Шестеро из четырех минут




Утром в день комптонской мили мы ходили по магазинам. В полдень я отдыхал в номере и позволил себе лишь легкую закуску.

На соревнования мы поехали, прихватив Кэри Вейзигера. По дороге я впервые серьезно задумался, что значат для меня эти соревнования. Я чувствовал себя несколько озабоченным, так как в последнее время мало тренировался. Правда, я был вполне уверен, что смогу сильно финишировать, но Битти стартовал вновь, и было неприятно думать, что он может выйти победителем. «Если выиграю я, с Битти будет покончено,– думалось мне,– но если повезет ему, тогда последнее слово за ним, а это публика помнит лучше всего».

На протяжении всей дистанции темп бега был высок. За 500 или 600 ярдов до финиша Вейзигер вышел вперед, и я последовал за ним. Я намеревался повысить скорость за 220 ярдов, но на той отметке обнаружил, что не могу этого сделать. Все-таки мне каким-то образом удалось обойти Кэри сразу после 1500 м, которые он прошел с новым американским рекордом. Я продержался на прямой и, к своему удивлению, показал на финише 3.55,0. Битти был вторым с результатом 3.55,5. Вейзигер был сзади него на две десятых, и Битти продемонстрировал, как хорошо он может бороться на финише. В этом забеге впервые в истории сразу шесть бегунов вышли из четырех минут. И впервые же за все пребывание в Америке меня стали осаждать любители автографов. Я уже думал, что автографов в этой стране не собирают.

В тот же вечер мы были приглашены на большой ужин, где было около тысячи человек. Я провел время в разговорах о легкой атлетике. Когда мы отправились слать, была половина третьего ночи. На следующий день я чувствовал себя настолько уставшим, что сумел пробежать лишь 15 минут трусцой вместо 30 по плану.

Часто мне очень хочется узнать, что же сказал Дайрол Берлесон журналисту, напечатавшему перед комптонской милей статью под заглавием «Берли рассчитывает расправиться со Снеллом». Там мелким шрифтом сообщалось, что Берлесон, как он сказал, готов и будет бороться за победу. Позднее я видел записку, которую Берлесон отправил этому репортеру. Он предлагал ему прийти повидаться. Я думаю, Берли задал ему хорошую головомойку за этот заголовок.

 

Разрыв с Артуром

Конец поездки был, к сожалению, испорчен разрывом с Артуром. Это событие широко освещалось в прессе.

Как только я прибыл в Окленд, передо мной положили газету, в которой заглавными буквами утверждалось, что Артур не намерен больше работать со мной.

Такому состоянию дел я был в значительной степени обязан одному репортеру – любителю сенсаций, который обратил внимание Артура на статью в известном американском спортивном журнале. В этой статье было сказано, что я будто бы лишь подыгрываю Артуру в его тренировочной методике, хотя теперь уже знаю о тренировке на средние дистанции больше, чем он сам. Оскорбленный Артур, будучи Артуром, безоговорочно заявил, что не желает более со мной сотрудничать.

В этот разрыв, грозивший положить конец нашей столь плодотворной связи, несомненно, внесли свой вклад и мелкие инциденты, которые возникали у нас и прежде.

Нельзя было не признать, что Артур переменился в последние годы. Я также переменился. Естественно, наши отношения не могли быть такими же, какими они были с самого начала. У меня было свое «я», и временами очень обижало то, что я не мог его проявить, Артур, по-видимому, либо не понимал, либо игнорировал это.

Я сказал в том злополучном интервью в Америке, что я очень благодарен Артуру за преподанные мне основы тренировки в беге на выносливость, развитие которой есть основа системы Лидьярда. Я сказал также, что, выполняя скоростную работу, я знаю ее последствия для себя, и что касается лично моей тренировки, то знаю о ней немножко больше, чем он. Одна из причин, почему я так сказал, заключалась в том, что Артур раньше включал в наш тренировочный план три месяца работы на дорожке. На опыте своих спортсменов теперь он снизил этот срок до двух месяцев.

Мы с Артуром хорошо ладили, пока он был только учителем, а я только учеником. С этого мы начали. Наши характеры были весьма различны, и это было ясно с самого начала, однако всякие трения исключались, потому что мне было нужно у него научиться всему, что он знал. Собственных взглядов на тренировку я в то время не имел.

Однако даже тогда, когда я научился настолько, что почувствовал себя в состоянии принимать собственные решения, Артур, мне кажется, продолжал видеть во мне только ученика. Он не хотел замечать, что я завоевал независимость. Я уверен, что во многих отношениях мы не подходили друг к другу. Мюррей говорит, что мы с Артуром подобны двум полюсам, и, вероятно, это правильно. То обстоятельство, что мы оба стали иными, не изменило картины. На заре нашего сотрудничества я доводил себя до изнеможения, потому что так нужно было Артуру, но теперь, когда я встал на ноги и обрел независимость, это нужно было мне.

Возвращаясь к упомянутой проблеме скоростной работы, я должен объяснить, что Артур, разработав наиболее приемлемый способ приобретения общефизической подготовленности и выносливости, после различных экспериментов включил в свою тренировочную систему программу скоростного бега, и именно эту программу я лично считаю гораздо менее важной и ценной, чем та часть его системы, которая дает общефизическую подготовленность и выносливость.

Тренеры за границей склонны до деталей входить во все аспекты скоростной работы, видя в них ключ к успеху, однако я считаю, что на самом деле любая форма скоростного бега, приучающая к темпу соревнований на специфическую дистанцию, годится для приведения бегуна в форму. Если, конечно, фундамент общефизической подготовленности и выносливости уже заложен. Естественно, спортсмен должен понимать, что с ним происходит, когда он выполняет эту работу.

Я убедился в своей правоте на опыте подготовок к сезону 1962 года, когда уже в первую неделю скоростной работы и только после двух недель тренировки по кругу я был в состоянии пробежать три четверти мили за 3.04,0. А после трех недель тренировок, прерываемых состязаниями, я пробегал милю за 4.01,5.

Когда Артур впервые выдвинул свои тренировочные методы, они резко расходились с общепринятыми. Тогда считали, что тренировка должна быть легкой и не перегружать организм бегуна. Часто такая ненаправленная работа заканчивалась бутылкой крепкого портера. Конечно, в то время многие скептически относились к идеям Артура. Я же, несмотря на свои расхождения с ним, нисколько не сомневаюсь в исключительной ценности его системы. Я заявляю только, что поскольку эта система касается лично меня, то приспособление ее к моим особенностям делает ее еще эффективней.

Все же спустя некоторое время после этого публичного разрыва мы с Артуром совершили двухнедельное турне по Новой Зеландии с чтением лекций. Повсюду сильно удивлялись, что мы не собираемся бросаться друг на друга с кулаками.

Это совместное турне многим прояснило существо дела, и люди поняли, что наши недоразумения были раздуты прессой. Полного согласия между нами не было, но не было и столь больших расхождений, как большинство полагало.

Это турне, в котором мы выступали по нескольку раз в день в различных городах и на различных собраниях, плохо увязывалось с тренировкой. Ритм моей жизни был нарушен, а вместе с ним были расстроены и тренировочные планы. Правда, мне удалось уже однажды в спешном порядке войти в форму – к соревнованиям в США, однако в настоящее время я уже не чувствовал себя подготовленным. В те дни я не оценил в должной степени необходимость снова пройти фундаментальную подготовку. Я даже соблазнился возможностью защитить свое звание чемпиона страны по кроссу, однако эту идею пришлось выбросить из головы, когда я на ежегодных командных состязаниях по кроссу пришел тридцатым. Год назад я в этом соревновании был победителем.

Моя тренировка была эпизодической частью из-за необходимости приспосабливаться к семейной жизни, частью из-за разрыва с Артуром и, наконец, из-за перерывов в ежедневной тренировочной программе, поддерживать которую в напряженной тренировке очень важно для спортсмена.

Сезон 1964 года начался для меня 21 октября 1963 го да выступлением на милю в Местертоне. В то время моя тренировка по холмам была в самом разгаре. Миля в Местертоне была организована с участием австралийца Рона Кларка, Джона Дэвиса и обещала быть крупным соревнованием. В этом состязании особенно отличился Джон, а я был единственным бегуном, не показавшим ничего хорошего.

Джон выиграл забег с отличным для начала сезона временем – 4.06,0, на 20 ярдов впереди Рона (4.09,0) и на 40 впереди меня (4.12,0). К счастью, перед началом соревнований я оставил для себя лазейку, сказав, что надеюсь показать 4.15,0, или лучше и что вне зависимости от исхода встречи я рассматриваю ее как часть своей тренировки. Я продемонстрировал искренность своего за явления, проделав сразу же после состязания хорошую 15-мильную пробежку.

Рон, пробежавший после мили еще три мили с хорошим временем – 13.48,0, присоединился ко мне на следующий день. Мы пробежали 20 миль. Я не думал тогда, что вскоре, в том же сезоне, Рон станет мировым рекордсменом на 10 000 м и 6 миль, а позднее на три мили и 5000 м.

Тем временем Джон организовал встречу в Токороа, центре знаменитых лесных участков острова Северный. Эту встречу финансировала «Нью Зиленд Форест продактс», компания, где Джон работал. Чтобы придать соревнованиям международный характер, из Австралии был приглашен Тревор Винсент, хорошо подготовленный на милю, хотя более известный как бегун на 3000 м с препятствиями.

Погода не благоприятствовала состязанию и в особенности не годилась для меня. Моя сила – в энергичном толчке, благодаря которому я могу бежать размашистым шагом. На твердой поверхности я чувствую себя точно на пружинах, но на сырой я увязаю. Соревнование выиграл снова Джон Дэвис, и на этот раз я отстал от него на целую прямую. Даже учитывая, что погода была более неблагоприятной для меня, чем для Дэвиса, я не мог не чувствовать его превосходства в тот вечер, когда он, хорошо подготовленный, бежал перед своей публикой.

Это поражение вместе с неудачей в Местертоне создало для меня значительные трудности. Сторонники Артура, намекая на наш разрыв, уже многозначительно говорили «ага».

Спустя десять дней я снова стоял на старте рядом с уверенным в себе Джоном. На этот раз соревнования были организованы «Краун Линн Поттериз». Теперь у меня было немножко больше шансов на победу, чем у Джона, потому что мы состязались на 1000 м. На стадионе собралась огромная толпа, и я думаю, что большая часть публики пришла, чтобы приветствовать нового чемпиона.

Мы прошли половину мили за 1.50,0, довольно близко к графику мирового рекорда. Перед состязанием было объявлено, что мировой рекорд может пасть. Джон вел бег и, как только мы прошли полмили, начал спринт.

Я бежал вплотную к его плечу, готовый к поединку на последней прямой, как вдруг неожиданно моя левая рука задела его ногу, и Джон растянулся на земле, почти на том же самом место, что и Ривз в свое время.

По инерции я прошел мимо него, но тут же импульсивно сбавил скорость бега, сознавая, что Джон лежит на дорожке по моей вине. Джон поднялся, продолжил бег и выиграл соревнование. Я пришел на финиш трусцой вслед за Бобом Гамильтоном. Само собой разумеется, о хороших результатах не могло быть и речи.

Хотя вплоть до несчастного падения темп бега был довольно высок, я все же не чувствовал себя в форме. Это подтвердилось и в Нельсоне, где я пробежал полмили всего за 1.52,0. Однако у меня не оставалось времени раздумывать над своим состоянием, потому что был уже конец января и в Новую Зеландию приехала американская команда бегунов – Кэри Вейзигер, С. К. Янг и Даррил Хорн. Ее турне начиналось соревнованиями в Вангануи.

В Вангануи я пробежал милю практически в одиночестве, показав 3.57,6. Мой старый соперник Билл Бейли смог удержаться за мной почти до самого финиша и впервые за свою долгую спортивную карьеру выбежал из четырех минут. В то время ему было 29 лет. Вейзигер пришел третьим, и было очевидно, что ему придется еще пробежать один-два раза, прежде чем он войдет в форму.

Неожиданно я наконец обрел себя. Эта миля привела меня в норму. Спустя два дня я отправился в Гисборн на ленч в «Ротари-Клуб». До этого я согласился принять участие в еженедельной клубной встрече и сказал, что, возможно, проведу показательное выступление. Я рассчитывал провести бег без особого напряжения, так как через два дня после этого мне предстояли новые международные состязания.

Однако когда я прибыл в оклендский аэропорт и увидел там барьеристку Эвис Макинтош, у меня возникло тяжелое предчувствие. Она сказала мне, что тоже летит на соревнования в Гисборн. Это показалось мне странным. Мой проезд оплачивался ассоциацией в Нейпире, потому что из Гисборна я должен был поехать туда на международную встречу. Но каким образом, размышлял я, Гисборн может платить за проезд Эвис, если это только соревнования местного клуба?

Мои сомнения усилились, когда мы прибыли в Гисборн и я увидел выставленные в витринах магазинов афиши, приглашающие зрителей на соревнования.

Когда же я увидел пятитысячную толпу на стадионе, мне стало ясно, что это за «клубная встреча». Такая реклама и такая толпа зрителей означали, что я должен был распроститься с намерением совершить легкую пробежку, скажем, за 1.56,0.

Забег был гандикапированный, и мне пришлось пробежать первый круг за 54 секунды, прежде чем я достал лидеров. Затем я несколько сбавил темп, но за 220 ярдов до финиша сделал энергичный рывок и пришел к ленточке с результатом 1.50,8. После всех моих сомнений и предчувствий я был доволен, что бег оказался для меня легким.

На следующее утро я отправился поездом в Вейроа, чтобы присутствовать на другой клубной встрече. Здесь мне также предстояло показательное выступление. Я снова был настроен провести состязание с как можно меньшей затратой сил, но, поскольку местные бегуны были полны решимости бороться со мной, мне пришлось сначала пробежать 100 ярдов за 10,2 (мой лучший результат на эту дистанцию), а затем полмили за 1.54,0.

Во время этого забега я довольно плохо почувствовал себя на втором круге. Я отнес это недомогание на счет предшествующего выступления в Гисборне и больше о нем не думал. Прилетел в Нейпир, сделал пробежку и отправился отдыхать в отель. Около 6 часов вечера меня опять начало поташнивать, как и во время пробежки в Вейроа, но на этот раз у меня быстро развились все симптомы легкой дизентерии. Хозяин отеля рекомендовал мне брэнди и портвейн, но эти средства, может быть и хорошие для других, на меня не оказали никакого действия.

Я должен был выступать на полмили против Кэри и Джона. Я спустился на дорожку и объяснил судьям, что чувствую себя плохо и если во время разминки мне не станет лучше, то участвовать в соревновании не смогу. Разминку я начал чувствуя крайнюю слабость, а в конце ее мне стало еще хуже. Незадолго до старта я решил, что мне лучше не бежать, и подошел сказать об этом организатору соревнований. «Конечно,– ответил он,– Однако мы должны вызвать доктора, чтобы снять с себя ответственность за ваш отказ».

Позвали врача, и тот, осмотрев меня, взялся прощупать мой пульс. К тому времени я уже размялся и поэтому немало подивился, размышляя, что может сказать доктору мой пульс. Я объяснил свое самочувствие и признаки болезни и был ошарашен, когда он сделал предположение, что мое недомогание – результат естественного волнения перед стартом. «Не будет абсолютно никакого вреда,– добавил он,– если вы возьмете старт. В конце концов, если появится недомогание, можно прекратить бег».

Приговор был вынесен в присутствии организатора, и мне не оставалось ничего другого, как согласиться на предложение. Тем не менее я решительно заявил, что стартую против своей вопи.

Мне удалось продержаться первую половину дистанции, а затем меня так скрутило, что я едва закончил бег. Я с трудом выиграл у местного бегуна... предпоследнее место. Мой результат был 1.55,7.

Организатор соревнования решил объяснить ситуацию публике через микрофон. Желая угодить одновременно и мне и публике, он совершенно испортил все дело, заявив, что я чувствовал себя крайне плохо и согласился бежать лишь только для того «чтобы не обидеть дорогих зрителей».

Немедленная реакция стадиона была такова: «Снелл – идиот».

Мне потребовался не один день, чтобы избавиться от последствий этого неосторожного поступка.

Мой врач в Окленде, узнав от меня всю историю, всплеснул руками. «Бежать в этом состоянии,– сказал он,– было самым худшим из всего, что можно было подумать».

Лечение, в котором я нуждался, было как раз противоположным – полный покой.

Следующее важное состязание состоялось на милю в Окленде спустя полторы недели. Из-за того, что в этом сезоне я еще не имел удовольствия побить Джона, я, понадеявшись на полное выздоровление, согласился бежать. С приближением соревнования в прессе стали много писать о нем, и теперь пути назад уже не было. Однако все, что я мог себе позволить, был бег трусцой. Я избегал напряженной тренировки, отчаянно надеясь на то, что все будет в порядке. Но мои надежды не сбылись.

Это было еще одно соревнование, в котором мне не следовало участвовать, хотя в известном смысле оно пошло мне на пользу. Оклендцы никогда не видели меня побитым в крупных соревнованиях, но на этот раз 25 тысяч человек стали свидетелями моего поражения. До них дошло наконец, что я только человек, а не машина. Однако было очень неприятно видеть на финише фоторепортеров, лихорадочно фиксирующих на финише порядок прибытия бегунов. Я закончил бег далеко позади Джона и Кэри. Было горько сознавать, что я впервые в жизни не смог победить перед столь многочисленной толпой собственных болельщиков.

В тот день стояла жара, и после первых 220 ярдов я понял, что поражение неизбежно. Я надеялся, что в условиях состязания смогу подстегнуть себя, но этого не случилось. Я с трудом волочил ноги, в то время как другие увеличивали темп бега. Наконец я совсем сдал. Я больше ничем не мог подстегнуть себя. Мой результат 4.07,9 был на десятую секунды хуже, чем в Токороа.

Я выиграл чемпионат Окленда на полмили и удержал свое звание чемпиона на первенстве страны, показав 1.53,8. На финишной прямой я с трудом не дал себя обойти. Это была самая бесцветная из моих побед.

Эти результаты были причиной того, что мои шансы не предстоящих в конце сезона Олимпийских играх котировались очень низко. Я знал, что за рубежом будут судить обо мне по результатам и по местам, которые я занимаю на соревнованиях. А что касается таких факторов, как заболевание или недостаточная подготовленность, то они даже в Новой Зеландии не очень-то принимались в расчет.

Джон, хотя и не показавший во время турне результата лучше четырех минут на милю, считался бегуном, за которым будущее, моим преемником и новой надеждой страны на Олимпиаде в Токио.

Такие вещи весьма обычны для спорта. Публика склонна очень быстро забыть или презреть тех спортсменов, которые не оправдали ее надежд. Как только вы перестаете побеждать, о вас забывают. Вас смахивают со счета. Во мне такая реакция породила безудержную решимость доказать, что люди заблуждаются относительно меня. Пусть Джон продолжает быть олимпийской надеждой.

Но я еще не сошел со сцены.

 

Подготовка к Токио

В марте нас с Артуром пригласили в Южную Африку. Мы путешествовали с женами. Соревнования, в которых я участвовал, не отмечались упорной борьбой, и поэтому наше турне было скорее отдыхом, чем работой.

Мы возвратились в Новую Зеландию всего за четыре дня до соревнований в Оуэйрейке. Здесь мне предстояло встретиться с Джоном Дэвисом. Чувство уверенности, ранее сопутствовавшее мне, сменилось волнением за исход предстоящего состязания. Меня не сбрасывали со счета, и всеобщее мнение было таково, что мне уже непростительно проигрывать Джону. Артур считал, что Джон вполне подготовлен, чтобы побить мой мировой рекорд на милю.

Должно быть, Джон чувствовал то же самое. Он и Билл поочередно вели бег, и Джон сделал финишный рывок очень рано, что было на него не похоже. Я, настроенный лечь костьми, но не пропустить Джона к ленточке, покрыл брешь и окончательно достал его за 220 ярдов до финиша. К моему безграничному удовлетворению, я был первым, показав 3.58,5. Его результат – 3.58,6. Само собой разумеется, в глазах публики, склонной прощать столь же легко, как и забывать, я был немедленно реабилитирован и с легким сердцем включился в подготовку к Олимпиаде в Токио с надеждой на золотую медаль.

Я чувствовал, что раз победил Джона с таким временем, имея лишь незначительную подготовку, есть все возможности улучшить результат на пять-шесть секунд, если я изрядно потренируюсь в течение пяти или шести месяцев. Я включился в тренировку, уверенный в себе, свободный от недомоганий и неприятных предположений, что Джон сильнее меня. Я сознавал, что мне в первую очередь нужно набегать как можно больше миль. Ключом к Токио могла быть только выносливость.

Я начал бегать по два раза в день – полчаса утром и полтора часа вечером,– рассчитывая как можно быстрее достигнуть 100 миль в неделю. Я добрался до этого уровня спустя две недели. В это время я тренировался с Барри Мэги, который был идеальным компаньоном благодаря своей способности поддерживать нужный темп и увеличивать его тогда, когда его партнер этого желает.

Я не мог никогда пробегать по 100 миль в неделю более чем три недели подряд, но за эти 10 недель я набрал 1012 миль, самый большой объем бега на выносливость, который я когда-либо проходил. Тренируясь в эти 10 недель, я взял себе за правило пробегать каждое воскресенье по 22-мильной трассе Вайатаруа, невзирая на содержание своей тренировки в течение недели. Это была настолько важная часть программы подготовки, что я не мог ею пренебречь.

Я выходил на этот уровень выносливости осторожно, постоянно избегая быстрого бега. На основании личного опыта я очень хорошо знал, что быстрый бег может быть причиной многих расстройств, например, таких, как травмы ног.

Я истратил кучу денег на туфли, концентрируясь исключительно на увеличении объема медленного бега. Я не думаю, что за это время пробегал когда-нибудь милю быстрее чем за шесть минут, хотя по мере того как я становился более сильным и выносливым, скорость бега, естественно, возрастала.

Сначала я проходил 15 миль за 1 час 45 минут. Спустя шесть недель я пробегал 15 миль за 1 час 30 минут, а 18 миль за 1 час 52 минуты. За этот же период время пробежки по трассе Вайатаруа сократилось от 2 часов 25 минут до 2 часов 15 минут. Однажды я показал даже 2 часа 12 минут. Я редко осуществлял две напряженные пробежки подряд. Если в один вечер я пробегал дистанцию в темпе шесть минут миля, то в следующий раз я шел уже в темпе семь минут миля. Я был намерен накапливать силу и выносливость, а не истощать их.

Для бега в дождь я купил себе специальную нейлоновую куртку, а когда было холодно, натирал ноги оливковым маслом. Я заботился о себе этой зимой более чем обычно, чтобы избежать мышечных травм. В прошлую зиму я нередко простуживался и болел гриппом. Это часто длилось две недели. Я начал регулярно принимать витамины. Сейчас было крайне важно не пропустить ни одного дня тренировки.

Пройдя подготовку в беге на выносливость, я включился в тренировку по холмам. Этот период продолжался шесть недель и закончился за девять недель до состязаний в Токио.

На этой стадии подготовки я планировал свое участие только на 1500-метровой дистанции. После Рима это был мой постоянный прицел. Я знал, что программа в Токио позволяет участие в дубле – на 800 и 1500 м, однако такая перспектива была для меня тогда далекой мечтой.

Я чувствовал, что мне не хватает прежней быстроты для бега на 800 м. Разумеется, многое зависело от того, какими будут мои противники из Северного полушария в сезоне 1964 года. Теоретически как бы хороши они ни были, я имел одно бесспорное преимущество. Они должны были выдержать суровый отбор в олимпийскую команду, а для этого войти в наилучшую форму уже в июле и августе и удерживать ее еще два месяца. Спортсмены из маленьких стран включаются в сборные гораздо легче и поэтому могут планировать свой пик спортивной формы точно к Играм, что же касается американцев и большинства европейцев, то у них настолько сильная конкуренция, что им нужно быть начеку гораздо раньше.

Тренировка по холмам проходила удивительно хорошо. Впервые я закончил ее без каких-либо помех. Под гору я бежал очень сильно, а на подъемах мои мышцы хорошо выдерживали возникавшее напряжение.

Тренировка на дорожке началась с разрешения проблемы, общей для нас всех. Снова мы долгое время искали подходящее место для быстрых пробежек, пока на конец не остановились на ипподроме в Александр-парк Рейсвей, где дорожка длиной 1 км была сделана из известняка. Мы уже бегали по этой дорожке летом, тогда она была слишком твердой. Теперь, однако, она из-за обильных дождей пришла в превосходное состояние.

Моя работа на дорожке началась потрясающей серией 20 по 440 ярдов в среднем за 62,5 секунды. Я рассчитывал пробежать отрезок в среднем за 65 секунд или около того и почувствовал себя по-настоящему окрыленным, узнав, что столь быстро смог войти в ритм быстрого бега. Я поддерживал в себе уверенность, выполняя огромное количество спринтерской работы на коротких отрезках.

Отбор в команду на этот раз не вызвал никаких волнений. В отличие от Римской олимпиады, когда я волновался за свое избрание, на этот раз мое участие было само собой разумеющимся. Так же обстояло дело и у других бегунов. Официальное объявление состава олимпийской команды было чистой формальностью.

Я тщательно следил за выступлениями бегунов за границей. Я был хорошо осведомлен о своих соперниках. Когда в Соединенных Штатах проводились вторые отборочные соревнования, я даже прослушал репортаж по радио, чтобы узнать сильные и слабые стороны моих противников.

Перед отъездом мы провели контрольные прикидки в Окленде, но погода не позволила нам показать удовлетворительные результаты. Дул непрерывный ветер. Я планировал пробежать полмили за 1.52,0 и начал бег против ветра. Я бежал по длинному, километровому кругу, и ветер дул мне навстречу на протяжении всей первой половины дистанции. К тому моменту, когда он начал дуть в спину, мои ноги сделались ватными, и даже с помощью ветра я не смог пробежать оставшийся отрезок достаточно быстро. Я показал 2.02,0, на 10 секунд хуже, чем запланировал.

Теперь, вспоминая об этом, я все же думаю, что мне это было полезно – хотя бы одна неудачная прикидка. Эта прикидка плюс небольшая работа на коротких отрезках удивительно быстро привели меня в лучшее состояние.

Поэтому я был вполне удовлетворен течением тренировки и не беспокоился, если цепь ободряющих выступлений прерывалась неудачей. Я сознавал свои возможности, и пока результаты были с ними в согласии, мне не было нужно ничего другого. Я твердо верил, что если предварительная работа проделана добросовестно, конечный результат будет ее логическим следствием.

Перед отлетом на Игры команда собралась в Окленде. На этом собрании меня выбрали капитаном. Я тотчас решил, что не буду проявлять слишком большого усердия. Я опасался, что мои капитанские обязанности могут помешать мне в тренировке и состязаниях. К счастью, организаторы команды справлялись со своим делом хорошо, и большой работы по налаживанию связи между спортсменами и руководством команды не требовалось.

В Сиднее мы сделали первую остановку, что было мне не по душе. Я стремился в радушный Токио, настроенный на несколько серьезных прикидок. Все же в Сиднее был устроен ряд состязаний на 660 ярдов между Джоном и мной. Я чувствовал себя вполне свежим, так как в предыдущую неделю тренировался сравнительно легко, и решил пробежать первые 440 ярдов за 53 секунды, а затем удержать темп до финиша. Если Джон захочет обойти меня, будет борьба, и я не прочь узнать, что из этого получится.

Мы оба прошли четверть мили за 53 секунды, как и планировали, и вплоть до финиша я оставался первым. Результат 1.19,0 был весьма приличный при данных обстоятельствах. Тони Блю, один из наших будущих противников в Токио, наблюдал этот бег и не мог скрыть своего изумления. Джон выглядел в этой прикидке весьма впечатляюще. Он отстал от меня на финише лишь на несколько десятых секунды.

Время пролетело быстро, и мы, еще не успевшие устать от полета, уже пробирались сквозь волнистые облака и серую пелену Токио, погруженного в свой никогда не рассеивающийся смог. Японцы сразу же дали понять, что для удобства гостей будет сделано все возможное. Обычно таможенная процедура продолжительна и утомительна, но на этот раз все формальности были сведены к минимуму. Японские девочки прикололи к нашим лацканам яркие ленты, и нас тотчас окружила толпа фоторепортеров и журналистов. Мы были в Токио.

Прессу больше всего интересовали наши марафонцы и Билл Бейли. Глядя на них в окружении репортеров, можно было подумать, что они настоящие звезды команды. Год назад Билл и Джефф на маленькой олимпиаде (Имеются в виду соревнования «предолимпийской недели».– Прим. ред.) в Токио выиграли свои виды, и, кроме того, в Новой Зеландии с ними тренировались несколько японских марафонцев.

Я немало подивился тому, насколько переменился город с 1961 года. Даже не будучи хорошо сведущим в строительстве, я не мог не восхищаться огромной работой, которая была проделана, чтобы превратить Токио в город Олимпиады. От аэропорта в центр города вела новая монорельсовая дорога. Эта дорога и автотрасса, почти всюду подвешенная на огромных столбах, то ныряющая к самой земле, то стремительно уходящая в подземные туннели, были изумительны.

Олимпийская деревня не вызывала удивления. Сначала казалось, что она никак не может сравниться с римской, однако чем больше мы с ней знакомились, тем больше начинали ее ценить. Римская деревня была построена из кирпича и мрамора специально для Олимпийских игр. Японская деревня представляла собой бывшие армейские казармы, но далеко не плохие. К нашему приезду они были уже хорошо обжиты.

Работа японских строителей по окончательной подготовке деревни еще не была закончена. Японцы, не стесняясь, делали последние доработки, чтобы успеть к приезду основной части спортсменов, но вокруг все было и так уже готово. Лужайки и деревья и вся атмосфера были очень похожи на новозеландские.

Нам отвели место в спокойном уголке, примерно в половине мили от главного входа, однако совсем рядом от столовой и магазинов. С двух сторон нас окружали австралийцы, а сзади были японцы.

Ровер Уоткинсон и ребята из конной команды, прибывшие раньше нас, успели занять самые лучшие комнаты. Все же оставалось еще много очень хороших. Мы с Мюрреем попытались разместить спортсменов таким образом, чтобы соседи подходили друг другу по темпераменту. Мне досталась комната в верхнем этаже, а соседние комнаты заняли марафонцы Иван Китс и Барри Мэги. Внизу поместились Макс Карр, Артур и толкатель ядра Лес Миллз.

Токийская деревня имела одно очень важное преимущество перед римской: всего в 300 ярдах от наших квартир была разбита гаревая дорожка. В столовой спортсменов объединили более разумно, чем в Риме. Мы питались вместе с австралийцами, канадцами, испанцами и португальцами. В Риме нас кормили вместе со спортсменами из ОАР и Африки, и до тех пор, пока мы не потребовали организовать дело как положено, нам приходилось есть необычную для нас пищу.

Мы приехали в деревню к вечеру и, быстро переодевшись, выбежали на улицу в безрукавках и шортах для поисков нужной разминочной трассы. Попробовав дорожку и обежав вокруг различных строений, мы двинулись к большим воротам и, возглавляемые Джеффом Джулианом, направились в местный парк с замечательным лабиринтом бетонных и глиняных дорожек.

Это был Мейджи-парк, в центре которого находится великолепный храм. Парк выглядел совершенным для тренировок.

Однако мы немедленно встретились с трудностями. У входа нас остановил полисмен и знаками разъяснил, что в этом парке можно ходить, но не бегать. Сознавая, что мы нарушаем, должно быть, какие-то религиозные обычаи, мы поступили дипломатично – пошли пешком. Когда полисмен скрылся из виду, мы снова перешли на бег.

Мы провели великолепную 10-минутную пробежку по извилистым дорожкам парка. Было ясно, что это место сыграет не последнюю роль в нашей подготовке к Играм, поскольку мы планировали по крайней мере полчаса ежедневного бега до завтрака. И, невзирая на полисмена, мы продолжали использовать парк и в дальнейшем. По мере того как прибывали новые команды, в бег по дорожкам парка включалось все большее число спортсменов. Японцы махнули на нас рукой, я думаю приняв во внимание то обстоятельство, что было проще разрешить нам бегать по парку, чем возить неизвестно куда по перегруженным транспортом улицам.

 

Последние прикидки

В первые дни пребывания в Японии я испытывал какое-то болезненное ощущение. На меня давило все, начиная с плохой погоды и кончая непривычной для меня обстановкой, характерной для этой перенаселенной страны.

В четвертый день после приезда я слег в постель, у меня поднялась температура, и я почувствовал слабость. На следующий день я легко побегал и решил постепенно войти в прежний тренировочный режим, однако в этот период Джон Дэвис чувствовал себя отменно, и мне приходилось напрягаться, чтобы не отставать от него.

С горечью я думал о том, что если форме, обнаруживаемой на тренировке, можно верить, то Джон наверняка обыграет меня на 1500 м. Все мне представлялось в мрачных тонах, и я, размышляя о предстоящих соревнованиях, не принимал в расчет, что на состязаниях кроме тренированности многое определяет темперамент спортсмена, что способность человека показывать чуточку лучшие результаты в борьбе у каждого различна, и, наконец, я совершенно не оценивал того факта, что я только-только выздоравливаю и что недомогания поглотили большую часть моей энергии. Словом, я переживал невеселое время.

Даже после прикидок на три четверти мили за 2.56,0 и спустя несколько дней на милю за 4.02,0 я не порадовался, чувствуя, что работаю на пределе, в то время как Джон бежит с хорошим запасом. Он выглядел исключительно хорошо подготовленным, и его уверенность в себе в этот период была беспредельна. У меня же не было никакой уверенности.

За семь дней до начала забегов на 800 м мы планировали провести прикидку и придавали ей огромное значение, рассматривая ее как физиологический и психологический стимул. На эту прикидку я вышел свежим, как на аналогичную прикидку перед Олимпиадой в Риме, так же за неделю до начала соревнований. Тогда на первом круге меня провел Барри Робинсон, и мы показали 51,5, а затем я финишировал, слегка сбавив темп на последних 200 м.

Сознавая, что Джон – мой главный противник, я не хотел просить его провести меня, как в свое время я просил Робинсона. Я получил бы в таком случае слишком большое преимущество перед Джоном, и мне это казалось не совсем честным. Я предложил две прикидки, где каждый будет лидировать по очереди, однако Джон и Артур дружески заверили меня, что не видят в этом ни какой нужды. Джон с радостью согласился провести меня на первых 400 м за 53 секунды, а уже после этого начать борьбу. Как я уже говорил, его уверенность в себе не знала границ.

Нас обоих несколько озадачило предложение Артура включить в эту прикидку американца Тома О'Хара, которому Артур помогал советами в тренировке. Артур аргументировал это предложение, сказав, что мы таким об разом будем знать, в какой форме находится О'Хара. Мы возразили ему, что и О'Хара, в свою очередь, тоже получит представление о нашей форме, но Артур все же настоял на сроем, и Том побежал вместе с нами.

Слухи о предстоящей прикидке каким-то образом просочились в олимпийскую деревню, и когда мы встали на старт, за нами наблюдала группа зрителей, среди которых было несколько наших будущих соперников, а так же Роже Мунс, приехавший на Игры от бельгийского телевидения, и олимпийский чемпион 1956 года в стипль-чезе английский журналист Крис Бретер. Мы хотели скрыть результаты и поэтому стартовали с начал



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: