--'Т-
Ш
/
ЖИВОТНОВОДСТВО И КОНЕВОДСТВО. ОХОТА
Донской охотник на дичь
ар»
Конный пастух — шибай
О
дна из самых древних профессий, которой владели казаки, — пастушество. Это только когда деревенский мальчонка водит корову на веревке, скармливая ей траву на обочинах, кажется, что занятие это простое. Даже деревенский пастух — призвание. Он должен быть «легок на ногу», внимателен — должен сразу увидеть заболевшее животное и отделить его от стада, обязан знать, где какая трава, где водопои. Он должен быть храбр и привычен к одиночеству, потому что он один против волчьих стай и других напастей, силен и вынослив... А теперь помножьте это на тысячные стада, которые составляли основу богатства и хозяйства казаков.
Чабан у кибитки, которая фактически почти не изменилась со времен кочевников
Пастушество требовало огромных знаний, обучения, потому оно всегда было занятием тяжелейшим и сугубо мужским. Женщин приглашали только на сезонные работы — сакман: овечий окот, стрижка и доение кумыса. Все остальное делали мужчины. Одно лишь перечисление специальностей пастухов говорит о том,
как развито было животноводство. Чабан (главный пастух овец) с «чепигой», который выхватывает из отары овец. Той самой, древней, превратившейся затем в посох у духовных пастырей в христианских церквях. Помощники: «атарщик» (отарщик) ведет отару на перегоне, личман считает овец, стригали стригут овец, дояры... а далее профессии производные и зависимые от работы чабанов и пастухов: сыровары, сыроделы, шерстобиты, валяльщики... Это овцеводство.
А вот отгонное скотоводство: «шибай» (кит. «повелитель волков») — то же, что и ковбой, только, пожалуй, американский ковбой — ребенок против казака, который гнал, например, тысячные стада из Монголии в Иркутск через тайгу, пустыни и горы. «Прасол» — человек, собиравший скот у частных владельцев. «Боер» — забойщик скота, мясник и кожевник... А кроме коровьих стад были верблюды, особых пород пуховые козы. Были огромные стада свиней, которые, например, уходили в дубовые рощи и возвращались оттуда к хозяевам с бесчисленным приплодом. Всех их нужно было перегонять с пастбища на пастбище, отбивать у хищников, сохранять от «баранты» — скотокрадов, доить, стричь, забивать, обрабатывать и готовить к транспортировке кожи...
Но самыми уважаемыми людьми были коневоды. Коннозаводство было высшей математикой, искусством и высочайшим мастерством, где казакам не было равных.
О казачьих конях сведения на первый взгляд противоречивы: то утверждается, что казаки ездили на маленьких злых и мохнатых лошадях, то, что казачьими коня ми любовались на всех смотрах... Так вот, казаки в разные времена и в разных войсках ездили на разных конях. Общим было только одно: кони были местных пород.
Столетиями как величайшую ценность казаки пригоняли из всех походов самых дорогих и резвых коней и улучшали умелым коневодством местные породы. Уже триста лет назад казачье коневодство опиралось на науку и на самое современное по тем временам коннозаводство. Но самое главное: прекрасно оснащенное и
организованное войсковое профессиональное коннозаводство опиралось на широчайший опыт народного коневодства. Не только в каждой станице были свои табуны, но и каждая семья имела своих коней. На протяжении веков многими поколениями строжайшим образом велась селекционная работа. Казаки с детства на память заучивали родословные своих коней и прекрасно планировали воспроизводство. В результате к XX веку они сумели сохранить такое конное богатство, какого не было во всем мире. Они не только улучшили местные породы, но вывели десятки новых, так что во время первой мировой и гражданской войн казаки сидели на совершенно других конях, чем во времена Наполеона и Булавина. Ре
Табун зоводских лошадей на водопое. Голова табунщика повязана «назатыльным>> платком, чтобы солнце не сожгло шею
{yto
*^у^ в'фокусе были собраны лучшие
сибирского
охотника,
подбитые
мехом нерпы
чтобы не
скользили
наза-
Сибирский охотник в тайге у зимовья
Казак-семиреченец охотится на сайгаков
зультаты коневодческой работы придирчиво оценивались на атаманских, станичных и полковых смотрах. Но самым строгим оценщиком была война: она отбирала лучших, она приливала новую кровь в конские породы. Правда, казаки платили за это собственной кровью.
Первой типично казачьей лошадью считается лошадь черноморской породы, выведенной запорожскими казаками. В ней как
черты скифских, кавказских, по ловецких, татарских, азиатских и европейских пород. Когда работа была завершена, на конях этой породы сидели не только казаки, но in и в£я легкая кавалерия. %44м} Почему же она перестала суще-.у. ствовать? Не перестала. Но „ /,^(жконница всего мира «выросла», и на смену черноморским коням пришли кони донской породы. Это тоже порода народной селекции. Она прославилась в войне 1812 года, когда 60 тысяч донских казаков, сидя на этих удивительных конях, проделали беспримерный по тяжести поход от Немана до Москвы и затем до Парижа. Донские кони неприхотливы, послушны, «тебенюют» — выкапывают Это на-
траву из-под снега, стоящий военный конь.
Казаки горных войск — кубанцы и терцы — ездили на конях горских пород, среди которых особенно ценились кони кабардинской породы. Уральцы использовали башкирскую породу, якутский полк — тех коней, которые выдерживали чу-
довищные морозы, ветры и снежные заносы. В отличие от регулярной кавалерии, где кони в каждом эскадроне подбирались по мастям, казачьи сотни были «разно-маетны». Всякие разговоры о недостатках казачьей кавалерии смолкали, когда дело доходило не до парадов, а до боя. Казачий конь, питаясь соломой с крыш да сухарями, которые из своего скудного пайка отдавал казак, носил всадника, припрягался к телегам, а при необходимости тянул пушки. Кони делили судьбу казаков — последние при параде и при награде и первые в бою. Втрое больше под седлом, чем армейские, и в пять раз, чем гвардейские. Конь казаку — отец, да и то отец один раз жизнь дает, а конь сто раз жизнь спасает.
НАРОДНАЯ МЕДИЦИНА
«Правят позвонки», растянув больного на коновязи. Народная мануальная терапия
Горькая полынь — святая емшан-трава. Символ казачьей судьбы, во многих обрядах заменяет казакам свечу
42
Д
ревнейшими знаниями, которыми обладали и обладают казаки, были знания по народной медицине. Несмотря на то что, как все древние искусства, врачевание было окружено всевозможными тайнами и суевериями, очень многое было широко известно и дожило до наших дней. Не случайно из среды казачества вышло большое число врачей, и единственный в мире журнал, названный в честь врача, носит имя казака Грекова.
Находясь постоянно в седле, постоянно на воинской службе и на войне, казаки обладали уникальными знаниями по мануальной терапии, то есть по умению вправлять суставы и позвонки.
Не только простые вывихи, но и всевозможные «срывы», «оскли-зы», «опступы», «сбои» и десятки других увечий, которые неизменно сопутствовали военной жизни кавалериста, чаще всего лечились прямо в сотне. Всегда находился казак старшего возраста, который владел многими приемами народного «кос-топравства». Приемами же массажа владели практически все.
Так, казаков гвардейских полков, отправлявшихся в дворцовый караул, полковые портные буквально зашивали в мундиры (может быть, отсюда слово «зашиваюсь», то есть очень тороплюсь), и через несколько часов неподвижного стояния в дворцовых залах их «валили в сани и везли в казачьи бани вытаптывать затекшее тело на горячем полке». Приемы такого врачева- f ■*«•«ния предки казаков принесли из Китая, где существует целая наука массажа на теплом камне — отапливаемой дымом лежанке.
«Вытаптывание» — разминание хрящей и отложений солей на позвонках и суставах. Лечение
Казаки умели врачевать и открытые переломы, удалять раздробленные кости. Владели они и основами антисептики, то есть умели оперировать так, чтобы не попадали в рану микробы и бактерии; справлялись и с гнойными ранами, «выкатывали» пули и осколки, проводили ампутации...
Сохранились описания хирургических операций, сделанных казачьими лекарями. Свидетелем одной из таких операций однажды был знаменитый русский врач Н. Пирогов.
Все делалось только после захода солнца. Во-первых, в это время почти нет мух — главных разносчиков инфекции, а во-вторых, сам человеческий организм, в частности мозг, вступает в фазу торможения... Раненого укладывали на соломенные снопы или на только что выструганные доски. Поили его допьяна (это был один из немногих случаев, когда казаки пили водку, а не вино). Раненое место, в описываемом случае — ногу, обкладывали льдом или лили холодную воду. Перетянутая жгутами нога теряла чувствительность.
Тогда приступал к делу врачеватель. Он долго мыл руки и протирал их водкой. Все инструменты, которыми он
пользовался, тщательнейшим образом и долго кипятились в соляном растворе. Кроме того, помощник вылавливал их из кипящей воды только специальными щипцами и подавал лекарю, обязательно пронося их через огонь. Нож, которым расширялась рана, накалялся докрасна и прижигал кровоточащие края разреза.
Раскрыв специальными крючками рану, лекарь метал лическими крюками выхватил из раны пулю и вынул раздробленные кости, зашил края раны, предварительно вложив в нее какое-то снадобье и длинный конский волос... Пиро-гову обьяснили, что ее ли рана загноится, то вся грязь будет выходить по этому волосу, а если все хорошо заживет, то волос либо сам выпадет, либо вынуть его не составит труда.
Прооперированную ногу уложили в специально выструганные <?f <■' самшитовые лубки и забинтовали.
Великого хирурга удивило, как слаженно и умело работали каза-
«UP л
Чабрец (тимьян) — степная трава, которая не только применялась для лечения многих заболеваний, но воспета как основной запах в букете степных трав
ки. И те, кто оперировал, и те, кто держал раненого, и те, кто непрерывно читал молитвы. Еще больше его поразило, что казаки до утра не давали раненому спать и, как только он начинал задремывать, били в бубен и плясали. Операция прошла успешно, через несколько дней казак, прихрамывая, ходил.
Сушка лекарственных трав
Ампутации делали еще быстрее, и культю обязательно макали в кипящую смолу, чтобы спасти человека от гангрены. Следует поражаться силе духа и терпению не только казаков, но и лекарей — ведь все делалось без наркоза. Правда, есть сведения, что какие-то дурманящие сознание и обезболивающие травяные настои лекари применяли. В частности, отвар из мака.
Некоторые ведуны хорошо владели лечебным гипнозом, «отчитывали болезнь во сне».
Но это умели делать лишь немногие врачеватели, как правило передававшие свои знания из поколения в поколение и славившиеся по всему войску. Когда во времена Николая I в полках было запрещено обращаться к народ-
ным целителям, казаки нашли способ их сохранения: народные целители охотно заканчивали курсы военных лекарей и продолжали, обогатившись знаниями научной медицины, помогать людям.
Наряду с костоправами в казачьих станицах и хуторах всегда было много травознаев. И сегодня почти в каждой казачьей семье используют для лечения всевозможных простуд и других болезней травы, но были и ныне здравствуют десятки удивительных знатоков.
Интересно, что в наши дни появляются врачи (как правило, из рода знаменитых целителей), которые имеют высшее медицинское образование, но сохраняют и древние знания о лечении травами и успешно их применяют.
Но есть несколько трав, которые знает каждый казак. Главная такая трава — «емшан», степная полынь, горькая, словно казачья судьба. Каждому казаку известны ее целебные свойства, но превыше всего почитает он полынь за то, что она является символом казачества, символом древним и благородным. Горький, ни с чем не сравнимый запах полыни символизирует тоску по родине.
В древней легенде рассказывается, как покинувший в детстве степи и отвыкший от них хан Кон-чак ни за что не хотел возвращаться в родные кочевья на Дону из роскошных долин Кавказа. И тогда дали ему полынь. Почувствовав ее запах, заплакал хан, затосковал о покинутых бедных юртах своего народа и, бросив все, вернулся на Дон. В каждой казачьей семье за иконой хранится веточка полыни. Ее вместе с погре бальной- свечою вкладывают в руки умершим. И как бы давно в дальних краях ни сложил голову казак, он считается не погребенным, пока на его могилу не положена ветка полыни и не посыпана земля «с родного пепелища».
Как у всякого народа, у казаков существовало и существует большое число ведунов, знахарей, «бабушек», которые лечат не только травами и другими средствами, но также заговорами и прочими «магическими» приемами... До последнего времени считалось, что все эти знания и их носители — «лекарки», «шептухи» — исчезли и все позабыто. Но когда ученые-фольклористы стали собирать и записывать старинные обы-
Казачка пришла за помощью к лекарке
чаи, заговоры, приметы, то, к величайшему своему удивлению, обнаружили, что почти во всех казачьих семьях помнят семейные молитвы-обереги, особенно в среде казаков-старообрядцев, а кроме того, живут и здравствуют доныне знатоки и умельцы заговаривать грыжу, припадки и другие болезни. Причем, как отмечают
Калина — и цветущая, и в ягодах — воспета в казачьих песнях. Это растение — сильнейшее лекарство от аллергии и многих других болезней
особо исследователи, это, как правило, очень честные, глубоко верующие люди, которые как бы объединяются вокруг православных церквей. В большинстве своем они очень приветливы, трудолюбивы и высоконравственны. Характерной их чертой служит общая уверенность, что добро нужно делать бескорыстно. Когда им платят за лечение, они не отказываются, но никогда не назначают цену, не торгуются, а по большей части лечат бесплатно. Чаще всего полученные за лечение деньги тут же раздаются неимущим, поскольку большинство целителей считает, что «ежели ведун корыстен, то Бог у него силу отберет!»
ВОСПИТАНИЕ МАЛЬЧИКА
«Колыска» —
детская люлька
в кружевах-оберегах
Первые штаны и символ
принадлежности
к казачеству — папаха
М
альчика стригли первый раз, когда ему исполнялся год. Этот обряд описан в древнерусских летописях как великокняжеский, и неизвестно, пришел ли он на Русь из степи или в степь от Руси. А может, он был общим для всех дружинников — и степняков, и славян, и варягов. Но у казаков он сохранился до наших дней.
Годовалого казачонка на женской половине дома усаживали на кошму, и крестная срезала его первые прядки волос, которые потом на протяжении всей жизни сохранялись за именной иконой.
Подстриженного мальчонку женщины передавали мужчинам, и те несли его к церкви. Там его ждал неоседланный конь. Казачонка сажали верхом на коня на расстеленный шелковый платок (в который потом заворачивали первые волосы) и гадали, как он будет себя вести, по малейшим приметам стараясь угадать судьбу будущего воина. Схватится за гриву — будет жив. Заплачет, повалится с коня — быть убитому. Коня обводили вокруг церкви. Потом отец брал его на руки, а крестный надевал на них обоих портупею так, чтобы издали казалось: идет по улице казак при шашке.
У ворот родного куреня казаков встречали женщины.
«Казака принямайтя! Да за ним доглядайтя! Чтоб был не квелый, до всякой работы скорый, чтоб Богу молился да сабле учился! Чтоб малых не забижал, старших уважал, а к родителям был почтительнай...»
Первая стрижка. Стрижет крестная. Все волосы собираются в шелковый платок, который всю жизнь хранится за именной иконой
Крестный сажает казака первый раз на коня. Коня держит отец. Тут же дядя — брат отца и дядька — брат матери — помогают держать коня. Старший в роду следит за правильным исполнением обычая и читает молитву
Крестная снимала с отца и сына шашку со словами:
«Возьми, крестный, шашку, нашему казаку еще расти нужно. Сохраняй ее до срока».
Крестный принимал оружие, хранил его и вручал крестнику в семнадцать лет, после того как малолетку приписывали к полку. Он же, крестный, обучал крестника всем церковным обычаям, но в большей степени всем видам воинского искусства. Считалось, что отец может быть излишне строг или чрезмерно мягок — поскольку это его плоть и кровь, а крестный — духовный отец — будет и строг и справедлив.
ли «рубить лозу», сидя на коновязи — на бревне, и только потом на боевом коне, по-боевому, по-строевому оседланном. Рукопашному бою учили с трех лет, передавая особые, в каждом роду хранившиеся приемы.
Мальчика воспитывали гораздо строже, чем девочку, и жизнь его с очень раннего возраста была заполнена трудом и обучением. С пяти лет мальчишки работали с родителями в поле: погоняли волов на пахоте, пасли овец и другой скот. Но время для игры оставалось. И крестный, и атаман, и ста-
Обучение начиналось после праздника первых штанов. Штаны, как правило, дарил старший в роду. Это должны были быть обязательно шаровары. Без этого изобретения скифов обучение верховой езде было невозможно. Мальчика все поздравляли с первыми штанами, и казачонок ими очень гордился.
Наступал этот праздник в зависимости от общего развития мальчика, но, как правило, лет с трех-пяти казачонка уже приучали к верховой езде. Обучение было тяжелым и постоянным. Стрелять учили с семи лет, рубить шашкой — с десяти. Сначала пускали тонкой струйкой воду и «ставили руку», чтобы клинок шел под правильным углом и резал воду, не оставляя брызг. Потом учи-
рики следили, чтоб мальчонку «не заездили», чтобы играть позволяли. Но сами игры были такими, что в них казак обучался либо работе, либо воинскому искусству.
Одной из самых любимых была древнейшая игра пастухов — дзига, или кубарь, в которую играли с утра до вечера. Специально изготовленную игрушку, похожую и на шпульку от ниток, и на волчок, подхлестывали кнутами. Условия были самыми разными: стараясь не уронить, гоняли дзигу по маршруту, гоняли наперегонки... Особые мастера ухитрялись выделывать потрясающие номера с кубарем, подбрасывая его в воздухе или попадая им в цель за много метров. Бывали командные соревнования, бывали бои — когда сшибали дзиги противников... Несмотря на то что взрослые считали «гонять кубарь» пустым занятием, именно оно развивало глазомер, реакцию, ловкость, выносливость, да и просто обучало пастушьему владению кнутом и боевому умению обращаться с нагайкой.
В семь лет мальчонку стригли ритуально во второй раз. Бритоголовым он шел в первый раз с мужчинами в баню, а затем к первой исповеди. Дома после праздничного обеда, за которым он в последний раз ел детские сласти, под украдкой роняемые матерью, сестрами и бабушкой слезы он собирал постель и переходил из детской в комнату братьев.
Старшие братья придирчиво осматривали его одежонку и немилостиво выбрасывали все, что считали излишне теплым или мягким.
«Все! — говорили они. — Учись служить! Чай, теперь ты не дите, а полказака!»
С этой минуты мальчика могли наказывать только мужчины (или, если отец погиб или умер, только мать). Женщины не имели права вмешиваться в его воспитание. А когда старшие уезжали из дома, он оставался за хозяина.
«Смотри, — говорил отец, — на тебе дом и женщины. Доглядай хозяйство». _— ш~ И если поначалу это могло ] восприниматься не совсем серьез-jfno, то в десять _л ет казачонок уже полностью понимал меру ответственности и действительно был опорой дома и семьи. а -С очень раннего возраста казачонок осознавал себя частью станичного общества. Предания донесли до нас известия о том, что на всех старинных казачьих войсковых кругах обязательно были смышленые казачата. Для этого торжественного случая им даже ши-
Дзига — игра пастухов и воинов
лась, за счет атаманской казны, праздничная одежда. Разумеется, они не принимали участия в спорах казаков, у них была другая задача — слушать и запоминать. В особо важных случаях таких мальчишек бывало несколько. Они стояли друг от друга порознь, чтобы не разговаривали между собою, и после круга их расспрашивали: что они запомнили, о чем шла речь, кто и что говорил, кто кому возражал, какое было принято решение... Так народ сохранял свою историю. Бывали старики, которые с поразительной точностью рассказывали о событиях вековой давности, и на вопрос, откуда ему это известно, старик отвечал коротко и просто: «Я там был!».
Мальчишки обязательно присутствовали при разведении межевых границ. Причем, после того как мальчонка с закрытыми глазами повторял все приметы и знаки границы, его могли неожиданно ударить рукой и нагайкой. Объяснение было примерно следующим: «Мол, прости, сынушка, это тебе не в укор и не в наказание... Рана заживчива, а память забывчива. И ты с годами все позабудешь, а вот как тебя ударили ни за что ни про что, век помнить станешь, а с тем и все границы станичного юрта».
Но самой главной задачей казачонка всегда была учеба. Особым уважением пользовались школяры. Ими гордились в семьях, они вели себя на улице солидно и достойно. Те, кому посчастливилось учиться в кадетском казачь ем корпусе или в гимна зии, были известны поименно всем жителям станицы или хутора. Их приглашал в правление и поздравлял с каникулами атаман. Студентов и юнкеров даже старики звали по имени отчеству... Но кроме этого каждый казачонок ежеднев-
но учился работать, перенимая мастерство от старших. Семилетний мальчик вполне справлялся с лошадьми и волами, мог и запрячь, и поставить в конюшню. Пахать на волах ему не хватало силенок, но боронить, сгребать сено на лошадях было исключительно мальчишеским делом.
С весны до осени казачата, как правило, жили в степи при отарах или на бахчах со стариками. И здесь учеба не прекращалась ни на
«Ставят руку» — казачонок детской шашкой, откованной в пропорциях его руки, рубит струйку воды так, чтобы не было брызг, чтобы клинок шел под правильным углом
один день. Казачат учили ежедневно — стрелять, скакать на коне, рубить шашкой, бороться.
Сыновьям казачьих офицеров времени на детские игры отпускалось меньше, чем сыновьям простых казаков. Как правило, с пя-ти-семилетнего возраста отцы забирали их в сменные сотни, полки и увозили с собой на службу, часто и на войну.
«Кулачки» — состязание в рукопашном бое. Происходили еженедельно. Дрались женатые — в сапогах с холостыми, в башмаках-чириках
ВОСПИТАНИЕ ДЕВОЧКИ
Рождение девочки не праздновалось так широко, как рождение мальчика, при известии о ее рождении не грохотали выстрелы. Однако появление на свет девочки тоже было радостью — тихой, домашней, овеянной легендами и молитвами.
Девочка приносила в дом постоянное душевное тепло, доброту и ласку. Поэтому от самого рождения ее воспитывали иначе, чем мальчика, старались развить в ней
«Смывают с дочушки заботы». Девочку моет крестная. Казак ест «отцовскую кашу»
женственность, трудолюбие, терпение и отзывчивость. И тоже волновались и молились о ее счастье.
Все обычаи и обряды, которыми была окружена жизнь девочки, — домашние, семейные... Если мальчика постоянно настраивали на то, что он должен быть первым, быть на людях, постоянно соревноваться, то девочке внушалось, что самое главное — спокойная душа и чистое сердце, а счастье — крепкая семья и честно заработанный достаток, хотя жизнь казачки была полна великих тревог, а трудов и страданий в ней было не меньше, а то и больше, чем в жизни казака.
Начиная от самого первого, все «женские» обычаи были шутливыми, не жестокими, а веселыми. Так, «смывали с дочушки заботы» — тетки, мамки, няньки, крестная — первый раз с песнями и добрыми пожеланиями мыли девочку.
В это время отец — единственный мулсчина, допускавшийся на этот праздник (ребенка до трех месяцев вообще никому не показывали,
боялись сглаза и даже крестить в церковь носили с закрытым кружевами лицом), ел «отцовскую кашу», специально приготовленную — горелую, насоленную, наперченную, политую горчицей, чтобы она была совершенно несъедобной. Он должен был съесть ее, не поморщившись, «чтобы девочке меньше горького в жизни досталось».
Все девичьи праздники отмечались в узком детском кругу на женской половине дома, куда приглашались только родственники. Праздники всегда сопровождались подарками, угощением, песнями, танцами. Праздновали «первый шаг», дарили ленточки «на бантик», гребешок на косыньку, платочек - «в церкву ходить». Подарки буквально сыпались на девочку, однако это не означало, что ей все позволено и жизнь была у нее сплошным праздником.
Девочки начинали работать с очень раннего возраста. Таскаясь «хвостиком» за матерью по дому, они участвовали во всех работах: стирали, мыли полы, ставили заплатки, пришивали пуговицы. С пяти лет учились вышивать, шить, вязать на спицах и крючком — это умела каждая казачка. Делалось это в игре: обшивали кукол, а учились на всю жизнь.
^^^^W^^^^^j^wW^^^R^^^^^ro^fl'a
бщи
■ИВЯДВЯЯ! TpUiJlliHero
ПГ1 11Г111' IГ Т 111 ЦП I II III 111,44 СеСТШ J] "П1РТ м^тиаст — mincinn-
ГО. ' ППН ililiTnTr 1'П У""'" " ■"■"■-■-■" «в
"I Ill
люди*
I
Трудовая жизнь начиналась очень рано. Пятилетний казачонок уезжал с отцом на охоту, на покос, на рыбную ловлю — и там помогал уже всерьез. А вот отнести мужчинам еду в поле, постирать, заштопать обтрепавшуюся в
Нянчат младших и учатся вышивать
Дедушка дарит «хваленке» серебряное колечко на левую руку
л^аботе одежду — девичья забота. [К братьям девочки относились с | огромным уважением. И не зря: | случалось, что пятилетние братья / уходили с отцами в военные походы. И возвращались домой через десяток лет закаленными бойцами.
Труд не исключал радости и веселья: девочки и пели, и плясали, а обучали их этому старшие женщины. Но росла девочка с главной мыслью, что она будущая хозяйка и мать, — этому было подчинено все ее воспитание.
Когда девочка становилась девушкой, то об этом, как правило, по секрету бабушка сообщала деду — самому старшему в семье.
Дед покупал серебряное колечко и дарил его внучке, а то и праправнучке, сопровождая свой подарок песенкой про колечко и наставлениями, что внучка теперь «не дите», а «барышня» и вести себя должна иначе: «на нее женихи смотрят».
Колечко на левой руке означало, что перед нами «хвален-ка» — пускай еще «не на выданье», но о ней уже можно думать как о невесте.
С момента получения серебряного колечка девушка начинала готовить себе приданое. Девичья жизнь кончалась сватовством.
Казаки народ гордый, горячий
и... вооруженный. Поэтому во всех