Глава 10. Закат и рассвет. 19 глава




Поттер должен был разозлиться, а не сдаваться. Тот Поттер, которого Северус знал — тот, что убил Тома Риддла ценой собственной жизни лишь потому, что привык все, за что взялся, доводить до конца, невзирая на цены.

Не заметить, как взволнованно и почему-то молча переглядываются Драко и Луна, не обращая внимания ни на Поттера, ни на Панси, сжавшую в кулаке вилку до побелевших костяшек, мог только слепой. Опять Грэйнджер, с прорывающейся злостью подумал Северус, рывком придвигая себе стул и садясь рядом с девушками. В этом замке хоть поговорить возможно, вообще? Без опасения быть подслушанным…

— Значит, вопрос можно считать решенным, — совершенно спокойно констатировала Лавгуд, закончив переглядки и возвращаясь к еде. — Спасибо, профессор. Мы тут уже измучались, чье предложение принимать…

— А теперь все само, похоже, решилось… — медленно проговорил Драко. — Жаль, если честно — перебираться ни во Францию, ни в Германию лично мне совершенно не улыбалось.

В его глазах боролись отчаяние и упрямство — а Поттер по-прежнему молчал.

— Дай сюда, — внезапно глухо попросил он, протягивая за письмом руку.

Лавгуд с готовностью сунула ему пергамент. Несколько бесконечных секунд Гарри, не поднимая головы, смотрел на четкие ряды аккуратных букв. Снейп поймал себя на том, что почти верит — сейчас он встанет, и мы увидим выходку в стиле Гарри Поттера. С яростью и рычанием сквозь зубы.

— Последнее предупреждение, значит… — задумчиво пробормотал Поттер. — То есть, все эти убийства — пока еще предупреждение. Что, интересно знать, они собираются делать, когда предупреждать перестанут?

Малфой осторожно сжал его ладонь. Гарри повернул голову и поднял глаза — несколько секунд они, казалось, безмолвно спорили. Драко уговаривал, кусая губы — Поттер устало хмурился.

— Думаю, об этом мы в любом случае скоро узнаем, — наконец сказал Драко вслух, не сводя с Поттера умоляющего взгляда.

— Не факт, — пожал плечами тот, высвобождая руку. — Нам осталось всего лишь принять любое из предложений и свалить с территории Англии. И убийства прекратятся.

Почему-то Северусу показалось, что большей глупости от Поттера ему и в юности не часто удавалось услышать. Судя по тому, как отчетливо поморщилась, отворачиваясь, Панси, как изумленно расширились глаза Луны, как устало выдохнул Драко — они думали так же.

 

* * *

 

С самого утра немилосердно кружилась голова — будто накануне Гарри уговорил в одиночку ящик дешевого огневиски.

Точнее, голова кружилась еще с вечера. Или даже с предыдущего дня. Гарри не помнил, когда именно это началось — наверное, оно нарастало так давно и так постепенно, что он и сам забыл, когда успел привыкнуть к вспышкам темноты в глазах и пульсирующей в висках монотонной боли.

— Поттер, ты весь горишь, — обеспокоенно выдохнул Драко вчера, машинально ощупывая его лоб, когда они стояли под душем.

— Ты мне это последние лет пять повторяешь… — утомленно отшутился Гарри, прислоняясь затылком к стене.

Голова действительно кружилась — как нередко по вечерам, после очередного суматошного дня, и от тревоги в голосе Малфоя становилось совсем тошно. Драко можно было даже заставить заткнуться, но треклятая тревога все равно оставалась на дне его глаз — и это было хуже всего. А тратить сейчас силы еще и на то, чтобы убеждать Малфоя — со мной все в порядке — когда ты явно не в порядке… Гарри предпочел бы задачу с меньшей степенью бессмысленности.

Задач хватало с лихвой — и ежедневных, от которых не получалось избавиться, и куда более насущных и важных. Что со мной? — в отчаянии спрашивал он сам себя и, в который раз перебирая возможные варианты, не находил ответа.

