Четвертый комод Чиппендейла 9 глава




Мистер Боггис наклонился и указал на металлическую ручку комода.

— Вот где еще мошенники приложили руку, — сказал он. — У старой бронзы обыкновенно есть и цвет, и отличительные особенности. Хоть это-то вам известно?

Они глядели на него во все глаза, ожидая дальнейших откровений.

— Но вся беда в том, что есть мастера необычайно ловко подделывать цвет. По сути дела, почти невозможно отличить настоящий, подлинный цвет от фальшивого. И мне не стыдно признаться, что часто это и меня ставит в тупик. Потому нет никакого смысла соскабливать краску с ручек. Вряд ли это нам что-нибудь даст.

— Как это можно делать так, чтобы новая медь казалась старой? — спросил Клод. — Медь ведь не ржавеет.

— Вы совершенно правы, мой друг. Но у этих негодяев есть свои способы, которые они хранят в тайне.

— Какие например? — спросил Клод.

Сведения такого рода он не мог пропустить мимо ушей. Никогда не знаешь, вдруг что-то и пригодится.

— Нужно, например, сделать вот что, — сказал Боггис, — поместить ручки вечером в ящик со стружками красного дерева, пропитанными аммиачной солью. Аммиачная соль делает металл зеленым, но, если зелень соскоблить, под ней можно обнаружить приятный, мягкий, теплый оттенок серебристого цвета, тот самый оттенок, который характерен для старой бронзы. Это такое бесстыдство! Впрочем, с железом и не такие штуки вытворяют.

— А что они делают с железом? — со все возрастающим интересом спросил Клод.

— С железом проще, — ответил мистер Боггис. — Железные замки, пластины и петли просто погружают в обыкновенную соль, и те в два счета полностью покрываются ржавчиной и щербинками.

— Хорошо, — заметил Рамминс. — Значит, вы признаетесь, что насчет ручек ничего сказать не можете. По-вашему, им может быть много сотен лет. Так?

— Ага! — едва слышно произнес мистер Боггис, устремив на Рамминса свои выпуклые карие глаза. — Вот тут-то вы и не правы. Смотрите-ка.

Он достал из кармана пиджака отвертку. Одновременно, хотя никто этого и не заметил, извлек маленький медный шуруп и зажал в ладони. Потом выбрал один из шурупов в комоде — каждая ручка крепилась на четырех — и начал бережно соскабливать следы белой краски с ручки. Соскоблив краску, он принялся медленно вывинчивать ручку.

— Если это настоящий старинный медный шуруп восемнадцатого века, говорил он, — то винтовая линия будет чуточку неровной, и вы легко сможете убедиться, что она прорезана с помощью напильника. Но если это сделано в более поздние времена, викторианские или еще позднее, тогда, понятно, и шуруп относится к тому же времени. Это будет вещь машинной работы, массового производства. Что ж, сейчас увидим.

Для мистера Боггиса не составило труда, прикрыв рукой старый шуруп, заменить его спрятанным в ладони. Несложный трюк особенно хорошо ему удавался и в продолжение многих лет приносил успех. Карманы его священнического одеяния были всегда набиты дешевыми шурупами различных размеров.

— Ну вот, — сказал он, протягивая новенький шуруп Рамминсу. Взгляните-ка. Смотрите, какая ровная винтовая линия. Видите? Еще бы не видеть! Обыкновенный шуруп, да вы и сами можете сегодня купить такой же по дешевке в любой скобяной лавке.

Шуруп пошел по рукам. Каждый внимательно рассматривал его. На сей раз даже Рамминс был удивлен.

Мистер Богтис положил в карман отвертку вместе с шурупом ручной работы, после чего повернулся и медленно прошествовал мимо троих мужчин к двери.

— Мои дорогие друзья, — сказал он, остановившись перед входом на кухню, — я так вам благодарен, что вы позволили мне заглянуть в ваш дом, вы так добры. Надеюсь, я вам не показался занудой.

Рамминс оторвался от разглядывания шурупа.

— Вы нам так и не сказали, сколько собирались предложить, — заметил он.

— Ах да! — произнес мистер Боггис — Совершенно верно. Что ж, если быть до конца откровенным, то с ним столько хлопот. Думаю, оставлю его.

— И все же, сколько бы вы за него дали?

— То есть, вы хотите сказать, что и правда желаете расстаться с ним?

— Я не говорил, что хочу расстаться с ним. Я спросил — сколько?

Мистер Боггис перевел взгляд на комод, склонил голову в одну сторону, потом в другую, нахмурился, вытянул губы, пожал плечами и презрительно махнул рукой, будто хотел сказать, что и говорить-то тут не о чем.

— Ну, скажем… десять фунтов. Думаю, это справедливо.

— Десять фунтов! — вскричал Рамминс. — Не смешите меня, святой отец, прошу вас!

— Даже если его на дрова брать, он дороже стоит! — с отвращением произнес Клод.

— Да вы посмотрите на этот счет! — продолжал Рамминс, с такой силой тыча в ценный документ своим грязным указательным пальцем, что мистер Боггис встревожился. — Здесь же точно написано, сколько он стоит! Восемьдесят семь фунтов! Это когда он еще новым был. А теперь он старинный и стоит вдвое дороже!

— Простите меня, сэр, это не совсем так. Это ведь второсортная подделка. Но вот что я вам скажу, мой друг. Человек я довольно отчаянный и справиться с собой не могу. Предлагаю вам целых пятнадцать фунтов. Как?

— Пятьдесят, — сказал Рамминс.

Мистер Боггис ощутил в ногах, вплоть до самых ступней, приятное покалывание. Комод его. Сомнений никаких нет. Но привычка покупать дешево, настолько дешево, насколько это в пределах человеческих сил, была в нем слишком сильна, чтобы сдаваться так легко.

— Мой дорогой, — мягко прошептал он. — Мне нужны только ножки. Возможно, потом я и найду какое-нибудь применение для ящиков, но все остальное, сам каркас, как верно заметил ваш друг, это просто дрова.

— Тогда тридцать пять, — сказал Рамминс.

— Не могу, сэр, не могу. Он того не стоит. Да и не к лицу мне торговаться. Нехорошо это. Сделаю вам окончательное предложение, после чего ухожу. Двадцать фунтов.

— Согласен, — отрывисто бросил Рамминс. — Он ваш.

— Ну вот, — сказал мистер Боггис, стиснув руки. — И зачем он мне? Не нужно мне было все это затевать.

— Теперь уже нельзя отступать, святой отец. Сделка состоялась.

— Да-да, знаю.

— Как вы его заберете?

— Дайте-ка подумать. Если я заеду на машине во двор, может, джентльмены не сочтут за труд погрузить его?

— В машину? Эта штука в машину ни за что не влезет! Тут грузовик нужен!

— Совсем не обязательно. Однако посмотрим. Моя машина стоит на дороге. Я мигом вернусь. Как-нибудь управимся, уверен…

Мистер Боггис прошел через двор и, выйдя за ворота, направился по длинной колее через поле к дороге. Он поймал себя на том, что безудержно хихикает, а внутри у него, казалось, от желудка поднимаются сотни крошечных пузырьков и весело лопаются в голове, точно содовая. Лютики в поле, сверкая на солнце, неожиданно стали превращаться в золотые монеты. Земля была просто усеяна ими. Он свернул с колеи и пошел по траве, разбрасывая их ногами, наступая на них и наслаждаясь их металлическим звоном. Он с трудом сдерживался, чтобы не пуститься бежать. Но ведь священники не бегают, они ходят степенно. Иди степенно, Боггис. Угомонись, Боггис. Теперь спешить некуда. Комод твой! Твой за двадцать фунтов, а стоит он пятнадцать или двадцать тысяч! Комод Боггиса! Через десять минут его погрузят в твою машину — он легко в ней поместится, — и ты поедешь назад в Лондон и будешь всю дорогу петь! Мистер Боггис везет комод Боггиса домой в машине Боггиса. Историческое событие. Что бы только ни дали газетчики, чтобы запечатлеть такое! Может, устроить им это? Пожалуй. Посмотрим. Какой чудесный день! Восхитительный и солнечный! Черт побери!

Рамминс в это время говорил:

— Посмотрите на этого старого дурака, который дает двадцать фунтов за такое старье.

— Вы держались молодцом, мистер Рамминс, — сказал ему Клод. — Думаете, он вам заплатит?

— А мы грузить не будем, пока не заплатит.

— А если комод не влезет в машину? — спросил Клод. — Знаете что, мистер Рамминс? Хотите знать мое мнение? Думаю, такая громадина в машину не войдет. И что тогда? Тогда он скажет — ну и черт с ней. Уедет, и больше вы его не увидите. Как и денег. Он и не собирался покупать его.

Рамминс задумался над этой новой, весьма тревожной перспективой.

— И как такая штуковина влезет в машину? — неумолимо продолжал Клод. Да у священников и не бывает больших машин. Вы когда-нибудь видели священника с большой машиной, мистер Рамминс?

— Да вроде нет.

— То-то же! А теперь послушайте меня. У меня идея. Он ведь нам сказал, что ему нужны только ножки. Так? Поэтому отпилим их быстренько, пока он не вернулся, вот тогда комод точно влезет в машину. Ему не придется отпиливать их самому, когда он приедет домой, только и всего. Что вы об этом думаете, мистер Рамминс? — На плоском глупом лице Клода было написано приторное самодовольство.

— Идея не такая уж и плохая, — сказал Рамминс, глядя на комод. — По правде, чертовски хорошая. Нам лучше поторопиться. Вы с Бертом выносите его во двор, а я пойду за пилой. Только сначала выньте ящики.

Не прошло и двух минут, как Клод с Бертом вынесли комод во двор и поставили его вверх ногами среди куриного помета, навоза и грязи. Они видели, как в поле по тропинке, ведущей к дороге, вышагивает маленькая черная фигура. Что-то было весьма забавное в том, как фигура себя вела. Она ускоряла шаг, потом подпрыгивала, подскакивала и бежала вприпрыжку, и раз им показалось, будто со стороны лужайки прокатилась веселая песня.

— По-моему, он ненормальный, — сказал Клод, и Берт мрачно улыбнулся, вращая своим затуманенным глазом.

Из сарая, прижимаясь к земле, точно лягушка, приковылял Рамминс с длинной пилой. Клод взял у него пилу и приступил к работе.

— Подальше отпиливай, — сказал Рамминс. — Не забывай, что он хочет приладить их к другому столику.

Красное дерево было крепким и очень сухим, и по мере того, как Клод пилил, мелкая красная пыль вылетала из-под пилы и мягко падала на землю. Ножки отскакивали одна за другой, и, когда все были отпилены, Берт нагнулся и аккуратно сложил их стопкой.

Клод отступил, глядя на результаты своего труда. Наступила несколько длинноватая пауза.

— Еще у меня к вам вопрос, мистер Рамминс, — медленно произнес Клод. А теперь могли бы вы засунуть эту громадную штуковину в багажник?

— Если это не грузовик, то нет.

— Правильно! — воскликнул Клод. — А у священников грузовиков не бывает, вы и сами знаете. Обычно они ездят на крохотных «моррисах»-восьмерках или «остинах»-семерках.

— Ему только ножки нужны, — сказал Рамминс. — Если остальное не поместится, то пусть оставляет. Жаловаться ему не на что. Ножки он получит.

— Ну уж не скажите, мистер Рамминс, — терпеливо проговорил Клод. — Вы не хуже меня знаете, что он начнет сбивать цену, если все до последнего кусочка не втиснет в машину. Когда дело доходит до денег, священники становятся такими же хитрыми, как и все другие, это точно. А этот старикан чем лучше? Поэтому почему бы нам не отдать ему все его дрова — и дело с концом? Где тут у вас топор?

— Думаю, ты верно рассуждаешь, — сказал Рамминс. — Берт, принеси-ка топор.

Берт пошел в сарай, принес длинный колун и подал его Клоду. Клод поплевал на ладони и потер их одна о другую. Затем, высоко замахнувшись, принялся яростно нападать на безногий каркас комода.

Работа была тяжелая, и прошло несколько минут, прежде чем он более или менее разнес комод на куски.

— Вот что я вам скажу, — заявил Клод, разгибая спину и вытирая лоб. Что бы там ни говорил священник, а чертовски хорош был плотник, который сколотил эту штуку.

— А вовремя мы успели! — крикнул Рамминс. — Вон он идет!

 

Маточное желе

 

— Меня это смертельно тревожит, Алберт, смертельно, — сказала миссис Тейлор.

Она не отрывала глаз от ребенка, который лежал у нее на левой руке совершенно неподвижно.

— Уверена, с ней что-то не так.

Кожа на лице ребенка была прозрачна и сильно натянута.

— Попробуй еще раз, — сказал Алберт Тейлор.

— Ничего не получится.

— Ты должна пробовать еще и еще раз, Мейбл, — настаивал он.

Она взяла бутылочку из кастрюли с водой и вылила несколько капель молока на ладонь, пробуя, не горячее ли оно.

— Ну же, — прошептала она. — Ну, девочка моя. Проснись и попей еще немножко.

На столе рядом с ней стояла небольшая лампа, освещавшая все вокруг мягким желтым светом.

— Ну пожалуйста, — говорила она. — Попей хотя бы немного.

Муж наблюдал за ней, глядя поверх журнала. Она едва держалась на ногах от изнеможения, он это видел. Ее бледное продолговатое лицо, обычно невозмутимое и спокойное, еще более вытянулось, и на нем появилось выражение отчаяния. И все равно, со склоненной головой и глазами, устремленными на ребенка, она казалась удивительно красивой.

— Вот видишь, — пробормотала она. — Бесполезно. Она не ест.

Мейбл поднесла бутылочку к свету и, прищурившись, посмотрела, сколько молока убавилось.

— И всего-то выпила одну унцию. А то и того меньше. Три четверти, не больше. Как раз чтобы не умереть. Алберт, меня это смертельно тревожит.

— Я знаю, — сказал он.

— Только бы выяснили, в чем причина.

— Ничего страшного, Мейбл. Нужно набраться терпения.

— Уверена, что-то тут не так.

— Доктор Робинсон говорит, не надо тревожиться.

— Послушай, — сказала она, поднимаясь. — Не станешь же ты говорить, что это естественно, когда шестинедельный ребенок весит на целых два фунта меньше, чем при рождении! Да ты взгляни на эти ноги! Кожа да кости!

Крошечное дитя, не двигаясь, безжизненно лежало у нее на руках.

— Доктор Робинсон сказал, чтобы ты перестала нервничать, Мейбл. Да и тот, другой врач то же самое говорил.

— Ха! — воскликнула она. — Замечательно! Я, видите ли, должна перестать нервничать!

— Успокойся, Мейбл.

— А что, по его мнению, я должна делать? Относиться ко всему этому как к шутке?

— Такого он не говорил.

— Ненавижу докторов! Всех их ненавижу! — сквозь слезы проговорила Мейбл и, резко повернувшись, быстро вышла из комнаты с ребенком на руках.

Алберт Тейлор не удерживал ее.

Спустя короткое время он услышал, как она двигается в спальне прямо у него над головой — быстрые нервные шаги по линолеумному полу. Скоро звук шагов стихнет, и тогда он встанет и последует за ней, а когда войдет в спальню, то, как обычно, застанет ее сидящей возле детской кроватки. Она будет смотреть на ребенка, тихо плакать и ни за что не пожелает сдвинуться с места. «Она умирает от голода, Алберт», — скажет Мейбл. «Вовсе не умирает». — «Умирает. Я уверена, Алберт». — «С чего ты взяла?» — «Я знаю, что и ты так думаешь, только не хочешь признаться. Разве не так?»

Теперь это повторялось каждый вечер.

На прошлой неделе они снова отвезли ребенка в больницу. Врач внимательно осмотрел его и сказал, что ничего страшного нет.

— Мы девять лет ждали ребенка, доктор, — сказала тогда Мейбл. — Я умру, если с ней что-то произойдет.

Это было шесть дней назад, и с того времени девочка потеряла в весе еще пять унций.

Однако сколько ни нервничай, это не поможет, подумал Алберт Тейлор. В таких вещах врачу нужно доверять. Он взял в руки журнал, который по-прежнему лежал у него на коленях, лениво пробежал глазами содержание и посмотрел, что там напечатали на этой неделе: «Среди майских пчел», «Изделия из меда», «Пчеловод и фармакология», «Из опыта борьбы с нозематозом», «Последние новости о маточном желе», «На этой неделе на пасеке», «Целебная сила прополиса», «Обратный ток крови», «Ежегодный обед британских пчеловодов», «Новости ассоциации».

Всю свою жизнь Алберт Тейлор увлекался всем тем, что имеет хоть какое-то отношение к пчелам. Маленьким мальчиком он часто ловил их голыми руками и прибегал в дом, чтобы показать своей матери, а иногда пускал их ползать по своему лицу и шее, но самое удивительное, что он ни разу не был ужален. Напротив, пчелам, похоже, нравилось быть с ним. Они никогда не пытались улететь, и, чтобы избавиться от них, Алберт осторожно смахивал их пальцами. Но даже после этого они часто возвращались и снова усаживались ему на руку или на колено, туда, где была голая кожа.

Его отец, каменщик, говорил, что от мальчика, должно быть, исходит какой-то колдовской дух и ничего хорошего из гипнотизирования насекомых не выйдет. Однако мать утверждала, что это дар Божий, и даже сравнивала Алберта со святым Франциском с его птицами.[20]

Чем старше становился Алберт Тейлор, тем больше его увлечение пчелами превращалось в наваждение, и, когда ему исполнилось двенадцать лет, он построил свой первый улей. Следующим летом поймал первый рой. Через два года, в четырнадцать лет, на заднем дворе отцовского дома вдоль изгороди аккуратным рядком стояли пять ульев, и уже тогда, помимо обыкновенного добывания меда, он занялся выведением маток, пересаживанием личинок и прочими тонкими и сложными вещами.

Работая с пчелами, Алберт никогда не разводил дым, не надевал перчатки на руки или сетку на голову. Между мальчиком и пчелами явно существовала взаимная симпатия, и в деревенских лавках и трактирах о нем начали говорить с чем-то вроде уважения. Люди все чаще приходили к нему в дом, чтобы купить меду.

Когда ему было восемнадцать, он арендовал акр необработанной земли, тянувшейся вдоль вишневого сада, примерно в миле от деревни, и развернул свое дело. Теперь, одиннадцать лет спустя, у него было там уже шесть акров земли, а не один, двести сорок хорошо оборудованных ульев и небольшой дом, который он построил в основном своими руками. Он женился в двадцатилетнем возрасте, и, если не считать того, что они с женой девять с лишним лет ждали ребенка, все у них было удачно. Словом, все шло хорошо, пока не появилась эта странная девочка и не стала доводить их до безумия, отказываясь есть как следует и теряя в весе каждый день.

Алберт оторвался от журнала и подумал о своей дочери.

Этим вечером, например, когда она открыла глаза в самом начале кормления, он заглянул в них и увидел что-то такое, что до смерти его напугало, — взгляд какой-то затуманенный, отсутствующий, будто глаза и вовсе не соединены с мозгом, а просто лежат себе в глазницах, словно пара серых стеклянных шариков.

Да много они понимают, эти врачи!

Он придвинул к себе пепельницу и принялся медленно выковыривать спичкой пепел из трубки.

Можно, конечно, отвезти ее в другую больницу, где-нибудь в Оксфорде например. Надо будет сказать об этом Мейбл, когда он поднимется наверх.

Он слышал, как она двигается в спальне, но она, видимо, уже сняла туфли и надела тапки, потому что звук шагов был слабый.

Алберт снова переключил свое внимание на журнал и продолжил чтение. Закончив читать статью под названием «Из опыта борьбы с нозематозом», он перевернул страницу и глянул на следующую — «Последние новости о маточном желе». Едва ли здесь будет что-то такое, чего он еще не знает.

Что это за чудесное вещество, называемое маточным желе?

Он взял жестяную коробку с табаком, лежавшую на столе, и стал набивать трубку, не отрываясь от чтения.

«Маточное желе — особый продукт, выделяемый железистыми клетками пчел-кормилиц для питания личинок, как только они выводятся из яйца. Глоточные железы пчел вырабатывают это вещество практически по той же схеме, что и молочные железы позвоночных — молоко. Этот факт представляет значительный биологический интерес, потому что никакие другие насекомые в мире не обладают, насколько известно, подобным свойством».

Все это давно известно, сказал он про себя, но за неимением другого занятия продолжал читать.

«Маточное желе дается в концентрированном виде всем личинкам пчел в первые три дня после их появления на свет, но для тех, кому суждено стать трутнем или рабочей пчелой, к этому ценному продукту добавляется мед и цветочная пыльца. С другой стороны, личинки, которым суждено стать матками, в продолжение всей личиночной стадии своего развития усиленно питаются чистым маточным желе. Отсюда и его название».

В спальне над ним звук шагов прекратился. В доме все стихло. Алберт чиркнул спичкой и поднес ее к трубке.

«Маточное желе — вещество огромной питательной ценности, ибо, питаясь только им, личинка пчелы медоносной за пять дней увеличивает свой вес в тысячу пятьсот раз».

Наверное, так и есть, подумал он, хотя никогда раньше почему-то не задумывался о том, насколько прибавляет в весе личинка по мере роста.

«Ребенок семи с половиной фунтов за это время прибавил бы в весе до пяти тонн».

Алберт Тейлор остановился и снова прочитал это предложение.

Потом прочитал в третий раз.

«Ребенок семи с половиной фунтов…»

— Мейбл! — закричал он, вскакивая с кресла. — Мейбл! Иди сюда!

Он выскочил в холл и, остановившись у лестницы, стал ей кричать, чтобы она спустилась.

Ответа не было.

Он взбежал по лестнице и включил на площадке свет. Дверь спальной была закрыта. Он пересек площадку, открыл дверь и заглянул в темную комнату.

— Мейбл, — позвал он. — Ты можешь спуститься вниз? У меня появилась идея насчет нашей малышки.

Лампа на площадке у него за спиной бросала слабый свет на кровать, и он смутно увидел ее, лежавшую на животе. Лицо было зарыто в подушку, а руками она обхватила голову. Она опять плакала.

— Мейбл, — сказал Алберт, дотрагиваясь до ее плеча. — Пожалуйста, спустись вниз. Это может быть очень важно.

— Уходи, — сказала она. — Оставь меня одну.

— Ты разве не хочешь узнать, что у меня за идея?

— О Алберт, я устала, — сквозь слезы проговорила она. — Я так устала, что вообще ничего не соображаю. Я больше так не могу. Мне не выдержать.

Наступило молчание. Алберт медленно подошел к кроватке, в которой лежал ребенок, и заглянул в нее. Было слишком темно, чтобы разглядеть лицо девочки, но, наклонившись, он услышал, как она дышит, — очень слабо и быстро.

— Когда ты будешь в следующий раз ее кормить? — спросил он.

— Часа в два.

— А потом?

— В шесть утра.

— Я сам покормлю ее, — сказал он. — А ты спи.

Она не отвечала.

— Забирайся в постель, Мейбл, и усни, хорошо? И не изводи себя. Следующие двенадцать часов я буду кормить ее сам. Ты доведешь себя до нервного истощения, если и дальше будешь так волноваться.

— Да, — сказала она. — Я знаю.

— Я беру соску, будильник и сейчас же ухожу в другую комнату, а ты ложись, расслабься и забудь о нас. Хорошо?

Он уже катил кроватку к двери.

— О Алберт, — всхлипнула Мейбл.

— Ни о чем не волнуйся. Я все сделаю сам.

— Алберт…

— Да?

— Я люблю тебя, Алберт.

— Я тоже тебя люблю, Мейбл. А теперь спи.

Алберт Тейлор увидел свою жену снова около одиннадцати часов утра.

— О боже! — кричала она, сбегая по лестнице в халате и тапках. Алберт! Ты только посмотри на часы! Я проспала, наверное, не меньше двенадцати часов! Все в порядке? Ничего не случилось?

Он молча сидел в кресле с трубкой и утренней газетой. Ребенок лежал на полу у его ног в переносной кроватке и спал.

— Привет, дорогая, — улыбаясь, сказал он.

Мейбл подбежала к кроватке и заглянула в нее.

— Она что-нибудь ела, Алберт? Сколько раз ты ее кормил? В десять часов ее еще раз нужно было покормить, ты не забыл?

Алберт Тейлор аккуратно свернул газету и положил на столик.

— Я кормил ее в два часа ночи, — сказал он, — и она съела что-то с пол-унции. Потом я кормил ее в шесть утра, и она уже справилась с большей порцией, съев две унции…

— Две унции! О Алберт, это просто здорово!

— А десять минут назад мы еще раз поели. Вон бутылочка на камине. Осталась только одна унция. Она выпила три. Как тебе это нравится?

Он гордо улыбался, довольный своим достижением.

Его жена быстро опустилась на колени и посмотрела на ребенка.

— Разве она не лучше выглядит? — нетерпеливо спросил он. — Посмотри, какие у нее пухлые щечки!

— Может, это и глупо, — сказала Мейбл, — но мне действительно кажется, что это так. Ах, Алберт, ты просто волшебник. Как тебе это удалось?

— Опасность миновала, — сказал он, — вот и все. Как и предсказывал доктор, самое страшное позади.

— Молю Бога, что это так, Алберт.

— Конечно, так. Вот увидишь, как быстро она будет теперь поправляться.

Женщина с любовью смотрела на ребенка.

— Да и ты гораздо лучше выглядишь, Мейбл.

— Я чувствую себя прекрасно. Прости меня за прошлый вечер.

— Давай-ка поступим так, — сказал он. — Теперь я буду кормить ее по ночам. А ты днем.

Она взглянула на него и нахмурилась.

— Нет, — сказала она. — Нет, этого я тебе не позволю.

— Я не хочу, чтобы у тебя случился нервный срыв, Мейбл.

— Ничего не случится, к тому же я хорошо выспалась.

— Будет гораздо лучше, если мы разделим обязанности.

— Нет, Алберт. Это моя обязанность, и я буду выполнять ее. То, что было этой ночью, больше не повторится.

Наступило молчание. Алберт Тейлор вынул трубку изо рта и повертел ее в руках.

— Хорошо, — сказал он. — В таком случае я освобожу тебя от дополнительной работы, вот и все, — буду стерилизовать бутылки, например. Может, хоть это тебе немного поможет.

Она внимательно посмотрела на мужа, недоумевая, что это с ним вдруг произошло.

— Видишь ли, Мейбл, я вот о чем подумал…

— Да, дорогой?

— До вчерашнего вечера я и пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе с ребенком.

— Неправда.

— Нет, правда. Поэтому я решил, что отныне буду выполнять свою часть работы. Я буду готовить для нее молочную смесь и стерилизовать бутылки. Хорошо?

— Очень мило с твоей стороны, дорогой, но думаю, совсем не обязательно…

— Не говори так! — вскричал он. — К чему все портить? Последние три раза я ее кормил, и ты только посмотри, каков результат! Когда следующее кормление? В два часа, так ведь?

— Да.

— У меня все готово, — сказал он. — И в два часа тебе нужно будет лишь сходить в кладовку, взять смесь с полки и подогреть. Разве это не помощь?

Она поднялась с коленей и поцеловала Алберта в щеку.

— Ты такой добрый, — сказала она. — С каждым днем я люблю тебя все сильнее и сильнее.

Днем Алберт возился на солнце среди ульев. Вдруг он услышал, как жена зовет его из дома.

— Алберт! — кричала она. — Алберт, иди сюда!

Она бежала к нему по траве, усеянной лютиками.

Он бросился ей навстречу, недоумевая, что могло произойти.

— О Алберт! Отгадай, что случилось!

— Что?

— Я только что ее кормила, и она все съела!

— Не может быть!

— До капли! О Алберт, я так счастлива! Она поправляется! Опасность миновала, как ты и говорил!

Она обвила его шею руками и стиснула в объятиях, а он стоял и похлопывал ее по спине, смеялся и говорил, какая она замечательная мать.

— Ты придешь посмотреть, когда я буду ее кормить, может, она опять поест, а, Алберт?

Он сказал ей, что ни за что этого не пропустит, и она снова рассмеялась, потом повернулась и побежала к дому, подпрыгивая и что-то напевая.

В воздухе повисло некоторое напряжение, когда настало время шестичасового кормления. К половине шестого оба родителя уже сидели в гостиной, ожидая этой минуты. Бутылочка с молочной смесью стояла на камине в кастрюле с теплой водой. Ребенок спал в переносной кроватке на диване.

Без двадцати шесть девочка проснулась и закричала во все горло.

— Вот видишь! — воскликнула миссис Тейлор. — Она просит есть. Быстро бери ее, Алберт, и неси ко мне, но сначала дай-ка бутылку.

Он протянул жене бутылку, а потом положил ребенка ей на колени. Мейбл осторожно коснулась губ ребенка концом соски. Девочка стиснула соску деснами и начала жадно высасывать содержимое бутылки.

— О Алберт, разве это не здорово? — смеясь, сказала счастливая мать.

— Потрясающе, Мейбл.

Минут через семь-восемь содержимое бутылки исчезло в горле ребенка.

— Ты умница, — проговорила миссис Тейлор. — Четырех унций как не бывало.

Алберт Тейлор склонился над девочкой и внимательно посмотрел ей в лицо.

— Знаешь что? — сказал он. — Похоже, она уже и в весе прибавила. Как ты думаешь?

Мать глянула на девочку.

— Тебе не кажется, Мейбл, что она выросла и пополнела по сравнению с тем, какой была вчера?

— Может, и так, Алберт, я не знаю. Хотя скорее всего вряд ли за такое короткое время можно прибавить в весе. Главное, она нормально поела.

— Опасность миновала, — повторил Алберт. — Думаю, тебе не следует теперь за нее волноваться.

— Я и не собираюсь.

— Хочешь, я схожу наверх и переставлю кроватку в нашу спальню, Мейбл?

— Да, сделай это, пожалуйста, — сказала она.

Алберт поднялся наверх и передвинул кроватку. Жена последовала за ним вместе с ребенком. Сменив пеленки, она бережно уложила девочку в кровать. Потом накрыла ее простыней и одеялом.

— Ну разве она не хороша, Алберт? — прошептала Мейбл. — Разве это не самый прекрасный ребенок, которого ты видел в своей жизни?

— Оставь ее, Мейбл, — сказал он. — Иди вниз и приготовь нам что-нибудь на ужин. Мы его оба заслужили.

Поужинав, родители устроились в креслах в гостиной — Алберт со своим журналом и трубкой, миссис Тейлор с вязаньем. Однако по сравнению с тем, что происходило накануне вечером, это была совсем другая картина. Напряжение исчезло. Красивое продолговатое лицо миссис Тейлор светилось от радости, щеки розовели, глаза ярко блестели, а на губах застыла мечтательная умиротворенная улыбка. Поминутно она отрывала глаза от вязанья и с любовью глядела на мужа. А то и вовсе переставала стучать спицами и сидела совершенно неподвижно, глядя в потолок, прислушиваясь, не слышится ли наверху плач или хныканье. Но там было тихо.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-08-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: