Эта книга – о духовном развитии; но тем самым она неизбежно должна быть и об обратной стороне монеты – о препятствиях духовному росту. В конечном счете существует только одно препятствие, и оно называется ленью. Если мы преодолеем лень, то будут преодолены и все остальные препятствия. Если мы не преодолеем лень, то нам не взять и ни одного из остальных барьеров.
Таким образом, эта книга – также и о лени. Обсуждая дисциплину, мы говорили о лени как попытке избежать неизбежного страдания или найти самый легкий выход. При обсуждении любви мы также говорили о нелюбви как нежелании расширить собственное Я. Леность – это противоположность любви. Напомним в который уже раз: духовное развитие требует усилий. Сейчас мы находимся на таком уровне, который позволяет нам рассмотреть природу лени в перспективе и понять, что лень, как она проявляется в жизни каждого из нас, есть сила энтропии.
Многие годы я считал представление о первородном грехе бессмысленным и даже оскорбительным. Сексуальность не казалась мне особенным грехом. Как и другие мои разнообразные аппетиты. Нередко я позволял себе переедать вкусной пищи и, даже страдая от несварения, никогда не страдал от чувства вины. Я замечал грех в окружающем мире – обман, суеверия, грубость, издевательства. Но я не мог увидеть внутреннего греха в детях или дать разумное объяснение вере в то, что маленькие дети прокляты, поскольку их предки ели плод с древа познания добра и зла. Постепенно, однако, я начал осознавать вездесущий характер лени. Пытаясь помочь моим пациентам развиваться, я установил, что моим главным врагом неизменно оказывается их лень. А затем я стал осознавать и в себе подобное нежелание расширять собственное Я в новые сферы мысли, ответственности и зрелости. Я отчетливо увидел одно мое общее со всем человечеством свойство: лень. И тогда мне сразу открылся смысл истории со змием и яблоком.
Ключ к этой истории – в ее недостающем звене. История повествует, что Бог обычно приходил в рай "в прохладе дня" и что были открыты каналы связи между Ним и человеком. Почему же в таком случае Адам и Ева, по отдельности или вместе, не сказали Богу, когда змий искушал их: "Нам любопытно знать, почему Ты не позволяешь нам даже попробовать плод с дерева познания добра и зла. Нам здесь нравится, и мы не хотим выглядеть неблагодарными, но Твой закон в данном вопросе нам непонятен, и мы были бы очень рады, если бы Ты разъяснил его нам". Но они, конечно, не сказали этого. Вместо этого они просто пошли и нарушили закон Бога, совершенно не понимая причины, лежащей в основании закона, не предприняв попытки обратиться к Богу непосредственно, попросить у Него разрешения или поговорить с Ним на разумном уровне, как взрослые люди. Они выслушали змия, но не узнали мнение другой стороны – Бога – перед тем, как действовать.
Почему была допущена такая ошибка? Почему никаких шагов не было сделано между искушением и действием? Вот это недостающее звено и есть грех. Недостающее звено – дискуссия. Адам и Ева могли втянуть змия и Бога в дискуссию; не сделав этого, они не узнали мнение Бога по этому вопросу. Дискуссия между змием и Богом является символом диалога между добром и злом, диалога, который может и должен происходить в сознании человеческих существ. Наша неспособность провести добросовестно и до конца эту внутреннюю дискуссию между добром и злом является причиной тех дурных действий, которые составляют грех. Обсуждая мудрость предложенного порядка вещей или хода событий, человеческие существа обычно не принимают во внимание сторону Бога в проблеме. Они не дают себе труда спросить и выслушать Бога внутри себя, то знание правды, которое внутренне присуще сознанию каждого человека. Мы не даем себе этого труда, потому что мы ленивы. Такая внутренняя дискуссия является работой, для выполнения которой требуется время и энергия. И если мы относимся к этому серьезно, если серьезно выслушиваем "Бога внутри себя", то обычно обнаруживается, что мы должны выбирать более трудный путь, на котором придется затратить не меньше, а больше усилий. Проводить такую дискуссию означает открыть себя страданию и борьбе. Каждый человек, кто чаще, кто реже, отступает перед этой работой, старается избежать трудных, болезненных шагов. Как Адам и Ева, как каждый без исключения наш предок, мы все ленивы.
Итак, первородный грех существует: это наша леность. Она очень реальна. Она есть у каждого младенца, ребенка, подростка, взрослого и престарелого, у мудреца и дурака, у калеки и здорового. Кто-то не столь ленив, как другой, но в какой-то степени ленивы все. Как бы энергичны, амбициозны и даже мудры мы ни были, стоит по-настоящему заглянуть в себя, и на каком-то уровне мы обнаружим притаившуюся лень. Это – сила энтропии внутри нас, она тянет нас вниз, удерживает от духовной эволюции.
Некоторые читатели могут сказать искренне: "Но я не ленив. Я работаю шестьдесят часов в неделю на своей службе. Вечерами и в выходные дни, даже когда я чувствую усталость, я пересиливаю, расширяю себя и выхожу вместе с супругой, вожу детей в зоопарк, помогаю по дому и хозяйству. Временами кажется, что я только и делаю, что работаю, работаю, работаю". Я могу посочувствовать этим читателям, но повторю снова: они найдут в себе лень, если поищут. Ибо лень принимает и иные формы, не всегда связанные с арифметикой отработанных часов или выполненных обязательств.
Одной из значительных форм лени является страх. Для иллюстрации снова возьмем миф об Адаме и Еве. Можно заметить, например, что расспросить Бога о причинах Его закона Адаму и Еве помешала не лень, а боязнь – страх перед лицом Его величия и Его гнева. Но страх, если и не всегда, то в большинстве случаев, есть проявление лености. Большинство наших страхов – это боязнь перемены, боязнь, что мы можем потерять то, что имеем, если сделаем шаг вперед, сдвинемся с того места, где находимся. В главе о дисциплине я говорил о том, что люди явно пугаются новой информации, потому что, принимая ее, они вынуждены будут выполнить большую работу по пересмотру собственных карт действительности, и они инстинктивно стараются избежать этой работы. Потому-то они отвергают новую информацию чаще, чем усваивают ее. Да, их сопротивление мотивировано страхом, но основой страха является лень – страх перед работой, которую придется выполнить.
Подобным же образом, в главе о любви я говорил о рискованности расширения себя на новую территорию, на новую преданность и ответственность, на новые отношения и уровни существования. Здесь тоже возникает опасность потери статус-кво и страх перед неизбежностью работы для достижения нового статус-кво. Так что Адам и Ева, вполне возможно, испугались того, что может случиться с ними, если они станут открыто расспрашивать Бога; и они попытались пойти легким путем, шкодливо и незаконно прошмыгнуть к знанию, которого они не заработали, а там как-нибудь будет. Не вышло. Если мы задаем вопросы Богу, то должны быть готовы к большой работе. И мораль библейской истории состоит в том, что эта работа должна быть сделана.
Психотерапевты знают, что, хотя пациенты приходят к ним в поисках тех или иных перемен, на самом деле перемен они боятся – боятся работы, необходимой для перемен. Именно из-за этого страха, этой лени, подавляющее большинство пациентов, которые начали психиатрическое лечение, – быть может, девять из десяти – бросают его задолго до окончания курса. А из этих последних большинство бросают лечение после первых же сеансов или спустя пару месяцев. Особенно отчетлива эта статистика по супружеским парам: после первых занятий психотерапией они видят, в каком ужасном беспорядке находятся их супружеские отношения, насколько они губительны; они видят, что путь к душевному здоровью лежит через развод или через неимоверно трудный, болезненный путь полной перестройки отношений.
Такие пациенты на самом деле нередко догадываются об этом уже до начала лечения, и первые сеансы служат лишь подтверждением их подсознательного предчувствия и ужаса. Как бы то ни было, их охватывает страх при мысли о невыносимых трудностях одиночества после развода или о не менее печальной перспективе многолетней работы по улучшению супружеских отношений. И они прекращают лечение, иногда после двух-трех сеансов, иногда после десяти или двадцати. Извинения при этом звучат приблизительно так: "Мы поняли, что ошиблись в оценке наших финансовых возможностей"" или более откровенно: "Мне стало страшно, когда я понял, чем может закончиться лечение для моей семьи. Я понимаю, что не выдержал. Быть может, я когда-нибудь соберусь с духом и приду еще раз". В любом случае, они предпочитают поддерживать прежний жалкий статус-кво, лишь бы избежать тех колоссальных усилий, которые, как они теперь понимают, потребуются для освобождения из ловушек, в которых они очутились.
На ранних стадиях духовного развития люди обычно не осознают собственной лени, хотя с легким сердцем могут сказать что-нибудь вроде: "Конечно, как и у каждого человека, у меня бывают приступы лени". Дело в том, что ленивая часть души, подобно дьяволу (а может быть, это и есть дьявол), не брезгует средствами и специализируется на притворстве и вероломстве. Она прикрывает свою леность всевозможными рациональными маскировками, увидеть или сорвать которые растущей части души еще не по силам. Так, на предложение приобрести новые знания в некоторой области человек может ответить: "Эту область исследовали многие люди и ничего нового там не нашли"" или "Я знал одного человека, который интересовался этими вещами, так он спился и покончил с собой"" или "Вы пытаетесь манипулировать мною, хотите сделать из меня свою копию; не этим должен заниматься психотерапевт". Все эти ответы, как и множество других, прикрывают собственную лень пациента или студента и призваны дурачить не столько врача или учителя, сколько самого себя. Ибо познать лень в ее подлинном обличье и признать ее наличие в себе – это уже начало ее искоренения.
По этой же причине те, кто уже продвинулись по пути духовного развития, более отчетливо осознают собственную леность. Как раз наименее ленивые лучше понимают, что они лодыри. В моей личной борьбе за зрелость я постепенно все лучше осознаю новые прозрения, но они, словно по собственной воле, стремятся ускользнуть от меня. Мне открывается новый, конструктивный путь мысли, и мои шаги по нему незаметно замедляются, словно у них есть свои соображения. Я подозреваю, что большинство ценных мыслей ускользают почти незамеченными и я сбиваюсь с конструктивного пути, не осознавая этого. Но когда я ловлю себя на том, что еле передвигаю ноги, то вынужден применить волевое усилие, чтобы ускорить движение именно по той дороге, которой я избегаю. Борьба против энтропии никогда не заканчивается.
У каждого из нас есть больное Я и здоровое Я. Какими бы заядлыми невротиками или даже психотиками мы ни были, даже когда кажется, что мы совершенно объяты страхом или совершенно парализованы, всегда остается какая-то часть нас, пусть совсем маленькая, которая хочет расти, которая любит перемены и развитие, которую привлекает новое и неизвестное, которая хочет делать работу и идти на риск, связанный с духовной эволюцией. И какими бы здоровыми и духовно развитыми мы ни казались, всегда остается какая-то часть нас, пусть маленькая, которая не хочет, чтобы мы напрягались, которая цепляется за старое и привычное, боится любых перемен и усилий, желает комфорта и отсутствия боли любой ценой, даже если наказанием будет бесполезность, застой и регресс.
У одних людей здоровое Я кажется трагически маленьким, его как бы совершенно подавляет леность и боязливость монументального больного Я. Другие люди быстро растут, доминирующее здоровое Я активно продвигается вперед и вверх в борьбе за эволюцию к божественности; здоровое Я, однако, постоянно должно быть настороже, не забывать о лености маленького больного Я, которое всегда скрывается в каждом из нас. И в этом отношении все человеческие существа равны. В каждом живут два Я, больное и здоровое: жизнь стоит на своем – и смерть стоит на своем. Каждый человек представляет все человечество: в каждом живет инстинкт движения к божественности и надежда рода людского, и в каждом живет первородный грех лености, вездесущая сила энтропии, влекущая нас обратно в детство, в материнскую утробу, в те топи, из которых мы развились.
ПРОБЛЕМА ЗЛА
Предположив, что леность представляет собой первородный грех, и что в форме нашего больного Я она может быть самим дьяволом, уместно будет теперь завершить картину несколькими замечаниями о природе зла. Проблема зла является, быть может, величайшей из всех теологических проблем. Но, как и во многих других "религиозных" вопросах, психологическая наука, за немногими исключениями, ведет себя так, как если бы зла не существовало. Вместе с тем именно психология может внести ясность в этот вопрос. Я надеюсь, что со временем тоже сумею кое-что сказать по этой проблеме. Теперь же, поскольку это лишь побочная тема в книге, я ограничусь коротким перечислением четырех выводов, к которым я пришел, изучая природу зла.
Во-первых, я пришел к заключению, что зло реально. Это не плод воображения примитивного религиозного ума в бессильной попытке объяснить неизвестное. Действительно существуют люди и институции, составленные из людей, которые отвечают ненавистью на проявления добра и уничтожают добро всегда и всюду, где только могут. Они делают это не по злобному умыслу, но слепо, не осознавая собственного зла и, по существу, стараясь избежать такого осознания. Как пишется о зле в религиозной литературе, они ненавидят свет и инстинктивно делают все для того, чтобы избежать его, включая и попытки погасить. Они стараются уничтожить свет в собственных детях и во всех других существах, подчиненных их власти.
Злые люди ненавидят свет потому, что он разоблачает их перед самими собой. Они ненавидят доброту потому, что она разоблачает их злобность. Они ненавидят любовь, потому что она раскрывает их леность. Они уничтожают свет, доброту, любовь, чтобы избежать боли самоосознания.
Мое второе заключение, таким образом, состоит в том, что зло есть лень, возведенная в крайнюю степень. По моему определению, любовь есть антипод лени. Обычно лень – это пассивная неспособность любить. Некоторые просто ленивые люди могут и пальцем не шевельнуть, чтобы расширить собственное Я, если их ничто не принуждает к этому. Их бытие является демонстрацией не-любви; но они и не злы. Истинно злые люди, с другой стороны, не пассивно, а активно избегают расширения. Они используют любые доступные средства, чтобы защитить свою лень, сохранить целостность своего больного Я. Вместо того чтобы питать других, они предпочитают разрушать их; при необходимости, они готовы убить, лишь бы избежать боли собственного духовного роста. Поскольку духовное здоровье окружающих представляет угрозу целостности их больного Я, они ищут любые средства и способы, чтобы подавить и уничтожить всякие проявления духовного здоровья в окружающих. Я определяю зло, таким образом, как применение политической власти – то есть скрытого или явного подавления воли других людей, – для того чтобы избежать расширения собственного Я и питания духовного роста. Обычная лень – это не-любовь; зло – это антилюбовь.
Мое третье заключение: зло неизбежно, по крайней мере на настоящем этапе человеческой эволюции. Учитывая силу энтропии, а также наличие у людей свободной воли, мы приходим к неизбежности того, что одни люди надежно контролируют свою лень, у других же она ничем не ограничена. Поскольку энтропия, с одной стороны, и эволюционный поток любви, с другой, взаимно противоположны, то вполне естественно, что эти силы у большой массы людей находятся в относительном равновесии; в то же время небольшое количество индивидов на одном полюсе демонстрирует почти чистую любовь, а на другом – чистую энтропию, или зло. Поскольку эти силы противостоят друг другу, то их носители неминуемо обречены на битву: для зла столь же естественно ненавидеть добро, как и для добра ненавидеть зло.
И наконец, я пришел к заключению, что, при всей своей колоссальной силе, энтропия в самой крайней форме человеческого зла на удивление неэффективна как сила социальная. Мне приходится встречаться с действенным злом лицом к лицу, я видел злобную агрессию разврата, эффективно опустошающего умы и сердца десятков детей. Но в широкой картине человеческой эволюции зло пожирает само себя, вызывая встречный огонь. Ибо каждая разрушенная душа – а их много – становится орудием спасения для других. Не желая того, зло служит маяком, предостерегающим многих от неверного шага. Каждому из нас ниспослана благодать почти инстинктивного ужаса перед бесчеловечностью зла, и когда мы узнаем его присутствие, то оно служит тем камнем, на котором оттачивается наше осознание всегда существующей опасности. Сознание зла дается нам как сигнал к самоочищению. Зло подняло и распяло Христа, но тем самым оно раскрыло себя всему миру. Личное участие в борьбе против зла в мире – это одно из направлений нашего духовного роста.
ЭВОЛЮЦИЯ СОЗНАНИЯ
Слова "осознание", "осознавать" звучат часто и повсюду. Злые люди сопротивляются осознанию собственного состояния. Признаком развитой духовности человека является осознание им собственной лености. Люди часто не осознают своей религии, видения мира, и в ходе их религиозного развития им необходимо осознать собственные предположения и склонность к предубеждениям. Благодаря "вынесению себя за скобки" и любовному вниманию, мы развиваем в себе осознание наших любимых и всего мира. Существенной составляющей дисциплины является осознание нашей ответственности и права выбора. Способность к осознанию мы приписываем той части разума, которую называем сознательной, или сознанием. Теперь мы уже можем определить духовное развитие как развитие, эволюцию сознания.
Слово "сознание" происходит от "со-знание", "знание с".* Как понимать это со –? Знание с чем? Мы уже говорили о том, что бессознательная часть нашего разума обладает чрезвычайным знанием. Она знает больше, чем знаем мы – сознательная часть нашего разума. И когда мы осознаем новую истину, то это происходит потому, что мы у-знаем ее; мы вновь узнаем то, что знали всегда. Не следует ли из этого вывод, что начать сознавать, осознать что-то означает знать с нашим бессознательным, совместно? Развитие сознания есть развитие сознавания в нашем сознательном разуме знания, совместного с бессознательным (которое уже обладает этим знанием). То есть это процесс приведения сознательного разума в синхронность с бессознательным. Это не должно звучать странно для психотерапевтов: часто они сами определяют лечение как процесс "превращения бессознательного в сознательное" или как расширение сферы сознания до взаимодействия со сферой бессознательного.
* В латинском языке прямое соответствие: con-scire – со-знавать. – Прим. перев.
Но мы до сих пор не выясняли, каким образом бессознательное обладает всем тем знанием, которое еще не усвоено сознательно. Здесь опять мы стоим перед фундаментальной загадкой, на которую нет научного ответа. Опять мы можем только высказывать гипотезы. И опять я не знаю лучшей гипотезы, чем постулирование Бога, Который теснейшим образом связан с нами – столь тесно, что Он является частью нас. Если вы хотите знать ближайшее место, где следует искать благодать, ищите внутри себя. Если вы желаете более высокой мудрости, чем ваша, вы можете найти ее в себе. Это означает, что взаимодействие между Богом и человеком по меньшей мере частично является взаимодействием между нашим бессознательным и нашим сознанием. Проще говоря, наше бессознательное есть Бог. Бог в нас. Мы были частью Бога всегда. Всегда Бог был с нами, Он есть с нами и всегда будет.
Как это может быть? Пусть читателя не пугает мысль, что наше бессознательное есть Бог; эта концепция не может быть еретической, так как по существу она совпадает с христианскими представлениями о Святом Духе, пребывающем внутри каждого из нас. Мне кажется, что это взаимоотношение между Богом и нами легче понять, если представить наше бессознательное как ризому, невероятно богатую и разветвленную корневую систему, которая питает небольшой росток сознания, едва поднявшийся над поверхностью грунта. Этой аналогией я обязан Юнгу, который, называя себя "осколком бесконечного божества", писал:
Жизнь всегда казалась мне похожей на растение, которое живет ризомой. Его истинная жизнь невидима, спрятана в корневище. Та часть, которая возвышается над почвой, существует лишь одно лето. Затем, после эфемерного проявления, она увядает. Когда думаешь о бесконечном росте и распаде жизни и цивилизации, невозможно избежать впечатления абсолютного ничтожества. И все же я никогда не терял чувства чего-то такого, что живет и не прекращается, скрытое под вечным потоком. То, что мы видим, – цветы; они осыпаются. Корневище остается. (С.G.Jung, Memories, Dreams, Reflexions, Aniela Jaffe, ed. New York: Vintage Books, 1965. p.4)
Юнг никогда не заходил так далеко, чтобы утверждать, что Бог существует в бессознательном, хотя все его труды показывают это направление. Он разделил бессознательное на сравнительно поверхностное "личное бессознательное" и более глубокое "коллективное бессознательное", общее для всего человечества. В моем представлении, коллективное бессознательное есть Бог; сознание – это человек как индивидуум; личное же бессознательное есть интерфейс, связующее звено между ними. И, поскольку оно является связующим звеном, личное бессознательное неизбежно оказывается ареной некоторого беспорядка, сумятицы чувств и борьбы между волей Бога и волей индивидуума. Я уже описывал бессознательное как благотворное, исполненное любви царство. Я верю, что оно такое и есть.
Но сновидения несут не только послания любящей мудрости; часто в них содержатся знаки многих конфликтов; в них бывает не только радость обновления, но и смятение, страх, кошмары. Из-за этого смятения многие исследователи пришли к выводу, что душевные болезни локализуются в бессознательном; бессознательное представляется ими как место, где расположена психопатология, где, словно подземные демоны, гнездятся симптомы и откуда они вырываются на поверхность, чтобы терзать больного. Как я уже подчеркивал, моя точка зрения противоположна. Я считаю, что психопатология обитает в сознании, что психические расстройства представляют собой расстройства сознания. Мы заболеваем только потому, что наше сознательное Я противится бессознательной мудрости. Только потому, что наше сознание расстроено, возникает конфликт между ним и бессознательным, которое ищет возможности исцелить его. Другими словами, душевная болезнь возникает тогда, когда сознательная воля индивидуума существенно отклоняется от воли Бога, то есть от воли собственного бессознательного.
Я говорил, что высшей, окончательной целью духовного развития отдельного человека является единство с Богом. Это означает – знание с Богом. Поскольку бессознательное и есть Бог, то мы можем определить цель духовного развития как достижение божественности сознательного Я. Индивидууму надлежит полностью, всецело стать Богом. Означает ли эта цель, что сознание должно слиться с бессознательным, так чтобы все стало единым бессознательным? Нет.
Здесь мы подходим к главному. Главное заключается в том, чтобы стать Богом, сохраняя сознание. Если росток сознания, развивающийся из корневища бессознательного Бога, сам может стать Богом, то это будет означать, что Бог принимает новую форму жизни. В этом смысл нашего индивидуального существования. Человек, как сознательный индивидуум, рождается с возможностью стать новой формой жизни Бога.
Сознание представляет исполнительную часть всего нашего существа. Именно сознание принимает решения и преобразует их в действия. Если бы мы стали совершенно бессознательными, то уподобились бы новорожденному младенцу – единому с Богом, но неспособному ни на какое действие, которое обнаруживало бы присутствие Бога в мире. Как я уже отмечал, есть нечто регрессивное в отдельных течениях индуистской или буддистской теологии, которые сравнивают с нирваной состояние младенца без границ эго, а саму цель вхождения в нирвану уподобляют цели возвращения в материнскую утробу.
Цель представляемой здесь теологии, как и цель большинства мистиков, прямо противоположна. Это не лишенный эго, бессознательный младенец; это развитое, зрелое, сознательное эго, которое затем становится эго Бога. Если мы, взрослые двуногие, способные делать независимый выбор, влияющий на судьбы мира, сможем отождествить нашу зрелую свободную волю с волей Бога, то тогда Бог через наше сознательное эго обретет новую, могучую форму жизни. Мы станем агентом Бога, его, так сказать, рукой, частью Его. И поскольку мы сможем тогда, через наши сознательные решения, влиять на мир в согласии с Его волей, то и сами наши жизни станут агентами благодати Божьей; они будут работать среди человечества ради Него, создавая любовь там, где ее раньше не было, поднимая наших собратьев на высший уровень осознания, двигая вперед человеческую эволюцию.
ПРИРОДА ВЛАСТИ*
Мы пришли к тому рубежу, где уже можем понять природу власти. В этом вопросе существует много путаницы. Одна из причин путаницы заключается в том, что существует два вида власти – политическая и духовная. Религиозная мифология ставит перед собой задачу провести границу между ними. Перед рождением Будды, например, ясновидящие сообщили его отцу, что Будда станет самым могучим царем на земле или же бедняком и величайшим духовным лидером, которого когда-либо знал мир. Либо – либо; совместить эти возможности нельзя. Сатана предлагал Христу "все царства мира и славу их"" но Христос отверг эту возможность ради, казалось бы, бессмысленной смерти на кресте.
* В английском тексте – power; это слово имеет более широкий спектр значений – власть, сила, могущество, мощь и др. – Прим. перев.
Политическая власть – это способность подавлять других, явно или неявно навязывать свою волю. Эта способность заключена не в человеке, а в том положении, которое он занимает (царь, президент), или в деньгах, которыми он обладает. Следовательно, политическая власть не имеет отношения к доброте или мудрости. На земле было множество очень глупых и очень злых царей. Духовная же власть всецело пребывает в человеке и не имеет ничего общего со способностью подавлять других. Люди громадной духовной силы могут быть богатыми или при определенных условиях занимать важные политические посты, но точно так же они могут быть и бедняками, лишенными всякой политической власти. В чем же тогда состоит духовная власть, если это не способность подавлять? Это способность принимать решения с максимальным осознанием. Это сознательность.
Большинство людей принимают большую часть своих решений, слабо осознавая, что они делают. Они предпринимают действия при слабом понимании собственных мотивов и без малейшего обдумывания возможных других выборов. Знаем ли мы в действительности, что делаем, когда принимаем или отвергаем потенциального клиента? Когда бьем ребенка, повышаем в должности подчиненного, флиртуем со знакомой? Каждый, кто длительное время работал в политической сфере, знает, что действия, предпринятые с наилучшими намерениями, часто вызывают обратный эффект и в конечном счете оборачиваются потерями; или что люди с самыми гнусными мотивами могут добиться, казалось бы, порочного решения, которое в конце концов оказывается конструктивным. Нечто подобное случается в воспитании детей. Что лучше, делать хорошие вещи из дурных соображений или приносить вред с наилучшими намерениями? Нередко бывает так, что мы находимся в полном неведении как раз тогда, когда так уверены в своей правоте, и наоборот, оказываемся правы, когда нас одолевают сомнения.
Что же нам делать, потерявшись в океане неведения? Нигилисты скажут – ничего не делать. Они только и могут предложить дрейфовать по воле волн и ветра; как будто вообще немыслим никакой возможный маршрут в безбрежном море, который вывел бы хоть куда-нибудь. Однако другие, достаточно хорошо осознавая, что они потеряли курс, не теряют надежды, что смогут выбраться из этого неведения, развивая в себе еще большее осознание. И они правы. Это возможно. Но более высокий уровень осознания не приходит ослепительной вспышкой озарения. Он поднимается постепенно, по миллиметру, и каждый шаг требует тяжелой, терпеливой работы наблюдения и исследования всего, в том числе и себя самого. Это скромные, смиренные ученики. Путь духовного развития – это путь учебы в течение всей жизни.
Если по этому пути идти достаточно долго и прилежно, то фрагменты знания начинают складываться в связную картину. Постепенно вещи обретают смысл. Бывают тупики, разочарования, концепции, от которых приходится отказываться после длительных поисков. Но мало-помалу приходит все более глубокое понимание смысла нашего существования. И понемногу мы можем прийти к действительному знанию того, что мы делаем. Мы можем прийти к власти.
Переживание духовной власти приносит большую радость. Это та радость, которая приходит с мастерством. И правда, нет большего удовлетворения, чем быть экспертом, по-настоящему знать, что делаешь. Люди, больше всех развившиеся духовно, – это эксперты: они мастера жить. Но есть еще одна, еще более высокая радость. Это радость общения с Богом. Ибо когда мы поистине знаем, что делаем, то становимся участниками всеведения Бога. При полном знании природы ситуации, наших мотивов воздействия на нее, а также результатов и возможных вариантов последствий нашего воздействия, мы достигаем того уровня осознания, который обычно приписывается только Богу. Наше сознательное Я сумело войти в полное соответствие с разумом Бога. Мы знаем с Богом.
Но те, кто достиг этого уровня духовного развития, этого состояния величайшего осознания, неизменно одержимы радостным смирением. Ибо одно из их осознаний есть осознание того, что эта необычайная мудрость приходит к ним из бессознательного. Они осознают свою связь с корневищем, осознают, что знание поступает к ним из корневища через эту связь. Их усилия в учебе состоят лишь в том, чтобы открыть эту связь; и они осознают, что корневище – их бессознательное – принадлежит не только им, но всему человечеству, всей жизни, Богу. Когда таким людям, обладающим истинной силой, задают вопрос об источнике их знания и мудрости, они отвечают неизменно: "Это не моя сила. Та маленькая сила, которой я обладаю, есть лишь крохотное проявление гораздо большего могущества. Я только передаю ее. Это вовсе не моя сила". Я сказал, что это смирение – радостное. Радость идет от их осознания своей причастности к Богу, от поистине могучего переживания малости собственного Я. "Твоя воля, не моя, да будет. Возьми меня Твоим орудием" – вот их единственное желание. Эта потеря себя всегда сопровождается у них особым спокойным экстазом, несколько напоминающим переживание влюбленности. Осознавая свою тесную связь с Богом, они перестают испытывать одиночество. Это единение.
Переживание духовной власти, духовной силы не только радостно; оно также ужасающе. Ибо чем выше осознание человека, тем труднее ему предпринять действие. Я об этом уже упоминал в заключении к первой главе: я привел в пример двух генералов, каждый из которых решал, ввести или не вводить дивизию в бой. Тот, который рассматривает дивизию просто как стратегическую единицу, будет спать спокойно после принятия решения. Для другого же, который осознает каждого живого человека под своим командованием, решение будет мучительным. Все мы генералы. Какое бы действие мы ни предпринимали, оно может повлиять на развитие цивилизации. Решение похвалить или наказать одного ребенка может иметь очень большие последствия.
Легко действовать, когда осознаешь ограниченное количество информации: лес рубят, щепки летят, будь что будет. Но чем обширнее наше осознание, тем больше информации должны мы принимать во внимание при выработке решения. Чем больше мы знаем, тем сложнее становятся решения. И чем больше мы знаем, тем больше появляется возможностей предсказать, что же все-таки будет и куда упадут отдельные щепки. Если мы принимаем на себя ответственность за место падения каждой щепки, то почувствуем такую сложность предсказания, что предпочтем бездействие. Но и само бездействие есть форма действия: в одном случае оно может оказаться благотворным, при других обстоятельствах – опасным или гибельным.
Поэтому духовная сила – это не только осознание; это также сохранение способности принимать решения при все растущем уровне осознания. А богоподобная власть – это власть принимать решения при полном осознании. Но, в отличие от популярных представлений на этот счет, всеведение не облегчает процедуру принятия решений; скорее, оно ее отягощает. Чем дальше поднимается человек к божественности, тем больше сочувствия испытывает он к Богу. Принимать участие во всеведении Бога означает разделять с Ним Его страдания.
Есть еще одна проблема, связанная с властью: одиночество.* Это то измерение, в котором существует сходство между духовной и политической властью. Человек, приближающийся к вершине духовной эволюции, подобен человеку, находящемуся на вершине политической власти. Не на кого свалить ответственность, потому что нет никого выше; некого винить; никто не подскажет, как поступить. Просто никого нет на вашем уровне, кто мог бы разделить с вами страдания и ответственность. Советчиков может быть много, но решения нужно принимать самому. Вы один несете всю ответственность.
* Есть различие между одиночеством и уединением. В уединении нет никого, с кем можно общаться. Человек большой силы постоянно окружен другими людьми, которые жаждут с ним общаться, поэтому он редко бывает в уединении и может даже мечтать о нем. Одиночество же – это отсутствие людей, с которыми вы могли бы общаться на вашем уровне сознавания.
В определенном смысле, одиночество огромной духовной власти еще тяжелее, чем власти политической. Уровень осознания у представителей политической власти редко соответствует преувеличенной высоте их положения, поэтому для них не составляет труда найти равных себе по уровню общения. Поэтому у президентов и королей всегда достаточно друзей и приятелей. У человека же, развившегося до высочайших уровней осознания, среди всех знакомых обычно нет ни одного, с кем можно было бы разделить всю глубину понимания.
Одна из самых пронзительных тем в Евангелии – постоянное чувство угнетенности у Христа из-за того, что нет ни одного человека, который действительно понимал бы Его. Как упорно Он ни старался, как ни расширял Себя, Он не мог поднять разум даже собственных учеников до Своего уровня. Мудрейший следовал за Ним, но не мог догнать Его, и вся Его любовь не могла освободить Его от необходимости идти впереди других, вести их, оставаясь при этом в полном одиночестве. Этот вид одиночества "разделяют" все те, кто ушел далеко по пути духовного развития. Эту тяжкую ношу никто не выдержал бы, если бы не то обстоятельство, что чем дальше уходим мы от своих собратьев людей, тем теснее становятся наши отношения с Богом. В обществе, где растет со-знание – знание с Богом, – есть достаточно радости, которая поддерживает нас.