Так говорил, и у всех возбудил он желание плакать.

Приятна также месть, потому что приятно до­стигнуть того, не достигнуть чего тяжело. Гневаясь, люди безмерно печалятся, не имея возможности ото­мстить, и, напротив, испытывают удовольствие, на­деясь отомстить. Приятно и побеждать, и это при­ятно не только для людей, любящих победу, но и для всех вообще, потому что в этом случае является мысль о собственном превосходстве, которого более или менее жаждут все. Если приятна победа, то от­сюда необходимо следует, что приятны и игры, где есть место борьбе и состязанию, потому что в них часто случается побеждать; сюда относятся игры в бабки, в мяч, в кости и в шашки. Точно то же можно сказать и о серьезных забавах: одни из них делаются приятными по мере того, как к ним при­выкаешь, другие же сразу доставляют удовольствие, например, травля собаками и вообще всякая охота, потому что, где есть борьба, там есть место и по­беде; на этом основании искусство тягаться по судам и спорить доставляет удовольствие тем, кто привык к подобному препровождению времени и имеет к нему способность.

Почет и добрая слава принадлежат к числу наи­более приятных вещей, потому что каждый вообра­жает, что он именно таков, каков бывает человек хороший, и тем более в том случае, когда [почести и похвала] воздаются со стороны лиц, которых мы считаем правдивыми. В этом случае люди, нам близ­кие, значат более, чем люди, нам далекие, и люди, коротко знакомые, и наши сограждане больше, чем люди, нам чужие, и наши современники больше, чем наши потомки, и разумные больше, чем неразумные, и многие больше, чем немногие, потому что есть более основания считать правдивыми перечислен­ных нами людей, чем людей, им противоположных. Раз человек с пренебрежением относится к какой-ни­будь категории существ (как, например, он относит­ся к детям или животным), он не придает никакого значения почестям со стороны их и доброй славе среди них, по крайней мере, ради самой этой славы, а если он и придает этим вещам значение, то ради чего-нибудь другого.

Друг также принадлежит к числу приятных [ве­щей], потому что, с одной стороны, приятно лю­бить: никто, кому вино не доставляет удовольствия, не любит его; а с другой стороны, приятно также и быть любимым, потому что и в этом случае у человека является мысль, что он хорош, а этого жаждут все способные чувствовать люди; а быть любимым — значит быть ценимым ради самого се­бя. Быть объектом удивления приятно уже потому, что с этим связан почет. Приятно также быть объек­том лести, приятен и льстец, потому что он — ка­жущийся поклонник и друг. Приятно часто делать одно и то же, потому что, как мы сказали, все при­вычное приятно. Приятно также испытывать пе­ремену, потому что перемены согласны с природой вещей, так как вечное однообразие доводит до пре­увеличения (чрезмерности) раз существующее на­строение, поэтому и говорится: «во всем приятна перемена». Вследствие этого приятно то, что явля­ется через известные промежутки времени, — люди ли это, или неодушевленные предметы, — потому что это производит некоторую перемену сравни­тельно с настоящим; кроме того, то, что мы видим через известные промежутки времени, представля­ет некоторую редкость. По большей части приятно также учиться и восхищаться, потому что в вос­хищении уже заключается желание [познания], так что предмет восхищения скоро делается предме­том желания, а познавать — значит следовать за­кону природы. К числу приятных вещей относит­ся оказывание и испытывание благодеяний, потому что испытывать благодеяние — значит получать то, чего желаешь, а оказывать благодеяние — значит обладать [самому], и притом обладать в большей степени, чем другие, — а к тому и другому люди стремятся. Так как приятно оказывать благодеяния, то приятно также поставить на ноги своего ближ­него и, вообще говоря, приятно завершать неокон­ченное. Раз приятно учение и восхищение, необхо­димо будет приятно и все подобное этому, напри­мер подражание, а именно: живопись, ваяние, поэзия и вообще всякое хорошее подражание, если даже объект подражания сам по себе не представляет ни­чего приятного; в этом случае мы испытываем удо­вольствие не от самого объекта подражания, а от мысли [умозаключения], что это, [то есть подра­жание], равняется тому, [то есть объекту подража­ния], так что тут что-то познается. Приятны также внезапные перемены, приятно и с трудом спастись от опасностей — это приятно потому, что все по­добное возбуждает удивление.

Так как приятно все согласное с природой, а все родственное соответствует друг другу по природе, то по большей части все родственное и подобное приятно, например, человек приятен для человека, лошадь для лошади, юноша для юноши, откуда про­изошли и поговорки, что сверстник веселит сверст­ника, что всякий ищет себе подобного, что зверь узнает зверя и что галка всегда держится галки, — и все другие подобные пословицы. Так как все по­добное и родственное приятно одно для другого и так как каждый человек наиболее испытывает это по отношению к самому себе, то все люди необхо­димо бывают более или менее себялюбивы, потому что все такое существует в основном по отношению к самому себе. А раз все люди себялюбивы, для всякого человека необходимо бывает приятно все свое, например, свои дела и слова; поэтому-то люди по большей части любят льстецов и поклонников и бывают честолюбивы и чадолюбивы: ведь дети — наши создания. Приятно также завершить неокон­ченное дело, потому что оно в этом случае уже ста­новится нашим собственным делом. Так как очень приятна власть, то приятно казаться мудрым, так как основание власти в знании, а мудрость есть зна­ние многих удивительных вещей. Кроме того, так как люди по большей части честолюбивы, то отсю­да необходимо следует, что приятно порицать своих ближних, приятно и властвовать. Приятно также че­ловеку держаться того, в чем он, по своему мнению, превосходит сам себя, как говорит поэт: