Попросил тот, с кем он так стремится разговаривать, -- тут Воланд опять
Повернулся к мастеру и сказал: -- Ну что же, теперь ваш роман вы можете
кончить одною фразой!
Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на
Сидящего прокуратора. Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо
запрыгало по безлюдным и безлесым горам:
-- Свободен! Свободен! Он ждет тебя!
Горы превратили голос мастера в гром, и этот же гром их разрушил.
Проклятые скалистые стены упали. Осталась только площадка с каменным
Креслом. Над черной бездной, в которую ушли стены, загорелся необъятный
Город с царствующими над ним сверкающими идолами над пышно разросшимся за
Много тысяч этих лун садом. Прямо к этому саду протянулась долгожданная
Прокуратором лунная дорога, и первым по ней кинулся бежать остроухий пес.
Человек в белом плаще с кровавым подбоем поднялся с кресла и что-то
Прокричал хриплым, сорванным голосом. Нельзя было разобрать, плачет ли он
Или смеется, и что он кричит. Видно было только, что вслед за своим верным
Стражем по лунной дороге стремительно побежал и он.
-- Мне туда, за ним? -- спросил беспокойно мастер, тронув поводья.
-- Нет, -- ответил Воланд, -- зачем же гнаться по следам того, что уже
Окончено?
-- Так, значит, туда? -- спросил мастер, повернулся и указал назад,
Туда, где соткался в тылу недавно покинутый город с монастырскими пряничными
Башнями, с разбитым вдребезги солнцем в стекле.
-- Тоже нет, -- ответил Воланд, и голос его сгустился и потек над
скалами, -- романтический мастер! Тот, кого так жаждет видеть выдуманный
Вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочел ваш роман. -- Тут
Воланд повернулся к Маргарите: -- Маргарита Николаевна! Нельзя не поверить в
То, что вы старались выдумать для мастера наилучшее будущее, но, право, то,
Что я предлагаю вам, и то, о чем просил Иешуа за вас же, за вас, -- еще
Лучше. Оставьте их вдвоем, -- говорил Воланд, склоняясь со своего седла к
Седлу мастера и указывая вслед ушедшему прокуратору, -- не будем им мешать.
И, может быть, до чего-нибудь они договорятся, -- тут Воланд махнул рукой в
Сторону Ершалаима, и он погас.
-- И там тоже, -- Воланд указал в тыл, -- что делать вам в подвальчике?
-- тут потухло сломанное солнце в стекле. -- Зачем? -- продолжал Воланд
Убедительно и мягко, -- о, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите
Днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а
Вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при
Свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над
Ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда.
Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут,
Потому что вы немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой.
Прощайте! Мне пора.
-- Прощайте! -- одним криком ответили Воланду Маргарита и мастер. Тогда
Черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним,
Шумя, обрушилась его свита. Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни
Ершалаима не стало вокруг. Пропали и черные кони. Мастер и Маргарита увидели
Обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной
Луны. Мастер шел со своею подругой в блеске первых утренних лучей через
Каменистый мшистый мостик. Он пересек его. Ручей остался позади верных
Любовников, и они шли по песчаной дороге.
-- Слушай беззвучие, -- говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под
Ее босыми ногами, -- слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни,
-- тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в
Награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к
Самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе
Придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит.
Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в
Комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и
Вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты
Станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон
Буду я.
Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их
Дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился
И шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая
Иглами память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он
Только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел
Безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета,
Жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.
Эпилог