У Петера так светились глаза, что, казалось, он едва удерживался на месте, чтобы не подпрыгнуть от нетерпения.
А Мартин уже подпрыгивал — забрался с ногами в кресло и сидел на корточках, пожирая Прюэтта взглядом и стискивая руки.
Им нужны те, кто — уже, — переводя взгляд с одного на другого, ошеломленно подумал Гарри. Те, кто старше. Кто перешагнул за грань и отличается от них качественно. Те, на кого хочется ориентироваться… это ведь — они, а не мы. Их ориентиры.
Только, похоже, ребята пока абсолютно этого не осознают. Чем являются для тех, кто еще учится и только подбирается к тому, чтобы начать действительно понимать. Хоть что-нибудь.
— Нет еще, — хулигански ухмыльнулся Алан. — Но Натан с Мэттом над этим работают. Может быть, не каждую неделю, но хоть время от времени — это было бы здорово. Я думаю, нам разрешат — в конечном итоге. Так или иначе.
Маргарет поджала губы и тихо вздохнула — опять беспокоится, хмыкнул Гарри. Ну не может она по-другому. Даже если очень захочет…
— И вы что, себе каждый свой дом строить будете? — восхищенно допытывался у Алана Петер. — Какой захотите?
И к вам можно будет в гости ходить? — мысленно продолжил за него Гарри, давя прорывающуюся улыбку.
— Учитель! — Прюэтт снова смотрел на него — умоляюще и настойчиво одновременно. — Вы не можете нам отказать! Мы вам на головы свалимся и демонстрацию протеста устроим. У нас безвыходная ситуация, мы уже в состоянии аффекта, можно сказать. Представляете, что такое толпа стихийных магов в состоянии аффекта?
— Ты же сам всегда утверждал, что сбегать от людей куда-то неправильно, — усмехнувшись, напомнил Драко. — Что это продемонстрирует, что вы их боитесь и ужиться с ними не можете.
— Мы с ними который год уживаемся, — отрезал Алан. — Можно мне тоже кофе? Я сегодня не завтракал.
И, не услышав неодобрения, молча наколдовал себе еще одну чашку.
— Учитель? — теперь подняла глаза и Маргарет тоже.
Точно такие же умоляющие.
Мелани закусила губу.
— А чего ты один-то примчался тогда? — поинтересовалась она. — Или парламентером выбрали?
— А, — отмахнулся Алан. — У остальных духу не хватает, и еще три года такими темпами не хватит, я чувствую… — и снова поднял взгляд на Гарри. — Мы даже на самоснабжение перейти можем, — добавил он, прихлебывая горячий напиток. — Как независимая колония, с которой вы поделитесь территорией. Хотите — права и обязанности соседства обговорим? В договорной форме? Доминик сказал — если надо, он и договор сочинит, и на рассмотрение предоставит…
Драко не выдержал и наконец-то, прыснув, расхохотался, уткнувшись носом в плечо Гарри. Судя по лицу Мелани, она тоже едва сдерживалась, чтобы не скатиться в ржач посреди собрания, да и вообще была крепко сбита с толку самим этим фактом. Что посреди собрания можно в такое скатываться.
— Разберемся… — наконец, отсмеявшись, выдавил Драко, все еще утыкаясь в рубашку Поттера и тяжело дыша. — Ох, не могу — вырастили на свою голову…
Гарри машинально притянул его ближе и запустил пальцы в волосы на затылке. Алан непринужденно болтал ногами и рассматривал потолок, допивая свой кофе.
Судя по выражению чуть прищуренных довольных глаз, в ответе он с самого начала не сомневался.
* * *
Дома мальчишки тоже не оказалось.
Понаблюдав с минуту безмолвную темноту чужой комнаты, Северус поджал губы и вернулся в свой кабинет. Не то чтобы Миллз, впервые за прошедшие месяцы затребовав себе выходной, так уж выбился из рамок приличия. Мало ли, что у него там стряслось… или по каким делам ему куда помчаться приспичило.
Никто же не виноват, что именно сегодня сова из Уоткинс-Холла принесла Верховному Магу новости, в которые он и сам-то не мог поверить. Которыми нестерпимо хотелось поделиться хоть с кем-нибудь. С ним.
То, что в очередной раз провернул Гарри Поттер, добившись легализации магов не только в Англии, но и выдвинувшись с этой идеей в Европу, снова походило на чудо, пусть и столь же шаткое, как положение стихийных магов Британии. Это все равно было очередной победой — даже нельзя сказать, что такой уж маленькой.
Но именно сегодня Шона не оказалось, и это раздражало, как отсутствие на привычном месте правой руки. Пусть даже Миллз имел полное право потратить хоть один день на себя — и даже стоило бы, пожалуй, потратить, с его-то вечной измотанностью, и так будто по грани ходит, того и гляди, начнет снова в обмороки на работе валиться…
Что-то мешало выдохнуть и расслабиться, забыв про отсутствие вездесущего парня. Что-то в нем и впрямь было, в этом чертовом Миллзе, что-то, не укладывающееся в так тщательно им же самим создаваемый и поддерживаемый образ.
А неестественные даже для воздушного мага хрупкость и бледность Шона вызывали мучительный, как зубная боль, приступ омерзительного, раздражающего и душащего дежа вю. Как ни старался, Северус не мог выкинуть из головы навечно въевшиеся в память медленно истончающиеся, будто тающие черты лица умирающего в окружении собственных демонов Драко.
Тот факт, что у Миллза есть семья, учитель и масса других возможностей следить за его состоянием, почему-то почти ничего не менял. Шон вписывался в пространство с непринужденностью ветра, легко завязывая контакты, легко управляясь с десятками нередко противоречащих друг другу требований… легко гася разгорающиеся конфликты. Легко — слово, описывающее Шона по максимуму.
Слово, не включающее что-то слишком важное, что-то, что Миллз прятал сознательно, сам — от всех, включая семью, учителя и наблюдателей. Что-то, что медленно разъедало его изнутри.
Северус грешил на переутомление и дурное влияние Лорин Гамильтон. Мальчишка словно задался целью доказать миру, что достоин зваться стихийным магом и занимать свое место — место главы семьи, контролера Лондона, помощника Верховного Мага, центрального контактера магических кланов… Место, занимать которое в одиночку было, пожалуй, вообще никому не под силу.
А уж учитывая не особенно стремящуюся перерабатывать Гамильтон — так тем более. Девчонка в Министерстве мелькала время от времени, но настолько нечасто, что каждый раз, видя ее, Северус скрипел зубами — где она носилась и чем занималась чаще всего, не знал, наверное, даже сам Шон. Выматываясь до бесчувствия и обмороков, своей женщине Миллз лишь тепло улыбался, словно она и вовсе не была обязана ему помогать.
Шон вечно хотел сделать «все сам» — еще один подростковый комплекс, от которого он так и не надумал избавиться и которого Снейп в нем не выносил.
В аврорате, куда Северус совершенно случайно заглянул после обеда, его тоже не оказалось. А вот Гамильтон, что характерно, там почему-то была — консультировала очередную группу практикантов, окруживших ее, как стайка пчел цветущую медуницу. Одарив девушку презрительным взглядом, Северус не стал задавать вопросов и вернулся в Министерство.
Значит, они не умчались вместе на какой-нибудь псевдосемейный отдых, мрачно резюмировал он. Очень жаль — на отдых Миллза Снейп, пожалуй, даже рассчитывал. Парню бы он точно не помешал.
Самая мерзость, что и в одиночку он, похоже, тоже никуда не умчался. Он был в Лондоне — Северус в этом не сомневался. В Лондоне — но не дома, не на работе, не с Гамильтон… И этот чертов выходной, вытребованный, буквально выдернутый у Снейпа — при том, что Шон никогда ничего не требовал, он лишь предлагал, объясняя мотивы и приводя объективные доводы… и никогда среди них не звучало «имею право». Никогда — раньше.
Прилетевшее с совой к вечеру письмо от Драко сообщало, что и в замке Миллз тоже сегодня не появлялся. Между строк отчетливо читался совет Малфоя не беспокоиться по мелочам, перекрытый ворохом рабочих вопросов. Северус скрипнул зубами и, скомкав пергамент, захлопнул фолиант со сводом законов Магической Англии, в котором полдня пытался отыскать прецедент, хоть как-нибудь подходящий к следующему заседанию Визенгамота. Это была совсем не его работа, но тот, кто должен был бы ею заняться, на рабочем месте безобразно отсутствовал.
С трудом выносящий общество людей там, где его можно было бы избежать, Северус запечатал дверь своего кабинета и отправился ужинать. Да — в человеческий ресторан, ну и что? Он устал и тоже имеет право на отдых. Если другие изменяют своим привычкам направо и налево, почему бы и ему не попробовать.
Впрочем, здравый смысл подсказал выбрать нешумное место подальше от центра делового Лондона, с кухней получше и уединенными столиками. Там можно будет хотя бы не опасаться снова попасть в перекрестье жадных утомляющих взглядов.
Миллза он услышал сразу же, как только вошел в помещение — и еще одной секунды хватило, чтобы поднять голову и наткнуться взглядом на гибкую фигуру, замершую с бокалом вина за столиком на втором этаже, у самых перил.
Не сводя с него взгляда, Северус молча двинулся к лестнице. Что Шон тоже почувствовал его присутствие, он уже понял — по слегка напрягшейся, будто задеревеневшей, спине.
Отсутствие даже малейшей попытки обернуться, обменяться взглядами, поприветствовать легкой улыбкой, без которой Снейп Миллза не представлял, наводило на мысль, что предчувствия не обманули и на этот раз.
— Разрешите? — негромко осведомился он, подходя к столику.
— Нет, — ровно ответил Шон. — Простите, сэр, я хочу поужинать в одиночестве. С завтрашнего дня я в вашем распоряжении — думаю, дела подождут.
И поднял спокойный взгляд. Чуть покрасневшие, застывшие глаза, непривычный холод сухого, колючего льда в них — и ни намека на легкость или улыбку. Вон отсюда — говорил этот взгляд. Сэр.
Как интересно… — усилием воли сохраняя непроницаемое выражение лица, подумал Северус, неторопливо отодвигая стул и усаживаясь напротив.
— А я думаю, что у меня получится не помешать вам, — парировал он, небрежным жестом подзывая безмолвного официанта.
Тому явно льстило присутствие в их заведении Верховного Мага. Двух магов. Пришедших сюда отдохнуть — или пусть даже поработать, неважно, главное, что — сюда! В последнее время это лучший знак качества.
И безопасности, кстати. Маги не ходят туда, где им некомфортно, и всегда предпочитают высокий класс обслуживания. Могут себе позволить, что ни говори…
Северус поморщился, отстраняясь от чужого взволнованного сознания. Короткий почтительный кивок официанта, задержавшийся на мерцающей оранжевым светом нашивке на мантии уважительный взгляд — пальцы наконец-то обхватили теплые бока хрусталя с переливающейся внутри рубиновой жидкостью.
Миллз горько улыбнулся и поднес к губам собственный бокал, но вино не пригубил, а только едва заметно втянул воздух, словно пробуя постепенно. Привыкая к будущему вкусу.
— У меня выходной, — ровно сообщил он, глядя в сторону. — И мы не на работе.
— Знаю, — процедил Снейп.
Взгляд незаметно выхватывал из общей картины детали — выбившуюся светлую прядь волос, рассеянные движения пальцев, безжизненно темный фон на дне потухших, утомленных глаз.
Так вот ты какой, когда останавливаешься, невпопад подумал Северус. Вот только — почему именно…
— Просто напомнил, — констатировал Шон. — Извините, я… мне не до светских бесед.
Снейп сидел и смотрел на него — выжидающе, наверное, что-то же этот мальчишка должен был сказать все равно, что-то его сюда притащило… со своей девицей поссорился? Новости нерадостные с утра пораньше обрушились? С вечера, точнее — предупредил об отсутствии он еще вчера…
Вид Миллза с возможной ссорой или новостями любого порядка не вязался никак. Потухший и… черт — одинокий? Вид существа, даже не допускающего, что его одиночество может быть разделено. Что кому-то может быть небезразличен повод, приведший к этому, не из жалости и не из сочувствия, от которых тошно и без того, и ты день за днем прячешь его за непроницаемой маской, отгоняя желающих пожалеть, потоптаться по тому, чего все равно не поймут.
Северусу на миг показалось, что он смотрится в зеркало. От сравнения аж передернуло — у Миллза, в отличие от него, вроде бы, есть семья.
Вроде бы. Черт.
Черт… Черт, черт! Мысль прошибла так, что в пальцах едва не треснул застонавший бокал. Взгляд Шона по-прежнему ничего не выражал, разве что, мельком — досаду и почему-то — покорность. Какого гоблина я, действительно? — спросил себя Северус. Хотел на него, настоящего, посмотреть?
Теперь накатила неловкость — он чувствовал себя так, словно только что вломился в сапогах в чужую душу без спроса. Если бы так вломились к нему самому, он бы… м-да.
— Четыре года… — медленно проговорил Северус, не сводя глаз с побледневшего, мгновенно заострившегося лица. — Сегодня. Не знал, что вы тоже… празднуете.
— Празднуют те, для кого это — праздник, — отозвался Шон. — Он мертв. И для существ моей расы день его смерти — повод порадоваться, что они сами все еще живы. Извините, я… действительно хотел бы побыть один. Сэр.
Усталое, тупое упрямство. Почти мольба. Северус мысленно припомнил все годы выдержки, благодаря которым сам сейчас не сидел, распахнув глаза, как мальчишка.
Тупица. Старик.
Трус, боящийся светловолосого памятника во дворе самого известного в Англии замка.
— Расскажите мне о нем, — попросил он, делая глоток.
— Зачем? — криво усмехнулся Шон.
Теперь он не отводил глаз. Просто смотрел, устало и беззащитно, и при этом — что выбивало из колеи сильнее, чем отсутствие привычных ухмылок — словно бы сверху вниз.
— Вам же хочется поговорить о нем, — как можно ровнее ответил Северус. — Вот и расскажите. Вряд ли кто-то еще знал того Кристиана, которого знали вы.
Шон беспомощно хмыкнул и покачал головой.
— Иногда я думаю, что я и сам его вовсе не знал… — прошептал он, снова вцепляясь в спасительный бокал. — Но… у него не было никого ближе меня. Никто больше… не мог. Помочь ему. А я тоже не смог.
Северус едва сдержался, чтоб не поморщиться. Самобичеваний он не выносил до сих пор.
— Вы были молоды… — начал было он.
— Я был молод, — оцепенело откликнулся Шон. — Тогда думал, что — как только ни пытался… пробиться к нему… а сейчас кажется — вообще не пытался. Но правда в том, знаете… — он потер лоб, подбирая слова. — Правда в том, что я бы и не смог. В любом случае. Ничего нельзя было сделать. Я — тот — ничего бы не смог… но я и не мог стать другим. Тогда. Никак. Понимаете?
В его глазах не было вопроса — он и сам знал ответ, и его только что и озвучил. Он лишь хотел убедиться, что Северус Снейп этот ответ тоже знает.
Северус невпопад подумал, что — и рад был бы не знать.
— Вы неправы в одном, мистер Миллз, — сказал он, отставляя опустевший бокал. — Насколько я знаю, относиться к Кристиану, как к чудовищу, себе давно позволяют только люди и куколки. Вы ошибаетесь, думая, что ваши друзья презирают его.
— Они его боятся, — холодно возразил Шон. — Даже памяти о нем. Каждый понял, что в чем-то был виноват тоже, каждый всегда счастлив оттянуть на себя свою часть вины. Каждый в ней утопиться готов — как же, ответственность! Причастность к большим событиям! — он усмехнулся. — Знаете, если я чего-то и не понимаю в магах, так это вот эту их непрошибаемую бесконечную гордость. Какими бы они ни были продвинутыми и понятливыми, всегда находится что-то, что они скармливают своей гордости.
— Трудно уважать тех, в ком наблюдаешь такую бездну, — усмехнулся одними губами Снейп.
Шон машинально кивнул.
— Доверять, скорее. Но это ничего не меняет. Он мертв, мистер Снейп. И, как бы они ни кричали о вине и ответственности, в глубине души они радуются, что он — мертв. Это главное.
— А вы? — в лоб спросил Северус. — Вы бы хотели, чтобы он выжил?
Шон поднял голову и уставился на него.
— Нет, — наконец чуть слышно произнес он. — Вы же были… вы тоже с ним часто общались. Его ничего хорошего здесь не ждало. Крис, он… слишком… не такой, как все. Был.
Самовлюбленный и ограниченный сухарь, вот он кто был, утомленно подумал Северус. Вечно за деревьями леса не видел…
Миллз улыбнулся, будто подслушав его мысли, и отвел взгляд.
— Есть такое, — мягко согласился он. — Но не только это, сэр. Он был… очень умным. Антимаговскую группировку эту несчастную уже почти десять лет никто найти так и не может — Крис ее за пару месяцев вычислил. Просто обложился газетными вырезками и считал день за днем. И высчитал, сэр. Не вставая из-за стола, ни одного трупа и места происшествия в глаза не видя. Раз даже выйти потом на них смог…
— В мистере Эббинсе погиб талантливейший ученый, это известный факт, — хмыкнул Снейп. — Аналитики в замке в свое время чуть с ума не сошли, пытаясь повторить его излучатели.
Шон на шпильку не отозвался — молча проигнорировал, и все. Ну и что, что Крис устроил масштабный геноцид магов? Он был умным, это так восхищает.
Некоторые никогда не взрослеют, с тоской перевел дыхание Северус. Даже если временами выдают неглупые мысли, до которых и взрослым-то… некоторым…
— Он умел находить лазейки даже там, где их не было, — с улыбкой глядя на отблески в хрустале бокала, проговорил Шон. — Когда мы жили с ним в Глазго… — он покачал головой. — Крис мог быть невыносимым, но он всегда заботился обо мне. Хотя абсолютно не умел сам принимать заботу, постоянно делал вид, что в ней не нуждается… что ему вообще ничего не нужно — ни тепла, ни внимания… ни…
Представить себе Кристиана, который признает вслух, что нуждается во внимании и заботе шестнадцатилетнего мальчишки, не получилось, даже призвав на помощь остатки воображения.
— Знаете… — Миллз усмехнулся. — У него была маниакальная страсть к порядку. Я вечно выбивался из рамок, у меня все получалось не так, как положено… Если было нечего есть, он шел собирать грибы в лесу, какие-то там — одному ему ведомые… а я аппарировал в город и просто обшаривал карманы прохожих на площади.
Северус моргнул. Вот тебе и — ближайший помощник Верховного Мага… Приводов в Аврорат у него, прости Мерлин, хочется верить — не сохранилось хоть?
— Если бы вы знали — как он на меня злился! — почти с наслаждением протянул Шон. — За это. Называл самоуправством и бестолковостью, а я все равно думал, что бродить по лесам точно так же опасно. Что наткнуться на мага могут везде. Он шипел и ругался, каменел весь прямо… Отчитывал меня, пару раз наказывал даже… Мерлин, я боялся его тогда, бывало, до судорог. А теперь думаю — какого гоблина? Он действительно обо мне беспокоился. Просто никогда не умел показать этого… но я все равно видел. И тоже… никогда не умел — не знаю, ответить… что мне спокойно с ним. Как ни с кем. Потому что — он бы никогда меня не оставил. Что бы я ни натворил, Крис, он… не бросил бы меня одного. Даже передав под чужую опеку.
Миллз снова уставился на него, на этот раз уже откровенно в упор, едва ли не с вызовом. Северус, не отводя взгляда, снова подозвал официанта.
— Коньяк, — коротко приказал он. — Мартель Эксо предпочтительнее, если у вас таковой отыщется.
Раз уж зашел такой разговор.
Шон медленно откинулся на спинку стула, безмолвно принимая — поговорим. Действительно… стоит. Почему бы и нет, раз даже вы уже, похоже, не против. Сэр.
— Вы были правы, — спокойно сказал он вслух, согревая в ладони принесенный официантом пузатый коньячный бокал. — Давно хотел вам сказать. Личность всегда — либо пешка, либо мясо, либо инструмент влияния… либо источник этого влияния. Кристиан мог и хотел влиять, хотя никогда не стремился в центр. Он просто был уверен — хочешь сделать хоть что-нибудь качественно, сделай это самостоятельно. И еще — что история вершится не теми, кто стоит в центре, у всех на виду, а теми, кто не боится марать руки грязной работой. Для него не существовало чистоты и грязи, если он был уверен, что сделать что-либо — правильно. Исходя из любых норм.
Северус задумался.
— Неплохая теория, — с неудовольствием заметил он наконец. — Историю сейчас и впрямь вершат рядовые маги на местах, а не мы с вами и не мистер Поттер. Его история кончилась еще до того, как начались официальные репрессии магов.
Миллз кивнул — как эхо от слов.
— Вы были правы, — повторил он. — Я никогда не был инструментом. Но я больше и не хочу им быть.
— Жаждете так и остаться пешкой? — усмехнулся Северус и слегка отстранился, позволяя официанту снова наполнить бокалы.
— Мясом, пошедшим в расход с пользой, — дрогнули в ответ губы Миллза. — Я больше не верю в то, что могу быть чем-то большим. Даже Крис был пешкой у собственных заблуждений. Мы тут все — стихийные пешки.
— Как насчет ваших друзей?
Шон пожал плечами.
— У них свой путь, и мне с ними с самого начала было не по дороге. Не то чтобы я поддерживал геноцид… — он покусал губы, подбирая слова. — Крис ошибся. Магов нельзя убивать. Нужно просто…
Умирать самому, цепенея, мысленно закончил за него Северус. Мальчик, если тебе еще раз как следует врежут по лбу, ты поумнеешь? Что ты несешь, вообще?
И как стоило бы врезать Драко за то, что позволил тебе выйти из школы.
— Я не слепой, — покосился на него Миллз. — Я вижу, что путь мистера Гарри работает, вижу ребят, которые следуют ему и живут. Но это не значит, что я должен жить так — тоже. Поверьте, мистер Снейп, я всей душой и обеими руками за то, что мы делаем каждый день. За то, чтобы маги жили так, как того заслуживают. Но прилагать все силы, поддерживая других, и повторять самому их выбор — это разные вещи, вы не находите?
— Нахожу странным, что вы вообще здесь находитесь — с таким отношением к своему будущему, — отметил Северус.
— Но вы тоже — здесь, — заявил Шон. — Сэр. У вас вообще нет семьи, вы никогда не посещали занятия, но Верховный Маг — именно вы. И метка выпускника школы на вас тоже есть. Может быть, это и впрямь разные вещи — быть хорошим слугой у магов и самому быть хорошим магом, достойным того, чтобы жить?
Он явно говорил не о физическом существовании. О том, что называют жизнью такие, как он — выпорхнувшие из школы и… черт, нет. Как раз — не такие, как он.
— Я никогда не чувствовал себя их частью, — качнул головой Миллз. — Наверное, у меня было все, чтобы чувствовать…. но, видимо, не было чего-то во мне самом. Для этого. Меня могут принимать, но это никогда не означает, что я такой же, как и они. Как Алан, как Лорин, как Доминик. Как мистер Драко. Никогда не задумывались, каково это — быть среди тех, кто действительно желает тебе добра и даже любит по-своему — но всегда отдавать себе отчет в том, что для тебя их путь с самого начала заказан? Что ты можешь только присоседиться и погреться у чужого огня — и быть за одно это признательным? За то, что хотя бы у них — получается? Жизнь за это отдать готов, пластаться и вкалывать, лишь бы — хотя бы у них. Но у тебя-то все равно — нет.
Северус молчал. Очень даже молчал, буквально зубы сцепив — сказать хотелось так многое, что, Мерлин свидетель, лучше было и не заговаривать. Ни о чем.
Дышать размеренно, думать о вечном, и совсем-совсем даже близко не думать о том, что нести такое в двадцать или сколько там Миллзу лет — стоило ли вообще тогда проходить через все это, чтобы продолжать оставаться в Уоткинс-Холле, добиваться выпуска, отхватывать себе такую красивую женщину и настолько престижную должность, чтобы в итоге… вот так? Уже в этом возрасте?
Стоило ли вообще открывать школу, если ее выпускники… — мелькнула совсем уж крамольная мысль.
— Он мертв, — с тупым отчаянием повторил Шон. — Сейчас ему было бы сорок три, а я все думаю — когда-нибудь мне станет больше, чем было ему. И я буду так же мчаться в Глазго с утра, чтобы хоть… и так же сидеть потом… может быть, даже здесь же… Буду работать в том же здании, где он умер, и трястись, что кто-то из людей пронюхает, как его звали. Что именно он — моя семья. Как можно быть частью тех, кто празднует день его смерти? Даже все остальное время — как можно?
— Вините Гарри Поттера в его гибели? — негромко спросил Северус.
Шон горько усмехнулся.
— Нет, что вы. Кто-то должен был остановить его. Если кого-то и стоит винить… мистер Снейп, ни у кого не было шанса достучаться до Криса. Он больше ни к кому не прислушивался, даже к вам. Кроме меня. А я не мог этим шансом воспользоваться. Тот, кем я был… я не мог.
А сейчас бы смог, видимо, мрачно подумал Северус, снова позволяя наполнить бокалы. Только… некому уже помогать. Он умер, пока ты выбирался из своих инфантильных кошмаров. Умер благодаря тебе — в том числе. А ты живешь с этим год за годом — и понятия не имеешь, мальчик, как дико ты должен быть Гарри Поттеру благодарен.
За то, что Кристиану Эббинсу не поставили памятник.
— В школе он почти никогда не был… — Шон покачал головой и усмехнулся, — самим собой, что ли. Очень редко. Только в самом начале… Но я почему-то именно это лучше всего помню. У него был такой, знаете… как будто скрипучий смех… Вы когда-нибудь видели, как он смеется? Сядет в кресло, ноги вытянет, голову запрокинет — и говорит, говорит… У него был огромный жизненный опыт, безумный просто. Я мог часами слушать, он так все раскладывал, словно насквозь всех видел… Столько всего знал. Нечеловечески проницательный, беспощадный… Говорил, как словами хлестал, а я просто балдел от этого, это же… целый мир, понимаете… то, каким он его видел. Рядом с ним тогда будто резкость все обретало. Мне казалось — я тоже смогу, когда-нибудь. Так, как он. Вместе с ним… А теперь он в такой… темноте, а там, оказывается, так холодно, и… так зло, и так пусто, и… Мерлин бы меня побрал, сам не понимаю, зачем я вам все это рассказываю…
Потому что тебе больше некому, с прорывающимся раздражением подумал Северус, сжимая бокал. Твоя распрекрасная женщина воркует с учениками, пока ты надираешься здесь в одиночестве, и — на что бы такое поспорить? — ты никогда с ней об этом не говоришь. Она даже не знает, где ты сейчас.
Потому и в обмороки на работе валишься, что в одиночку внутри это тащишь да рожицы улыбчивые перед всеми отыгрываешь… Потому и рассуждаешь здесь о том, какое будущее кого ждет. Разве это — то, что нужно таким, как ты? Если Лорин Гамильтон настолько слепа, что четыре года позволяла вырастать в тебе всему вот этому, что ты тут только что нес — неужели до сих пор не дошло, что нужно бежать от нее сломя голову, пока жив?
Нет уж, лучше точно — никакой семьи, чем такая, угрюмо констатировал он. Отыгрывать маски еще и в собственном доме — увольте…
— Рассказывайте, — обронил он вслух. — Я не сопротивляюсь.
— Тоже своя вина давит? — нехорошо улыбнулся Шон. — Или тоже сочувствуете?
Северус вопросительно изогнул бровь. Миллз отставил бокал и наклонился вперед, положив локти на стол.
— Может быть, вы и понимаете меня, — прошептал он, глядя ему в лицо. — Вы хоть как-то его знали. Если он для вас и чудовище, то мне хочется верить, что настоящих чудовищ вы тоже видели. И знаете, что у них у всех… человеческое лицо. И человеческие желания.
— Слишком человеческие обычно… — процедил Северус.
— Но я не думаю, что вам известно, каково это — когда самое близкое тебе существо для всех вокруг навсегда останется только символом чего-то — и все. Чего-то, совсем не имевшего к нему отношения. Каково это — помнить о том, о ком никто и никогда не вспомнит, как он умел улыбаться, каким голосом говорил, когда нервничал, какой кофе предпочитал. С кем бы ты ни был, ты даже не сможешь упомянуть его имя, потому что твои чувства к нему никогда не разделят — для всех остальных он слишком тесно связан с чем-то совершенно другим, и ты можешь хоть головой обо все стены биться — это никогда не изменится. Я не думаю, что вам доводилось влипать… вот так, мистер Снейп. Не просто любить того, кого не знал никто, кроме вас — любить того, о ком и после никто не захочет узнать. Побоится за целостность собственных символов, за которыми живое существо никому видеть не нужно. Да и неудобно.
В глазах парня билась настоящая горечь, и Северус невпопад подумал — как хорошо, что уже можно не отвечать за собственный взгляд. Эта сидящая напротив сволочь за один вечер вымотала из него всю душу, похоже, даже не начав при этом хотя бы приблизительно понимать, что именно вытворяет каждый раз, когда открывает рот.
Сволочь заслуживала подарка, определенно. Того, о котором просила.
— Отчего же… — мрачно разлепил губы Снейп. — Влипать, как вы выразились, и впрямь доводилось. И его имя, действительно, знают все маги. Теперь уж точно — все… и, вы правы, никому нет дела до того, умел ли он когда-нибудь улыбаться. Его помнят… за другие вещи.
Миллз остолбенело моргнул, но взгляд не отвел. Только выпрямился слегка.
— И кт…
Задать вопрос он не успел.
— Джеральд Уоткинс, — ответил Северус, глядя ему в глаза. — Если я не ошибаюсь, вы с ним тоже были… вы тоже с ним часто общались.
Слово «друзья» не выговорилось так же, как и у Миллза. Не повернулся язык.
— О…
Губы дрогнули, но так ничего и не произнесли. Шон нервно потер лоб, взгляд забегал — почти испуганно. Ошарашенно.
Складывай в уме все, что знаешь, горько улыбнулся Северус, глядя, как он пытается успокоиться. Изо всех сил пытается.
— А… вы случайно не работали вместе? — полузадушено поинтересовался Шон. — Я не знаю… может быть…
— Еще как работали… — вздохнул Северус. — Он координировал действия магов во второй войне, вы должны знать об этом. Я был цепной собачкой при координаторе. Способной вынюхивать и делать, как вы выразились, грязную работу. Чистую, впрочем, тоже приходилось… нередко.
Миллз перевел дыхание, попытался отвести со лба волосы — и так и замер, впился ногтями в кожу, уставившись в стол. Северус молча смотрел на худые, обтянутые светлой тканью рубашки плечи, на то, как они ходят ходуном, как он силится задышать ровнее.