— Твою мать, я же просил! — без перехода заорал он, сжимая кулаки. — Сложно уже, наконец, послушать, что именно я говорю?! Это, вообще, имеет значение?
Тим так и сидел с примиряюще поднятыми руками. Ричард тяжело дышал, кусая губы, но больше слов не последовало, и руки осторожно опустились на ковер. Демонстративно далеко.
— Не сердись, — мягко сказал Тимоти.
Он был готов делать и говорить что угодно, лишь бы Рик успокоился. Даже сейчас, когда слезы почти высохли, та самая бьющаяся внутри истерика не прекращалась. А, значит, слезы могут начаться снова — в любую секунду.
— Ненавижу тебя, — Рик задохнулся. Зажмурился, опуская лицо в ладони. — Мерлин, как же я вас…
— Будет лучше, если ты начнешь говорить об этом вслух, — буркнул Тим.
Он отчаянно не понимал, что делать. Трогать нельзя? А что можно? Смотреть, как он плачет?
Мэтт мог не уметь ни черта из того, что принес в их жизнь Ричи, но, Мерлин свидетель — насколько же с ним всегда было проще!
— Какого гоблина говорить, вы не слышите ничего… — сквозь слезы пробормотал Рик.
— Слово «ненависть» ты раньше точно не произносил.
Ричард покачал головой.
Ну невозможно же было просто сидеть и смотреть. На самом деле — это изощренное издевательство какое-то. Просто сидеть.
— Вы никаких слов не слышите… — почти беззвучно проговорил Рик. — Только собственные… А еще лучше — чтобы прямо с пергамента…
Да что ж тебе так дался сегодня этот пергамент. Глупый, маленький мой малыш, такой измотанный и хрупкий сейчас, чем мы умудрились обидеть тебя? За что ты нас — так?..
— Перестань… — всхлипнув, прохныкал Рик, снова пытаясь забиться еще дальше в угол. — Пожалуйста… Тимми, не надо… Не сейчас…
Не надо — что? — глядя на него, подумал Тим. К горлу подкатил ком, он застрял где-то в груди, разрывая ее, давя, тесня, с ним невозможно было справиться, не прикасаясь. Не шепча глупостей, не целуя, не чувствуя отчаянных, цепляющихся ответных объятий.
Как там Мэтт сказал, это называется? — мелькнула неуместная мысль. Нежность?
— Перестань! — прижимая ко лбу кулаки, закричал Ричи. Плечи опять вздрагивали — теперь он был похож на перепуганного, сжавшегося, напряженного и беспомощного зверька. Который пытается спрятаться от очередного пинка, не имея возможности защититься.
Сравнение ужаснуло так, что Тим на мгновение опешил.
Рик тяжело дышал, отвернувшись к стене и не опуская рук.
— Ненавижу… — простонал он, вцепляясь в волосы и еще сильнее подтягивая колени к груди. — Зачем ты так?.. Каждый раз?.. — его трясло. — Я все думал — только не вы, Тимми… Вы же не можете… так, как все… Придурок…
— Как все? — осторожно переспросил Тим.
Рик мотнул головой и обхватил себя за плечи, ткнувшись лбом в стену. Глаза, не моргая, невидяще смотрели куда-то сквозь нее.
— Ричи, что именно мы делали против твоей воли?
— Я не могу тебе отказать, — зажмуриваясь, выдохнул Рик. — То есть… могу, но… нет, не могу. Когда ты рядом. Ничего не могу уже… Только… ну… И это не так, как с другими. Это хуже, Тимми… намного. И сильнее.
Тимоти ошеломленно молчал.
— Что бы я ни придумывал, все из головы вылетает… Как только ты — рядом… Я сразу сомневаюсь, зачем вообще хотел… чего-то другого… зачем объяснять что-то хотел… Хорошо же… с тобой. С вами… Как будто тупею мгновенно, черт! — он горько хмыкнул и прижал ко рту сжатый кулак, покусывая костяшки. — А вы же такие умные оба… — глухо добавил он.
— А другие? — тихо спросил Тим.
Он все равно пока что ничего не понимал. Но, кажется, Ричи хоть успокаивался. Понемногу.
— Со всеми… все так по-разному… — он говорил медленно, словно с трудом подбирая слова. — Нет одинаковых людей.
— Магов, — машинально поправил Тим.
— Людей тоже нет, — грустно усмехнулся Ричи. — Все хотят чего-то своего. Все какие-то… свои. Иногда с ними легко. Иногда — странно. С МакКейном вот — страшно…
— Почему?
Этот вопрос грыз их с Уилсоном уже не первую неделю. Правда, ответ так и не находился — Тони был искренен, как новенький галлеон, и, похоже, никакого негатива к Рику и впрямь не испытывал. И уж точно — не пытался доставить ему неприятности. Но мальчика начинало трясти всякий раз, стоило МакКейну надолго задержаться в пределах видимости — если, конечно, рядом не находился кто-то из них с Мэттом.
Ричи пожал плечами.
— Мне кажется, что я умираю, — просто ответил он. — Что меня вообще… нет. Пустота такая, зияющая… разрастается… там, где я был. Как будто все вычерпалось, из чего я состоял. И какой-то хаос остался. Холодный. И пустота.
Теперь Тимоти уже боялся сказать хоть слово или сделать неловкое движение. Рик разговорился чуть ли не впервые за все время их знакомства.
Впрочем, кажется, он уже почти не замечал, что сидит здесь не один. Так и покусывал палец, невидяще глядя в стену.
— А… Дэнни? — отчаявшись дождаться продолжения, Тим задал вопрос в лоб.
— Дэн? — взгляд Ричи слегка потеплел. — С ним весело. Хотя он смурной и тихий, и молчит постоянно. А с Брайаном как будто плывешь где-то, медленно-медленно. Плавал в теплом озере когда-нибудь ночью? На спине. Лежишь и… плывешь, — он непередаваемо покосился на Тима и добавил: — я имею в виду — когда с ним разговариваешь.
Шпильку определенно стоило признать заслуженной — именно в эту сторону мысли и потекли. Еще бы им не потечь.
Некоторых вещей Тимоти все равно отчаянно не понимал. Но, наверное, это было уже и неважно. Они разберутся, не сейчас, так позже. Обязательно.
— Только он куда-то не туда течет, — неразборчиво бормотал Ричи. — В смысле… он просто запутался. Ему хочется того, чего он не понимает, вот и мечется… как попало… Думает — если будет метаться, то понимать не придется… А еще ему страшно. Потому что он хочет того, на что смотрит… снизу вверх слишком. Вот и не может понять, что этого и хочет…
— А чего я хочу? — брякнул завороженный его голосом Тим.
— Не начинай!.. — страдальчески выговорил Рик чуть ли не по слогам, снова отворачиваясь в угол. — Мерлин, я тебя умоляю, ну можно же…
— Все, понял, понял.
Тимоти прикусил язык. Ни черта он, конечно, не понял. Но, кажется, правила игры начал постепенно нащупывать.
И это тоже означало, что они точно разберутся со всем этим. Когда-нибудь.
— Ричи? — осторожно позвал он.
Тот вопросительно хмыкнул — уставший и какой-то обмякший, расслабленный. Обессиленный. Невозможно незнакомый сейчас, чем-то похожий на того мальчишку, чьи плечи Тим обнимал однажды ночью, разбуженный его кошмарами, точно так же боясь сделать неловкое движение и напугать, нет, даже — просто нечаянно оттолкнуть…
— Так что с Натаном? — идиотски сформулированный вопрос, но точнее почему-то не получилось. — Чего он вдруг?..
— Да помешали нам, — вздохнул Рик. — Я его в коридоре поймал случайно, выбора-то не было… Его ж одного попробуй застань. А потом девки какие-то приперлись, Марта и эта ее, как ее там… Он сразу очухался. И запаниковал.
Тим стиснул зубы, чтобы не засыпать его вопросами. Никогда раньше не знал, что Ричи способен вывалить столько информации парой бессвязных фраз. Что ее вообще можно вот в таком виде… вываливать.
— Натан беспокойный какой-то. И нервный. Как будто злой внутри, что ли… только на самом деле он добрый. Под этим. И тот, который под этим, он слишком возвышенный… и злого боится… А злой высокомерный и презрительный… — он помолчал и добавил: — но Алана они оба любят. Молиться на него готовы.
— Почему ты думаешь, что любят? — не удержался Тим.
— Потому что я с ним был взвинченным и агрессивным, — терпеливо объяснил Рик. — Алан же огненный. Значит, Натан только его и хочет.
Просто, как арифмантика. Только без таблицы базовых исчислений — как хочешь, так и разбирайся, в общем…
— Я не знал, что тебе это так интересно, — честно признался Тимоти.
— Да меня, правда, Алан сам попросил, — пожал плечами Ричи. — Я тоже удивился. А потом уже — да, интересно стало… Натан больной.
— Что?
— Я не знаю, как это вообще объяснить… — Рик снова задумался. — Он боится причинить боль. Очень боится, сильнее всего. Так сильно, что не замечает, когда причиняет… поэтому ее причиняет только злой, а добрый об этом не знает. Ему так удобнее, наверное, — Тиму от такого удобства захотелось помотать головой, чтобы вытряхнуть его из памяти. — Он на Тэда похож.
— На кого?
От бесчисленных вопросов Тим начинал чувствовать себя идиотом.
Взгляд Рика слегка помрачнел — и снова невидяще провалился сквозь стену.
— На моего отчима, — очень тихо сказал он. — Тот тоже… нормальный был… А потом мама умерла. И он больше не хотел, чтобы я был доволен. Он хотел, чтобы мне было плохо.
— Подожди, ты тогда еще магом не был, а человек не может…
— Я не знаю, что может человек. Он хотел, чтобы мне было плохо. Это я сейчас так думаю. А тогда мне просто было плохо, и я не понимал, почему. Всегда. Трезвым он хотел, чтобы меня не было заметно, и я прятался. А после виски хотел, чтобы мне было плохо. Очень плохо.
Чтобы не дернуться к Рику, пришлось вцепиться в ковер. Тим спросил себя, какого гоблина ни разу не интересовался, как Ричи жил до инициации. И как она наступила.
— А потом? — спросил он вслух.
— А потом он захотел, чтобы я умер, — просто ответил Рик.
Тим подавился следующим вопросом.
— Я, правда, думал, что умер. Когда очнулся… у вас. Подумал — в жизни же не может быть вот так. Спокойно. И чтобы — дома… И вы.
— Ричи…
Он шмыгнул носом.
— Наверное, я чувствую почему-то, чего люди хотят. Раньше только маму и Тэда чувствовал… Других тоже, но почти никак. А теперь вот…
— Ричи.
— Не дави на меня.
— Никогда, честное слово.
Рик грустно прыснул в кулак.
— Мне хорошо с вами, Тимми, — смущенно опуская голову, произнес он. — Только… это тоже не я. С Ларри я — совсем я. А с вами…
Тим не стал думать, что на этот счет полагает наставник Ларри.
— Но я ужасно скучаю… по вам… — Ричи снова уткнулся лбом в колени и сжался в комок. — Все время… Я уже… так запутался во всем этом …
— Распутаемся, — мрачно пообещал над ухом негромкий голос Мэтта.
Тимоти чуть не подпрыгнул от неожиданности. Прошляпить появление Уилсона — причем, похоже, тот стоял за его спиной уже довольно давно — такое могло случиться только сегодня, наверное. Совершенно кошмарный день.
Рик фыркнул и потерся носом о свое колено.
— И извини за оплеуху, — добавил Мэтт.
Вот теперь малыш окончательно смутился.
— Ладно… — буркнул он наконец, поднимая голову. — Я… не хотел. Тоже. Я назло.
— Знаю, — хмыкнул Уилсон. — Провокатор.
— Диктатор… — почти беззвучно проворчал Ричи.
Тим слушал их и отчаянно ломал голову — обнимать все еще нельзя или уже можно? И — нельзя им обоим или Мэтту все-таки разрешается?
— Не надо, — будто почувствовав смену его настроения, устало попросил Рик. — Я… сам. Потом. Всегда хотел сам, так вы же… — он вздохнул. — Все равно никогда мне от вас никуда не деться. Мы же связаны, да? Насовсем…
Не то чтобы в его голосе звучала какая-то особенная тоска по этому поводу, но Тим вдруг почувствовал, что снова начинает каменеть от такого эгоцентризма. Ричи что, совсем не понимает, что по рукам и ногам связан не только он, но и Мэтт тоже?
— Это вы с ним связаны, — Тимоти мотнул головой в сторону Уилсона. — И, если уж так разбираться, то я в вашей паре совершенно сбоку и третий лишний. В общем-то, вы держите меня здесь только потому, что отчего-то держите, и, стоит вам передумать, как я должен буду собрать манатки и развернуться на выход. Ты удивишься, но я умудряюсь жить и каждый день знать, что такое может случиться, и все равно не считать себя самым несчастным.
Наверное, зря он говорил так зло — судя по короткому движению Мэтта — но Тим действительно не понимал, как можно быть таким чувствительным и тонким в чем-то одном, оставаясь при этом настолько глухим в остальных вещах.
От Ричи буквально шибануло волной испуга. Он вскинул голову, слезы на лице мгновенно высохли.
— Ты же… — он задохнулся, затравленный взгляд метался между ними. — Я что, должен буду выбирать? — видимо, перспектива и впрямь показалась ему ужасающей. — Вы не можете так поступить! Мэтт!
Вот всегда так. Как жить, так с Тимми, а как требовать, так от Мэтта. Он точно знает, кто из нас глава семьи, ошеломленно подумал Тим. Более того — похоже, именно он его из Уилсона и сделал. До Ричи так не было, точно…
— Не можем, — примиряюще сказал Мэтт. — И не поступим. Даррен, не пугай ребенка.
— Я не ребенок! — машинально огрызнулся Рик и настойчиво повторил: — пообещайте мне.
На этот раз они, сдаваясь, подняли руки одновременно.
* * *
Тени медленно растекались, наползая на мебель, перекрывая и тесня пятнышки света на ковре и стенах. Шон повертел в пальцах бокал, запрокинув голову, прикрыл глаза и прислонился к спинке кровати. Игры полумрака и бликов вызывали в нем глухую, сосущую потерянность и неуверенность, густо смешанные со страхом — коктейль, от которого вся сложенная, как мозаика, реальность тут же начинала оплывать и дрожать под ногами.
Будто и не было последних трех месяцев. Будто за этим пологом снова, как и раньше — пугающая неизвестность, каждый день превращающаяся в ожидание и выплескивающаяся стыдом и отчаянием. Будто — ничего не менялось, и… он… все еще здесь, и жизнь по-прежнему, кажется — вот-вот наконец-то срастется по-новому, восхитительно и тревожно.
Шон не любил темноту. Просто по опыту знал, что в ее сумятице Алан скорее придет в себя.
— А я ей говорю — если ты такая умная, может, вместо МакКейна будешь на кухне руководить? — ухмыляясь, закончил тот. — Или к огню подойти побоишься? Так она чуть глаза мне не выцарапала.
Шон приподнял голову и заглянул в свой бокал. На дне осталось на пару глотков.
— Ссориться с Мелани можно, только сперва пообедав как следует, — фыркнул он. — А то сил никаких не хватит.
— Точно, — криво улыбнулся сидящий у противоположной спинки кровати Алан. — Зато заткнулась. Меню ей вдруг стало не оптимальное, видите ли…
Он даже ворчал сейчас почти по инерции, что означало — голова опять совсем другим занята, но расскажет он чуть попозже. Алану всегда нужно сперва убедиться, что его слушают и не выгоняют. Как будто, честное слово, хоть раз отсюда кто-нибудь выгонял…
Худой и жилистый, черноволосый, в темной водолазке с воротником под горло, острые колени и локти, вечная чертенячья улыбка и взгляд исподлобья — Прюэтт в полумраке становился похож на беса. Пусть даже дружелюбного и смирного.
Шон с тоской задумался, сколько еще магов в этом замке видят Алана вот таким, свободным и почти что спокойным, а не взбешенно ругающимся или пришибленно тихим. В последние месяцы Прюэтт метался между этими двумя состояниями, как попавший в западню зверь, и все чаще казалось — это и есть западня. То, в чем все они живут теперь.
Точнее — все чаще, когда рядом был Алан.
Может быть, потому, что рука об руку с ним шла темнота с ее тенями и бликами, глуховатые голоса разговоров почти ни о чем, глубокий привкус вина — и память. И стыд.
Они тоже теперь всегда шли рука об руку, и не думать о них получалось, только пока не наступал какой-нибудь случайный вечер, и в дверь не стучался Прюэтт, одной своей улыбкой будоражащий что-то, от чего все мысли и доводы снова ухали в пустоту.
Может быть, потому, что на дне почти черных глаз Алана Шон видел ту же самую безысходность, что и — глядя когда-то в зеркало.
Говорить об этом они не пробовали. Зато молчать получалось здорово.
Шон был почти уверен — именно за этим Алан сюда и ходит, почти всегда выбирая моменты, когда Лорин носится где-нибудь по делам или по друзьям.
— Земные маги — это… — он горько усмехнулся и покачал головой.
— Да, — мрачно отозвался Алан.
— Не то слово, — машинально поддакнул Шон, поднимая голову.
Опять поссорились, потянула где-то внутри за живое тоскливая мысль. Только они умеют ругаться, почти не разговаривая. Даже дерутся, видимо, и то — молча… и без причин толковых, поди…
— Мы не поссорились… — будто подслушав его мысли, устало проговорил Алан. — Он уехал.
Шон моргнул.
— В Лондон?
Алан покачал головой.
— Просто… уехал. Молча. Мне мисс Панси сказала. Еще вчера.
Вот так, значит?.. Мерлин… куда?.. И, главное — зачем? Опять?
— Что-то случилось?
В черных глазах блеснул дьявольский огонек. Прюэтт кивнул, снова наполняя бокал.
— Ты что, и правда с ним говорил? — неверяще выдохнул Шон. — И он что, согласился?
— Рик? М-м-м… да. Согласился.
От незаданных вопросов перехватило дыхание. Или, скорее даже — от возмущения. Шон искренне не понимал, зачем было в очередной раз провоцировать Натана, да и просто не понимал — как так можно. Взять и попросить чужого… мага. О таком вот. В прошлый раз они спорили до хрипоты, но переубедить Прюэтта, которому втемяшилась очередная идея — проще Гарри Поттера, наверное, переубедить…
А теперь вот Алан был мрачен, как туча, хоть и пытался казаться спокойным. В отличие от предыдущего раза, когда Натан сорвался в Лондон — тогда на оставшегося в одиночестве и тихо выгорающего от тоски огненного мага и смотреть-то больно было.
— И что, этот твой Рик что-то узнал? — поинтересовался Шон вслух.
— Почти все, — пожал плечами Алан. — Нат говорил, что стал магом после того, как поссорился с дядей. Все, что я смог из него выбить — с этим дядей он жил с детства, и других родственников у него не было.
— И что дядя — священник, — кивнул Шон. — Помню.
Они вместе гадали после возвращения О’Доннела из Лондона, пытаясь свести все нити в узел, при чем здесь инициация. Ну, поссорился. Из дома даже не выгнали. И что?
— Рик сказал, что для Натана секс и боль — это одно и то же. Причем… — Алан пощелкал пальцами. — Ну, ты понимаешь. Однополый секс. Женщин он признает, хотя особой радости тоже от общения с ними не испытывает… Для него возбуждение равно боли.
Шон нахмурился. Попытался представить, как это может быть — равно. Получилось… странно.
— Возбуждение партнера, — терпеливо пояснил Алан. — То есть, это сигнал о том, что он причиняет партнеру боль. Понятия не имею, почему…
— Ужас какой… — протянул Шон, не отрывая от него взгляда. — Подожди. А как он тогда?..
Взгляд Алана неуловимо потяжелел.
— Никак, — отрезал он. — Ни разу.
Шон прикусил язык. Ни разу? Да они три месяца вместе живут! Ну, ладно, думал — проблемы, может, какие… или не ладится что… Но — ни разу?..
Он мог бы поклясться, что к Алану О’Доннел во всех смыслах неравнодушен. Черт — от них обоих всегда фонило так, что, рядом посади — стены дымятся!
— А… с Риком?
Шона замутило от одной мысли, что можно, действительно, вот так запросто с чужим магом, которого… не знаешь, совершенно не знаешь… просто — с чужим! Да еще и с мужчиной!..
— Гомофоб… — грустно хмыкнул Прюэтт, наблюдая за его лицом. — Ничего с Риком. Меллоуну не нужно трахаться, чтобы почувствовать собеседника до конца, он сам говорил. Физический контакт — нужен. Собственно, он его сексом и называет… Но, по-моему, он вообще ни с кем, кроме своих телохранителей, толком не спал. Мне так показалось.
— Откуда ты знаешь… — скрывая облегчение, проворчал Шон.
— Ну, я же за ним наблюдал, — снисходительно улыбнулся Алан. — Рик меняется в зависимости от того, перед кем стоит. Рядом с Энни он даже ростом как будто выше становится — визуально, я имею в виду. С Домиником мрачнеет и тяжелеет, и черты лица чуть более крупные, и говорит отрывисто — вылитый МакКейн, только выглядит по-другому…
— Ну и что?
— То. С Мэттом я его тоже видел. Уверяю тебя — если у него в этом замке и есть еще любовники, кроме Даррена и Уилсона, то это разве что — Энни.
— Да в чем разница-то? — начал терять терпение Шон.
Алан потер нос. Смутился, что ли?
— Не могу объяснить, — признался он наконец. — Под них он не просто меняется. Он как будто… светится, что ли… Изнутри.
Шон закатил глаза. Терминология огненных магов — «он потух», «он засветился». Прямо всем все понятно.
— А как он тебе-то? Ты же тоже с ним разговаривал.
— Нормальный, четкий парень. Я попросил минутку, он выделил четверть часа, я рассказал, что видел… он, кстати, очень благодарил почему-то. За это. И почти сразу сам предложил, я даже толком просьбу доформулировать не успел. Только кивать и осталось… — Прюэтт устало вздохнул — Слушай, перестань, а? Рик классный. Все на лету схватывает и соображает, как надо. Вчера к ночи пришел уже и в трех словах мне изложил… все, до чего я почти год своими мозгами дойти не мог…
Уголки губ Алана дрогнули в улыбке. Мерлин, этот Рик там что, еще и что-то приятное ему до кучи сказать успел? — тупо подумал Шон. Что, вообще, тут можно сказать приятного?
— Что он еще-то говорил?
— Сказал… в общем… — похоже, теперь Алан смутился окончательно. Вздохнул и начал снова, глядя в сторону. — В общем, он сказал, что с Натаном чувствовал себя мной. Или кем-то, похожим на меня… — он явно с трудом подбирал слова. — И что… ну… у них все получилось. То есть… ч-черт, Миллз, ну тебя к гоблинам, а!
Шон нервно фыркнул и, потянувшись, ухватил сжимающие колено смуглые пальцы. Потянул за указательный, отвлекая. Успокаивая.
— То есть — c Мэллоуном Натан секс все-таки признает, — сам пугаясь от собственной наглости, резюмировал он.
— Нет! — Алан вырвал руку и поставил локоть на спинку кровати, запустив пальцы в волосы. — Просто Рик как-то заставил его это сделать, — проворчал он. — Я так и не понял, как именно он кого заставляет… А потом — увидеть, что Натан это сделал. И еще и сам этого хотел, к тому же…Чем бы они там ни занимались — мне, честно говоря, уже все равно, по-моему…
Шон хмуро молчал.
— М-да… — процедил он наконец. — Тогда… не удивительно. Что Натан сбежал. Делать вид, что он тебя не хочет, извини, ему теперь сложно будет. Раз так носом ткнули…
Алан молчал. Шон спросил себя, смог ли бы он сам, свались на него подобное снова, не терпеть трусливо из месяца в месяц, ожидая, что что-то изменится само собой, без его участия, видя, как тот, кто тебе дороже и ближе всех, медленно скатывается в самообман и собственные страхи, а предпринимать… хоть что-то. Потому что, как бы там ни было, что бы ни значила для Алана жизнь в одиночестве… как бы он ни прятал сейчас неуверенность и страх под бравадой — он опять ни о чем не жалеет. Для него любые, даже самые пугающие сдвиги лучше, чем — ждать. Непонятно чего, к тому же... Чем смотреть, как становится только хуже. И бояться.
Смог бы я — так?..
— Шонни, я дома! — за пологом распахнулась дверь, и звонкий голос Лорин в одно мгновение взорвал тишину. — А ты зачем в темноте… ой. Привет, Алан!
Прюэтта словно подменили — тут же. Он по-прежнему улыбался, и даже — тепло, и ровно, и… просто это был уже не тот маг, что сидел весь вечер напротив.
— Что в мире творится? — протянул к ней руку Шон.
Лорин хмыкнула и уселась рядом с ним на кровать.
— Такой скандал! — округлила она глаза. — Вилена опять с мисс Грэйнджер сцепилась. Все — опять по старым рельсам, хоть билеты на это зрелище продавай. Виктор с Виленой снеговика лепили, ну и… сами понимаете.
От ее трескотни, как всегда, губы расползлись в невесть откуда взявшейся дурацкой улыбке. Лорин умела, ничего толком не говоря и не делая, разогнать кошмары темноты по углам, легкая и смешливая — да нам же ничто не страшно, Шонни! — и невозможно было в это не верить, находясь рядом с ней.
В такие минуты Шон уже не помнил, с чего взял, что мир не менялся. Да он перевернулся с головы на ноги еще в те дни, когда каждый маг в замке, казалось, пришпиливал его к стене взглядом, и только Лорин примчалась к нему с собственными проблемами, а не с укорами или поддержкой.
А еще Шон благодарил Вихрь за то, что тот подарил Лорин ее пресловутую настойчивость, достаточную, чтобы рискнуть и прыгнуть с крыши. Кто знает, сколько еще бы они оставались «просто друзьями», если бы не этот несчастный случай?
Если бы Лорин самой не потребовалась поддержка. Наверное, Шон бы просто не выжил — если бы сложилось иначе. Если бы пресс жизни с земным магом не сменился… ею.
Иногда ему казалось, что он задыхается — от возможности дышать бесконечно. И не быть за это обязанным, никому.
— Мисс Романски когда-нибудь нарвется на хороший ремень, — фыркнул Алан, тепло глядя на сияющую, как всегда, Лорин. — Не то чтобы я не понимал ее мотивы…
Девушка засмеялась и шлепнула его по колену — Шон невольно подумал, что, может, и не стоило им с Прюэттом вообще затевать все эти разговоры. Тяжкие, да еще и ни о чем, если уж разобраться…
Алан, галантно раскланявшись с Лорин, наконец, собрался идти спать, и Шон, как всегда, поднялся его проводить. В этом что-то было — уходить из дома на ночь глядя, ненадолго, зная, что ты вернешься. Что тебя ждут.
Что тебе есть, куда возвращаться — и тебе будут там рады. Всегда.
Прошло три месяца, а он все еще не мог привыкнуть.
— Так ты так и не знаешь, куда он уехал? — спросил Шон уже на лестнице.
— Почему? Знаю, — пожал плечами Алан. — Я же с мисс Панси разговаривал. Она сказала, что Натан предупредил об отъезде, и они, раз такое дело, предложили ему заменить Снейпа в резервации. По организационным вопросам, ну и на связи побыть — у Снейпа, вроде как, какие-то каналы там…
Шон остановился. Алан, пройдя еще пару шагов и обернувшись — тоже.
— Что? — вздохнул Прюэтт.
— В резервации? — тупо переспросил Шон. — Там до бесконечности можно жить.
— Конечно, — нервно усмехнулся Алан. — По правилам школы маг имеет право выйти за пределы территории на неограниченный срок, если ему позволят учителя. Натану — позволили. Даже к работе прикрепили махом, чтоб место не пустовало. Что тебе еще непонятно, Миллз? Он может вообще не вернуться, если захочет.
— Ты поедешь за ним? — помертвевшими губами едва выговорил Шон. — Ты же… знаешь, где он.
Если во взгляде Алана и было хоть какое-то тепло, то сейчас исчезли даже его остатки. И губы сжались.
— Нет, — он качнул головой. — Натан должен вернуться сам. Или… я не знаю, пусть там и остается.
Пол, казалось, покачнулся и поплыл из-под ног. И темнота тут же рванулась обратно из углов, наплевать ей было на факелы вдоль каждой стены.
— Я не знал, как объяснить ему это, — просто сказал Алан. — То, что он делает. Со мной. Постоянно. Рик… как-то смог, я не знаю, как, это неважно, в любом случае — теперь Натан все знает. И либо он сможет принять это — и тогда я буду терпеть еще хоть сто лет, или искать еще какую-то помощь, раз я сам настолько идиот, чтобы разобраться с этим — либо вообще все бессмысленно, Шон. Мы просто умрем оба. Я надорвусь один тащить нас обоих.
От его слов — негромких, черт, правильных, кто бы спорил — становилось еще хуже. Мысли метались, как загнанные нюхлеры. Прюэтт, помолчав, снова двинулся вперед, и Шону ничего не оставалось, как пойти следом.
— Алан? — позвал он, отчаянно надеясь, что его голос звучит ровно. — А ты не думал, что… в резервации тоже, ну… небезопасно? Что будет, если кто-то сумеет пронести такой же излучатель туда? Или еще что-то придумать? Там самый известный рассадник магов, а защищен он по сравнению с замком — почти никак…
Прюэтт обернулся — и Шон подавился следующим словом.
— Думал, — спокойно ответил Алан.
Но ты рискнешь, кусая губы, подумал Шон, глядя в пылающие безмолвной болью глаза. Ты не пойдешь за ним… да ведь и не факт, что сможешь вернуть, даже если пойдешь.
Он умрет так же, как все остальные маги. Только потому, что я…
Шон зажмурился, выпуская перила.
— Перестань, — шепнул над ухом голос Алана. — Давай, Шонни. Спасибо тебе, и… иди домой. На тебя Лорин лучше действует, чем мое общество…
Он говорил что-то еще, но это было уже неважно. Все — неважно, кроме страха, и темноты, и снова — страха, страха, одного только страха. Смог бы я? — в сотый раз спросил себя Шон. Ведь я никогда — не мог. Ни ради учителя, ни ради сотен безвестных магов, от которых теперь — одни оболочки. Я три месяца лгал и молчал, еще немного — сам бы окончательно научился жить с этим. И не помнить.
Вообще ничего не помнить… пока не возвращается темнота.
Развернуться и побежать оказалось так же легко, как свернуть голыми руками шею взбесившейся мантикоре — но ноги будто сами несли вперед.
Его нет больше, с горечью повторил себе Шон. Его никогда и не было, может. Ради чего я? Ради — кого?..
Я — предатель, тут же вернулась привычная мысль. Трус. Я бросил его, я… позволил ему… А теперь хочу…
Ты три месяца позволяешь ему убивать магов. По отношению к кому ты — предатель? Определись, наконец, Шонни, на чьей ты стороне. Любитель сидеть между двух лавок.
Думаешь, они удивятся сейчас? Они знают. Гарри Поттер — наверняка знает, Шонни. Ты три месяца закрываешь глаза на собственную ложь, трясешься, что кто-нибудь догадается, поймает тебя на слове, прижмет к стене и спросит — неужели тебе мало Дины? Сколько еще смертей ты хочешь, Шонни, чтобы понять — один ты сейчас держишь ключ в руке и боишься его отдать? Сколько еще?..
Дверь в кабинет учителя подалась легко — с одного стука. Сидящий за столом мистер Гарри и склонившийся над разложенной картой мистер Драко одновременно подняли головы.
— Шон? — удивленно окликнул его мистер Малфой.