим палатки. В них оставляем все лишние вещи, рюкзаки — на вершину пойдем налегке. Романов решил остаться «а седловине, остальные, чтобы не потерять друг друга в тумане, связались вчетвером на одну веревку и чуть не ощупью пошли вверх к вершине. Связку повел Мухин. Подъем был нетруден, уклон пологий, фирновый покров отлично держал кошки. Из тумана выплывали причудливые ледяные пики, тонкие, как пластинки, острые, как нож, прозрачные, как стекло. В тумане перебирались через трещины, сбивали сосульки, преодолевали ледяные стенки, кое-где рубили ступени. Даже в непогоду этот ледяной мир производил незабываемое впечатление своей сказочной красотой. Что было бы при солнце! Куда мы шли — видно не было, шли наугад, ориентируясь по уклону. Чтобы найти обратный путь, мы, время от времени, обвязывали головки кальгаспоров красными ленточками.
Так шли мы час, другой, третий. Нам казалось, что вершина еще далеко, но неожиданно перед нами выросла небольшая скальная грядка и за ней обрыв в молочную мглу облаков. Мы свернули вправо — спуск, влево — тоже спуск. Подъема больше «е было. Мухин уверял, что это — вершина, я возражал, — ведь дальше пяти метров ничего не видно, может быть настоящая вершина где-нибудь рядом.
Взглянув на высотомер, мы пришли к заключению, что истинная вершина находится действительно где-нибудь по соседству и решили попробовать ее найти. Мы с Арсеньевым спустились чуть-чуть обратно и совершили широкий круг обхода северо-западного склона вершины. Новых подъемов мы не нашли, везде был уклон вниз. Тогда Мухин и Чернышев пошли в обход восточного склона. Мы остались их ждать наверху. От неподвижного сиденья стало холодно, — мы начали дрожать.
В это время опять пошел снег, ветер усилился, видимость сократилась до двух-трех шагов.
Наконец, Мухин подал голос. Он кричал, что они с Чернышевым нашли еще одну вершину, и что та вершина, по их мнению, выше первой.
Нам с Арсеньевым казалось, что голоса наших товарищей звучат внизу, поэтому мы их стали убеждать, что та вершина, где мы сидели, выше. Они кричали свое, — мы не сдавались. Вдруг мне послышался далекий, едва уловимый зов. Не Романов ли это? Не случилось ли что с ним там внизу? Мы замолчали. Ветер свистел и выл в расщелинах скал, снег сыпал и сыпал, покрывая скалы; стали мерзнуть руки, зябнуть ноги...
Тогда мы пошли, прощупывая каждый шаг ледорубом, к товарищам. Спустились немного вниз, вправо и там нашли подъем на другую вершину, также со скальным гребешком. Альтиметр показал, что она несколько выше первой.
Здесь мы сложили тур и спрятали в него записку, зафиксировав первовосхождение 9 сентября 1939 г. на восточную вершину высотой в 5031 м. Затем возвратились на западную вершину и там в сооруженном туре также оставили записку.
А снег все сыплет, ему нет конца, ветер все крепче и злее...
Романов был готов плясать от радости, когда наша четверка, вынырнув из тумана, появилась на седловине. Шум, который мы подняли, выясняя «чья вершина выше» его встревожил. Он подумал, что произошло несчастье, и тоже закричал нам. Этот его крик я и слышал.
Время еще раннее, но пурга не унимается. Идти дальше в такую погоду по неизвестному пути рискованно. В наших палаточках хотя и тесно, но зато в спальных мешках тепло, можно спать спокойно.
А снаружи настоящий буран, метет снежная крупа, ветер свирепеет, крутит снежные вихри, треплет палатку, свистит и воет... Хорошо, что мы прочно закрепили концы растяжек тяжелыми камнями, — теперь самые яростные порывы ветра не страшны; и хорошо, что мы не пошли сегодня дальше.
К утру погода не улучшилась. Яростные порывы морозного ветра продолжали налетать на наши палатки, сотрясать их и заваливать снегом. Страшно было покидать свое пристанище, но не хотелось и засиживаться на седловине. Надо было идти — впереди неизвестный путь, который может взять у нас много времени. Вниз!
Еще в тумане начали спуск на север по снежному склону на большой северо-западный ледник Малой Ганзы. Мы не знали, куда нас приведет этот ледник и не знали, проходим ли он. Подгоняемые холодом, мы 'быстро сошли по склону и вступили на заснеженную поверхность большого (шириной более полукилометра) чистого и ровного ледника.
Северо-западный ледник Малой Ганзы и пик Черный
В понемногу редеющем тумане мы смогли рассмотреть, что он, полого спускаясь и заворачивая влево к западу, плавной дугой охватывает Малую Ганзу. Этот ледник — наше открытие, никто до нас его не видел и не знал. Теперь мы попали на южный склон главного хребта Фанского массива и, если бы продолжали спуск по леднику, вышли бы к реке Казнок, входящей в бассейн Арга.
Туман, между тем, быстро рассеивался, сквозь просветы в облаках начали проглядывать участки синего неба, появилось солнце, и сразу стало тепло. Снег, засыпавший за ночь склоны, начал быстро таять.
Чтобы возвратиться к себе на базу у Алаудинских озер, нам нужно было вновь перевалить через главный хребет с юга на север. Невысокий сильно разрушенный сланцевый гребень хребта в том месте, где мы хотели его пересечь, казался несложным для прохождения. Мы сошли с ледника и по его правому берегу начали почти по горизонтали пересекать осыпь. На пути мы легко преодолели два коротких отрога и остановились, чтобы произвести буссольные засечки Малой Ганзы и ее северо-западного ледника.
Малая Ганза к тому времени полностью освободилась от облаков и предстала перед нами в виде огромного куполообразного массива с мощными пластами свисающих и сверкающих на солнце фирнов. Отсюда она была очень внушительна и красива.
Северо-западный ледник Малой Ганзы был великолепно виден от верховья почти до языка. В верхней своей части он не имел широких трещин и был довольно полог, в нижней части сжимался скалами ущелья, становился крутым, неровным и был испещрен большими трещинами. Однако путь по нему по всей его длине (3,5 км) представлялся нетрудным.
Дальше путь пошел снова по крутым осыпям. Вот показался гребень главного хребта и через несколько минут мы стояли на мягком осыпном гребне неизвестного перевала. Впереди был виден довольно простой спуск к Мутным озерам — верховьям реки Чапдара.
Погода совсем разгулялась, солнце сияло, видимость стала исключительной, и мы устроили длительный отдых на перевале, чтобы полюбоваться красотой открывшегося горного ландшафта.
Перед нами, как бы подпирая своей вершиной небо, стояла, сверкая своими ледниковыми ожерельями, Чимтарга. Рядом стройной пирамидой рисовалась Энергия. Не раз я видел эти вершины с различных сторон, но такими эффектными они представились мне впервые. В бинокль мне удалось различить на вершине Чимтарги тончайшую полоску шеста, установленного первовосходителями группы Сибирцева.
Перевал, где мы стояли, мы решили назвать именем Всесоюзной академии архитектуры (ВАА), желая отметить инициативу архитекторов-альпинистов, исследователей Фанских гор. Тут же мы соорудили большой тур и вложили в него банку с запиской.
Долгий и крутой спуск с перевала шел вначале по фирнам небольшого ледника, сползающего к Мутным озерам, затем по моренам и осыпям из больших острых камней.
Вершина Малой Ганзы с северо-запада
У озер под огромным камнем мы оставили лишние для нас в лагере вещи: «технику» (крючья, молотки и карабины), оставшиеся продукты, часть теплой одежды. Их мы намерены были захватить по пути к перевалу Чимтарга на втором этапе похода.
Мы долго еще шли по камням осыпей и завалов. От многосуточного движения по горам начала сказываться усталость, рюкзаки казались тяжелее, чем в начале похода, лямки резали плечи. Наконец, мы добрались до самого верхнего маленького озера — «пиалы», а через несколько минут перед нами заблестело большое Алаудинское озеро, — здесь находился наш лагерь. Мы пришли на свою уютную полянку с таким чувством, будто после долгих скитаний возвратились к себе домой. За полдня мы сменили зиму на лето, теплый вечер составлял приятный контраст с холодным утром. А здесь так же, как и шесть дней тому назад, шумел ручей, пахло арчей, махровыми лапами обнявшей наш лагерь.
Итак, первый, а для Мухина, Романова и Арсеньева уже второй этап путешествия — кольцевой маршрут вокруг северного массива — был закончен. За шесть дней мы обошли северную группу пятитысячников со всех сторон, прошли при этом четыре перевала, обследовали подступы к вершинам Чапдары, пика «5304» и Замка с севера, востока и юга и совершили первовосхождение на Малую Ганзу. В пути мы определили размеры, расположение и мощность ледников, фирновых полей и снежных покровов массива, зафиксировали точное расположение хребтов массива и их отрогов. Эти путевые наблюдения позволяли нам исправить и уточнить карту обследованного района. Для нас не совсем ясными остались подходы к Чапдаре и пику «5304» с запада и юга и Замку с севера. Мы решили хотя бы частично заполнить этот пробел на пути к юго-западной группе гор.
Сегодня у нас день отдыха. Погода исключительно ясная, теплая, ни малейшего дуновения ветерка. Что бы ей быть такой третьего дня! Какие великолепные картины мы увидели бы с вершины Малой Ганзы!
От большой физической нагрузки при неослабном внимании на опасных местах и от избытка впечатлений, мы чувствовали известное утомление. Отдых в тепле, среди ароматной зелени, в окружении ласкающих взгляд пейзажей, постепенно восстанавливал наши силы.
В то же время Мухин обрабатывал материалы, полученные в результате буссольной съемки. Его тетрадь покрывалась сетью цифр, на карте появлялись новые очертания хребтов и ледников, намечались точки отдельных горных пиков и их высоты. Чернышев с Арсеньевым бродили по окрестностям и щелкали своими ФЭДами или ремонтировали походную утварь и писали дневники. Я также пополнял свой дневник путевыми впечатлениями и зарисовывал пейзажи озера.
Прошел еще один день отдыха. Благотворные особенности горного климата при соблюдении почти курортного режима быстро восстановили наши силы, и мы стали готовиться к новому походу.
Начало альпинистского обследования юго-западного района было положено группой Мухина в начале путешествия. Теперь нам надлежало продолжить это обследование, и для этого перебраться на амшутскую базу. Но каким путем пройти к базе? Повторять маршрут группы Мухина через три перевала не было смысла: нового там мы ничего бы не увидели. Нас интересовали два участка района озера Алло, которые мы в путешествие 1937 г. могли только частично просмотреть — это самое верховье Правого Зиндона и ущелье Левого Зиндона. Нам казалось, что, пройдя по этим участкам, мы получим ясное представление о характере северных отрогов юго-западной горной группы. Поэтому, посовещавшись, мы приняли такой маршрут: Мутные озера, Чимтаргинский перевал, по пути — восхождение на вершину Энергия, далее — озеро Алло, верховье Левого Зиндона, Амшутский перевал и база юго-западной группы. Дальше — видно будет. К вечеру начались сборы в поход, чтобы на другой день выйти как можно раньше.