РЕФЕРАТ
Иконоборчество и политическая борьба в Византии времён Льва III Исавра
Выполнил:
Студент группы 1КМ2
Новиков Артём Андреевич
Принял: к.и.н. доцент
Матвеева Александра Михайловна
Москва 2017
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение……………………………………………………....3
1. Лев III Исавр…………………………...…………………..4
1.1. Происхождение……………………………………4
1.2. Восхождение к власти…………………………….5
1.3. Война с арабами…………………………………...8
1.4. Внутриполитическая борьба………………….…15
2. Иконоборчество. Папа против императора…………...18
3. Заключение………………………………………………...49
4. Список использованной литературы…………………..51
Введение
Актуальность:
Почти все VIII столетие и первая половина IX характеризуются общим термином «иконоборческого периода». Этот период не только носит во главе имя Льва Исавра, но и тесно связан с этим именем главными течениями, берущими начало в царствование этого императора, и теми реформами в законодательстве, которые падают на его время, обнимая военное дело и гражданские отношения по преимуществу земледельческого класса. Нельзя, кроме того, оставлять без внимания, что и тесно понимаемый вопрос о почитании икон занимал умы многих христианских деятелей как и ранее VIII века, так и по сей день.
Объект исследования:
Император Лев III Исавр и период его правления.
Предмет исследования:
Полная характеристика эпохи правления Льва Исавра и периода иконоборчества.
Хронологические рамки:
VII-VIII века
Географические рамки:
Византийская империя, Омейядский Халифат, Страны Ближнего Востока
Цель исследования:
Проанализировать данные ученых по данной теме, изучить научные факты об эпохе правления Льва III Исавра, его внутренней политике и эдикта о запрете почитания икон.
Задачи:
1. Проанализировать биографию императора Льва III Исавра, как личную, так и политическую.
2. Рассмотреть период иконоборчества.
1. ЛЕВ III ИСАВР
Происхождение
Император Лев III происходил из ничем не выделяющегося
киликийского рода, проживавшего в Германикеи, и являлся этническим
исавром. Его семья была настолько бедной, что некоторые полагают даже,
будто Лев в юности работал простым ремесленником. При рождении он был
наречен Кононом, но затем, в силу невыясненных обстоятельств, принял имя
Лев. Царь был высокого роста, красив собой, приходился своим детям и жене
хорошим отцом и мужем. Во время правления императора Юстиниана II его
родитель с семейством был переселен в город Месембрию во Фракии, где
вместе со своим отрядом охранял границу от болгар. Естественно, Лев с
раннего возраста приобщился к военному делу и вскоре стал опытным
солдатом.
Восхождение к власти
По вполне понятным причинам некоторые летописцы зачастую
изображают его грубым, необразованным, невежественным, жестоким
человеком. Более того, практически вся литература эпохи иконоборцев
оказалась уничтожена последующими поколениями почитателей икон, и
многие факты приходится реконструировать по отдельным деталям. Поэтому
негативные оценки не могут быть приняты в полном объеме «на веру».
Обстоятельства, при которых пришел к царской власти Лев Исавр
свидетельствуют, как раз, об обратном. Мы видим человека глубоко
порядочного, верного слову, благоразумного, не лишенного природной
смекалки и воинской хитрости, решительного и бесстрашного. Достаточно
напомнить, что, зная о намерении императора Юстиниана II Ринотмета
погубить его по подозрениям и ложным обвинениям, он не предал своего
господина и верно служил законному царю до самой его смерти. В отличие
от некоторых других василевсов тех смутных лет, обагривших руки кровью
своих предшественников, Лев Исавр сделал все, чтобы переход власти от
императора Феодосия III к нему состоялся бескровно и без внутренних
потрясений. Представим себе ту обстановку, чтобы оценить благородство духа и благоразумие Льва. Даже летописец, не пылающий к нему любовью,
не удержался от того, чтобы не сказать о Льве «благочестивый царь».
Некоторые обстоятельства жизни этого императора, возникшие еще до
появления у Льва Исавра мыслей о царском титуле, позволяют подтвердить
высказанные выше оценки в отношении его личности.
Когда в 705 г. Ринотмет вместе с болгарами направился в Константинополь, чтобы защитить свои права на царский трон, Лев поддержал его, явившись в лагерь претендента, и император не забыл верного слугу. После нового воцарения Юстиниана, Ринотмет включил Льва в состав царской свиты и дал ему титул спафария. Он настолько полюбил его, что называл «сыном», и это вызвало острую зависть при дворе со стороны аристократов. Был сделан донос, который не подтвердился на следствии. Однако подозрительный Юстиниан II решил на всякий случай избавиться от «сына» и поручил ему опасное задание в надежде, что Лев сложит свою голову на поле брани.
Снабдив его крупной суммой денег, царь отправил Льва в Аланию с
целью подкупить местных вождей и направить аланов на абазгов, иверов и
лазиков, не так давно отсоединившихся от Римской империи. Поручение
было действительно очень трудным и опасным, поскольку аланы не
признавали над собой ничьей власти, да и проход к ним был сопряжен с
немалым риском. С Львом было всего несколько человек свиты, и он
благоразумно оставил выданные ему деньги в Фазиде – торговом городе.
Пообещав аланам выплатить вознаграждение после победы, он сумел
подтолкнуть их к военным действиям против абазгов, хотя между двумя
народа ранее был заключен мирный договор. Аланы организовали успешный
поход и после этого справедливо запросили плату за свою верность
императору. Каково же было разочарование Льва, когда он узнал, что по
приказу царя средства, хранившиеся в Фазиде, отозваны обратно в
Константинополь.
Но об этом стало известно и абазгам, царь которых обратился к вождю
аланов с просьбой выдать им Льва, как виновника нарушения мирных
отношений между двумя народами. Однако алан отказался, ссылаясь на то,
что война была начата по просьбе императора, которого он очень уважает, а
не из корысти. Тогда абазги удвоили сумму, которую им обещал Лев, и
аланы внешне соблазнились столь заманчивым предложением. На самом
деле, предавать Льва, к которому они уже тоже проникли уважением, им не
хотелось, и горцы пошли на хитрость, о чем заблаговременно предупредили
римлянина. Они приняли вознаграждение за его голову от абазгов и выдали
им Льва вместе с его офицерами, но когда абазги вели пленников через горы,
устроили засаду, перебили конвой, и освободили греков. Затем, переправив
Льва в безопасное место, вместе с ним сформировали большое войско,
которое в следующем году вновь напало на абазгов и победило их. Дальнейшая история напоминает приключенческий роман и свидетельствует о недюжинных способностях Льва, как полководца и дипломата. Когда до Юстиниана II дошла весть, что Лев сумел победить абазгов даже без денег и войска, он направил им послание, в котором обещал простить абазгов, если они доставят Льва к нему в столицу неприкосновенным. Видимо, царь для себя еще не решил окончательно: миловать ему своего спафария или казнить, как слишком сильную и опасную фигуру. Абазги, презрев гордость, обратились с новым предложением к аварам, предлагая в качестве гарантий своих добрых намерений выдать заложников из числа детей собственной знати. Но Лев проявил разумную осторожность, отказавшись от столь заманчивого предложения. Он еще долгое время оставался в гостях у аланов, высоко чтущих его, пока до него не дошла весть о том, что некий отряд из римлян и армян, осаждавший крепость Археополь, при приближении арабов в панике снял осаду и отошел к Фазиде. Одна из римских частей отстала по дороге, и теперь жила грабежом в районеАпсилии. По совету аланов Лев решил пробиться к соотечественникам и взять управление частью в свои руки. Со свитой из 50 воинов-аланов он прошел по снегам через горные ущелья и вскоре действительно встретил искомый отряд, в котором насчитывалось 200 легионеров. С ними он решил пробиваться к морю.
Путь к свободе им преграждала сильная горная крепость с характерным
названием «Железная», начальником которой был некто Фарасманий,
признавший над собой власть арабов, но состоявший при этом в дружеских
отношениях и с аланами. На предложения Льва пропустить его к Трапезунду
и признать власть римского императора Фарасманий ответил отказом, и
тогда Лев пошел на хитрость. Он устроил засаду неподалеку от крепости и,
дождавшись, когда ее жители выйдут на полевые работы, приказал воинам
начать атаку, надеясь успеть заскочить в крепость. Но замысел не удался –
Фарасманий успел закрыть крепостные ворота. Оставалось брать крепость
штурмом – изначально убийственное предприятие. Однако тут на помощь Льву пришел правитель апсилов Марин. Услышав, что царский спафарий осаждает крепость, варвар посчитал, будто скоро большое римское войско подойдет к нему на помощь. Поэтому, заранее демонстрируя лояльность византийцам, он явился ко Льву с отрядом из 300 воинов и предложил свои услуги. Испугавшись штурма, Фарасманий также согласился признать себя подданным византийской короны, но римский военачальник уже не доверял варвару, опасаясь оставлять у себя в тылу столь сильную крепость. Он получил разрешение от Фарасмания войти в город, но тут же отдал своим солдатам приказ атаковать укрепления, и в результате разрушил крепость до основания. Вместе с аланами и Марином он дошел до Апсилии, где его встретили с большим почетом. После Лев переехал в Трапезунд и оттуда морем вернулся в столицу.
Война с арабами
Едва приняв власть, Лев должен был начать борьбу против арабского нашествия. В 717 г. арабы взяли Пергам, вышли к Абидосскому проливу и переправились во Фракию. Завоевав там много городов, они подошли к Константинополю, окружили его рвом, валом и в течение 13 месяцев осаждали столицу империи с помощью разных машин. 1 сентября к городу подступил огромный арабский флот. Большая часть его благополучно миновала пролив, но 20 отставших тяжелогружёных судов Лев сжег с помощью своих кораблей, оснащённых «греческим огнём»[1]. Арабы встали у Сосфенийской пристани во Фракийском Боспоре. Так как римляне упорно защищались, им пришлось зимовать во вражеской земле. Между тем, всю зиму стояли морозы, и в течение ста дней земли не было видно из-за массы выпавшего на нее снега. От голода и лишений у осаждавших умерло множество людей, коней и верблюдов. Весной 718 г. из Египта прибыл второй флот с оружием и хлебом, а затем из Африки третий с многочисленными припасами. Однако, опасаясь огненосных кораблей римлян, арабы не решились входить в Боспор. Лев, узнав, что они скрываются в заливе, велел поставить на римские корабли огнебросательные сифоны и двинул их против захватчиков. В ходе разыгравшейся битвы большая часть арабского флота была потоплена и римляне овладели огромной добычей. После этого голод среди осаждавших достиг такой силы, что они порезали на мясо всех своих лошадей, ослов, верблюдов и ели всякую падаль. От этого начались среди них заразные болезни и сильный мор. Летом 718 г. халиф с огромным уроном отвёл свои войска от Константинополя. Незадолго до смерти в 740 г. Лев имел с арабами ещё одну большую битву у местечка Акроинон в Малой Азии, закончившуюся также блистательной победой. Тем самым продвижению арабов на запад был положен конец (Феофан: 709, 710, 731). Таким образом, в начале VIII в. арабскому могуществу был нанесён сокрушительный удар.
Внутриполитическая борьба
Нет никаких сомнений в том, что победа Льва Исавра над арабами у
стен своей столицы относится к наивысшим военным достижениям
всемирной истории. И вновь выделился почерк полководца – не вступая во
фронтальные столкновения, заставляя врагов действовать по своему плану,
римский император сохранил собственные силы, многократно уступающие
врагу, и использовал естественные стихии для уничтожения арабов.
Второе испытание, выпавшее на долю Льва Исавра, заключалось в
необходимости вести борьбу с узурпаторами. В этом же 717 г., получив
известие об осаде арабами Константинополя, командующий сицилийским
войском Сергий решил венчать на царство некоего Василия, которого
переименовал в Тиверия. И на этот раз законный царь продемонстрировал
завидную решительность и оперативность. Он тут же направил в Сицилию
своего чиновника Павла, назначив того патрицием и новым правителем
Сицилии. Узнав о его прибытии, Сергий и узурпатор обратились за помощью
к лангобардам, располагавшимся неподалеку, но Павел опередил их. Он
собрал народ, ознакомил их с грамотой царя, поведал о победах, одержанных
греками над арабами, и тем самым решил все вопросы. Василия выдали
царскому представителю, казнили, а голову отправили в столицу. Других
сторонников заговорщиков Павел помиловал: кому-то отрезали носы, кого-то
высекли, но всем сохранили жизнь. Кстати, был пощажен и Сергий,
глава заговора. Увидев, как успешно Лев Исавр поставил на место
узурпатора, лангобарды успокоились и согласились сохранить с Империей
мирные отношения. Через год, в 719 г., организатором нового заговора против императора Льва III стал некто магистр армии Никита Ксилонит, очень обеспеченный человек и большой сановник. С ним тайно снесся проживавший в одном из монастырей Фессалоники бывший император Анастасий II и предложил ему при помощи болгар, с которыми уже вступил в тайное соглашение, восстановить свои права на царство. Будучи опытным в государственных делах человеком, Анастасий написал письмо византийскому дипломату, пребывавшему в Болгарии, патрицию Сиссинию, и уговорил того выступить перед Тервелом своим представителем – сановник также дал согласие на это.
Постепенно к заговору примкнул правитель фемы Опсикия, первый
секретарь императора Феоктист, начальник крепостных стен
Константинополя Никита Анфрак и Фессалоникийский архиепископ.
Очевидно, искушение было слишком велико, и Анастасий, сложив с себя
духовный сан, отправился к болгарскому хану Тервелу, снабдившего его
войском и деньгами. К несчастью для заговорщиков, император
своевременно узнал о заговоре и принял предупредительные меры. Он
арестовал и затем казнил Никиту и Феоктиста, а болгарам напомнил о
мирном договоре, заключенном с ними. Авторитет Льва как полководца и его
тяжелая рука уже были известны болгарам, и они заколебались.
Подойдя к Константинополю, Анастасий к прискорбию для себя
обнаружил, что город не желает принять его в качестве своего царя – не
помогли даже деньги, при помощи которых претендент попытался купить
расположение константинопольцев. Он стал лагерем возле столицы, но
болгары, как всегда, не очень верные своему слову, поняли, что, не сумев
взять власть сходу, Анастасий уже проиграл битву за царский пурпур.
Болгары посчитали, что им гораздо выгоднее сохранить добрые
отношения с Львом Исавром, чем пытаться насильно водворить на престол
неудачника Анастасия. Не тратя времени, они убили нескольких близких к
узурпатору людей, выдали самого претендента императору, который щедро
отблагодарил их, устроив пышный пир, а затем вернулись на родину. На этот
раз наказание мятежникам было гораздо более тяжелым – их казнили
(включая Фессалоникийского архиепископа), и царь конфисковал имение
Ксилонита в пользу казны. Других соучастников, в частности, командующего
фемы Опсикия Исоя, он наказал отрезанием носа.
Наконец, третий заговор составился позднее, уже после начала новой
церковной политики царя, ориентировочно в 727 г. Соединенные
византийские войска Эллады и Цикладских островов под руководством
Агаллиана Турмаха и некоего Стефана избрали себе нового императора по
имени Козьма и отправились на кораблях к Константинополю. Но имперский
флот, вооруженный «греческим огнем», во главе со Львом III опять одержал
решительную победу. Оставшиеся в живых солдаты из противоборствующей
армии просили пощады и им действительно сохранили жизнь. А Козьма и
Стефан были казнены.
Нет ничего удивительного в том, что, желая закрепить права своей
династии на трон, Лев III венчал в 719 г. своего годовалого сына, будущего
императора Константина V, на царство. Завершив борьбу с внутренними врагами, царь оставшееся время своего правления посвятил двум основным проблемам: борьбе с арабами и совершенствованию имперского законодательства. Поскольку войны с мусульманами происходили едва ли не ежегодно, Лев буквально по ходу событий, не имея никакой передышки по времени, менял систему управления войсками, формировал новую армию, и предпринимал деятельные шаги для улучшения управления страной в условиях военного времени. Он восстановил в войсках строжайшую дисциплину, и его авторитет царя-победителя способствовал этому. Обладая острым и проницательным умом, он сумел найти молодых, талантливых военачальников, полководцев и управленцев, из которых вскоре создал мощный военный штаб, которому можно поставить в заслугу выработку стратегии борьбы с арабами.
Наконец, он усовершенствовал и довел почти до идеала фемное
устройство, введенное еще его предшественниками. Выгоды этой системы
административного управления Римской империей заключались в том, что
вместо громоздких провинций с большим (относительно, конечно) штатом
чиновников, не способных принимать оперативные решения, вся власть в
фемах была передана в руки стратигов, являвшихся одновременно и
военными и гражданскими правителями. Все стратиги были подчинены
непосредственно царю, который теперь мог не опасаться бойкота своих
указаний и – важная деталь – очередных заговоров. Каждый из правителей
фем имел собственные задачи и подчиненные ему войска, которые без
приказа царя не смели пересекать внутренние границы Империи. Все фемы
имели свои вооруженные силы, формировавшиеся здесь же, на местах, и
способные отразить рядовой набег мусульман. Для более крупных операций
эти отряды могли быстро собраться в условленном месте, что многократно
повышало мобильность византийской армии.
Нет никакого сомнения в том, что император и его царственный сын, с
малолетства участвовавший в управлении государством, отдавали все время
служению отечеству. Позднее, в знаменитой «Эклоге» они напишут
совершенно искренне: «Мы заняты заботами и неусыпно устремляли разум в
поисках того, что угодно Богу и полезно обществу» («Эклога», введение).
2. ИКОНОБОРЧЕСТВО. ПАПА ПРОТИВ ИМПЕРАТОРА
Переходя к описанию церковной политики императора Льва III, известного, как зачинщика иконоборчества, следует сделать несколько общих замечаний. Нет никакого сомнения в том, что Лев III был настоящим христианским императором, для которого интересы Церкви значили не менее, чем интересы государства. В своем стремлении обеспечить Церкви монопольно-доминирующие духовные позиции он был, как всегда, последователен, целеустремленен и нередко суров. Отдавая себе отчет в том, что целостность государства и его благосостояние напрямую зависит от степени народного благочестия, он предпринимал все меры для того, чтобы устранить те или иные еретические явления и языческие пережитки. В тех условиях, когда Церковь считалась органично неотделимой от Римской империи, и наоборот, иного и быть не могло. И совершенно справедливо некогда высказанное суждение, что иконоборчество, как часть церковной политики Льва III Исавра, нельзя рассматривать изолированно от внешних и внутренних особенностей существования Византии в тот исторический период. «Часто иконоборческих императоров судят сурово, не отдавая себе отчета в том, что их религиозная политика была лишь частью предпринятого ими дела восстановления Империи и что их деятельность не исчерпывалась страстной и жестокой борьбой с иконопочитанием», - писал один историк; и он совершенно прав. Что же касается крайне негативных оценок деятельности Льва Исавра и других иконоборцев в древних рукописях, то, изучая первоисточники, нужно делать существенную поправку. Ересь иконоборчества, в отличие от прежних времен, открыла Церкви много мучеников, гонимых по приказам царей. Пролитая императорами-иконоборцами кровь является главной причиной, по которой их современники вообще оказались не в состоянии объективно оценить политическую деятельность этих василевсов, и изображали их исключительно в мрачных тонах. Следует отметить, что иконоборчество, как явление, появилось отнюдь не в VIII веке, а гораздо раньше. Причина его появления до сих пор вызывает длительные дискуссии. Были, конечно, объективные обстоятельства, которые требовали решительных мер. Так, например, просвещенные современники, интеллектуалы, нередко являлись свидетелями грубых сцен неблагочестивого поклонения иконам, даже их обожествления со стороны рядовых христиан. Сохранились сведения, что нередко иконам предписывались магические, таинственные свойства, краску с них соскабливали и употребляли вместе со Святыми Дарами, и т.п. Как следствие, далеко не везде и не всегда почитание святых икон признавалось благочестивым и правильным. Еще сестра императора святого Константина Великого Констанция считала недостойным Христа наносить Его изображения на дерево. Святой Епифаний Кипрский (V в.), навестивший одну епархию в Палестине, увидел в храме завесу с изображением, как ему показалось, человека, и с гневом разорвал ее, отдав материю на покрытие гроба какого-то нищего. В Испании, на Эльвирском соборе 300 г. (или 305 г.) было принято постановление против стенной живописи на стенах в храмах. На Западе, в Марселе, епископ Серен в 598 г. сорвал в храме иконы, суеверно почитавшиеся паствой, и папа Григорий I Великий хвалил его за ревность к вере. В VII в. на острове Крите большая группа христиан выступила перед епископом Неапольским с требованием запретить иконы, поскольку они противоречат текстам Ветхого Завета. Как рассказывают, иконоборческое движение было настолько сильным в самом Константинополе, что в 713 г. император Филиппик чуть было не издал специального эдикта о запрете иконопочитания. Сами иконоборцы вовсе не были едины в своем отношении к святым иконам. Были совсем умеренные иконоборцы, которые выступали против уничтожения икон и удаления их из храмов. Они считали, что иконы нужно только помещать выше человеческого роста, чтобы не допускать слишком уж такого языческого, как они считали, поклонения им. Были иконоборцы, которые запрещали изображать Христа, но не препятствовали писать лики святых. Естественно, были и крайние иконофобы, доходившие до отрицания поклонения святым мощам и любого иконописного изображения.
Не вполне благочестивое отношение к иконам, обожествление святых икон, встречалось часто. Даже позднее, когда многие языческие злоупотребления в иконопочитании были уже развеяны, осмеяны и забыты, св. Феодор Студит хвалил одного вельможу, который икону великомученика Дмитрия признал крестным отцом своего сына (!). И нет ничего удивительного в том, что многие клирики выступали с критикой иконопочитания, нередко переходя границы разумного и отрицая сами иконы, как объекты христианского поклонения. Заблуждение ополчилось на ложь, а в результате восстало на истину. Так рождалось иконоборчество. Специфика, если можно так выразиться, новой ереси по сравнению с ранее появлявшимися, заключалась в отсутствии какой-либо четко сформированной иконоборческой доктрины. Впрочем, и у сторонников иконопочитания не было прочной богословской позиции по существу вопроса. Только спустя многие десятилетия необходимые аргументы, собранные в единое богословское учение, были представлены на суд Церкви (Седьмой Вселенский Собор). Как следствие, современники и позднейшие исследователи стали искать в иконоборчестве следы чуждых сознательных и тайных влияний.
Нередко говорят о влиянии на иконоборчество христианских сект, во
множестве существовавших на Востоке, откуда был родом сам император, и
где он провел свою молодость. Действительно, здесь можно найти много
общего. Как известно, некоторые крайние монофизиты отвергали почитание
святых икон – например, так называемые фантазиасты или
афтартодокеты, последователи Юлиана Галикарнавского. Не допускали
иконопочитания и павликиане – очень сильная и многочисленная секта. Они
прямо отождествляли все вещественное и телесное со злом и грехом, и
отвергали не только иконы, но и фактически отменяли православное
богослужение. По мнению специалистов, влияние этих ересей и сект
христианских и христианского происхождения, пожалуй, нужно считать
определяющим в становлении иконоборчества. В пользу этой версии говорит
и тот факт, что иконоборчество зародилось в среде малоазиатского епископата. Несколько епископов малоазиатских выработали доктрину
иконоборчества и познакомили с ней императора Льва III, настойчиво
убеждая его в необходимости вернуть «истинную» веру и благочестие.
Нет никакого желания и смысла разбирать «материалистические»
объяснения иконоборчества, связанные, обычно, с заочно и неоправданно
навязываемым современными исследователями императору Льву III мотивом
секуляризации церковной собственности. Достаточно напомнить, что борьба
императоров с монашеством началась гораздо позднее – уже в годы
самостоятельного царствования Константина V. И правовые акты
родоначальника Исаврийской династии едва ли могут вызвать чью-то
критику в данном контексте.
Как известно, попытки частично ограничить право Церкви на
приобретение земельных угодий, получение выгоды от своих земель,
передаваемых в собственность третьим лицам по мнимым сделкам, и пресечь
иные злоупотребления, возникающие из этого, были предприняты еще при
императоре св. Маврикии. Но под влиянием горячо протестовавшего
столичного клира и недовольного императором Римского епископа он
отказался от своей идеи. Лев III был гораздо последовательнее. Согласно
главе 4 титула XII «Эклоги», «Святейшей столичной церкви, и
благочестивым учреждениям ее ведомства, и приютам, и домам призрения, и
странноприимным домам запрещается передавать вечное право на
недвижимость за исключением только мест, пришедших в состояние
разрушения. Им разрешается только производить обмен недвижимости с
ведомством императорского дома». Таким образом, если Церковь не
нуждалась в том или ином земельном участке, она не могла произвести
отчуждение его в частные руки, но обязана была передать его в
государственную казну, в состав владения императорского дома. Однако это
было единственное ограничение в отношении Церкви, и оно не касалось
монастырского имущества.
Безусловно, конфискация монастырских земель в отношении непокорных
царской воле обителей имела место. Однако это были редкие случаи,
которые не дают оснований говорить о попытках секуляризировать
церковное имущество. Напротив, в полемике со своими противниками
сторонники иконопочитания печалятся, что те «все свое время посвящают не
пастырской деятельности, а обработке монастырских имений». Кроме того,
значительная часть монастырских владений в Малой Азии и на Балканах
располагалась в разоренных войной местностях. Правительство императора
Льва III не знало, что делать с обширными необработанными землями, и
ему было явно не до того, чтобы увеличивать пустующие площади за счет
массовой конфискации монастырских землевладений.
Если речь и может идти о каком-то материальном аспекте в деятельности
первого императора-иконоборца, то он касался не столько монастырского имущества, сколько тех лиц, которые бежали от воинской повинности,
нередко принимая ангельский чин вовсе не для монашеского подвига. Как
считают, в это время в Византии насчитывалось около 100 тыс. монахов –
огромная цифра.
Можно представить себе тот колоссальный дефицит рабочих и солдатских рук, который испытывала Римская империя. Естественно, царь предпринял меры по недопущению уклонения от государственных обязанностей теми лицами, которые для отвода глаз уходили в монастырские обители.
Один исследователь писал по этому поводу: «Церковная жизнь в
Византии до такой степени многообразно переплелась с гражданской,
Церковь взяла на свою долю так много материальных средств Империи, что
ни один император, имевший определенные политические задачи, не мог при
их проведении не столкнуться с церковными интересами». Льву III нужны
были деньги для войны, и что было делать Исавру, если вместо армии
молодые мужчины записывались в монастыри, которые владели громадными
земельными наделами, свободными от налогообложения? В отличие от
патриарха Сергия времен императора Ираклия Великого, патриотизм клира в
эпоху постоянной анархии проявлялся лишь в обещании молитв, что
императору, как воину и государю, было, конечно, недостаточно.
Иногда материальный мотив связывают с желанием императоров Льва
III и Константина V вернуть царской власти те политические позиции,
которые оказались утерянными в годы дворцовых переворотов и вследствие
девальвации царского сана. Действительно, как известно, при императорах
Анастасии II и Феодосии III множество клириков вошли в состав
политической элиты Империи и заняли высокие должности. В этом нет
ничего невероятного – в условиях внутренней нестабильности, гибели
множества талантливых и опытных сановников и военноначальников было
вполне естественно, что Церковь и ее служители вышли на первый план. И
этот «перекос властей», конечно, не мог не открыться при таком могучем и
самостоятельном императоре, как Лев III Исавр. Осознавая свой статус
Римского царя, поставленного Богом для управления государством, он не
терпел параллельно с собой чью-либо другую волю. Однако едва ли царь
ставил перед собой самодостаточную цель восстановить равновесие между
двумя союзами - думается, он, по счастью, даже не умел мыслить столь
секулярными категориями.
Совершенно безосновательно утверждение, будто бы царственные отец
и сын, желая поднять престиж своей династии, решились на очередное
церковное реформаторство, как это, якобы, случалось при предыдущих
царях. Во-первых, такой неписанной практики просто не существовало: Византийские императоры вообще старались инициативно не вторгаться в
область вероучения, если их к тому настоятельно не подталкивали
обстоятельства. А, во-вторых, военное время практически всегда являлось
естественной преградой для созывов Вселенских Соборов или начала
глобальных церковных перемен. Трудно представить себе, что в условиях
непрекращающейся войны с арабами, тяжелой обстановки в Италии,
необходимости буквально на ходу реформировать государственное
управление и восстанавливать народное хозяйство, Лев III мог задуматься
над столь эфемерными затеями, как желание прослыть «реформатором»
Церкви и знатоком христианского вероучения.
И прав один автор, который указывал, что ни Лев III, ни его сын не
были, вольнодумцами, рационалистами и предшественниками
протестантской Реформации или революции. Это были люди благочестивые,
верующие, даже богословски образованные, искренне заботившиеся о
реформе религии путем очищения ее от всего того, что казалось им
идолопоклонством.
Небезынтересны некоторые подробности появления иконоборчества в
публичной сфере. Многие историки указывают, что иконоборческое
движение было делом не столько царской власти, сколько церковной партии,
представлявшей собой серьезную силу. В подтверждении этих слов достаточно указать, что уже 20-х гг. VIII в. в Константинополе сформировался немногочисленный, но довольно влиятельный кружок иконоборцев, во главе которого стоял епископ Наколийский Константин, родом из Фригии. Его главными помощниками являлись епископ Клавдиопольский Фома, Эфесский архиепископ Феодосий
и патриарший синкелл (секретарь, келейник) Анастасий - впоследствии
Константинопольский патриарх. Они полагали, будто с уничтожением
святых икон исчезнут многочисленные суеверия, и Церковь вновь обретет
свою духовную чистоту, утраченную вследствие иконопочитания. Их
поддержали многие военноначальники, и вскоре император был окружен
людьми, деятельно подталкивавшими его к активным действиям. Достаточно
сказать, что сенат, созванный царем по вопросу об иконах, принял решение
об истреблении икон с редким единодушием. Вскоре на стороне
иконоборцев стояла значительная часть просвещенного общества,
большинство азиатских епископов и войско.
Обратим внимание на это немаловажное обстоятельство – всякий раз,
когда перед иконоборческими императорами будет вставать вопрос о
возможности допущения тех или иных форм иконопочитания, столичное
окружение неизменно начнет выступать против этих инициатив. Доводы епископов – иконоборцев оказали на царя большое влияние, но, склоняясь к их аргументам, он действовал осмотрительно, не желая форсировать события. Как говорят, внешней причиной, побудившей царя объявить запрет икон, явилось страшное извержение в 726 г. вулкана, вследствие которого в Критском море буквально на глазах вырос целый остров. Императора убедили, будто бы это несчастье является знаком Бога, прогневавшегося на византийцев за искажение «истинной» веры и богопочитания. И тогда царь открыто поддержал инициативу азиатских епископов-иконоборцев, предприняв первые шаги по запрету икон. Но тут довольно неожиданно выяснилось, что издание царского эдикта вызвало серьезные волнения в столице. Пролилась первая кровь после того, как один из офицеров (а это был спафарокандидат – довольно высокий чин, один из близких телохранителей императора) попытался 9 августа 726 г. сбить изображение Спасителя на площади Халки. Он приставил лестницу к стене и, поднявшись, ударил лик Христа топором. Находившиеся рядом женщины немедленно отодвинули лестницу, офицер упал, и его засекли до смерти бичами. Подоспевшие солдаты, естественно, тут же отомстили им, многих женщин убив и ранив. Начались первые казни, ссылки и конфискации имущества лиц, не принявших царской воли об иконах. В качестве ответной меры восточные патриархи анафематствовали столичных архиереев-иконоборцев. Этот инцидент насторожил Льва III, который стал действовать крайнеосторожно. Конечно, он не терпел публичного неповиновения и потому обрушил свой гнев на того, кто открыто восстал против его эдикта. Им оказался св. Иоанн Дамаскин – сын знатного вельможи при дворе Арабского халифа, написавшего в 726-730 гг. несколько посланий в защиту святых икон. Можно сказать, что Святитель объединил собой тех восточных архиереев, которые выступили против иконоборчества, и император немедленно предпринял <