Физическое самочувствие тревожило, но уже почти не пугало — пусть Гарри и отдавал себе отчет в том, что должно значить здоровье для огненного мага, существующего за счет именно этих, самых низших жизненных энергий. Кое-что другое настораживало куда сильнее, и отмахиваться от проблемы больше не получалось.

И даже почти не вызывала эмоций мысль — последние месяцы я действительно от чего-то отмахивался. Полгода назад Гарри впал бы в ярость, поймав себя на подобном — теперь же он только снова и снова мучительно перебирал в голове прошлое, ища ошибку, ловя себя на дурацком ощущении, что бродит по кругу. В прошлом не было ничего, ни одной зацепки — а настоящее преподносило все более устрашающие сюрпризы.

Сны почти превратились в привычку — если можно назвать привычкой готовность к кошмару — и даже страх понемногу въедался в кровь, становясь фоном, из которого составляются будни. В снах Гарри снова и снова видел опустошенные, остановившиеся глаза Малфоя — в них клубилась бездна, и лицо Драко напоминало обтянутый кожей череп, а плечи, за которые Гарри каждый раз хватался, пытаясь встряхнуть, привести его в чувство, вдруг оказывались невозможно хрупкими и крошились под пальцами. На лице Драко проступала ухмылка — чудовищно выглядевшая рядом с распахнутыми неживыми глазами, и Гарри глох от собственного крика, сжимая в объятиях рассыпающееся тело, которое никак не получалось отпустить, поверить — нет, даже допустить мысль — он мертв, он ушел от тебя, его больше нет.

И то, что после этого неизменно оказывалось — Малфой рядом, живой, перепуганный и настоящий — почему-то уже ничего не меняло.

В снах захлебывалась хрипами не приходящая в сознание Панси, в них корчилась в судорогах, обхватив руками голову, Луна, и замирал на полу среди каменного крошева застывший навечно в изломанной, нечеловеческой позе Снейп, и бился в стены крик заживо сгорающей Джинни… В них лилась соленым потоком немого вопроса горечь из мертвых глаз Симуса, в них осыпалось прахом то, что осталось от Сюзан, и, ломая ногти, царапал стену за своей спиной Рон, беззвучно спрашивая — как ты мог? Как ты допустил это, Гарри?..

А потом сны заканчивались — и долгое время получалось заставлять себя верить, что то, что бывает между ними, и называется — жизнь.

— Нет, на этот раз ты действительно весь горишь… — замороженно прошептал Драко, обхватывая ладонями его голову.

От прохлады легких прикосновений действительно становилось немного легче — если бы еще Гарри мог не бояться, что, посмотрев ему в глаза, снова увидит там клубящуюся пустоту! Если бы можно было снова научиться не вздрагивать, слыша его голос, потому что страшно оглянуться, если бы получалось не проваливаться в беспомощное, липкое и глухое безумие всякий раз, когда голос отсутствовал — и Драко тоже не было рядом…

— Я люблю тебя… — беспомощно пробормотал Гарри, притягивая Малфоя за затылок и упираясь лбом в его лоб. — Я просто… Мерлин, я так сильно тебя люблю…

Потом они целовались, и все никак не получалось выпустить его из объятий, пока Драко сам не отвел обжигающе горячие руки в стороны и не опустился на колени — и тогда, наконец, Гарри смог выдохнуть, запрокидывая голову и вжимаясь плечами в стену.

— Я люблю тебя… — шептал он, цепляясь за влажные волосы Малфоя, на ощупь скользя ладонями по его вискам, по щекам, по шее. — Драко, я…

Малфой на миг оторвался от него, улыбнувшись — его улыбку нельзя было не услышать, даже если не видишь — и, почувствовав прикосновение его пальцев, Гарри опустил взгляд, стискивая пряди намокших волос и едва сдерживаясь, чтобы не кончить прямо сейчас…

И задохнулся, глядя в невозможно синие, сияющие глаза. Перед ним на коленях стоял Джеральд, и это его ладонь скользила по бедру, его губы улыбались сейчас, сжимая, обхватывая, и обрушившийся внезапной несвоевременной лавиной оргазм накатил с такой силой, что Гарри с криком сполз по стене, прямо в ласкающие, принимающие руки, сжимая виски и захлебываясь всхлипами.

— Гарри?.. — донесся до него обеспокоенный голос Драко.

Я схожу с ума, с беспощадной отчетливостью понял он. Мерлин, теперь что — это будет еще и не только во сне? Всегда?..

Ночь прошла в тщетных попытках заставить себя не вспоминать покорную, томительную улыбку Джерри, его притягивающий затуманенный взгляд и полуоткрытый рот — и разрывающую горло нечеловеческую боль и тоску, почему-то охватившую Гарри от этого зрелища.

И в страхе, к привкусу которого уже почти получалось привыкнуть.

О причинах думать он уже попросту не решался. И даже почти не удивлялся, что с трудом заставляет себя слушать, думать и реагировать — хотя с куда большим удовольствием узнал бы сейчас о смерти Снейпа, принесшего с утра пораньше новости, ничем не отличавшиеся от жизни самого Поттера в последние недели. Такие же тошнотворные и до отчаянных слез непонятные.

— Вы, вообще, в состоянии сейчас рассуждать — или вас побеспокоить попозже? — сквозь зубы осведомился Снейп, без лишних вопросов наливая себе чай. — Мистер Поттер?

— В состоянии, — процедил Гарри, глядя в тарелку. — Что еще плохого случилось?

Видеть Северуса — обозленного и едва не кипящего от недовольства — не хотелось совершенно. Ни этим утром, ни когда-либо еще.

— Плохого случится не сегодня, так завтра, если вы продолжите делать вид, что в поведении мистера Эббинса нет ничего предосудительного, — Снейп едва не шипел, и от его пульсирующей толчками ярости голова окончательно отказывалась соображать.

— Северус, что он опять?.. — измученно спросила Панси.

— Все то же, — отозвался Снейп. — Доволен собой и горд до бесчувствия, о вас и мистере Поттере теперь отзывается исключительно снисходительно, мальчишка этот его вконец одурел — носится за ним, как щенок…

— И что? — тупо уточнил Гарри.

Северус резким жестом швырнул на стол смятую салфетку, которую до этого комкал в руках.

— Я миллион раз говорил вам — он что-то задумал и ни минуты не сомневается в успехе. Он выжидает — и точно знает, чего. Что вы будете делать, когда это время наступит? Что именно он, вообще, мог задумать, чтобы теперь так лучиться самодовольством?

Драко и Луна синхронно переглянулись. Гарри поморщился — этот разговор, повторяющийся по кругу, уже приелся до оскомины на зубах.

— Кристиан больше не делает попыток склонить к бунту не посещающих занятия магов, — с усталой размеренностью заговорил он, по-прежнему не поднимая головы. — Нам доподлинно известно, что все они, до единого, в свое время послали его к Мерлину с его агитацией — каждый по своим причинам и каждый в своей форме, и на данный момент не поддерживают с ним контактов и ничего не ожидают ни от него, ни от ситуации. Также я могу гарантировать, что остальные ученики воспринимают Кристиана в штыки и по своей инициативе активно за ним наблюдают — если тебе станет спокойнее, я даже имена назову. Тех, кто пасет его постоянно — и тех, кто этим руководит. Что ты хочешь, чтобы мы еще сделали? Что бы Эббинс ни выкинул, ребята и так держат руку на пульсе. Или мне их разогнать и самому за ним таскаться начать? Или что я, по-твоему, должен предпринять, чтобы ты, наконец, угомонился?

— Убейте его, — спокойно сказал Снейп. — Любой из вас в состоянии это сделать, не рискуя ничем.

Драко беспомощно выдохнул, откидываясь на спинку стула.

— Да — не рискуя ничем! — с нажимом повторил Снейп. — Ни ты, ни Гарри, ни Луна не превратитесь в огрызок стихии, если соберетесь его придушить. Вам вообще ничего это не будет стоить. И, если мне не изменяет память, еще полгода назад лично ты, Поттер, сам утверждал, что убьешь любого, кто откажется сотрудничать и будет представлять потенциальную угрозу для школы или людей за ее пределами. Эббинс — представляет, это даже доказательств не требует. И он гарантированно не пойдет на сотрудничество — это ты тоже знаешь. Что, Мерлин побери, тебе еще нужно, чтобы начать выполнять собственные обещания?

— Шон, — глухо проговорил Гарри, опуская голову и упираясь лбом в подставленные ладони. — Ты забываешь о Шоне.

Снейп бросил быстрый взгляд в потолок.

— И что Шон? — как можно любезнее поинтересовался он.

— Если я просто убью Эббинса, мы получим ту же проблему, только в лице Шона и без отложенных ожиданий непонятно чего. Он взорвется, Северус — и будет со своей точки зрения прав, и мы либо потеряем его одного, либо всех тех, кого он с собой прихватит, либо…

— Либо успеете его остановить, — пожал плечами Снейп. — Это вам тоже не в новинку.

— Северус… — почти жалобно протянул Драко.

— Вот только не надо мне опять про сложности! — зло фыркнул тот. — Эббинс — это вулкан, на котором мы все сидим. Все, между прочим! И делаем вид, что признаки его просыпающейся активности нас не касаются.

Даже несмотря на дикую ломоту в висках, Гарри не смог не отметить про себя это «мы». И заодно невольно спросить себя — интересно, когда именно вечно отстраненный от всего, что хоть немного напоминало жизнь, и выбиравший добровольное заточение Снейп успел превратиться в сующееся в каждую щель и фонтанирующее бессмысленными и непродуманными идеями существо? Или это только кажется вконец запутавшемуся Поттеру?

— Задавив этот вулкан, мы получим другой, ничем не лучше, — устало сказал он. — Шон Миллз…

— Мне плевать на Шона! — сквозь зубы рявкнул Снейп, наклоняясь вперед. — Если надо — значит, убейте обоих! Или один щенок стоит того, чтобы рисковать всеми остальными магами?

— Отлично, Северус! — Драко, дернувшись, встал и принялся нервно ходить по комнате. — Кого потом будем убивать? Всех, кто знает, что Шон Миллз — замечательный парень? Кто решит, что мы погрязли в самоуправстве, и обоснованно взбеленится на нас? Может, просто революцию сразу устроить из-за одних только подозрений?

— Так, все! — повысил голос Гарри, поднимая голову и окидывая присутствующих сумрачным взглядом. — Вариантов всего три. Убить Кристиана по-тихому и списать все на несчастный случай, надеясь, что Шон с его мозгами мага Воздуха и трехмерной логикой не догадается, кто во всем виноват — и заодно надеясь, что этим шагом мы не превратим себя в подтасовывающих обстоятельства в свою пользу диктаторов и не огребем от стихии за ошибку. Второй — убить его по подозрению, как ненадежный элемент, надеясь, что взбесившийся Шон не превратится в еще большую проблему. И заодно надеясь на все то же самое, что и в первом случае. Третий — попытаться предварительно доказать Шону, что его наставника действительно стоит убить. Во избежание. Рассчитывая на его понимание и надеясь опять же на все те же глупости. Во всех трех случаях, если я правильно понимаю, мы ничем не будем отличаться от людей с их человечной манерой убивать тех, кто неугоден и потенциально опасен. Северус, ты не пробовал думать, вообще, перед тем, как что-нибудь настойчиво предлагать?

Снейп долго молчал, буравя его пристальным взглядом.

— Убейте его, — повторил он наконец. — Как угодно, Поттер — изыски в методах всегда были по твоей части. Удачливый ты наш… Просто сделайте это — пока не поздно.

— Нет, — отрезал Гарри, перебив распахнувшего было рот Малфоя. — Идеолог в этой школе пока еще — я. И я говорю — нет. Это окончательный ответ.

Лицо Снейпа напоминало застывшую в камне маску отчаяния.

— Раньше ты говорил, что монстров следует вырезать, — сдержанно напомнил он. — Ты сам, и неоднократно, повторял — что тебя не затруднит лично убить того, кто выберет быть монстром, если он окажется в твоей школе, под твоим патронажем, и при этом не захочет прислушаться к голосу разума.

— Значит, я ошибался, — зло процедил Гарри.

Драко, слава Мерлину, промолчал.

 

* * *

 

Поморщившись, Луна привычно задержала дыхание на вдохе и слегка запрокинула голову, прикрывая глаза. Какофонии это не уменьшало, но давало хотя бы намек на контроль. Создавало ускользающую иллюзию, что вот еще чуть-чуть — и получится ухватить то самое нечто, которое позволит сжать в кулаке мешанину чужих переживаний, разносящую изнутри по частям.

За это бесконечно длившееся лето Луна Лавгуд узнала многое — чего предпочла бы не знать никогда. Что рвущийся наружу голод сексуального напряжения мужчины похож на вылитое за шиворот ведро кислоты, и даже просто стоя рядом с измученным собственной жаждой огненным магом, почти невозможно дышать. Что от чужой физической боли подкашиваются колени и темнеет в глазах, будто кто-то хватает за горло, и сердце начинает выпрыгивать из груди, истерически стремясь побиться о ближайшую стенку. Что захлестывающая разум подростковая влюбленность ощущается, как размашистый удар кувалдой в незащищенный затылок — если сдуру подойти к упивающемуся ею магу ближе, чем на триста футов.

Что дар эмпата способен не только открывать чужие души — он способен выворачивать их наизнанку, швыряя в тебя все, что пряталось в закромах, и эта сила поистине нечеловеческих размахов, и ни человек, ни маг, похоже, просто не может с ней совладать.

Луне впервые так отчетливо казалось, что она умирает — и в последнее время подобная мысль не вызывала ничего, кроме желания сдаться.

За исключением тех редких — на фоне общего кошмара — моментов, когда крепкие руки Малфоя обвивались вокруг нее, держали в объятиях, не давая сломаться и шагнуть, наконец, в приглашающе распахивающуюся впереди пропасть. Гарри Луна теперь побаивалась и избегала — от него так сильно фонило страхом, что рядом с ним даже воздух, казалось, начинал тошнотворно горчить. Что же касается Панси…

Панси постоянно испытывала боль — и Луна проклинала собственную стихию, усиливающую дар эмпатии с каждым днем, но при этом повышающую и физическую выносливость. Честное слово, иногда Луна предпочла бы обморок, а не выбивающее одним ударом рассудок ощущение чужих эмоций.

Вот только время обмороков закончилось — причем, похоже, окончательно. Можно было сходить с ума, но спасительное небытие больше не приходило.

Чуть легче становилось только рядом с Драко — и на занятиях, даже несмотря на близость к влюбленным, озабоченным или неудовлетворенным подросткам. Глядя в их глаза, Луна снова могла чувствовать себя нужной. Нужной им.

— Кто начнет? — негромко спросила она, осторожно массируя виски.

Вопрос был риторическим — начинала всегда Мелани. По крайней мере, на занятиях мисс Лавгуд — всегда. Как происходит начало урока у Гарри, Луна не спрашивала, но подозревала, что так же.

— Это кошмар, — искренне высказался Натан, перебив открывшую было рот Мелл. — Вот честно, мисс — я не понял, как в этом можно было выжить…

Луна, распахнув глаза, бросила на него вопросительный взгляд — но Натан и впрямь выглядел сбитым с толку и даже почти что растерянным.

— Это все, что ты можешь сказать? — мягко уточнила она.

О’Доннел отчаянно смутился, хотя изо всех сил постарался этого не показать.

— Простите, но все время хочется спросить — вы точно нас не разыгрываете? — вклинился в разговор Фил. — Потому что это… — он смешался и потер лоб. — Это ни в какие рамки не лезет. Так просто не бывает.

Похоже, разговор обещал быть интересным. Луна подперла кулачком подбородок и уставилась в потолок. Это помогало не влезть в дискуссию раньше времени.

— Такое ощущение, что смотришь пьесу в театре, — замороженно добавил Брайан. — Актеры перед тобой разыгрывают постановку, а ты сидишь, как дурак, и не можешь понять, кто и зачем написал им такой дерьмовый сценарий и когда уже весь этот ужас закончится.

— Мне даст кто-нибудь слово сказать — или вы и дальше охать планируете? — холодно осведомилась Мелани. — Очевидно же, что это не розыгрыш, — проговорила она, выдержав паузу. — Если отбросить неконструктивные эмоции, то объяснение лично я вижу только одно — мистер Поттер и мистер Малфой приблизительно два-три месяца ощущали и вели себя совершенно как люди. Я не увидела даже потуг на внутреннюю честность — не то что адекватного восприятия реальности. Абсолютно человеческие поступки, трактовки мотивов и сами мотивы. Все до единого. Следовательно, они и являлись в это время людьми, не переставая быть магами. Я могу пояснить на конкретных примерах, если нужно.

Класс будто одновременно поперхнулся вдохом — даже глаза у большинства округлились. Только Мэтт машинально кивнул — видимо, пришел к тому же выводу, да Доминик, судя по выражению лица, такую вероятность как минимум рассматривал.

Лорин, хмыкнув, закрыла лицо упертыми в согнутые коленки руками.

— Если ты права, то они должны были умереть, — пробормотала она. — Такое объяснение неприемлемо. Стихия размазала бы их в клочки, если бы…

— Вообще-то, к моменту похищения мистера Драко он выглядел, как собственная тень, — недовольно буркнул Мэтт. — А в глаза мистера Гарри даже в мысливе заглядывать страшно. Такое ощущение, что вместо него видишь ходячий факел, который только не светится еще.

Луна, не удержавшись, едва заметно кивнула.

— Они действительно умирали, оба, — негромко сказала она. — Этого нельзя было не почувствовать — даже за тот месяц, что я прожила с ними до похищения. У кого какие идеи?

Больше всего было интересно: услышал ли — догадался, почувствовал, вычислил — хоть кто-нибудь из них? Хоть кто-нибудь — то, что, перешагнув впервые порог поместья Блэков, с ужасом поняла сама Луна?

— Вы хотели нас напугать, — авторитетно заявил Тони, пряча под бравадой нервозность. — И у вас это получилось. Теперь двести раз подумаю — прежде чем начать вести себя как какой-нибудь человек.

Энни фыркнула и покачала головой. Марта молча припечатывала парня к стене тяжелым взглядом — ей явно не нравились шуточки в подобном контексте.

— Когда они начали вести себя, как люди, они уже лишились возможности поступать иначе, — напряженно заметила она. — Ошибка была совершена ими раньше, причем намного — я не верю, что стихия не дала бы им шанса на хотя бы минимальную реакцию. Скорее всего, они его просто не захотели рассматривать.

— А раз это началось сразу по возвращении мистера Гарри, значит, ошибку надо искать еще во времена первой войны, — в тон ей подытожила Линдс. — Что лично ты, МакКейн, там видел неправильного, над чем теперь двести раз подумаешь? Или это красивые слова были опять?

Сейчас они выглядели, как две предупредительно постукивающие хвостами по полу скорпионихи, обнаруживших безмозглую попытку на них наступить. Сравнение не казалось странным — эти девочки умудрялись создавать постоянное ощущение, что они живут в готовности вырезать весь мир, прижавшись друг к другу спинами и вглядываясь в каждое проходящее мимо явление природы.

Если мир, разумеется, сдуру попробует померяться с ними силами.

Иногда Луна, сама того не замечая, докатывалась до тихих слез в подушку, вспоминая их жизнелюбие. Их сплоченность — и при этом непримиримую яростность.

— Я увидел… — нехорошо усмехнулся Тони. — Я увидел двух парней, которые были готовы перегрызть глотку любому, кто им помешает. Нежелание принимать обстоятельства, события и возможности, то есть, волю стихии — а, значит, я увидел гордыню и эгоизм.

— Какая тебе у мистера Драко гордыня? — с тоской переспросила Лорин, поднимая голову. — Рехнулся вконец? Это зацепленность друг за друга! Вспомни, как он ревновал, когда видел Джинни. Вспомни, как он боялся быть честным с собственным партнером, если вдруг честность подразумевала возможное неприятие! Банальное собственничество.

Тони сжал зубы — на побелевших скулах заходили желваки. От мгновенно вспыхнувшей тревоги Доминика Луне тотчас захотелось взвыть — она едва подавила стон, опять задержав дыхание.

— Собственник — мистер Гарри, тогда уж, — мягко остановил ее Филипп. — Но я думаю, что вы правы оба. Неприятие обстоятельств идет от собственничества, потому что партнер становится важнее правды, важнее самого себя. А означает это неприятие — гордыню, раз маг начинает считать, что ему лучше знать, какие события принимать в расчет, а какие — нет. И от каких отмахиваться, а какие факты подтасовывать.

— Ты — гордый, Фил? — участливо поинтересовалась Луна, слегка наклоняясь вперед.

Парень надолго задумался. Потом даже вдохнул, уже совсем было решившись что-то сказать — и снова задумался.

— Нет, — прошептал он, зажмуриваясь. — Я думаю, что приму что угодно. Даже если… это мне не понравится. На первый взгляд.

От душевной боли скручивало не меньше, чем от физической — Филиппу было что вспомнить сейчас. Судя по тому, как перехватило дыхание у самой Луны.

— Так, стоп… — вдруг, выдохнув, перебил их Рэй. — Это что — любое неприятие приводит — к такому?..

— Идиот, прости Мерлин, — процедила Мелани. — Любое неприятие приводит к смерти, а то, что ты видел — это хуже, чем смерть. Это пример того, как стихия дрессирует нужных ей магов и заставляет силком выбрать то, что они не хотят выбирать сами. И тащит их за шиворот, если они обязаны что-то сделать. Твое счастье, если ты не обязан — тогда просто умрешь. Но не факт, что быстро и безболезненно.

— А как же свобода воли? — недоуменно поднял голову Тим.

Мелл, не выдержав, фыркнула — и расхохоталась. Луна отметила, что еще несколько магов сочувственно поглядывают в его сторону.

— Какая, к гоблинам, свобода? — без тени улыбки глухо спросила Маргарет. — У нас тут только одна свобода — сдохнуть, если о свободе думать чересчур нравится… Вон, у Шона наставник — тоже свободы хочет. Хочешь стать таким же, как он?

— Ну, зачем же так грубо… — ухмыльнулся Натан. — Свобода существует — но в пределах сущности мага, и сущность эта точно не подразумевает игнорирования воли стихии. А раз Джинни Уизли действительно была в их жизни — значит, стихии зачем-то требовалось научить мистера Драко принимать своего партнера, как свободного мага. Свободного в своих выборах — а не в навязанных ему извне. Собственно, этот урок через всю жизнь мистера Гарри прослеживается — ему кто только что ни пытался навязывать.

— Все равно — это кошмар, — снова вклинился Брайан. — Лучше умереть, чем снова стать человеком по возможностям, оставаясь магом по обязательствам. Это даже не усложнение правил игры, это вообще… не знаю — игра в одни ворота…

— Но они же справились, — пожала плечами Луна. — Значит, возможно даже такое — хотя, когда они были полноценными магами, им казалось, что перешагнуть через себя невозможно. При том, что сделать это, обладая внутренней честностью, им было бы проще на порядок.

Маги снова ошарашенно замолчали. Каждый пытался примерить на себя перспективу соответствовать требованиям стихии, имея при этом человеческие сознание и душу.

— Так все дело, выходит, только в значимости каждого мага, да? — вдруг напряженно начал молчавший доселе Алан. — То есть, если я для стихии значим, то она даст мне больше возможностей для маневра? А если я — разменная пешка, то я умру быстро? Так получается? И, значит, правила не равны для всех? И я могу умереть завтра, а тот, кто повторит мои ошибки, проживет еще двадцать лет?!

Мальчишка явно думал о чем-то своем — его била тихая истерика, побелевшие пальцы сжались на спинке стула, на котором он, усевшись верхом, машинально, сам того не замечая, раскачивался. Луна едва подавила ребяческое желание успокоить его с размаху — одной затрещиной — чтобы прекратила, наконец, раскалываться собственная голова. Манера окружающих уверенно полагать, что их личные переживания не вредят никому, кроме них самих, и никого, кроме них, не касаются, в последние месяцы раздражала все отчетливее.

— Что именно тебя бесит — что кто-то проживет дольше, чем ты, или то, что ты мог бы позволять себе больше, но не уверен, что это допустимо? — ровно поинтересовалась она.

Алан бросил на нее испепеляющий взгляд. Луна безмятежно взмахнула ресницами. Ответишь, никуда не денешься, мрачно подумала она.

— И то, и другое, — буркнул Прюэтт. — Черт, если нет равноправия между магами, то это вообще дискриминация тогда! — выпалил он тут же. — Почему одному можно больше, чем другому?

— Ты неправильно вопрос ставишь, — зло проговорил Натан, усиленно глядя в сторону. — Почему один должен больше, чем другой, тогда уж. Почему ты можешь просрать свою жизнь, так и не сделав ни хрена, а другие принимают решения, о которых ты даже на занятиях и даже в теории до сих пор подумать боишься. Решения, от которых, мать твою, поседеть можно! И живут после этого! Из таких дебилов, как ты, из года в год пристойных магов пытаются сделать…

Алан, зашипев, дернулся, поднимаясь и с грохотом отшвыривая от себя стул.

— А ну — цыц! — внезапно рявкнул Тони, с силой опуская на стол тяжеленный кулак.

Луна машинально вздрогнула. На этот раз промолчать и не прервать проявившего инициативу мага получилось совсем уж титаническими усилиями.

— Ты хочешь бедокурить и пинать балду, пока не жжет задницу, и при этом ждать от стихии подачек? Да еще и попутно вершить великие дела, чтоб твое имя вписали потом в «Повелителей Стихий», а потомки охали, глядя на твою колдографию? — резко спросил Тони, глядя в побелевшее лицо Алана.

— Я ни от чего не отказываюсь, — с почти беззвучной злостью прошептал тот. — Или ты видишь вокруг меня море возможностей, на которые я плюю? Или море обязанностей?

— Я вижу истерика, не способного протянуть руку и взять то, в чем нуждается, — глядя на него в упор, процедил Тони. — Я вижу труса, который даже в собственных желаниях себе признаться не может. Я вижу, Прюэтт, умнейшую талантливую бестолочь, которой нравится сидеть в позе гордого одиночества и ждать, пока стихия все сделает за него!

Луна затаила дыхание, боясь даже молиться. Ну, неужели это наконец-то получится у кого-то, кроме учителя? Неужели хоть один набрался смелости понять, что научился — хоть этому? Понять — и разрешить себе пробовать?..

— Ты не понимаешь, о чем говоришь… — выдохнул наконец Алан, отворачиваясь.

— Я? — с горечью усмехнулся Тони. — Я здесь, Прюэтт, единственный, кто тебя понимает. Поверь мне — как никто.

Вот теперь побелел и Натан тоже. От испуга. От Луны не укрылся его лихорадочный, беспомощный взгляд, брошенный на Доминика.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-12-29 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: