Автор - Марина Галкина (Москва)
Голубое небо юга многим нравится
Где теплей, туда и птицы тянутся
Говорят, что север прост
Все снега, снега на сотни верст...
Отчего же, многим не понять
Манит он к себе опять.
(из песни)
Я стою на безымянной вершине в центральной части горного массива Полярного Урала. Подо мной узкой лазурной лентой, стиснутой крутыми, местами обрывистыми склонами, лежит озеро Большое Щучье. Из юго-восточного края озера вытекает одноименная река, по которой моя душа периодически тосковала вот уже 18 лет. Полжизни!
Именно в ней, в водах этой реки произошло мое первое водное крещение. Тогда, будучи студенткой первого курса биофака МГУ, я впервые села в байдарку "Таймень" в качестве капитана, и с двумя подругами мы одолели 7 км волока и 180 км сплава по большой петле реки Щучьей в ее нижнем течении. С многочисленными перекатами и даже одним порогом.
И вот я снова у Щучьей, только в самых ее верховьях. С моим другом Димой Бережецким мы пришли сюда пешком через горы, одолев за три с "хвостиком" ходовых дня 85 километров пути, и теперь я смотрю на реку с безымянной высоты уже глазами опытного путешественника.
За эти годы и в туристском снаряжении произошла целая революция. Громоздкие оленьи шкуры сменились ковриками из пенополиуретана, тяжелые болотные сапоги - легкими гидроштанами из прорезиненной ткани, увесистая лодка "Таймень" с резиновой, легко пробиваемой на камнях шкурой сменилась на миниатюрный каяк с оболочкой из прочной ПВХ ткани. А ведь тогда 7 километров волока мы одолевали почти три дня!
Наш маршрут начинался от поселка Полярный - разъезда 110-ый километр железнодорожной ветки Сейда - Лабытнанги воркутинского направления. Поселок нынче расформировывается, жителей переселяют в Салехард, весь поселок сразу заселяют в один многоэтажный дом. Но нынешним августом народ в поселке еще был, поезд на станции встречала грузовая машина. Помимо нас с поезда сошли еще две группы туристов, всего набралось 8 человек и водитель "Урала" предложил подбросить всех тридцать километров по грунтовке до переправы через реку Пайпудыну. По северному тарифу - всего 150 рублей за километр! От такого предложения мы с Димой сразу пробежали 500 рублей за полчаса (после сидения-то в поезде!) по шикарной дороге. А потом нас подобрал ГАЗ-66, везущий оставшихся туристов по более божеской цене.
Первое, что сразу ощущаешь на Полярном Урале - это ветер. В широкой долине Пайпудыны нет преград для ветров. Некрутые горы со сглаженными вершинами расступились по сторонам. Мы шагаем по тундре - по осокам, мхам и низким кустарничкам. Местами у реки темнеют заросли высоких (в рост человека) кустов ивы и березы. После выпавшего неделю назад (8 августа) снега тундра разукрасилась желтыми, бордовыми, красными красками. Жалко, что сплошная облачность не дает солнышку осветить всю окрестную красоту.
Что еще ощущаешь в тундре вообще, и здесь, на Полярном Урале, в частности - это стук мошки о лицо. Но нам не дано было воскресить это забытое ощущение. Напрасно Дима взял с собой накомарник и средства от летающих кровососов - не пригодились не разу. А может быть, как раз благодаря этому их и не было, но в общем-то, это все - последствия раннего снегопада. Да и общего похолодания, наступившего следом.
Две колеи старого вездеходного следа помогают нам на первых километрах. Но вот он становится нам не по пути, мы сворачиваем.
Путь к перевалу на реку Большая Уса идет по холмистой тундре. Здесь множество ручьев и озер. На самом деле это не перевал, а широченный плоский водораздел. Местами попадаются поля, буквально усеянные спелой морошкой. О голубике и говорить нечего: ее здесь везде хватает. Решаем зайти чуть пониже на реку, отклоняемся от оптимального пути к цели - истока Большой Щучьей реки, чтобы взглянуть на каньон.
Широкая заболоченная долина Усы стискивается вдруг темными скалами. Растекающаяся по перекатам река сужается до пяти метров и полутораметровым водопадом затягивается в каньон. За плесами следуют новые водопады, борта отвесного каньона становятся все выше. Заглядывая вглубь с пятидесятиметровой высоты, мы стараемся рассмотреть все падуны, но из-за узости каньона некоторые целиком увидеть не удается, мы слышим лишь рев воды.
Почти до темноты идем вдоль Усы вверх и на первом ровном месте наконец разбиваем лагерь.
|
|
|
|
Будни оленевода
Вторые сутки в горах Полярного Урала, не прекращаясь, шел дождь. Мягко сказать: шел! Ледяные струи неслись почти параллельно земле, повернуться к ветру означало получить хороший массаж лица зарядом увесистых капель. Облака накрыли белой пеленой не только окрестные горы, но и долину реки, и временами видимость падала до пятидесяти метров.
Наша палатка одиноко стояла посреди голой открытой тундры на возвышенной террасе у реки Усы, зажатой в этом месте скалами в небольшой каньон. Вода в реке поднялась, и когда ветер чуть стихал, до нашего слуха доносился низкий гул порога, превратившегося за прошедшую ночь в мощный слив водопадного типа. А временами ветер с такой силой полоскал наш тент, для надежности заваленный тяжелыми камнями по краям, что мне хотелось схватиться за стойки и удерживать их для верности. Ткань АЗТ, из которой был сшит тент, хлопала, шелестела, но ветер держала, и, слава богу, пока не рвалась. Она лишь пропускала мельчайшие брызги, когда сильные заряды дождя совпадали с мощными порывами ветра.
По счастливой случайности, в 300 метрах от нашей палатки стоял чум, укрытый от наших взоров перегибом склона. Но его обитатели заметили нас и пригласили в гости.
И вот я сижу в островерхом доме - чуме. По виду - настоящее индейское типи североамериканских индейцев! Каркас из 20 жердей, поставленных конусом, обтянут светлым плотным, наподобие мешковины, полотном. Как и наш тент, низ чума снаружи привален камнями. Но внутри чувствуешь себя защищенной - кажется, что ветра на улице совсем нет. Непогода осталась за "дверью" - откинутым краем покрышки. Только немного капает через дыру в центре.
- Обычно в дождь мы это отверстие закрываем, - оправдываются хозяева - оленеводы. Старик, трое мужчин, два юноши и два мальчишки-подростка. Знакомимся. Старший здесь - бригадир совхозной бригады. Гаврил Терентьев.
- Оленеводы, а на ненцев, вроде, не похожи, - удивляюсь я.
- По национальности мы зыряне. Нас часто с коми объединяют, но у них другой язык. Это другой народ.
Продолжаю осматриваться. В центре чума стоит железная, из бочки, печка.
- Это мы сейчас внесли, так на улице готовили, - поясняет Гаврил. - А вообще костер внутри стараемся не разводить, иначе очень дымно в чуме становится.
- И быстро ставится ваш дом?
- Этот минут за 40 можно поставить.
В печку ребята запихивают сырые веточки ивы и карликовой березы прямо с листиками (надо сказать, что даже такого топлива здесь очень мало). Чтобы разжечь такие дрова, сверху их поливают соляркой. Ветки быстро прогорают, совсем почти не дают углей, поэтому нужно незамедлительно подкладывать новые порции топлива. Но постоянно печку не топят, только для готовки или чтобы согреться и немного просушиться после работы.
- Мы греемся в движении. Надо оленей найти, собрать, согнать в одно стадо. Каждый день к стаду ходим оленей проведывать. Мы привыкли к животным, любим их. Без оленей даже скучаем как-то.
- И вчера ходили к стаду?! - я даже ежусь от холода, не могу себе представить, как в такую ужасную погоду можно куда-то идти. Весь вчерашний день мы лежали в палатке, и даже чтобы ненадолго выйти наружу, приходилось надевать на себя гидрокостюм и гидрокуртку.
- Нет, вчера не ходили. Но сегодня уже обязательно надо идти, а то олени далеко разбредутся.
Напротив входа, у стены висят две иконы. Тут же стоит низкий столик, за ним коробки с продуктами - сухари, сахар, чай, крупа, масло.
- Мы в магазин два раза в год ходим, - смеются мужики. Да, есть чему позавидовать. По двум сторонам от входа висят два тканевых полога, на земле под ними настелены оленьи шкуры, там спальные места. А так пол в чуме земляной.
- У наших женщин пол - настил из досок, - рассказывает Гаврил. - А мы же со стадом кочуем, часто перемещаемся.
- А где же ваши женщины?
- Стойбище - километрах в 15 отсюда, на Лонготъегане, за горой. Сегодня только оттуда пришел, навещать ходил. И дети там. В сентябре только в школу-интернат их заберут, в Салехард. Мы же, пока снег не выпадет, здесь будем кочевать, а потом, это где-то в середине ноября, на юг пойдем, все вместе. Километров 200 на юг от Салехарда откочуем, там уже таежная зона начинается. Зимовать там будем. У каждой бригады свой маршрут.
- И много оленей в вашем стаде?
- Больше двух тысяч голов.
Удивляюсь, что спальные мешки у оленеводов - обычные, тонкие, промышленные спальники-одеяла на молнии.
- Да, и чум у нас сейчас легкий, летний - все полегче, ведь все на себе несем
- Как на себе, на оленях?
- Ну да, четверо ездовых оленей везут груз, а пятый - человека. И по снегу везем, и по тундре, прямо по траве, по кустарникам. В сани все складываем и тянем. За первым оленем - сани с человеком, он управляет, за ним олень уже нарты с грузом тянет. Следом - еще один олень с гружеными нартами. Получается такой олений паровоз!
Гаврил, да и некоторые другие мужчины одеты в парки - этакие длинные балахоны, наглухо закрытые спереди. Надеваются они через голову. Капюшоны напоминают чепчики для младенцев. К рукавам пришиты рукавицы.
- Какие у вас интересные одежды!
- Это наши женщины шьют. Из сукна. Никакой комар и мошка не пролезут и не прокусят.
Между собой мужчины переговариваются на своем языке. Многие дальше Салехарда нигде не бывали. Да что Салехард, не все бывали даже в соседней долине реки Хадаты. Ближайшие окрестные горы и тундры - их родина, их дом.
- И не тянет вас повидать другие места?
- Да нет. У нас как говорят - где родился, там и пригодился!
Гаврил встает, на родном языке отдает распоряжения мужикам, начинает одеваться. Молодой парень Гоша тоже одевается. Сегодня их очередь дежурить в стаде. Парка подпоясываются широким ремнем, на котором висит большой нож в ножнах, медвежьи и оленьи клыки - как украшения. Для защиты от дождя оленеводы надевают болотные сапоги и плащи химзащиты.
Облака немного поднялись, но дождь не прекращается. В такую погоду снимать лагерь и идти с тяжелым рюкзаком на перевал совсем невесело, да и нецелесообразно.
Напрашиваюсь идти в маршрут с пастухами. Хочется хоть чуть-чуть ощутить себя в шкуре оленевода. Правда, у меня вместо тяжелых болотных сапог и плаща - легкие гидроштаны и гидрокуртка. Только такое легкое снаряжение помогает мне не отставать от натренированных ходоков-оленеводов. Нас сопровождают две собаки - оленегонные лайки. Вскоре Гаврил шутит, что мне можно смело идти работать в совхоз пастухом.
Мы долго идем вверх по долине реки, часто бродим ее. Временами останавливаемся и внимательно озираемся. На склонах гор оленеводы высматривают группы оленей. Молодого быстрого Гошу Гаврил посылает выгонять оленей из распадков в долину. И Гоша, и Гаврил кричат, подражая голосам оленей, заставляя животных остановиться, пойти в другую сторону.
Вот мы и догнали основное стадо. Гаврил снова то трубит, то хоркает, разговаривает с оленями, успокаивает их. Они проходят совсем рядом с нами.
Становится светлее. Облака редеют. Сквозь них на окрестных горах проявляются снежники. Дождь переходит в град, потом сменяется моросью и вдруг заканчивается. Даже солнце ненадолго освещает крутой склон, по которому грациозные животные спускаются в реку, грудью рассекают воду и, искря брызгами, форсируют эту преграду.
Мы доходим до перевала в другую долину. Залезаем на невысокую сопку, сгоняя оленей с нее вниз, в нашу долину. Ветер дует здесь с такой силой, что временами можно, раскинув руки, ложиться на него спиной и не падать.
- Почему люди не летают? - смеясь, вопрошает меня Гаврил.
Пора возвращаться, но зоркий Гоша замечает темные точки животных за перевалом. Делать нечего, нужно идти за ними. А это еще километра 2-3 только в один конец. Не успеть вернуться до темноты. Гаврил решает идти туда, а нас с Гошей посылает обратно, но не по долине, а по сопкам, чтобы сгонять оттуда отбившихся оленей.
И мы с Гошей карабкаемся в гору, идем по склонам, спускаемся в распадки, снова карабкаемся вверх. И так - много раз. Временами далеко внизу проблескивает лента реки. Как хорошо там, в долине. Идти по ровной местности. Идти по прямой. К теплому чуму... Да, с точки зрения туриста наш теперешний путь - совсем не оптимальный. Сколько лишней высоты мы набрали, сколько петель заложили. Но это не поход. Это работа оленевода. Я безнадежно отстаю от Гоши, он меня терпеливо поджидает время от времени. Иногда я стараюсь бежать рядом с ним, чтобы не отстать, но в гору мне его не догнать.
Мы возвратились в сумерках, и какими же вкусными мне показались куски вареного мяса и сухари с маслом и чаем - ужин оленевода после двадцати пяти километров маршрута. А сколько таких дней в году пастуха! Жизнь в походе...
|
|
По Ворга-шорам - тропам оленей
Дождь все моросит, но уже нет сильного ветра. И облака пошли на подъем. Следуем их примеру, поднимаемся по все сужающейся долине вверх и мы. На склонах гор - пятнистые точки оленей. Вершина горы Харнаурды- Кей (1246 м) - "обрывистая гора, откуда упал олененок", в переводе с зырянского - высшая точка района - скрыта в густом облаке. Прощай, надежда на восхождение! Без хорошей видимости мы не хотим следовать примеру олененка.
Все подходы к перевалу и сам перегиб между горами, вся пологая седловина буквально пропитана водой. Все мхи впитали ее, как губка. По колеям вездеходного следа потоком струится вода. Не перевал, а болото! Но как только начинается крутой спуск вниз, в долину Ганахадаты, наконец-то становится посуше. А впереди, на склонах, заросли темных курчавых кустов. Действительно, как и говорили нам оленеводы, эта долина шерстяная, волосистая, заросшая - так переводится с зырянского слово "гана".
У первого куста бросаем рюкзаки. Дрова! Как мы соскучились по костру! И следующий перевал собственно к реке Хадате мы берем, отдохнувшие и бодрые, совсем легко. Уже в сумерках, взявшись за руки для устойчивости, бродим широкую реку, карабкаемся на высокую сухую террасу у устья притока и, словно очутившись в амфитеатре, защищенные сзади галеркой - заросшим кустарниками крутым склоном, поставив палатку и запалив костерок, мы созерцаем неспешное действие на сцене: в узкую долину Хадаты, зажатую крутыми, остроконечными горами, приходит ночь. Неистовствовавший только что ветер, полоскавший тент, вдруг совершенно стихает. Лишь темные облака не хотят слезать со склонов и позволить увидеть одиноким благодарным зрителям величественные снежные вершины.
Наш путь идет по Ворга-шору - оленьей тропе. Вдоль этого ручья - Ворга-шор - проложена хорошая вездеходная дорога. По бортам широкой долины - осыпи крутых склонов, обрывы куполообразных гор. Они становятся все ниже и ниже, постепенно мы выходим из гор. В зарослях низких кустарничков часто нам попадаются стайки куропаток. С резкими лающими криками веером они разлетаются прямо из-под ног. Один раз замечаем впереди горбатую фигурку темно-коричневого зверя. Косолапой походкой он уходит в кусты. Через некоторое время видим этого зверя - росомаху - совсем близко, метрах в десяти от нас. Тут уж он удирает от нас со всей прыти. Несколько раз попадались нам на глаза и зайцы.
Вот и спуск к реке. Мы на слиянии рек Большой и Малой Щучьей. Несмотря на нескончаемые дожди последних дней, воды в реке мало. Все галечные отмели открыты. Но что это на другом берегу реки? Крутые склоны гор усеяны черточками с ажурными кронами. Настоящие деревья! Лиственницы! Даже не верится - шли все время на север, радовались, если встречали кусты ольхи, а тут - такое раздолье! На нашем берегу, однако, растут только отдельные кусты ольхи и пара деревцев ивы.
Великое каслание
После шести пасмурных дней погода одарила нас абсолютно ясным днем. Налегке бежим вверх, к озеру Большое Щучье, к истоку реки, по которой нам предстоит выплыть из гор. Наконец-то мы созерцаем яркие краски осенней тундры. И еще один подарок ожидает нас. Впереди, под склоном на ровной тундровой лужайке замечаем плотно сбитое в кучу стадо оленей. Рядом заметны фигурки людей.
Ненцы заканчивают сворачивать свое стойбище, грузят вещи на деревянные нарты. И вот мимо нас несется олений поезд. Упряжки из 4-5 оленей бегут друг за другом. На нартах сидят люди, дети, лежат тюки, связки длинных жердей чумов. Удивительно, как быстро и легко скользят сани по покрову тундровых кустарничков, будто по снегу. Стадо оленей бежит следом. Масса оленей обтекает нас, проходит совсем рядом, можно потрогать их руками. Некоторые олени останавливаются и тут же начинают пастись, есть листики, кустики, лишайники - все, что попадается. Рога их еще бархатистые, мягкие. Криками люди подгоняют отставших, лают собаки. Проходит несколько минут, и караван исчезает, уносится вниз по долине реки. И от только что огромной массы животных остаются лишь слегка утоптанная кустарниковая тундровая поляна, спрессованные шарики помета, да следы копыт на твердых земляных участках.
Мы поднимаемся на невысокую обзорную вершину на западном берегу озера, оглядывая окрестные красоты. Гладь озера абсолютно спокойна. А цвет воды удивительно яркий, неестественно лазурный. Безветрие, даже не верится. Просто жарко. А ледники на противоположном от нас склоне ручья засыпаны ослепительно-белым свежим снегом...
После перехода с тяжелыми рюкзаками, после беготни по горам очень хочется есть. Мне уже начали сниться классические "колбасные" сны: это когда видишь в магазине вкусные пирожные с кремом и другие деликатесы, и тебе их категорически не дают. Дима очень экономен в отношении продуктов. Мы и так задержались на два дня из-за непогоды. Дима методично и хладнокровно урезает пайку, растягивая ее на оставшиеся дни. Моя авантюрно-оптимистская душа такого расклада не приемлет.
- Впереди же сплав, Дима, неужели ты сомневаешься в моих способностях рыбака?!
- Ну, мало ли что, я реалист, ты же знаешь.
Не выдерживаю и быстро докидываю в уже почти сварившуюся овсянку еще две пары добрых горстей крупы. Дима только качает головой.
Еще у нас нет подробной карты на среднее течение Щучьей и непонятно сколько километров осталось нам до встречи с цивилизацией, где передвигаются не только на оленьих упряжках.
А с утра - снова ветер и дождь. И низкая облачность без просветов. Холодно и сыро. Полярный Урал непредсказуем. Пургуем полдня. Лежим в спальниках. Ремонтируем снаряжение.
- Может все-таки выйдем сегодня? - Дима волнуется, успеет ли он на работу.
- Давай попробуем, - соглашаюсь я.
Облачность иногда чуть структурируется, но ветер и дождь не стихают ни на минуту. Брр, как противно на улице. На реке по карте обозначены разбои русла. Вдруг там будет слишком мелко? Придется тянуть лодки через перекаты, идти по ледяной воде. Это не то, что загидриться, сесть в каяк, натянуть фартук-юбку и все, грести себе вниз, греться.
На первых десяти километрах Щучья теряет 6-7 метров высоты на километр. Это очень хорошее падение. Порогов на реке не обозначено, но все равно, садясь в каяк, чувствую некоторое волнение. Ветер и дождь в лицо, в реке много камней, нужно плыть аккуратно. Иногда протираю глаза от воды, чтобы лучше видеть препятствия, все-таки в такую погоду лучше не сплавляться, но ничего. Мы втягиваемся в реку, быстро распознаем ее характер. Постоянные горки перекатов, местами довольно крутые. Но главное - даже на разбоях нам не приходится вылезать из лодок, воды под килем хватает. У Димы гидрокуртка без капюшона, и на голове и плечах его поэтому красуется монументальное сооружение из китайского полиэтиленового плаща.
Через пару часов сплава, как по заказу, на правом берегу четкой белой пирамидкой появляется чум.
- Будем заходить? - неуверенно спрашивает Дима, видимо, в надежде, что мы пройдем мимо, не теряя времени.
- А как же! - восклицаю я с видом голодного хищника, почуявшего добычу.
Мы карабкаемся на крутой склон. Три чума стоят в ряд на твердой тундровой террасе. Под нами - петли реки, приятно, наконец, взглянуть на нее сверху. Собаки первые замечают нас и неназойливо лают. Из ближайшего чума вылезает девушка-ненка и приглашает нас внутрь.
Дымно в чуме, в середине горит маленький костерок. Мальчик-подросток жарит на углях грибы в сковороде. Вдоль стен в тюках и деревянных сундуках лежат нераспакованные вещи. Да это же те самые ненцы, которых мы видели вчера, только не успели даже поговорить, как они пронеслись мимо на оленьих упряжках!
- Курите? - с надеждой спрашивает девушка и расстраивается, получив отрицательный ответ.
- Сейчас чай подогреем, - суетится она. По-хозяйски вытаскивает из угла оленью ногу и начинает разделывать. - А мужчины в поселок поехали, продукты кончились. Ну, мясо-то я вам дам, - как будто читая мои мысли, продолжает девушка. - А завтра мы каслать будем.
- Что будете?- переспрашиваю я.
- Каслать будем, олень на одном месте долго не может, от голода умрет - округлив глаза от удивления, что я не понимаю таких простых вещей, повторяет девушка.
- А, ну да. Каслать, кочевать - доходит до меня.
-Я уже большая, уже могу камлать, могу чум ставить.
- А это ваши олени или совхозные?
- Наши.
Пьем чай, едим жареные грибы с сухарями, наслаждаемся дымным теплом костерка. Получаем в подарок увесистый кусок сырого мяса на кости. В свою очередь, мы оставляем полплитки шоколада, фотопленку и китайский плащ, которому девушка особенно радуется.
- И нам каслать пора. Скоро стемнеет.
Девушка провожает нас до реки, удивляется нашим каякам, машет вслед.
- До первого места с дровами, и делаем лагерь, - решаем мы. Не успеваем проплыть и километра, как с реки до нас доносится запах костра. Ветер встречный, неужели еще одно стойбище? Но на берегу - туристские палатки!
У костра сидит троица классических охотников. Мужики путешествуют основательно. У каждого - своя палатка, своя надувная лодка, своя собака, свое ружье. У костра они сидят на раскладных стульчиках! Надеты на них телогрейки, а под ними еще шерстяные свитера! К Щучьим озерам их забросил вездеход из Воркуты. Если у них сахар, так в огромном мешке. Котел - на десятерых хватит. До конца похода у них 5 дней, а сухих сливок - аж двухлитровая пепсикольная бутылка! Настоящий отдых! Вот они, два способа путешествий - встретились на реке Щучьей.
Еще сегодня утром я чуть ли не высчитывала крупинки гречки, чтобы сильно не пересыпать сверх нормы от голода, а тут - продуктовое изобилие. Мужики угощают нас вкуснейшим пловом - ешь от пуза! А на следующий день с собой нам вручают и гречку, и макароны, и даже кофе! Спасибо!
Погода улучшилась, дождя нет. Решаю наконец-то половить рыбу. Забрасываю блесну за приглянувшейся струйкой переката, и на первый же заброс берет увесистый хариус! Вскоре вылавливаю еще одного, и мы понимаем, что больше этих двух нам сегодня не одолеть - каждый около килограмма весом. И на обед - изысканнейшее блюдо - запеченный на углях, с оранжевой хрустящей корочкой хариус.
Река вступает в полосу разбоев, широко растекается по долине. Пытаемся на разветвлениях угадать, куда уходит больше воды, но все равно вскоре начинаем садиться на мели и перетаскивать лодки по крутым маловодным перекатам. По бортам долины на крутых склонах растут лиственницы. Некоторые причудливо искривлены, загнуты, многие имеют юбочки - более густые нижние ветви, отделенные от верхних промежутком голого ствола - это следы снежного покрова и пурги. Густые нижние ветки зимой покрыты снегом, а участок оголенного ствола - это место, которое подвергается ударам ледяных крошек, несущихся вдоль снегового покрова при низовой метели.
На ночевку встаем в маленькой рощице лиственниц. Какой же упругий запах смолы и хвои под ними!
Река постепенно перестает разбиваться на протоки, выходит из гор. Начинает закладывать крутые петли. Скорость течения заметно снижается. Все реже веселые быстрые перекаты. Хариус становится мельче, а потом и вовсе перестает брать. Вокруг голые холмы тундры. Все реже лиственницы на склонах. Для разнообразия мы иногда забираемся на холмы и рассматриваем петли реки, блюдца озер сверху. Тундровые просторы. Далекие чумы.
Особенно не спеша, за три с половиной дня мы доплыли до фактории Лаборовая - ненецкого поселка, откуда шла дорога до строящейся железнодорожной ветки Обская - Новый Порт. Деревянные одно-двухэтажные дома, начальная школа-интернат, магазин, который могут открыть по требованию в любое время. Привозные поленья дров. Дизельная электростанция. Памятник разбившимся на вертолете врачам. В Лаборовой нас удивила деревянная церковь и часовенка - казалось бы, ненцы - язычники...
А Щучья продолжала свой бег дальше по тундре. За две свободные недели, отпущенные нам обстоятельствами, мы не смогли дойти до нижнего течения Щучьей, до большой ее петли, до фактории Щучье. Что ж, хорошо, когда остаются дороги, которые манят вперед.