Церковь и государство - русский вопрос.




Прочные отношения между Православной церковью и государством стали складываться на Руси лишь после принятия князем Владимиром (Слайд №21) в X веке христианства от Византии. Традиционно с принятием христианства связывается и начало русской государственности, что в качестве первичного тезиса предусматривает мысль о глубинном, неразрывном союзе церковных и светских институтов, онтологическую взаимозависимость государства от Церкви.

Эта мысль, безусловно, не является откровением, так В. В. Розанов, например, интерпретировал ее, полагая, что принятием христианства от греков «русские были уведены из древнего общего христианского русла в специальный поток византийского церковного движения», вошли в «недоступный оживлению затон». «Разница между тишиною и движением, между созерцательностью и работою, между страдальческим терпением и активною борьбою со злом, - вот что психологически и метафизически отделяет Православие от Католицизма и Протестантизма и, как религия есть душа нации, - отделяет и противополагает Россию западным народностям»[1]. Не комментируя сказанное надо заметить, что философ попытался озвучить, тем самым свою идею о передаче «предсмертных стонов» умиравшей Византии «детскому сердцу» молодой Руси, давшей клятву свято беречь наследие своей религиозной матери.

Можно согласиться с тем, что понять прочувствовать русское православие веков вне византийского контекста невозможно. Однако, вне византийского «следа» невозможно понять также и церковно-государственные отношения, складывавшиеся тогда на территории Руси. Идеалом этих отношений и была симфония властей, каноническую норму которой сформулировал император Юстиниан еще в VI веке. Классическая же, по мнению некоторых исследователей, формула взаимоотношений между церковной и светской властями заключается в «Эпанагоге» - кратком сборнике правовых норм, составленном в Византии в конце IX века. В «Эпанагоге» предложена концепция взаимодополнительности двух властей, где мирская власть и священство относятся между собою и необходимы для государственного устройства точно так же, как тело и душа в живом человеке. Именно в согласии таких «души» и «тела» состоит государственное благоденствие.

У русских государей не было наследия языческого Рима (Слайд №22), потому и симфония властей в русской истории осуществлялась в формах более согласованных и церковных. В домонгольский период идея симфонии властей была известна русскому церковному праву, ибо ее определение включалось в древнеславянскую Кормчую книгу - сборник апостольских, соборных и епископских правил и посланий, а также законов светской власти, являвшихся руководством при управлении Церковью и в церковном суде. Слово «симфония» употреблялось в контексте «совещания», «совета». Эта понятие фиксирует понимание церковно-государственные отношения в Древней Руси и принадлежит к числу ключевых в русской политической и церковно-политической лексике.

Можно даже утверждать, что в Древней Руси существовала небывалая в истории Православия гармония, причем, в начале Киевского периода византийская симфония действовала под знаком влияния не столько Церкви, сколько государства. В качестве оправдания данного тезиса можно упомянуть о росте компетенции церковного суда и о княжеском благоволении наставлений духовных властей. Действительно, в уставе князя Владимира, принявшего христианство, заявлено о том, что ни он, ни бояре, ни его судьи не могут судить церковных тяжб, вмешиваться в дела церковных людей. Духовенство же допускалось к участию в работе веча, в избрании князя, торжественно встречало избранного на стол князя, благословляло его на княжение. В свою очередь, княжеская власть пыталась оказать влияние на избрание митрополитов, епископов, игуменов монастырей и даже священников, могла изменять пределы епархий. Церковно-судебное решение приводилось в действие силой светской власти, эта же власть определяла перенос св. мощей из одного храма в другой.

Приоритет духовного лидерства Вселенским Патриархом означал признание единой всемирной христианской империи. Для Руси такое воспитание в «имперском контексте» и стало политической школой, где давались уроки имперского мышления, и прививалась идея вселенскости. Без этого невозможно понять и оценить теорию «Москвы - Третьего Рима».

В домонгольскую эпоху духовенство активно противодействовало княжеским междоусобицам, содействуя примирению враждовавших сторон. Часто епископы и игумены выступали в качестве послов, скрепляя договоры между князьями. Их политическое влияние сказывалось в том, что за духовенством признавался нравственный авторитет, а Церковь воспринималась как органическая часть общества, его необходимая опора и компас. Этому способствовало и русское церковное законодательство, основанное на нормах Греческой Церкви, и эти нормы считались на Руси обязательными без всякого утверждения князьями. В свою очередь, «уставы русских князей касались материального содержания церковных учреждений, судебных привилегий духовенства и распределения судебных компетенций между княжескими и церковными учреждениями, в смысле руководства для своих наместников»[2]. Следовательно, церковные законы как таковые считались непререкаемыми, у русских князей не могло быть и мысли издать нечто противоречившее церковному учению. Нарушения и преступления никоим образом не могли поколебать сущности принципа, который и определял ход церковно-государственных отношений в Древней Руси до XIII века.

В XIII веке произошел ряд событий, повлиявших и изменивших церковно-государственные отношения на Руси:

· 1204 год - крестоносцы захватывают Константинополь, установив там власть, продержавшуюся до 1261 года и подчинявшуюся папе римскому;

· 1223 год - совместные войска русских и половцев были разгромлены монгольскими войсками;

· 1237 год – начало планомерного похода на Русь.

· 1237 год - взятие Киева и разгром русской земли.

Следствием этих событий стал небывалый нравственный упадок. С этим упадком оказалось непосредственно связано и изменение церковно-государственных отношений, существовавших ранее. Подчинение князей Орде, получение ярлыка на княжение из рук хана-иноверца, взаимные доносы, которыми князья изводили друг друга, - все это результаты монгольского завоевания. Но в подобных условиях авторитет Церкви, как института власти, заметно вырос. Более того, ханы оставили церковные привилегии в силе, и не вмешивались во внутрицерковные дела.

Церковь в годы ига, реанимировала византийские политические идеалы и, в первую очередь, идею вселенскости. Через борьбу с Ордой русские вышли на мысль об империи, начало которой было положено «собиранием земли» вокруг Москвы. Однако здесь велика и роль Церкви, т.к. в 1299 году митрополит Максим перенес свою постоянную резиденцию во Владимир, присоединив этот город к Киевской епархии, а его преемник, митрополит Петр, перенес свою кафедру уже в Москву, оставив в подчинении и Киев, и Владимир, и даже православное духовенство Литвы[3].

Именно на этот период приходятся возрождение и расцвет русского монашества, налаживание связей с Византией, откуда в XIV веке на Русь пришли литургическая реформа и огромное количество духовной литературы. Это время непосредственно связано с именем великого русского святого Сергия Радонежского. Обитель св. Сергия - Троицкий монастырь - стал питомником монашества для русского Севера (за 150 лет там возникло до 180 монастырей) (Слайд №23). В те времена русская культура переживала «новый приступ византийских воздействий», пришедшийся, по словам богослова протоиерея Георгия Флоровского, на канун «кризиса и разрыва». Но этот кризис подготавливался не в культурном самосознании, «это был национально-государственный кризис, связанный с государственным ростом Москвы, с пробуждением национального политического самосознания, с потребностью в церковно-политической независимости от Константинополя»[4].

К началу XV века на Московской Руси все более укрепляются во мнении, что национальная Церковь должна быть независима от Византии. Мнение это укореняется после того, как литовские князья, в ту эпоху владевшие большей частью Киевской Руси, становятся католиками, и окончательно побеждает в связи с принятием греками в июле 1439 года Флорентийской унии. Надеясь на помощь Запада, греки признали примат папы римского, приняли догматы католического вероучения, сохранив при этом только обряды Восточной Церкви. Унию подписал и русский митрополит Исидор. Однако в Москве на такой компромисс не пошли, по приезде в Москву митрополит был подвергнут аресту, но бежал на Запад. В 1448 году в русских землях был избран новый митрополит - Рязанский епископ Иона.

Таким образом, с середины XV века церковно-государственные отношения на Руси вступают в новую стадию. С тех пор влияние великого князя московского на церковные дела неуклонно возрастает, в отношении к Церкви он становится de facto на место византийского басилевса. Это привело, в свою очередь к тому, что Русская Церковь начинает переоценивать свое место в христианском мире, все больше и больше «византинизируясь». Особенно названные процессы усилились после падения в 1453 году Константинополя.

В Византии же была популярна идея, что во всем христианском мире должен быть только один царь. Эта идея жила убеждением о центральности для христианского мира Константинополя, как «второго Рима», сменившего прежний Рим. Еще в конце XIV века московский великий князь Василий I, отказывавшийся подчиняться византийскому императору, должен был выслушать нравоучение Вселенского Патриарха, заявлявшего строптивому властителю, что существование Церкви без царя невозможно и что царь - не то, что поместные государи и князья[5]. С середины XV века ситуация изменилась - Византия к тому времени пала, и для русской религиозной мысли стал актуален вопрос о том, какой народ заменит «богоизбранных» греков в этом качестве. Единственным же хранителем незамутненного православия осталась Москва.

Так постепенно развивается учение о мессианском пути русского народа как народа, избранного Богом для сохранения чистоты веры, Русской Церкви как средоточия истины Христовой. В начале XVI века инок Спасо-Елеазарова монастыря Филофей развивает к тому времени вполне прочувствованную русским религиозным сознанием теорию о «Москве - Третьем Риме». Для Филофея история - это, прежде всего взаимоотношения Бога и Его народа. В определении же избрания решающую роль играла идея «богоизбранного царя». Прежние «богоизбранные цари» - византийские - более не правят, да и самого их царства нет. Кто же наследник, да и что наследуется? Филофей развивает идею о богоизбранности России, о ее назначении служить оплотом православия - вместо павших Рима и Византии. Так выводится мысль о третьем Риме - Москве, с ее соборным храмом Успения. Это - последний Рим - и царство московского великого князя - последнее христианское царство, в котором сойдутся все христианские царства мира. Таким образом, Филофей заявлял и об особой миссии великого князя, религиозное значение которого трудно было переоценить.

Характеризуя теорию «Москвы - Третьего Рима», митрополит Кирилл (Гундяев) однажды подчеркнул, что ею никогда не вдохновлялась русская внешняя политика, мессианско-эсхатологические настроения не являлись выразителями имперских настроений. «Это была своего рода религиозно-национальная утопия, весьма страстная и поэтическая, выросшая из непреодолимой жажды приблизиться к воплощению царства Божия на Земле»[6].

Усиление роли и значения великого князя московского в XV — начале XVI века не привело, однако, к полному подчинению церковной политики прагматическим видам. Соборы 1503-го и 1550 годов решительно противостояли попыткам секуляризовать церковные имущества, не считая себя органами царской власти в области церковного законодательства. Соборы ссылались на то, что правитель не может нарушать установленных церковных правил о церковном имуществе, т.к. по церковному закону за это полагалась анафема.

В это же время происходило и юридическое ограничение значения русской церковной власти. Дела по душегубству, разбою, краже с поличным (область современного уголовного права) постепенно отошли в ведение светского суда. Был сужен круг судебной власти епископа, а при том, что сферы церковной и государственной деятельности не были точно разграничены, государство имело возможность вмешиваться во все церковные дела, если находило к тому основания[7].

Светская власть не сразу, но сосредоточила в своих руках и основные нити управления церковной экономикой. Согласно Уложению 1649 года был создан Монастырский приказ, от которого зависели и клирики, и церковные учреждения. Ограниченный в своих действиях при патриархе Никоне, приказ был окончательно уничтожен только в 1677 году. При этом Русская Церковь пользовалась внешними знаками уважения со стороны государства, ее представители, равно как и патриарх, участвовали в Земских соборах, первыми подавая на них свой голос. Правительственные указы становились известны народу также через Церковь - их объявляли с амвонов храмов. Монастыри часто служили местами заточения «ослушников» светской власти. А с 1674 года государственная казна стала отказываться от содержания нищих и богаделен, перекладывая эту обязанность на Церковь и частных благотворителей.

Итак, все сказанное свидетельствует о том, что «симфония властей» к концу Московского периода представляла собой такой церковно-государственный союз, в котором решающие роли принадлежали «православному государству». «Царство» научилось смотреть на Церковь как на часть себя, пусть как на наиболее почитаемую часть[8]. Укрепление самодержавия в России естественно влекло за собой корректировку «симфонии» - в плане усиления государственного начала.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-11-19 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: