Постоянство личности: миф или реальность

И. С. Кон

Идея личного тождества, постоянства основных черт и структуры личности — центральный постулат, аксиома тео­рии личности. Но подтверждается ли эта аксиома эмпириче­ски? В конце 60-х годов американский психолог У. Мишел, проанализировав данные экспериментальной психологии, пришел к выводу, что нет.

Так называемые «черты личности», устойчивость кото­рых измеряли психологи, не особые онтологические сущ­ности, а условные конструкты, за которыми нередко стоят весьма расплывчатые поведенческие или мотивационные синдромы, причем различение постоянных, устойчивых «черт» и изменчивых, текучих психологических «состоя­ний» (застенчивость — устойчивая черта личности, а сму­щение или спокойствие — временные состояния) в значи­тельной мере условно. Если принять во внимание также условность психологических измерений, изменчивость си­туаций, фактор времени и другие моменты, то постоянство большинства «личностных черт», за исключением разве что интеллекта, выглядит весьма сомнительным. Возьмем ли мы отношение людей к авторитетным старшим и к сверст­никам, моральное поведение, зависимость, внушаемость, терпимость к противоречиям или самоконтроль — всюду измепчивость превалирует над постоянством.

Поведение одного и того же человека в различных ситуациях может быть совершенно разным, поэтому на основании того, как поступил тот или иной индивид в определенной ситуации, нельзя достаточно точно прогнозировать вариации его поведения в иной ситуации. У. Мишел полагает также, что нет оснований считать, будто настоящее и будущее пове­дение личности полностью обусловлено ее прошлым. Тра­диционная психодинамическая концепция видит в лично­сти беспомощную жертву детского опыта, закрепленного в виде жестких, неизменных свойств. Признавая на словах сложность и уникальность человеческой жизни, эта концеп­ция фактически не оставляет места для самостоятельных творческих решений, которые человек принимает с учетом особенных обстоятельств своей жизни в каждый данный мо­мент. Однако психология не может не учитывать необычай­ную адаптивность человека, его способность переосмысли­вать и изменять себя.

Эта критика «индивидуалистической», асоциальной пси­хологии во многом справедлива. Но если индивиды не име­ют относительно устойчивого поведения, отличающего их от других людей, то само понятие личности становится бес­смысленным.

Оппоненты Мишела указывали, что «психические чер­ты» — не «кирпичики», из которых якобы «состоит» лич­ность и (или) ее поведение, а обобщенные диспозиции (со стояния), предрасположенность думать, чувствовать и вести себя определенным образом. Не предопределяя единичных поступков, зависящих, скорее, от специфических ситуативных факторов, такие «черты личности» оказывают влияние па общий стиль поведения индивида в долгосрочной перспективе, внутренне взаимодействуя и друг с другом, и с ситуацией. На пример, тревожность — это склонность испытывать страх или беспокойство в ситуации, где присутствует какая-то угроза, общительность — склонность к дружественному поведению в ситуациях, включающих общение и т. д.

«Черты личности» не являются статичными или просто реактивными, они включают динамические мотивационные тенденции, склонность искать или создавать ситуации, благоприятствующие их проявлению. Индивид, обладающим чертой интеллектуальной открытости, старается читать книги,

посещает лекции, обсуждает новые идеи, тогда как человек, интеллектуально закрытый, этого обычно не делает. Внутрен­няя диспозиционная последовательность, проявляющаяся в разных поведенческих формах, имеет и возрастную специфи­ку. Одна и та же тревожность может у подростка проявляться преимущественно в напряженных отношениях со сверстни­ками, у взрослого — в чувстве профессиональной неуверен­ности, у старика — в гипертрофированном страхе болезни и смерти.

Зная психологические свойства индивида, нельзя с уве­ренностью предсказать, как он поступит в какой-то конкрет­ной ситуации (это зависит от множества причин, лежащих вне его индивидуальности), но такое знание эффективно для объяснения и предсказания специфического поведения людей данного типа или поведения данного индивида в более или менее длительной перспективе.

Возьмем, например, такую черту, как честность. Можно ли считать, что человек, проявивший честность в одной ситуации, окажется честным и в другой? Видимо, нельзя. В исследовании Г. Хартшорна и М. Мэя фиксировалось поведение одних и тех же детей (испытуемыми были свыше 8 тысяч детей) в разных ситуациях: пользование шпаргалкой в классе, обман при вы­полнении домашнего задания, жульничество в игре, хищение денег, ложь, фальсификация результатов спортивных соревно­ваний и т. д. Взаимные корреляции 23 подобных тестов оказа­лись очень низкими, приводя к мысли, что проявление честности в одной ситуации имеет низкую предсказательную цен­ность для другой единичной ситуации. Но стоило ученым соединить несколько тестов в единую шкалу, как она сразу же обрела высокую прогностическую ценность, позволяя предсказать поведение данного ребенка почти в половине экспериментальных ситуаций. Так же рассуждаем мы и в обыденной жизни судить о человеке по одному поступку наивно, но несколько однотипных поступков — это уже нечто...

Экспериментальная психология судит о постоянстве или изменчивости личности по определенным тестовым показателям. Однако дименсиональное постоянство может объяс­няться не только неизменностью измеряемых черт, но и дру­гими причинами, например тем, что, человек разгадал замы­сел психологов или помнит свои прошлые ответы. Не легче зафиксировать и преемственность поведения. Пытаясь предсказать или объяснить поведение индивида особеннос­тями его прошлого (ретродикция), нужно учитывать, что «одно и то же» по внешним признакам поведение может иметь в разном возрасте совершенно разный психологиче­ский смысл. Если, например, ребенок мучает кошку, это еще не значит, что он обязательно вырастет жестоким. Кроме того, существует так называемый «дремлющий», или «отсро­ченный», эффект, когда какое-то качество долгое время су­ществует в виде скрытого предрасположения и проявляется лишь на определенном этапе развития человека, причем в разных возрастах по-разному. Например, свойства поведе­ния подростка, по которым можно предсказать уровень его психического здоровья в 30 лет, иные, нежели те, по кото­рым прогнозируется психическое здоровье 40-летних.

Любая теория развития личности постулирует наличие в этом процессе определенных последовательных фаз или ста­дий. Но существуют, по крайней мере, пять разных теорети­ческих моделей индивидуального развития. Одна модель предполагает, что, хотя темпы развития разных индивидом неодинаковы и поэтому они достигают зрелости в разном возрасте (принцип гетерохронности), конечный результат и критерии зрелости для всех одинаковы. Другая модель исхо­дит из того, Что период развития и роста жестко ограничен хронологическим возрастом: то, что было упущено в детстве позже наверстать невозможно, и индивидуальные особенности взрослого человека можно предсказать уже в детстве. Третья модель, отталкиваясь от того, что продолжительность периода роста и развития у разных людей неодинакова, полагает невозможным предсказать свойства взрослого человека по его раннему детству; индивид, отставший на одной стадии развития, может вырваться вперед на другой. Четвертая модель акцентирует внимание на том, что развитие гетерохронно не только в межнациональном, но и в интраиндивидуальном смысле: разные подсистемы организма и лично­сти достигают пика развития разновременно, поэтому взрослый стоит в одних отношениях выше, а в других — ниже ребенка. Пятая модель подчеркивает прежде всего специфи­ческие для каждой фазы развития индивида внутренние про­тиворечия, способ разрешения которых предопределяет воз­можности следующего этапа (такова теория Э. Эриксона).

Но ведь, кроме теорий, есть эмпирические данные. Пока психология развития ограничивалась сравнительно-возраст­ными исследованиями, проблема постоянства личности не могла обсуждаться предметно. Но в последние десятилетия широкое распространение получили лонгитюдные исследо­вания, прослеживающие развитие одних и тех же людей на протяжении длительного времени.

Общий вывод всех лонгитюдов — устойчивость, посто­янство и преемственность индивидуально-личностных черт на всех стадиях развития выражены сильнее, чем изменчи­вость. Однако преемственность личности и ее свойств не исключает их развития и изменения, причем соотношения того и другого зависят от целого ряда условий.

Прежде всего степень постоянства или изменчивости ин­дивидуальных свойств связана с их собственной природой и предполагаемой детерминацией.

Биологически стабильные черты, обусловленные гене­тически или возникшие в начальных стадиях онтогенеза, устойчиво сохраняются на протяжении всей жизни и тесно связаны с полом, чем с возрастом. Культурно обуслов­ленные черты значительно более изменчивы, причем сдвиги, которые в сравнительно-возрастных исследованиях

кажутся зависящими от возраста, на самом деле часто вы­ражают социально-исторические различия. Биокультурные черты, подчиненные двойной детерминации, варьируют в зависимости как от биологических, так и от социально- культурных условий.

По данным многих исследований, наибольшей стабиль­ностью обладают когнитивные свойства, в частности, так на­зываемые первичные умственные способности и свойства, связанные с типом высшей нервной деятельности (темпера­мент, экстраверсия или интроверсия, эмоциональная реак­тивность и невротизм).

Многолетнее постоянство многих поведенческих и мотивационных синдромов также не вызывает сомнений. Напри­мер, описание тремя разными воспитательницами поведе­ния одних и тех же детей в 3, 4 и 7 лет оказалось очень сход­ным. Оценка несколькими одноклассниками степени агрессивности (склонность затевать драки и т. д.) 200 маль­чиков-шестиклассников мало изменилась три года спустя. «Многие формы поведения 6—10-летнего ребенка и отдель­ные формы его поведения между 3 и 6 годами уже позволяют достаточно определенно предсказать теоретически связан­ные с ними формы поведения молодого взрослого. Пассив­ный уход из стрессовых ситуаций, зависимость от семьи, вспыльчивость, любовь к умственной деятельности, комму­никативная тревожность, полоролевая идентификация и сексуальное поведение взрослого связаны с его аналогичны­ми, в разумных пределах, поведенческими диспозициями в первые школьные годы» (Каган И., Мосс X.).

Высокое психическое постоянство наблюдается и у взрос­лых. У 53 женщин, тестированных в 30-летнем и вторично в 70-летнем возрасте, устойчивыми оказались 10 из 16 измерений. По данным П. Коста и Р. Мак-Крэ, мужчины от 17 до 85 лет, трижды тестированные с интервалом в 6—12 лет, не обнаружили почти никаких сдвигов в темпераменте и многих других показателях. Лонгитюдными исследованиями установлено также, что такие черты, как активность, переменчивость настроений, самоконтроль и уверенность в себе, завися как от «личностных синдромов», так и от социальных факторов (образование, профессия, социальное положение и т. и) гораздо больше, чем от возраста; но одни и те же черты у одних людей сравнительно постоянны, а у других изменчивы

К числу устойчивых личностных черт относятся, как свиде­тельствуют данные разных исследований, потребность в до­стижении и творческий стиль мышления.

У мужчин самыми устойчивыми оказались такие черты, как пораженчество, готовность примириться с неудачей, вы­сокий уровень притязаний, интеллектуальные интересы, из­менчивость настроений, а у женщин — эстетическая реак­тивность, жизнерадостность, настойчивость, желание дойти до пределов возможного.

Однако разной степенью изменчивости отличаются не только личностные черты, но и индивиды. Поэтому прави­льнее ставить не вопрос «Остаются ли люди неизменны­ми?», а «Какие люди изменяются, какие — нет и почему?». Сравнивая взрослых людей с тем, какими они были в 13—14 лет, Д. Блок статистически выделил пять мужских и шесть женских типов развития личности.

Некоторые из этих типов отличаются большим постоянст­вом психических черт. Так, мужчины, обладающие упругим, эластичным «Я», в 13—14 лет отличались от сверстников на­дежностью, продуктивностью, честолюбием и хорошими способностями, широтой интересов, самообладанием, пря­мотой, дружелюбием, философскими интересами и сравни­тельной удовлетворенностью собой. Эти свойства они сохра­нили и в 45 лет, утратив лишь часть былого эмоционального тепла и отзывчивости. Такие люди высоко ценят независи­мость и объективность и имеют высокие показатели по таким шкалам, как доминантность, принятие себя, чувство благопо­лучия, интеллектуальная эффективность и психологическая настроенность ума.

Весьма устойчивы и черты неуравновешенных мужчин со слабым самоконтролем, для которых характерны импульсивность и непостоянство. Подростками они отличались бунтарством, болтливостью, любовью к рискованным по­пкам и отступлениями от принятого образа мышления, раздражительностью, негативизмом, агрессивностью, слабой контролируемостью. Пониженный самоконтроль, склонность драматизировать свои жизненные ситуации, не­предсказуемость и экспрессивность характеризуют их и во взрослом возрасте. Они чаще, чем остальные мужчины, ме­няли свою работу.

Принадлежащие к третьему мужскому типу — с гипертро­фированным контролем — в подростковом возрасте отлича­лись повышенной эмоциональной чувствительностью, само­углубленностью, склонностью к рефлексии. Эти мальчики плохо чувствовали себя в неопределенных ситуациях, не умели быстро менять роли, легко отчаивались в успехе, были зависи­мы и недоверчивы. Перевалив за сорок, они остались столь же ранимыми, склонными уходить от потенциальных фрустра­ций, испытывать жалость к себе, напряженными и зависимы­ми и т. п. Среди них самый высокий процент холостяков...

Некоторые другие люди, напротив, сильно меняются от юности к зрелости. Таковы, например, мужчины, у которых бурная, напряженная юность сменяется спокойной, разме­ренной жизнью в зрелые годы, и женщины-«интеллектуалки», которые в юности поглощены умственными поисками и кажутся эмоционально суше, холоднее своих ровесниц, а за­тем преодолевают коммуникативные трудности, становятся мягче, теплее и т. д.

Об устойчивости личностных синдромов, связанных с са­моконтролем и «силой Я», свидетельствуют и позднейшие ис­следования. Лонгитюдное исследование 116 детей (59 мальчи­ков и 57 девочек), тестированных в 3,4, 5, 7 и 11 лет, показало, что 4-летние мальчики, проявившие в краткосрочном лабора­торном эксперименте сильный самоконтроль (способность отсрочить удовлетворение своих непосредственных желаний, противостоять соблазну и т. п.), в более старших возрастах семь лет спустя, описываются экспертами как способные контролировать свои эмоциональные импульсы, внимательные, умеющие сосредоточиться, рефлексивные, склонные к размышлению, надежные и т. п. Напротив, мальчики, у которых эта способность была наименее развита, и в старших возрастах отличаются слабым самоконтролем: беспокойны, суетливы, эмоционально экспрессивны, агрессивны, раздра­жительны и неустойчивы, а в стрессовых ситуациях проявляют незрелость. Взаимосвязь между самоконтролем и способностью отсрочить получение удовольствия существу­ет и у девочек, но у них она выглядит сложнее.

Хотя стабильность многих индивидуально-личностных черт можно считать доказанной, нельзя не оговориться, что речь идет преимущественно о психодинамических свойствах, так или иначе связанных с особенностями нервной системы. А как обстоит дело с содержанием личности, с ее ценностными ориентациями, убеждениями, мировоззренческой направлен­ностью, т. е. такими чертами, в которых индивид не просто реа­лизует заложенные в нем потенции, но осуществляет свой са­мостоятельный выбор? Влияние разнообразных факторов сре­ды, от всемирно-исторических событий до, казалось бы, случайных, но, тем не менее, судьбоносных встреч, в этом слу­чае колоссально. Обычно люди высоко ценят постоянство жизненных планов и установок. Человек-монолит априорно вызывает больше уважения, нежели человек-флюгер. Но вся­кий априоризм — вещь коварная. Твердость убеждений, как точно заметил В. О. Ключевский, может отражать не только последовательность мышления, но и инерцию мысли.

От чего же зависит сохранение, изменение и развитие личности не в онтогенетическом, а в более широком и емком биографическом ключе? Традиционная психология знает три подхода к проблеме. Биогенетическая ориентация полагает, что, поскольку развитие человека, как и всякого другого организма, есть онтогенез с заложенной в нем филогенетической программой, его основные закономерности, стадии и свойства одинаковы, хотя социокультурные и ситуативные факторы и накладывают свой отпечаток на форму их протекания. Социогенетическая ориентация ставит во главу угла процессы социализации, научения в широком смысле слова, утверждая, что возрастные изменения зависят прежде всего от сдвигов в общественном положении, системе социальных ролей, прав и обязанностей; короче — структуре социальной деятельности индивида. Персонологическая ориентация вы­двигает на первый план сознание и самосознание субъекта, полагая, что основу развития личности, в отличие от разви­тия организма, составляет творческий процесс формирова­ния и реализации ее собственных жизненных целей и ценно­стей. Поскольку каждая из этих моделей (реализация биоло­гически заданной программы, социализация и сознательное самоосуществление) отражает реальные стороны развития личности, спор по принципу «или-или» не имеет смысла. «Развести» эти модели по разным «носителям» (организм, социальный индивид, личность) также невозможно, ибо это означало бы жестокое, однозначное разграничение органи­ческих, социальных и психических свойств индивида, про­тив которого выступает вся современная наука.

Теоретическое решение проблемы заключается, по-ви­димому, в том, что личность, как и культура, есть система, которая на всем протяжении своего развития приспосабли­вается к своей внешней и внутренней среде и одновременно более или менее целенаправленно и активно изменяет ее, адаптируя к своим осознанным потребностям...

Но соотношение генетически заданного, социально вос­питанного и самостоятельно достигнутого принципиально неодинаково у разных индивидов, в различных видах деяте­льности и социально-исторических ситуациях. А если свой­ства и поведение личности не могут быть выведены ни из ка­кой отдельной системы детерминант, то рушится и идея еди­нообразного протекания возрастных процессов. Так, альтернативная постановка вопроса — возраст определяет свойства личности или, напротив, тип личности обусловли­вает возрастные свойства — сменяется идеей диалектическо­го взаимодействия того и другого, причем опять-таки не во­обще, а в пределах конкретной сферы деятельности, в опре­деленных социальных условиях.

Соответственно, усложняется и система возрастных кате­горий, которые имеют не одну, как считали раньше, а три си­стемы отсчета — индивидуальное развитие, возрастная стратификация общества и возрастная символика культуры. По­нятия «время жизни», «жизненный цикл» и «жизненный путь» часто употребляются как синонимы. Но содержание их существенно различно.

Время жизни, ее протяженность, обозначает просто вре­менной интервал между рождением и смертью. Продолжи­тельность жизни имеет важные социальные и психологичес­кие последствия. От нее во многом зависит, например, дли­тельность сосуществования поколений, продолжительность первичной социализации детей и т. д. Тем не менее «время жизни» — понятие формальное, обозначающее лишь хроно­логические рамки индивидуального существования, безот­носительно к его содержанию.

Понятие «жизненный цикл» предполагает, что течение жизни подчинено известной закономерности, а его этапы, подобно временам года, образуют постепенный круговорот. Идея цикличности человеческой жизни, подобно природ­ным процессам, — один из древнейших образов нашего со­знания. Многие биологические и социальные возрастные процессы действительно являются циклическими. Орга­низм человека проходит последовательность рождения, рос­та, созревания, старения и смерти. Личность усваивает, вы­полняет и затем постепенно оставляет определенный набор социальных ролей (трудовых, семейных, родительских), а потом тот же цикл повторяют ее потомки. Цикличность ха­рактеризует и смену поколений в обществе. Не лишены эв­ристической ценности и аналогии между восходящей и ни­сходящей фазами развития. Однако понятие жизненного цикла предполагает некоторую замкнутость, завершенность процесса, центр которого находится в нем самом. Между тем развитие личности осуществляется в широком взаимо­действии с другими людьми и социальными институтами, что не укладывается в циклическую схему Даже если каж­дый отдельный аспект ее или компонент представляет со­бой некоторый цикл (биологический жизненный цикл, се­мейный цикл, профессионально-трудовой цикл), индивидуальное развитие — не сумма вариаций на заданную тему, а конкретная история, где многое делается заново, методом проб и ошибок.

Понятие «жизненный путь» как раз и подразумевает единство многих автономных линий развития, которые сходятся, расходятся или пересекаются, но не могут быть поняты отдельно друг от друга и от конкретных социаль­но-исторических условий. Его изучение обязательно долж­но быть междисциплинарным — психолого-социолого-историческим...