Преодоление гражданской войны: случай Америки...
Я все равно паду на той,
На той единственной Гражданской…
Булат Окуджава
Звезда 2007, 1
Гражданская война в США закончилась в 1865 году.
Армия южан, которой командовал генерал Роберт Ли, сложила оружие 12 апреля. Капитуляцию принял командующий войсками Союза генерал Улисс Грант. Встречу двух полководцев запечатлели многие живописцы. В сознании нескольких поколений американцев она подводила черту под войной.
Но на огромной территории еще шли бои местного значения, сторонники Конфедерации и северяне продолжали истреблять друг друга. Некоторые из них не знали, что война уже считается завершенной, другие вели свои особые местные гражданские войны. В последней зарегистрированной стычке победу одержали южане, в ней был убит один рядовой федеральных войск.
Бригадный генерал С. Уоти из племени чероки, командовавший индейскими войсками Конфедерации, был последним полководцем, подписавшим капитуляцию. Это произошло в июне 1865 года.
Живая история
Знакомый американский историк ненавидит администрацию Буша и проклинает войну в Ираке. Даже на фоне либерально настроенных университетских профессоров он отличается особой непримиримостью. В разговоре с ним я упомянул об американской Гражданской войне. Взгляд моего коллеги стал очень серьезным, аккуратно подбирая слова, он сказал: “У нас на Юге этот конфликт называют войной между штатами”.
Спустя сто пятьдесят лет американцы по-разному называют эту войну, по-разному ее оценивают…
Последняя встреча ветеранов армии Союза состоялась в 1949 году.
Последний участник войны умер в 1951-м, ему было 104 года. Над гробом солдата-южанина был торжественно развернут флаг Конфедерации. Ветеран был похоронен со всеми воинскими почестями, караул морских пехотинцев проводил его салютом.
А последняя вдова ветерана умерла совсем недавно. В 1920-е годы девушка из бедной семьи вышла замуж за крепкого старичка, получавшего хорошую военную пенсию.
Еще живы люди, лично знавшие участников войны и помнящие их рассказы. Но не только эта относительная хронологическая близость делает войну “ощущаемой” и переживаемой. Писатель Р. П. Уоррен назвал ее историей, продолжающей жить в воображении нации. Связь с этой войной чувствуют даже потомки тех иммигрантов, которые прибыли в США после 1865 года.
История, живущая в воображении и используемая политиками, сейчас хорошо продается. Самый необычный ностальгический спрос потребителя удовлетворяется немедленно. В специализированных магазинах можно приобрести военную форму южан и северян, “Поваренную книгу Гражданской войны” и “классические галстуки Гражданской войны”, на которых изображены флаги и медали.
Почитатели генерала Ли могут купить его бюст, а также “кинжал конфедерата”, на рукоятке которого красуется аляповатый портрет легендарного полководца и боевой флаг южан. Кинжалы производятся в Китайской Народной Республике. Что думают о них китайские рабочие, привыкшие к портретам других вождей? С каким чувством покупатели разглядывают торговую марку производителя? Скоро ли наступит время, когда производство бюстов тоже уйдет за океан?
Однако симбиоз исторической памяти и массовой культуры имеет пределы. Компания Уолта Диснея хотела создать исторический парк, посвященный Гражданской войне, но любители истории чуть не начали новую гражданскую войну против наглых дельцов, готовых зарабатывать на профанации самого святого. Диснеевцы с позором отступили.
Впрочем, прошлое выгодно сбывают другими способами. Организованы специальные поездки выходного дня, они называются… “уик-эндами Гражданской войны”. С начала ХХ века тысячи патриотически настроенных американцев со своими домочадцами совершили поездки “по местам боевой и революционной славы” (многие южане и северяне считали себя “революционерами”, по-своему продолжающими Войну за независимость). Когда менеджеры этого проекта заметили, что среди клиентов маловато чернокожих, они быстро внесли необходимые коррективы: появились специальные экскурсии “Борьба за свободу”, учитывающие специфику восприятия войны афро-американцами.
Немало зрителей собирают и инсценировки крупных сражений, их организаторы часто получают финансовую помощь от властей штатов и муниципалитетов, не без основания считающих, что тем самым они способствуют развитию местного бизнеса. В “битвах” участвуют члены исторических обществ, которые, как правило, создаются в память воинских частей армий Союза и Конфедерации. “Солдаты” и “офицеры” облачаются в мундиры и вооружаются. Батарея мичиганских артиллеристов гордится своими старинными пушками. Они пребывают в полной боеготовности и используются несколько раз в году. Расчеты орудий постоянно совершенствуют боевую и политическую подготовку.
Иногда в таких “сражениях” задействованы тысячи людей, а общее число американцев, увлеченных этим движением, составляет десятки тысяч. К ним следует добавить клубы Гражданской войны в других странах, время от времени присылающие свои “ограниченные контингенты”, одетые в форму южан и северян.
Появилась особая субкультура, существуют специальные сайты и чаты в интернете. Люди спорят, обмениваются информацией, размещают объявления. Кто-то хочет купить старинный мундир, кто-то — продать ружье. Группа дам недавно обсуждала, какой из генералов давней войны выглядит особенно эротично. Встречаются и брачные объявления: фанаты ищут свою половину в рядах исторических единомышленников. Популярностью пользуются и специальные периодические издания. Название одного из них более чем красноречиво: “Новости Гражданской войны”.
Не следует считать это лишь забавой взрослых мужчин, в детстве недоигравших в солдатики.
Во-первых, некоторые дамы тоже надевают серые мундиры южан и синюю форму северян. Когда возмущенные мужчины исключили одну воинственную леди из своего полка, та их засудила — и разорила. И, кстати, имела для этого все основания: в составе боевых частей было до четырехсот женщин, многие из них успешно скрывали свой пол.
Во-вторых, нередко участники инсценировок являются ветеранами настоящих войн, они сами понюхали пороха во Вьетнаме и в Ираке.
В-третьих, помимо офицеров и солдат в этих массовых постановках немало мирных персонажей. Не остаются вакантными места врачей, политиков, торговцев, маркитанток. Кому-то хочется побыть Линкольном, кому-то — прогуляться в платье с кринолином.
Большинство инсценировщиков делает это для души. Но некоторые совмещают приятное с полезным, выступая в качестве профессионалов. Один из них так вжился в образ генерала Ли, что его регулярно приглашают на роли в спектаклях и киносъемках. Он вошел во вкус и рекламирует себя без ложной скромности, в частности, в объявлениях указывается, что для поддержания формы актер постоянно изучает исторические источники.
Любители постановок делятся на “мягких” и “крутых”. Во время маршей, маневров и боев первые позволяют себе разбивать современные палатки, использовать средства от комаров и пить баночное пиво. Вторые же хотят лично испытать все тяготы, выпавшие на долю предков. Они спят на земле, жуют несъедобную солонину, неделями не принимают душ и пытаются имитировать речь людей, убитых сто пятьдесят лет назад. Самые крайние фанаты стараются завшиветь и вымачивают медные форменные пуговицы в своей моче (говорят, это лучшее средство добиться того, чтобы они выглядели “подлинно”). Эти даже в инсценировках не участвуют: “бой”, в котором не звучат настоящие выстрелы, отвергается ими как презренная безвкусица.
Не все жены могут вынести мужей с такими увлечениями. К тому же настоящее “вживание в историю” требует немалых затрат. Чего стоит хотя бы ружье производства 1863 года — ведь истинные “живые историки” не довольствуются пошлыми подделками! Неудивительно, что Гражданская война нередко перерастает в семейный конфликт. Бывает, и браки распадаются.
Но память о войне не только разъединяет, но и объединяет сердца. Например, некоторые находят спутницу или спутника жизни не по объявлениям в журналах, а прямо на полях былых сражений. На свадьбе друзья новой семьи, одетые в старые мундиры, приветствуют молодоженов ружейным залпом, за столом звучат военные марши. Затем боевые супруги отправляются в свадебное историческое путешествие.
Особенно бережно традиции сохраняются в южных штатах. Необычайную активность проявляет женская организация “Объединенные дочери Конфедерации”. Дамы заботятся о кладбищах, добровольно работают в музеях, часами сидят в библиотеках и архивах, проводя генеалогические разыскания. Они торжественно отмечают памятные даты: день рождения генерала Ли, день рождения президента Конфедерации Джефферсона Дэвиса, День памяти Конфедерации, День флага Конфедерации и т. п. Забот полон год.
От энергичных дам пытаются не отставать и джентльмены — “Сыновья Конфедерации”. Историческая память структурирует общество, в таких ассоциациях укрепляются местные деловые и политические связи. При этом классовые и культурные барьеры зачастую с легкостью преодолеваются: на сборах “сыновей” преуспевающий юрист лихо отдает честь своему командиру, “в миру” — простому водопроводчику. Впрочем, на ближайших выборах водопроводчик может учесть совет боевого товарища и проголосовать соответствующим образом. Членство в респектабельных патриотических организациях создает иллюзию принадлежности к политической элите.
Без внимания не остается и подрастающее поколение. Регулярно проводятся конкурсы сочинений и рисунков, дети посещают мемориалы, старательно изучают историю войны. В некоторых южных школах избирается Мисс Конфедерация, счастливую победительницу ведет под руку улыбающийся спортсмен-отличник, одетый в серую военную форму.
Впрочем, и северяне иногда используют историю для воспитания молодежи. В Иллинойсе, штате, где прошла юность Авраама Линкольна, действуют “бригады Линкольна”, в которые вовлекают трудных подростков.
Потомки ветеранов Союза также имеют свои организации, заботятся о монументах, отмечают памятные даты и воспитывают детей в духе патриотизма. Однако именно на Юге культ военного прошлого стал настоящей гражданской религией.
Память пересекает границы. В далекой Бразилии существует организация детей ветеранов-южан, отмечающая свой праздник — “Феста конфедерада”. Считается, что они являются потомками непримиримых воинов, которые предпочли эмигрировать, но не подчинились “гнусному игу янки” (в Бразилии рабовладение существовало еще на протяжении нескольких десятков лет, возможно, именно это сделало страну привлекательной для данной группы эмигрантов).
Интерес к Гражданской войне привел к появлению множества весьма подкованных исследователей-любителей, изучающих самые разные аспекты этого конфликта. Например, ежегодно проводятся конференции, посвященные военной медицине той эпохи.
Разумеется, не стоит преувеличивать — большая часть американцев все же не подвержена милитаристско-ностальгической эпидемии. До 50% молодых белых жителей Юга сейчас не могут назвать ни одной битвы Гражданской войны, что уж говорить о северянах. Афро-американцы одного из городов штата Алабама “вдруг” с удивлением обнаружили, что живут в районе, носящем имя лихого кавалерийского генерала Форреста, рабовладельца и работорговца, после войны возглавившего Ку-клукс-клан. Они просто о нем ничего не знали. Когда справедливое негодование наконец овладело черными массами, название района было изменено. По странному совпадению это произошло накануне местных выборов. Возможно, мэр города сохранил свой пост именно в результате ловкого и своевременного топонимического маневра.
Однако, будучи сколь угодно неосведомленным, невозможно не замечать того, что эмблемы Гражданской войны стали составной частью американской массовой культуры. Хороший спрос вдохновляет производителей китча. Карнавальное, маскарадное, китчевое воспоминание о войне чрезвычайно живо в современных Соединенных Штатах.
Боевой флаг Конфедерации изображен на флагах двух южных штатов. Попытка чернокожего сенатора снять флаг штата со здания местного капитолия сопровождалась страшным скандалом, что, разумеется, только способствовало популярности энергичного политика. Споры о флагах дополняются спорами о школьных учебниках и спорами о монументах, и сегодня продолжающих появляться в американских городах. Возникают и мемориальные конфликты иного рода. Можно ли, например, ставить памятник знаменитому черному бейсболисту рядом с памятником генералу Ли? Сама мысль об этом обижает и многих почитателей легендарного полководца, и поклонников великого спортсмена.
В Вирджинии местные законодатели предложили отмечать дни рождения генерала Ли и М. Л. Кинга как общий праздник (оба этих дня приходятся на январь). Было быстро придумано идеологическое обоснование: ведь, в сущности, и Ли и Кинг боролись за права, один — за права штатов, другой — за права граждан. Кроме того, день рождения Кинга — праздник общенациональный, таким образом, и день памяти генерала приобрел бы более высокий статус. Этот эклектичный проект не был реализован, но его появление весьма показательно.
Споры о прошлом порой превращаются в “холодную гражданскую войну”, у которой возникают и свои “горячие точки”. Белый юноша в южном городе задумал проехаться на машине с боевым флагом конфедератов. Его застрелил черный подросток, учившийся в той же школе, которую закончил убитый. Несчетное количество флагов Конфедерации развевалось во время похорон, выступали представители исторических ассоциаций, присутствовали члены Ку-клукс-клана. Они явились торжественно проводить в последний путь “молодого героя, погибшего за дело Юга”.
Какой же была война, оставившая так много следов в политике, в массовой культуре и в сердцах американцев?
Великая бойня
Гражданская война стала серьезнейшим травматическим переживанием нации. Погибло примерно 620 тысяч человек. На одного солдата, павшего в бою, приходилось двое умерших от болезней. Более крупные потери понесла армия Союза, погибло не менее 360 тысяч северян, южане потеряли около 260 тысяч.
В процентном же отношении больше пострадали сторонники Конфедерации: Юг потерял 18% белых мужчин в возрасте от 13 до 43 лет. Некоторые историки полагают, что с поля боя не вернулся каждый четвертый южанин. А многие жители Юга и ныне убеждены, что погиб каждый третий конфедерат. К тому же в ходе войны было уничтожено немало мирных жителей, абсолютное большинство которых составляли южане. Война пришла практически в каждую южную семью. Потери конфедератов объяснялись не только количественным превосходством противника, но и недостатком лекарств, возникшим в результате морской блокады, установленной северянами.
Для северян потери составили 6% от общего числа мужчин, считавшихся пригодными для военной службы. Наибольший урон понесли черные солдаты, сражавшиеся в армии Союза: из 189 тысяч человек погиб каждый пятый.
Однако для многих городов и округов последствия войны были куда страшнее. Полки часто составлялись из земляков, людей, живших в одном округе, в одном городе. В жестоких боях порой уничтожались целые части, бывало, что уровень потерь доходил до 100%. Домой не возвращался никто.
Для Америки эти цифры были невиданными. Уже в битве при Шайло в 1862 году погибло 24 тысячи солдат — больше, чем во всех предшествующих войнах, которые вели США.
Из тех, кто остался в живых, многие были искалечены. Не менее 50 тысяч человек потеряли руку или ногу. После окончания войны штат Миссисипи потратил четверть своего годового бюджета на приобретение протезов. О массовых психических расстройствах у людей, прошедших войну, политики в то время не думали, но эти последствия ощутили и сами ветераны, и члены их семей.
Некоторые генералы, считавшие себя истинными христианами, полагали, что в такой войне пленных вообще не следует брать, они призывали истреблять солдат противника, сложивших оружие. Бывали и случаи, когда пленные объявлялись заложниками.
Очень тяжелой была жизнь в местах заключения для военнопленных. Иллинойская тюрьма Кэмп-Дуглас осталась для южан символом жестокости северян. Всего из 215 тысяч южан, попавших в плен, погибло 26 тысяч. В Эльмире, другой северной тюрьме, умер каждый четвертый узник.
Да и с ненадежными северянами Линкольн расправлялся круто, “шпионам” и “вредителям” пощады не было. Десятки тысяч людей, которым официально не предъявлялось никаких обвинений, оказались в тюрьмах. Вина многих никогда не была доказана, администрация практиковала превентивные аресты.
Но у сторонников Союза было еще больше оснований помнить о тюрьмах южан. В страшном лагере Андерсонвилль в Джорджии за двойным забором с вышками для часовых единовременно содержалось до 33 тысяч человек, они ютились в примитивных землянках, утопающих в грязи и нечистотах. Лагерь стал городом-тюрьмой, пятым по численности населения городом Конфедерации. 13 тысяч его узников никогда не вернулись домой. Всего же в тюрьмах Конфедерации оказались 194 тысячи пленных северян, из них погибли 30 тысяч. Победители судили коменданта Андерсонвилля как военного преступника, он был повешен. На суде офицер заявил, что он “только выполнял приказ”.
Некоторые южане до сих пор считают его невинной жертвой. В годовщину казни они приезжают в Андерсонвилль, произносят речи, поют песни и, разумеется, молятся. В 1956 году штат установил мемориальную доску, посвященную коменданту лагеря, а его местные почитатели заказали памятную медаль в честь “героя-мученика”.
Неоконфедераты по сей день возлагают ответственность за трагедию Андерсонвилля на северян, отказывавшихся производить обмен военнопленными. При этом они не упоминают о том, что командование федералов не желало вести соответствующие переговоры, пока права военнопленных не будут распространены на черных солдат армии Союза, а южане им в этом отказывали.
Неудивительно, что сразу же после войны появился особый жанр тюремных мемуаров и “лагерной литературы”. Ветераны вспоминали не только суровых тюремщиков, но и преступников из числа заключенных, которые организовывали банды, терроризировавшие других пленных.
Спросом пользовались не только воспоминания и повести. Уже в 1866 году двое северян, посетивших самую известную тюрьму южан, опубликовали “Список солдат Союза, похороненных в Андерсонвилле”. Брошюра стоила 25 центов, что по тем временам было недешево (солдаты армии Союза получали 13 долларов в месяц), но она быстро разошлась. Из нее многие впервые узнали о судьбе своих близких.
Страна раскололась не только географически. Война разделила друзей, однокашников, родственников. Жены президента Линкольна и генерала Гранта были уроженками Юга, во время войны их родственники продолжали владеть рабами и сражались в армии южан. Шурин Джефферсона Дэвиса был офицером военно-морского флота Союза. Сенатор из штата Кентукки Дж. Дж. Криттенден до последнего момента пытался предотвратить войну, выдвигая планы политического компромисса. Возможно, он предчувствовал собственную семейную драму: один из его сыновей стал генералом в армии Союза, а другой получил такой же чин в войсках Конфедерации.
Разрывались и братские узы иного рода. На поле битвы в Геттисберге в 1993 году появился особый памятник: воин-федерал помогает раненому конфедерату. Сюжет отражает один из реальных эпизодов сражения. Во время атаки бригадный генерал-южанин был тяжело ранен. Он попросил помочь и подал тайный масонский знак. Капитан федеральных войск, тоже масон, поспешил на помощь. Конфедерат скончался через несколько дней, а офицер-северянин дослужился до высоких чинов, а впоследствии стал влиятельным конгрессменом. Монумент был воздвигнут Великой ложей Пенсильвании. “Братья” демонстрировали верность “вольных каменщиков” своим клятвам. Однако никакие клятвы и ритуалы не смогли предотвратить конфликт, в котором активно участвовали масоны-южане и масоны-северяне. Может быть, и бравый капитан сначала подстрелил “брата”, а уже потом бросился его спасать?
Из 977 офицеров, в разное время окончивших военную академию Вест Пойнт, 259 поступили в армию Конфедерации, среди них было 32 уроженца Севера. В армии же Союза оказалось 638 выпускников, в том числе 39 южан, среди них был и первый главнокомандующий федералов генерал У. Скотт. Во время переговоров о перемириях не было нужды представлять друг другу кадровых офицеров: они знали даже школьные прозвища и детские привычки своих врагов.
Простые же солдаты, как говорили тогда, порой “гальванизировались” — переходили на сторону противника. Многие проделывали это неоднократно, каждый раз получая солдатское жалованье и новый комплект обмундирования. В армии Союза нередкой была и фигура “профессионального” добровольцадезертира: после получения денег солдат покидал полк, а потом, прокутив деньги и продав форму, записывался в полк другого штата. Некоторые из этих оборотистых ребят ухитрились после войны получать военную пенсию.
На Севере многие сочувствовали Югу, это проявлялась и в дезертирстве, и в мятежах, которые решительно подавлялись федеральными войсками. В одном Нью-Йорке тысячи людей погибли во время беспорядков, вызванных призывом в армию. Столичный Вашингтон, находящийся на границе с Югом, стал прифронтовым укрепленным городом, но многие его жители были сторонниками Конфедерации и всячески старались ей помочь.
Уроженцы рабовладельческого Мэриленда, остававшегося в Союзе, придерживались разных убеждений. Одни записывались в армию федералов, другие бежали в соседнюю Вирджинию и создавали там мэрилендские полки Конфедерации, мечтая об освобождении родины от ненавистного оккупационного режима. Между жителями штата и федеральными войсками росло напряжение, однажды солдаты открыли огонь по толпе. Узнав об этом, молодой мэрилендец, живший в Луизиане, сочинил песню “Мэриленд! Мой Мэриленд!” на мотив немецкой рождественской песни “О Танненбаум!”. В ней он призывал отомстить за кровь патриотов-мэрилендцев и прийти на помощь сестре Вирджинии. Песня стала весьма популярной, и когда конфедераты вступили на территорию Мэриленда, генерал Ли приказал полковым оркестрам играть эту мелодию. Но все же вид голодных южан, пытавшихся расплатиться за продовольствие обесцененными бумажными деньгами Конфедерации, повлиял на политические симпатии мэрилендцев сильнее, чем музыка.
В пограничных штатах шли свои жестокие гражданские войны, в которых сводились давние счеты. Дома мирных жителей, заподозренных в помощи противнику, часто сжигались. Некоторые лихие партизаны сжигали целые города. Горная, западная часть Вирджинии заявила о верности Союзу и отделилась, Конгресс поспешил признать ее самостоятельным штатом. Но жители этой территории сражались друг против друга. Одна из звезд на флаге Конфедерации символизировала Кентукки, но власти этого рабовладельческого штата поддержали Союз, что, в свою очередь, вызвало вооруженное сопротивление ряда округов. Штат Делавэр остался верным Союзу, однако памятник, воздвигнутый властями штата на одном из полей сражений, посвящен как делавэрцам, сражавшимся в армии Союза, так и их землякам, служившим в войсках Конфедерации. Это один из немногих монументов, пытающихся как-то объединить память о войне.
С Юга добровольцы, верные Союзу, устремлялись в армии Севера, уроженцы почти всех южных штатов составляли свои особые части и подразделения в федеральной армии. В некоторых южных округах, оставшихся верными Союзу, большая часть мужчин, включая рабовладельцев, надела синюю форму, члены их семей преследовались. Возникали независимые “республики”, отколовшиеся от южных штатов. Появился даже целый “партизанский край”, который конфедераты не контролировали. При содействии многочисленных дезертиров, скрывавшихся от призыва, местные жители успешно отбивались от карательных экспедиций.
Война расколола и индейские племена, при этом нередко в разных лагерях оказывались воины одного племени, хотя поначалу южане более активно и искусно привлекали индейцев на свою сторону, формируя из них особые полки. Затем этот опыт использовали и северяне. “Союзные” индейцы сражались с “индейцами-мятежниками”. Чероки воевали с чероки, семинолы — с семинолами. И для некоторых племен эта война была еще более кровопролитной, чем для белых и черных американцев. Согласно переписи 1860 года насчитывалось немногим более 20 тысяч индейцев чероки. К 1867 году их осталось менее 14 тысяч.
Другие индейские племена сочли войну благоприятным временем для атак на белых поселенцев. Высокий процент добровольцев в некоторых штатах объяснялся тем, что они стремились защитить свои семьи от этой опасности.
Патриотический порыв и жажда приключений вовлекали в военные действия подростков и даже детей. Песня о юном барабанщике федеральной армии приобрела общенациональную известность. Десятки людей потом утверждали, что именно они послужили для нее прототипом, хотя историки доказали несостоятельность претензий многих лжебарабанщиков. Но только в армии Союза сражалось не менее 104 тысяч солдат и сержантов, которым не было шестнадцати лет. Среди них было двадцать пять десятилетних воинов.
Война велась со страшной жестокостью. Люди теряли свое жилье, поля пришли в запустение. Солдаты обеих армий полагали, что сражаются за свободу, политические лидеры убеждали своих сторонников, что они продолжают дело борьбы за независимость Америки. Вожди Союза и Конфедерации по-своему интерпретировали Конституцию и апеллировали к Богу. Священнослужители различных конфессий внесли огромный вклад в дело патриотической мобилизации, сочиняя необычайно воинственные проповеди. Уничтожать бывших сограждан можно было любыми способами. Один житель штата Миссури прославился тем, что насыпал порох в уши пленным федералам, а потом поджигал фитиль.
Совершенствовались и методы истребления противника на поле боя. Широко использовались револьверы и винтовки, а у северян появились и многозарядные ружья. Эксперименты с подводными лодками не принесли особого успеха, но броненосцы, ранее появившиеся в Европе, впервые встретились в морском бою. Железные дороги и телеграф революционизировали военное дело. Президент Линкольн лично интересовался техническими новинками, в частности, он способствовал принятию на вооружение разрывных пуль. Но трофейные боеприпасы широко использовали южане. Генерал Грант, возможно, не знавший предыстории этого новшества, даже обвинил своих врагов в негуманном ведении войны.
Между тем предприимчивые дельцы умело пользовались военной конъюнктурой, сколачивая новые состояния. Когда одного из них обвинили в том, что поставленные им сапоги разваливались после первого марша, он заявил, что эта модель обуви предназначена исключительно для кавалеристов, а ее использовали не по назначению. Влиятельные бизнесмены становились генералами, удачливые генералы после войны превращались в крупных политиков.
Никогда Америка не видела столь многочисленных армий. К 1865 году федеральное правительство располагало самой большой армией в мире, ее численность составляла более миллиона военнослужащих. Впервые в американской истории воюющие стороны стали прибегать к обязательному призыву мужчин на военную службу. Но зажиточные северяне за солидную сумму находили себе замену, а у южан от призыва освобождались граждане, имевшие не менее двадцати рабов. На Юге рассказывали о бедолаге, который был обладателем всего девятнадцати невольников. Когда за ним пришли офицеры из призывной комиссии, он с истинным южным гостеприимством стал потчевать их прохладительными напитками, затем джентльмены пропустили по стаканчику местной самогонки. В этот момент из хижины во дворе раздались крики, потом появилась запыхавшаяся черная девочка и сообщила: “Хозяин! Нэнси мальчика родила!” Довольный своевременным увеличением поголовья, гордый собственник сказал своим гостям: “Ребята, можем выпить еще, но у вас ко мне дел больше нет: закон есть закон!” Впрочем, у большинства южан не было и девятнадцати рабов.
На восприятие конфликта повлияло и то обстоятельство, что к этому времени уже появилась фотография. Фотохудожники открывали свои передвижные ателье в армейских лагерях, солдаты были готовы потратить последние сбережения, чтобы послать домой свой снимок. Однако были запечатлены не только образы заказчиков. Техника еще не могла фиксировать эпизоды сражений, но вполне позволяла снимать горы трупов, оставшиеся на поле боя. Покойники позировали идеально, правда, как показали современные исследования, мастера фронтовой фотографии уже тогда прибегали к “постановкам”, перекладывая убитых для создания более эффектной композиции. При этом порой преследовались пропагандистские цели, например, можно было подчеркнуть героизм своих солдат или жестокость врага. В результате подобной инсценировки появилась и одна из самых известных фотографий этого периода — “Убитый стрелок”. Тело юноши выигрышно расположили за каменной оградой, голова картинно покоится на ранце, а рядом лежит ружье, взятое у другого солдата.
И все же первые фотографические выставки, состоявшиеся сразу после завершения крупных битв, показали зрителям невиданную ранее войну, весьма отличающуюся от красочных полотен батальной живописи. Никогда еще современники не сталкивались со столь реалистичной, порой натуралистичной картиной боевых действий, представленной таким обилием зрительных образов. Возникло мнение, что благодаря искусству фотографии война будет навсегда деромантизирована. Такое было трудно забыть…
Но многие участники войны и не хотели забывать ее, они желали ненавидеть врага до конца своей жизни и передать свою ненависть потомкам.
После капитуляции офицер-конфедерат заявил победителю-северянину: “Сэр, вы вольны относиться к нам так, как вам будет угодно. Нам до этого дела нет. Но мы никогда, никогда не простим вам того, что вы сделали с нами!”
Некий агроном-южанин, гордившийся тем, что он сделал первый выстрел в Гражданской войне, пожелал сделать и ее последний выстрел. Он покончил с собой. В предсмертном письме патриот Конфедерации заявил, что не намерен жить в одной стране вместе с “презренной расой янки”.
Да и победители были настроены отнюдь не благодушно. Северяне-пехотинцы, с тяжелыми боями продвигавшиеся на Юг, жаждали возмездия. Предателей и мятежников, развязавших братоубийственную бойню, следовало перевешать на их любимых яблонях и магнолиях! Вот о каком “саде Юга” мечтали воины федеральной армии.
Главный интендант армии Союза, сын которого был убит в стычке с южными партизанами, осуществил свой личный план мести. Федеральные власти конфисковали “за долги” имение жены генерала Ли в Вирджинии, находившееся рядом с Вашингтоном. Для их оплаты больная женщина физически не могла прибыть в столицу, а правительство наотрез отказывалось принять деньги от доверенных лиц. На территории имения стали хоронить павших солдат Союза — так возникло Арлингтонское национальное кладбище. Первые могилы специально вырыли прямо под окнами усадьбы, уничтожив розарий, которым особенно гордилась бывшая хозяйка. На кладбище было похоронено и немало конфедератов, погибших в северных тюрьмах, но вплоть до своей смерти упрямый и безутешный генерал-интендант не разрешал южанам посещать могилы родственников.
Праздник национального согласия и примирения
В 1913 году торжественно отмечалась пятидесятая годовщина битвы при Геттисберге, в которой северяне остановили южан.
Разные штаты ассигновали в общей сложности около 1,75 миллиона долларов, чтобы доставить в Пенсильванию всех ветеранов, где бы они ни находились. Конгресс и военное министерство, в свою очередь, выделили средства для строительства образцового палаточного городка. В нем поселилось более пятидесяти трех тысяч участников войны.
Военные инженеры и интенданты армии США по праву гордились своей работой. Лагерь стал образцом американской организации, все до мелочей было предусмотрено, закуплено, опробовано. В полевых пекарнях выпекался душистый хлеб, из питьевых фонтанчиков била чистейшая вода.
В медицинских пунктах постоянно дежурили врачи и санитары. Правда, несколько старичков все-таки скончалось прямо во время торжеств, но военные медики с цифрами в руках убедительно доказали, что у тех ветеранов, которые остались дома, шансов умереть было гораздо больше.
Вудро Вильсон, первый южанин, избранный президентом после окончания Гражданской войны, торжественно провозгласил, что великая распря наконец закончена. Эта мысль звучала и в речах других политиков, и в выступлениях бывших солдат. Развевались флаги Конфедерации и Союза, звучали боевые марши двух армий.
Кульминацией торжеств стало символическое повторение знаменитой “атаки Пиккета”. В 1863 году дивизия этого генерала пошла в атаку, но была встречена шквальным огнем северян, уничтожавшим целые полки. Лишь отдельные потрепанные подразделения подошли к позициям противника, рукопашный бой завязался у каменной изгороди. Конфедераты были вынуждены отступить.
Пятьдесят лет спустя седобородые южане, подбадривая себя старинным боевым кличем, двинулись к злополучному рубежу. Был жаркий день, для стариков в серых мундирах это было тяжелым испытанием. Северяне не вытерпели и, желая сократить мучительный путь своим врагам, бросились навстречу. Последовали приветствия и объятия. Затем, отдышавшись, все медленно вернулись к изгороди и там уже спокойно обменялись рукопожатиями, позируя для фотографов. Многие протягивали левую руку: правую они потеряли полвека назад...
Как же случилось, что “дети Юга” похлопывали по плечу “презренных янки”, а воины, уничтожившие рабство, дружески болтали о былом с защитниками рабовладения?
Время, конечно, лечит раны, но не всегда и не везде это лечение проходит успешно. Для сербов память о поражении в Косовской битве (в 1389 году) жива и по сей день влияет на процесс принятия политических решений. В Северной Ирландии годовщина сражения, состоявшегося в конце XVII века, является праздником для протестантов и днем траура для католиков. Здесь исторической памяти до сих пор приносятся человеческие жертвы.
Какая трансформация в самосознании американцев сопутствовала рукопожатиям у каменной изгороди?..
“Юг, который мы потеряли”
Слово “Юг” в английском языке — женского рода.
Когда рассказывают о красоте Юга, унижении Юга, страдании Юга, говорят: “Она красива, она унижена, она страдает…”
На восприятие войны южанами решающее воздействие оказало то обстоятельство, что именно их земля стала ареной боевых действий. Некоторые города десятки раз переходили из рук в руки и превратились в обуглившиеся развалины. Фотографии южных поселков в 1865 году напоминают белорусские деревни 1944-го: ряды обгоревших печных труб. Генерал Союза У. Т. Шерман методично сжигал и разрушал все, что попадалась ему на пути. Особым шиком умелые саперы считали уничтожение железных дорог, рельсы, после взрыва свернувшиеся спиралью, называли “галстуками Шермана”. Отдельные населенные пункты так и не были восстановлены, на их месте стоят мемориальные знаки.
Впрочем, репутация генерала была ужаснее, чем его деяния: ради устрашения он умышленно преувеличивал их масштабы. Впоследствии выяснилось, что некоторые плантации, которые, как считалось, были разорены, благополучно пережили войну. Но южане бережно складывали в копилку своих страданий любые непроверенные слухи. Они сравнивали Шермана с Атиллой и Чингисханом, хотя точнее было бы назвать его предвестником современной “тотальной войны”.
Стоит отметить, что солдаты Шермана выполняли приказы своего командующего с большим удовольствием. Добропорядочные фермеры из Индианы, Иллиной