- Хрена с два.
- Тогда, полагаю, мы больше не можем быть друзьями. Потому что я буду устанавливать бомбы и убегать. И я заберусь на твой огромный прекрасный байк, обхвачу тебя руками, прислонюсь к твоим изумительным волосам и вдохну твой запах, буду слушать твой смех и смотреть, как твои глаза горят огнем. Или же я могу сдохнуть прямо здесь и сейчас, потому что ты, Дэни Мега О'Мэлли заставляешь меня чувствовать себя живым, как никто другой. И я не хочу упускать ни секунды.
Я забыла как дышать. Он сказал «обхвачу тебя руками». Он считал, что у меня изумительные волосы, а мои глаза горят огнем. Я тут же сменила тему.
- Вдохнешь мой запах? Я всегда плохо пахну. Кровью, кишками и потом.
- Ты пахнешь бесстрашием. И ты часто хорошо пахнешь. Осенней листвой, горячим яблочным сидром, приправленным крепким ромом, и костром с ветками лавра. Ты пахнешь жизнью и теми днями, которыми я хочу наслаждаться, пока я здесь. Ты хоть представляешь, каково мне было, когда ты вернулась повзрослевшей? Я был так взбешен, что ты исчезла и прожила столько лет без меня рядом, но потом я подумал, что ангелы услышали мои молитвы и позволили мне прожить достаточно долго, чтобы поцеловать тебя. Не поцелуем для четырнадцатилетней. Поцелуем для девятнадцатилетней. Реально жарким и сексуальным поцелуем для девятнадцатилетней, - он широко улыбнулся. - Ну, если у тебя нет проблем с тем, что парень младше. У тебя нет проблем с парнем помладше, Мега?
Я проигнорировала часть про поцелуи. Для моих ушей это было слишком. Он пытался настоять не только на том, чтобы я лицом к лицу приняла его сердечные проблемы, но и на поцелуе? Вот уж полная хрень.
- Да ты должно быть издеваешься, - холодно произнесла я. - Ты не только хочешь, чтобы мы остались друзьями, ты хочешь, чтобы я еще больше о тебе переживала? Ты совсем из ума выжил? Или меня считаешь сумасшедшей?
- Да, нет и нет, - спокойно ответил он. - Или тебе есть дело только до тех, кто будет жить вечно?
- Как будто такое бывает, - уклонилась я.
- Так получилось, что я знаю - бывает. Я видел, как умерли двое из людей Риодана. Они появились живые-здоровые неделю спустя. Я не идиот, Мега.
Я едва сумела замаскировать содрогание. Гребаный ад, если Риодан узнает, что Танцору это известно, мне можно не переживать, что сердце его убьет. Это сделает Риодан.
Танцор потянулся к моей руке, но я быстро отдернула ее и тут же попыталась замаскировать оскорбление, изобразив, что поправляю конский хвост.
В его глазах мелькнула ярость, но быстро исчезла. Он тихо, иронически усмехнулся.
- У мамы была такая же реакция, когда она узнала. Почти все в моей жизни реагировали так. Прошли годы, прежде чем люди перестали странно себя вести рядом со мной.
- Как ты узнал? - натянуто спросила я.
- Я умер. Я играл в футбол с друзьями и внезапно не смог дышать. У меня не раз бывали проблемы с дыханием, но черт, я был ребенком, на дворе стояло жаркое лето. Мы не уделяли внимания таким вещами. Мы не знали, что существуют болезни вроде гипертрофической кардиомиопатии. Я даже не знал, что вообще существуют болезни. До той поры жизнь казалась мне длинным бесконечным летом.
- Ты действительно умер?
- Абсолютно. Ровная линия. Я был мертв три с половиной минуты, а потом мое сердце вновь забилось. Понятия не имею, почему. Я был без сознания, когда скорая везла меня в госпитале, и по дороге я умер. А потом я просто вернулся. Мама сказала, это потому, что я должен сделать что-то важное. Я не сказал ей, что внезапно все стало казаться важным.
В этот раз, когда он потянулся к моей руке, я позволила взять ее и отвести себя к дивану. Внезапно все мои обычные реакции стали казаться подозрительными. Все они казались мне потенциально последней вещью, которую я совершу в его присутствии.
Я поставила миску с фруктами на кофейный столик, больше не испытывая чувства голода. Когда я уселась и подобрала под себя ноги, Танцор взял коробок спичек, зажег на столике перед нами две свечи, положил спички обратно и долго смотрел на меня.
- Ты понимаешь, насколько ты прекрасна? - сказал он наконец.
Я пожала плечами.
- Я выяснила это в Зеркалах.
Он расхохотался.
- Христос, мне надо было догадаться, что это станет твоим ответом. Ты оценила себя клинически, решила, что ты симметрична, черты твоего лица соответствуют каким-то математическим критериями, у тебя превосходная кожа, вдобавок пламенные волосы, и таким образом, ты прекрасна.
По сути, так и было. К тому же моя внешность служила эффективным отвлекающим фактором в драке с мужчинами.
- Итак, - сказал Танцор, усаживаясь рядом со мной. - Что тебе сказала Каоимх?
Сейчас я намного яснее, чем когда-либо, осознавала присутствие его тела рядом со своим. Его внезапная... недолговечность как будто стерла все фильтры с моего зрения, оставляя лишь молодого, очень горячего и очень умного мужчину, о котором я искренне заботилась.
- Только диагноз, - я не хотела знать, и в то же время должна была. - Насколько все плохо?
На мгновение он отвернулся, а когда посмотрел на меня, то сказал:
- Скажем так: я знаю, что должен проживать каждый день по максимуму, и знаю это уже давно.
Я внезапно поняла кое-что, что долгое время не могла осознать в нем. Танцор всегда абсолютно спокойно относился к парням вроде Бэрронса, Риодана, Кристиана, даже Фейри, и мне было бесконечно любопытно, почему. Я безгранично восхищалась им за это, тихо гордилась им всякий раз, когда он стоял на своем против таких могущественных бессмертных, потому что он никогда не бросался пустыми словами, лишь уверенность и спокойное невмешательство. Теперь я знала почему: он большую часть своей сознательной жизни прожил с угрозой смерти.
- Каоимх любит тебя, - сказала я, не имея ни малейшего понятия, зачем это говорю.
Впрочем, ему это видимо понравилось, потому что он улыбнулся еще шире.
- Я знаю.
Его ответ оставил меня недовольной и до странного нервной. Я знаю? И все? Он ее любит? У них были отношения? На грани того, чтобы свить совместное гнездышко? Он ее сюда приводил? Мать честная, может, это она выбирала для него эту мебель, купила ковры и свечки!
Мне пора валить отсюда. Я не могла с этим справиться. Ни с чем. Я отвернулась и начала вставать, но потом повернулась обратно и сказала:
- Так ты и Каоимх... - я умолкла и села обратно. Я находилась не в своей стихии. Я хотела уйти. Я не могла уйти. Моя задница превратилась в студень, который никак не мог решиться, то подталкивая меня с дивана, то таща обратно. Я разрывалась от точного знания, что руки времени пожирают еще одну часть моей жизни. Часы. Ну конечно. Убейте часы, написал он, эти ублюдки воруют время. В ту ночь, когда он подарил мне стих и браслет, он по-своему говорил мне, что времени мало и каждый момент имел значение. Я закрыла глаза, вспоминая последнюю строфу. Это был его сигнал тревоги, который он пытался до меня донести, не навлекая на себя риск, что я не приму это и убегу.
Убейте часы, и живите моментом,
Никакие пешки или оружие не украдут наше «сейчас»,
Когда ты смеешься со мной, Мега, время останавливается.
И в этот момент, я в каком-то смысле идеален.
Пребывание с ним дало мне это - чувство, что меня не преследует, что за мной не гонится древний Вечный Страж, всегда держащий наготове свой плащ - каждый день, каждую минуту.
- Что ты пытаешься у меня спросить? - спокойно сказал Танцор.
- Ты и... - я снова умолкла на полуслове.
Он позволил тишине затянуться, напряженно наблюдая за мной, бегая взглядом от моего правого глаза к левому и обратно. Наконец, он мягко подтолкнул:
- Что, Мега? Что ты хочешь знать?
- Ты и Каоимх... черт подери, Танцор, помоги же мне!
- Ты хочешь знать, были ли мы любовниками, - сказал он так тихо и по-взрослому, что я неудобно заерзала.
Он не сказал «бойфренд» или «встречаемся». Он использовал слово, которое внезапно заставило меня представить, как его высокое сильное тело распростерлось над Каоимх, как он что-то страстно шепчет ей на ухо, смотрит на нее с желанием. И от этого живот скрутило жаром.
- Почему это так сложно спросить? Тебе просто нужно сказать: «Танцор, ты любовник Каоимх?»
Я сердито покосилась на него, находясь на грани того, чтобы вылететь за дверь в режиме стоп-кадра и никогда не возвращаться.
Он откинулся назад, уложил свои длинные ноги на кофейный столик и раскинул руки по спинке дивана. И у меня возникло смутное ощущение, что он прекрасно знал, как хорошо выглядит в этой позе. Показывал свои мышцы груди и руки, над которыми так упорно работал, чтобы сделать их точеными и сильными, руки, которые могли бы обнимать меня во время поездки на Дукатти.
- Неа. Я все еще девственник.
Я раскрыла рот от изумления.
- Да?
- Эй, мне всего лишь семнадцать. Это не такая уж редкость.
- Но ты же мог, ну то есть, ты знал... - я умолкла на полуслове.
- Что я рожден с более коротким фитильком, чем все остальные? - спокойно закончил он.
Я кивнула.
- И что, я должен был выскочить и хватать все, что попадется в руки, пока есть шанс? Ты знаешь, что я придирчив, Мега. С другой стороны, это заставило меня следить, чтобы каждый полученный мною опыт имел вес. Это должно быть лучше всех, или этому не бывать вовсе. Я не хотел накапливать плохие воспоминания, никаких сожалений.
Это я понимала. Мы были такими разными, но в то же время одинаковыми.
- Мы абсолютно разные, - сказал он, будто читая мои мысли, - но в то же время во многом схожи. Ты была рождена супер-во-всем: суперсильная и умная, с суперслухом, обонянием, зрением, и суперчертовски быстрой. Черт, я это обожаю. Наверное, твою демоническую скорость мне хотелось больше всего. А я был рожден супер... ну, не слабым, но с изъяном в моем устройстве. Когда я умер в восьмилетнем возрасте и узнал, что со мной не так...
- Тебе было восемь, когда ты умер? - мне тоже было восемь, когда у меня проявились способности.
Он кивнул.
- Ага. Смерть сделала со мной то же, что сделали с тобой твои суперспособности. Она сделала меня бесстрашным.
- Ты же понимаешь, что многие люди вынесли бы другой урок. Они бы почувствовали себя более уязвимыми и относились к себе более осторожно.
- В тот день, в течение этих трех с половиной минут, я кое-что видел, Мега, и я знаю, что за этим есть большее. У меня есть вера, и она сильна. Я не боюсь. Смерть - это всего лишь дверь в следующее большое приключение.
Ага, ну что ж, я еще долго не собиралась позволять ему открывать эту дверь.
- Я гадала, есть ли у тебя какая-то суперсила, - сказал я ему. - Однажды я видела, как ты идешь по улице, и ДВЗ разлетаются от тебя, будто ты один из людей Бэрронса или типа того.
Головокружительная улыбка осветила его лицо.
- Ага, разлетаются, не так ли? К слову о загонянии Риодана в чертов тупик, - сказал Танцор и рассмеялся. - Ты бы видела его лицо в тот день, когда я был с ним, Бэрронсом и Мак, и ДВЗ расступились передо мной точно так же, как перед ним и Бэрронсом. Это было бесценно. Я узнал слабые стороны Носорогов и нескольких других низших каст, но не слишком преуспел с высшими кастами. Отвлекся, работая над песнью, - он потянулся вниз и приподнял штанину джинсов, показывая что-то вроде часов вокруг своей лодыжки с маленьким черным квадратиком, мигавшим огоньками.
- Однажды я задумался о том, что Фейри созданы из энергии, и как работают невидимые заборы, бесшумные свистки для собак и все такое, и я начал экспериментировать с радиопередатчиком, модулируя и тестируя частоты на Фейри, с целью отпугнуть, но не убивать. Иногда мы ставим слишком высокую планку, тогда как меньшую цель проще достичь, но она не менее эффективна. Я понял, что если смогу изобрести что-нибудь, что будет удерживать Фейри от тебя подальше, я буду отпадным.
- Ты уже отпадный, Танцор, - сказал я ему.
- Ага, но я хочу быть еще отпаднее отпадным, - сказал он, играя бровями.
Я улыбнулась, заставляя себя не показывать гложущей меня печали. Я не могла так с ним поступить. Это было бы нечестно.
- Ты самый отпадный из всех отпадных, кого я знала и, наверное, когда-либо буду знать.
Танцор быстро пришел в себя и посмотрел мне в глаза, изучая меня с нервирующей напряженностью.
- Отпаднее Риодана?
Я мгновенно перешла в защиту, обороняясь.
- В смысле? Какое отношение Риодан имеет к нашему разговору?
- Не будь дикобразом, Мега. Я не осуждаю и не шпионю. Просто иногда мне кажется, он... ну, может ты... вы двое, эм... - он заткнулся, вздохнул и запустил руку в свои густые волосы, ероша их. - Я никогда не буду как он. Я не так устроен. Я мозговитый семнадцатилетний гений с плохим сердцем. Не то, чтобы это вызывало у меня неуверенность, но этот чувак делает меня неуверенным. Он - все то, чем являешься ты и не являюсь я.
Я вспылила.
- Никогда не смей говорить мне, что у тебя плохое сердце! Никогда не произноси этих слов. У тебя самое большое сердце в мире. Ты всем вокруг себя приносишь только лучшее, и люди любят тебя. Но ты прав. Ты не как он, и никогда не будешь.
Он неудобно заерзал на диване и вновь безумно вцепился в волосы обеими руками. Я позволила ему немного потомиться, пытаясь осознать этот странный момент и то, что я ему настолько важна, что это заставляет его - мужчину, которого не пугает даже Смерть - чувствовать себя неуверенно. Затем я отвлеклась на созерцание его рук. Теперь, зная, насколько рискованны для него тренировки, я еще сильнее восхищалась терпеливой силой воли, которая нашла способ тренироваться в рамках ограничений, из-за которых другие люди отступали. В раннем возрасте я выучила, что каждый день имеет значение, и убивание времени - это худшее, что ты можешь сделать. Танцор это тоже выучил.
- Вау. Не очень-то ты помогаешь, - пробормотал он.
Я поймала его за руку и медленно переплела наши пальцы. Я раньше никогда по собственному желанию не брала мужчину за руку, открываясь моменту и тому, что он за собой нес. Я находилась на неизученной территории, и вовсе не такой исход я себе представляла. Не то, чтобы это вообще к чему-то вело. Это все равно что взобраться на гору глупости и усесться на самой ее вершины прямо перед неизбежным сходом лавины, которая снесет тебя, а этому не бывать. Но я не собиралась восхищаться горой у ее подножья.
- Сила Риодана исходит из знания, что он силен, - сказала я Танцору. - Твоя сила исходит из знания, что ты не силен. И на мой взгляд, это твоя суперсила. И лишь одна из многих.
Его улыбка была ослепительной.
- Мега, я сейчас тебя поцелую.
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Мы никогда не заходили на эту территорию, и потом не будет пути назад. Наша дружба навеки изменится. Нельзя забрать назад поцелуй у мужчины, которого ты поцеловала.
Я ему позволила.
Отчаянно нуждаясь в руке какого-то
незнакомца в стране отчаяния [57]
Зара
Она стояла неподвижно, с неверием оглядываясь вокруг.
Это что, шутка?
Зара посмотрела на светящуюся вывеску «ГОЛОВА ОЛЕНЯ», болтавшуюся над ее головой на полосатом древке, затем обернулась на дверь позади себя, из которой она только что вышла.
Не в эту дверь она входила.
Абсолютно не в эту. Она прошла через дверной проем в солнечно-желтой части Белого Особняка, и едва миновав дверную коробку, ощутила сопротивление, и нечто отклонило ее в сторону, направляя иным путем.
К выходу через абсолютно иную дверь.
В дублинскую ночь.
Она нахмурилась, прищуриваясь.
Меньше всего она хотела очутиться на Земле.
Она не собиралась умирать в этом мире. Она покончила с этой планетой и любой другой, что когда-либо приютила на себе расу Фейри.
Она также не собиралась оставаться в Белом Особняке и доживать свои последние дни в клетке, построенной для нее королем. Покинув будуар, она направлялась в Сад Пылкой Музы, тот, что с серебряным фонтаном и великолепной террасой, тот, что уносил ее, если она забредала достаточно далеко и проходила через множество порталов, обратно в поток времени, в иной мир, далеко-далеко отсюда. Она обнаружила это место тысячелетия назад. В один из самых печальных своих дней, когда бродила и бродила, исполнившись безразличием, наугад выбирая тропы и, в конце концов, порталы.
Небольшая планета напоминала ей о доме, и она гадала, нарочно ли король поместил ее сюда, зная, что Зара ее найдет, давая ей возможность побега, потому что каждый год, столетие, тысячелетие, в которые она не воспользовалась этим шансом, он знал, что она на самом деле предпочитает его всему остальному.
Это так в его духе. Ему требовались бесконечные заверения, что она счастлива и желает находиться там, куда он ее поместил.
И сейчас она намеревалась отправиться в этот маленький мир и умереть там в одиночестве, когда и Земля, и она сама прекратят существование.
Но нет.
Она оказалась в грязном человеческом Дублине.
Закутавшись в плащ, она стремительно развернулась и вошла обратно в дверь паба.
И вошла лишь в паб.
- Это недопустимо! - прошипела она.
- Оук, недопустимо! - пронзительно вскрикнула Т'Мурра.
- Со мной нельзя шутить! Покажи мне дорогу обратно!
- Оук, дорогу обратно! - согласилась Т'Мурра.
Пылинки мерцали в луче лунного света, лившегося из сломанного окна, по спирали кружась в тихом неумолимом потоке.
Наблюдал ли за ней Король? Все еще ей манипулировал? Эта мысль приводила в ярость. Она ему не игрушка, не забава. Она женщина, которая должна быть свободной. Он задолжал ей это право.
Они попытались. Они потерпели неудачу. Время отпустить.
С чего бы ему отправлять ее в Дублин?
- Что ты от меня хочешь? - потребовала она.
- Оук, что ты хочешь? - эхом повторила Т'Мурра.
Поджав губы, Зара резко развернулась и пронеслась через дверной проем, пожелав, чтобы он мгновенно перенес ее на солнечные полы Белого Особняка.
Кусок туалетной бумаги прилип к ее шелковым домашним туфлям, и она ушибла палец на ноге о кусок сломанного бетона, незамеченный в темноте.
Все еще в Дублине.
- Эй, - позвал мужской голос. - Вы в порядке? Могу я вам чем-то помочь?
Она скованно повернулась к человеку, вторгнувшемуся в извечную Фейри-драму, в которую превратилась ее жизнь, и глаза ее бесконечно расширились. Мужчина спешил к ней, и когда он вышел на пространство, освещенное фонарями у паба, она осознала, что он очень привлекателен, красив той красотой, что время от времени заставляла Фейри похищать их. Молодой, сильный, с темными волосами, гибким телом танцора и прекрасными глазами.
- Я в норме, - натянуто сказала она.
- Мне так не кажется. Этот город может быть опасен, особенно ночью для одинокой женщины в таком наряде. Идем. Давайте найдем вам другую одежду. Ниже по улице находится магазин.
Зара запоздало осознала, что прозрачное платье, надетое под ее плащом, открывало все и не скрывало ничего, и тогда она мгновенно создала иллюзию более плотного платья, силой воли превратив его в мягкую плотную желтую ткань.
Ничего не произошло.
Молодой человек прищурился.
- Фейри? Или человек?
Она покрепче запахнула плащ на своем теле и просеяла его в другой, удаленный город.
Он стоял там же, не отводя взгляда от ее лица и ожидая ответа.
Она понятия не имела, какая судьба ждет королев, раньше срока передавших свою силу, и узнавала это по-плохому. Его вопрос был ценным. Она тоже не была уверена, кем является.
Она посмотрела на развалины мощеной улицы, заметила бутылку, наклонилась, взяла ее и разбила, затем закатала рукав и уколола себя осколком стекла. Появилась тонкая струйка крови.
Затем исчезла.
- Так вы Фейри, - сказал мужчина. - Если так, у вас есть силы убраться из этого места, не так ли?
Конечно, прямиком в ад, с помощью порталов короля, которыми он так легко манипулировал. Она освободилась от Зеркал и теперь могла просеиваться. Она немедленно перенеслась на остров Морар, чтобы скорректировать свои планы.
Ничего не произошло.
Она остановила свой выбор на крошечной, несущественной частичке магии и попыталась создать внезапный снегопад на своем месте.
Ни снежинки, ни порыва ветра.
Тогда она поняла. Передача силы забрала от нее все силы, даже те, что не являлись частью Истинной Магии. Несомненно, теперь ими владела О'Коннор. Теперь она знала, почему королевы дожидались, пока они почти полностью не испарялись в то загадочное туманное царство, куда отправлялись некоторые Фейри, и только тогда передавали бразды.
Они становились беспомощными. И все же оставались бессмертными. Адское существование.
Она улыбнулась с горечью, которая когда-то могла бы превратить весь город в ледник достаточной ширины и глубины, чтобы спровоцировать ледниковый период.
Планета умирала. Портал за ней закрылся.
Она оказалась в ловушке.
Опять.
Беспомощная.
Она не знала этот мир. Не имела ни малейшего понятия, как в нем выживать.
- Идем, - повторил мужчина, протягивая сильную руку. - Я тебе помогу.
Зара проигнорировала руку, но присоединилась к нему.
Шазам!
Джада
Я стояла на рассвете под проливным дождем в Килмэнхемском районе, к югу от реки Лиффи, к западу от центра города, и смотрела на неприметные высокие каменные стены, по всему периметру окружавшие Килмэнхем, бывшую тюрьму, превращенную в музей.
В тот день, когда я вырвалась из Зеркал и обнаружила себя дома, в Дублине, от меня не ускользнула ирония - после стольких лет блуждания черт знает где - что мои двери в свободу оказались в стене тюрьмы.
Я помнила ту ночь. Я на бегу приземлилась на землю, резко остановилась, повернулась и посмотрела на стену, фиксируя в памяти расположение портала.
Правило №1 в «Справочнике по хождению в Зеркалах»: Запоминай обратную дорогу. Никогда не знаешь, когда возвращение будет предпочтительнее, чем тот мир, в котором ты оказался. Порой мне приходилось возвращаться на десять миров назад, чтобы обнаружить новое направление.
Как только я запомнила точное местонахождение, я отошла от стены. Приметив мусорный бак, я поспешила к нему и принялась копаться в хламе.
Правило №2.9: (2.1 - для опасных примитивных миров, 2.2 - для враждебных зверей, 2.3 - для следов неведомых цивилизаций и т.д.) Если мир достаточно обустроен, чтобы иметь мусорные баки, в нем обычно есть и газеты. Найди и прочти ее. Чем быстрее я адаптируюсь к миру, тем более незаметно я смогу по нему передвигаться.
Той ночью я нашла скомканную бумажку - Дэни Дэйли.
Я тупо уставилась на листовку, затем развернулась и посмотрела на стену, издалека сумев узнать то, чего не различила вблизи - за стеной возвышалась тюрьма Килмэнхем.
Я медленно сделала круг вокруг своей оси, пытаясь осознать, что я дома. После стольких чертовых лет я наконец-то нашла Зеркало, которое привело меня обратно в Дублин.
Из всех времен именно сейчас.
- Гребаный ад! Твою мать! Пошли вы нахрен, тупые хреновы гребаные тупицы! - я подпрыгнула в воздух, двумя кулаками грозя далеким звездам.
Затем я рухнула на землю, сжимая свою скомканную листовку, какой-то частью мозга удивляясь, какой придурок выбросил мой безмерно интересный и информативный новостной вестник, и также гадая, почему здесь все еще было то же время, что и пять с половиной лет назад, и большей частью своего мозга пытаясь решить, какого черта мне теперь делать.
Я была измотана.
Я растянулась на земле и плакала. Рыдала, пока больше не могла дышать, а голова не начала раскалываться. Посвятив этому столько времени, чтобы сделать себя еще более несчастной, я начала хохотать. В конце концов, я сделалась холодной как лед.
Так каково это будет?
Посмотрим.
Я уже не была тем подростком, что пять с половиной лет назад. Я думала, что мое детство было сложным, но после стольких лет в Зеркалах детство начало казаться... детской игрой.
Я не зацикливалась на по-настоящему плохих вещах, случившихся в Зеркалах. Я выбрала помнить хорошие события, а остальные запихнула в глубокую темницу. Уже в четырнадцать в моем багаже было слишком много проблем, даже до того, как я прыгнула в Зал Всех Дорог, не хватало только накопить еще больше и позволять им мельтешить в голове. Мозг нужно держать чистым.
Как только я стала невидимой для своей матери, все быстро покатилось по наклонной. К четвертому месяцу седьмого года моей жизни, когда существование в клетке стало невыносимым, я научилась жесткому разделению, пропорционально распределяя части между мной и Другой, намного более жестокой и сдержанной, чем я.
Я всегда знала, кем была эта Другая - мной под гнетом невыносимого.
Когда ты настолько голоден, что едва можешь поднять голову, и ты не уверен, что кто-нибудь когда-нибудь тебя вновь покормит, и ты начинаешь думать, что может стоит просто сдаться, прекратить бороться, тогда ты либо опускаешь руки и умираешь, либо находишь способ держаться за что-то кроме постоянной боли. Я нашла способ держаться.
Я проигрывала это в мозгу и научилась разделять это. Я не знаю, может, именно это случается на подсознательном уровне при диссоциативном расстройстве личности, но как только я начала сознательно это проделывать, остановиться стало сложно.
Быть Другой было проще. Быть Другой было безопаснее.
Особенно в конце.
Другая убила мою маму.
Я убила мою маму.
Я знаю, что оба этих утверждения идентичны.
Риодан считает, будто я не знала, но я всегда знала. Есть части моего мозга, куда даже он не в силах проникнуть.
И даже зная, что я должна была это сделать - что в противном случае я бы умерла - мне ничуть не легче с этим справляться. Я скучала по ней. Я ненавидела ее. Я любила ее. Я ненавидела себя. Я скучала по ней. Мамы, даже плохие - а она когда-то была хорошей - священны. Они - стержневой корень, от которого мы растем.
Ро, эта старая сука, выяснила, как довести меня до такого состояния, хоть я и не хотела. И как только я освободилась, я больше не хотела быть Другой.
За первые несколько недель свободы от клетки я узнала, что один из маминых «бойфрендов» в течение последнего года подсадил ее на иглу. Не вино так радикально изменило ее в конце. Это был героин. Наркотик сделал ее другой, той, которой она никогда бы не стала по доброй воле.
Этого ублюдка я тоже добавила в свой список убийств. Он скончался с иглой в руке, все равно флиртуя со смертью. Цени свою жизнь. Или умри.
Адаптация есть выживание. Когда Риодан сказал это мне, я знала, что он понимает. Я мгновенно ощутила родство с ним. Один взгляд в эти спокойные, ясные серебристые глаза - и я знала, что ему приходилось совершать такие вещи, которые никому не стоило делать. И он жил с этим.
Он нашел способ с этим жить.
В Зеркалах я тщательно отобрала лучшие черты себя и Другой и соединила их. По иронии, Зеркала для меня были во многом проще. Я, мое другое я и наше воображение создали Бесшабашные Радости Дэни и ее Шаз-тастического Приятеля Шазама! У нас даже была своя песня:
Шаз могучий пушистый зверек, в воздухе живет,
Наблюдает за всем Олеаном, ворчливый как медведь,
Дэни Мега О'Мэлли любила Шаза-плута,
И сражалась с драконами каждый день, пока Шаз прикрывал ее задницу.
О, Шаз могучий пушистый зверек...
И так далее.
С той первой ночи возвращения на Землю я не раз приходила к этому месту у стены и просто стояла, глядя на серые камни.
Всякий раз я приходила сюда подумать. Иногда бросала туда вещи. Однажды швырнула большой помятый стальной бак для мусора. Перед броском я написала на нем краской из баллончика: Я ВИЖУ ТЕБЯ, ЙИ-ЙИ. КЛЯНУСЬ, Я ИДУ. И всякий раз в итоге я изо всех сил старалась не думать и в особенности не чувствовать.
Теперь же я опустилась на сырую траву, прислонилась к стене, вытащила телефон и принялась наигрывать песню, пребывая в редкостно мазохистском настроении.
Пока маленький Джекки Пейпер[58] путешествовал по лазурным морям на лодках с надутыми парусами, в поисках далеких пиратских кораблей на огромном хвосте Паффа, я думала обо всем том, что сделала за свою жизнь, сколько всего потеряла, я думала о Танцоре и о том, что потеряю и его в какой-то момент, и что я никак не могу это контролировать. И когда песня дошла до того момента, когда говорится, что драконы живут вечно, но маленькие мальчики - нет, я перекатилась на бок, свернулась клубочком и дала выход горю.
Я плакала и плакала, и произвела столько соплей, что можно подумать, что мы сделаны из соплей. Ну типа девяносто процентов соплей и процентов десять - кости, и кто знает, что за сила удерживает нас целыми в конце дня, что мешает нам расплавиться в лужу соплей?
Я знала, о чем эта песня. Я всегда ее ненавидела. Мама играла мне ее, когда я была ребенком, пела и танцевала по кухне, и я помню, как смотрела на нее и думала: Она РЕХНУЛАСЬ?
Какая ужасная песня! Почему кто-то вообще хочет ее слушать?
Я знала, что она о потере магии. Чуда и невинности. Потере веры в сказку, потому что мы ломаемся под весом ответственности и ошибочных ожиданий от мира. Я знала, как хорошо чувствовала себя, будучи ребенком. Я знаю, как плохо чувствовала себя моя мама, будучи взрослой. Я видела, что взросление делает с человеком, и не хотела ни капли из этого.