Запись, которую он просматривал — обзор главного входа в Зал Морских Обитателей с пяти до шести часов вечера в субботу 12 июня (в день, когда был убит Марсала) — подошла к концу, так и не выявив ничего интересного. Д’Агоста закрыл окно щелчком курсора, снова потер уставшие глаза и провел линию через соответствующую запись в блокноте, лежавшем между ним и Хименесом. Следом он вызвал главное меню программы безопасности, чтобы выбрать другое, еще не просмотренное видео. С явным отсутствием энтузиазма, он выбрал следующее видео из серии: Зал Морских Обитателей, камера главного входа, 6 — 7 PM, 12 июня. Он перемотал видеозапись, сначала на двойной скорости, потом — на четырехкратной, а затем, когда зал стал совершенно пустым — на восьмикратной скорости.
Ничего.
Вычеркнув и эту запись, он решил для разнообразия выбрать камеру, обзор которой охватывал южную половину Большой Ротонды. Время — с 4 до 5 часов вечера. Опытной рукой он включил цифровую запись с самого ее начала, переключил дисплей в полноэкранный режим, а затем начал воспроизведение на нормальной скорости. С высоты птичьего полета Ротонда оживилась, и потоки людей двинулись по экрану справа налево. Приближалось время закрытия, и они массово направлялись к выходу. Д’Агоста протер глаза и присмотрелся внимательнее, решив сконцентрироваться, несмотря на паршивые условия работы. Он смог различить охранников на их постах, ассистентов с покачивающимися флажками на палочке, прокладывающими свой путь через толпу, а также волонтеров на стойке информации, которые начали убирать на ночь карты, листовки и просьбы о пожертвованиях.
Оглушительный рев планетария раздался из-за дальней стены. Послышались крики и аплодисменты зала: происходило формирование Земли — все в струях горящего газа, ореолах света и огненных шарах. Стул д’Агосты завибрировал от глубоких басовых нот органа так сильно, что он почти сваливался с него.
Дерьмо.
Он оттолкнул себя от экрана грубым толчком. С него было достаточно. Завтра утром он вернется к Синглтону, проглотит свою гордость, поцелует его в задницу, начнет пресмыкаться, сделает все, что будет необходимо, чтобы его переназначили на то ужасное убийство в Верхнем Ист-Сайде.
Вдруг он замер. А затем поспешно вернулся к видеоэкрану, пристально вглядываясь в него. Он безотрывно смотрел на изображение примерно тридцать секунд. Затем, пальцами, почти дрожащими от нетерпения, нажал на кнопку перемотки и повторно запустил видео, находясь всего в дюймах от экрана. Затем он запустил его снова. И снова.
— Матерь Божья, — прошептал он.
Он был там — фальшивый ученый.
Д'Агоста взглянул на распечатку фоторобота Бономо, приклеенного к боковой поверхности монитора Хименеса, а затем перевел взгляд обратно на экран. Это явно был он. Он был одет в легкий плащ, темные брюки и кеды без шнуровки на резиновой подошве, создав себе облик, не привлекающий никакого внимания. А еще это был не совсем стандартный наряд для ученого. Д'Агоста наблюдал, как он прошел через входные двери, огляделся — видимо, чтобы отметить расположение камер — заплатил за визит и проследовал через пропускной пункт безопасности, пересекая Ротонду. Он двигался против выходящего потока, прежде чем исчезнуть из поля зрения. Д'Агоста перемотал запись снова, поражаясь крутости мужчины и почти наглой медлительности его походки.
Господи. Вот он.
В волнении он повернулся, чтобы объявить о своем открытии, когда заметил темную фигуру, стоявшую над ним.
— Пендергаст! — удивленно воскликнул он.
— Винсент. Я получил сообщение от миссис Траск, что вы, хм, разыскивали меня. В срочном порядке.
Пендергаст осмотрелся, его светлые глаза изучили комнату.
— Места в ложе с видом на космос — как стимулирующе. Что происходит, скажите на милость?
В нынешнем возбужденном состоянии, д’Агоста забыл свое предыдущее раздражение, адресованное агенту.
— Мы нашли его!
— Господа Бога?
— Нет, нет! Фальшивого доктора Уолдрона! Прямо здесь!
Выражение, которое можно было прочесть, как нетерпение, промелькнуло по лицу Пендергаста.
— Фальшивый кто? Я не в курсе.
Хименес и Конклин столпились вокруг монитора, пока д’Агоста объяснял.
— Помните, в последний раз, когда вы были здесь, вы интересовались приезжим ученым, с которым работал Виктор Марсала? Ну, того, чьи учетные данные оказались ложными. А теперь посмотрите: я обнаружил его, его приход в музей в 4:20 вечера в тот самый день — в день, когда был убит Марсала!
— Как интересно, — произнес Пендергаст скучающим голосом, уже направляясь к двери. Он, казалось, уже потерял всякий интерес к делу.
— Мы сделали фоторобот, — продолжил д’Агоста, — и вот он. Сравните этого парня на экране с фотороботом, — д’Агоста сорвал лист с боковой поверхности монитора Хименеса и протянул его агенту. — Это совпадение. Взгляните!
— Рад слышать, что дело продвигается хорошо, — сказал Пендергаст, приближаясь к двери. — Я боюсь, что мое внимание сейчас полностью поглощено кое-чем другим, но я уверен, что расследование в надежных руках…
Он умолк, как только его взгляд упал на портрет, который д’Агоста протягивал ему. Его речь прервалась, и он замер, вновь превратившись в мраморное изваяние. Лицо его при этом — если это было вообще возможно — стало бледнее обычного. Он протянул руку, взял лист и пристально вгляделся в лицо на нем, слегка шурша бумагой. Затем он опустился на свободный стул у стены, все еще держа в руках бумагу и смотря на нее с повышенным вниманием.
— Бономо проделал чертовски хорошую работу, — заметил д’Агоста. — Теперь все что нам остается сделать, это выследить этого сукиного сына.
Мгновение Пендергаст не отвечал. Когда он, наконец, заговорил, его голос был таким мрачным, что, казалось, он звучит из могилы.
— Воистину удивительно, — наполовину прошептал он. — Но нет никакой необходимости выслеживать его.
Эти слова заставили д’Агосту встрепенуться.
— Что вы имеете в виду?
— Я недавно познакомился с этим джентльменом. На самом деле, совсем недавно, — и рука, держащая фоторобот, очень медленно опустилась, в то время как лист бумаги соскользнул на пыльный пол.
Лейтенант д’Агоста никогда прежде не бывал в оружейной комнате Пендергаста в особняке на Риверсайд-Драйв. В этом доме вообще было очень много комнат, которые ему так и не довелось увидеть — лабиринты и хитросплетения его помещений казались бесконечными. Однако эта комната стала для лейтенанта приятным сюрпризом. Его отец был заядлым коллекционером стрелкового оружия, и д’Агоста перенял его интерес — пусть и в несколько меньшей степени. Осмотревшись здесь, лейтенант с любопытством отметил в коллекции Пендергаста несколько поистине редких экземпляров. Комната казалась небольшой, но обставлена была роскошно — богатства ей добавляли палисандровые стены и кессонный потолок. Два огромных гобелена — очевидно, очень старых — висели друг напротив друга. Остальные стены были уставлены встроенными шкафами с запертыми стеклянными дверцами, за которыми покоилось удивительное разнообразие классического оружия. Казалось, некоторые экземпляры были старше Второй Мировой Войны. Здесь обретались винтовка «Ли-Энфилд 303» и «Маузер» модель 1893-го года — оба в идеальном состоянии. Здесь же нашли свое пристанище очень редкий «Люггер».45 калибра, ружье на слона «577 Нитро Экспресс» Уэстли Ричардса со стволом, инкрустированным слоновой костью, револьвер Самуэля Кольта.45 калибра одинарного действия (прямо со старого Запада — с семью зарубками на рукоятке) и множество других винтовок, дробовиков и пистолетов, которые д’Агоста был не в силах идентифицировать. Он прохаживался из стороны в сторону, разглядывая каждый экспонат и одобрительно насвистывая себе под нос.
В центре комнаты стоял стол, вокруг которого располагалось с полдюжины стульев. Пендергаст сидел во главе стола, соединив пальцы домиком. Кончики указательных перстов сего бледного изваяния выжидающе постукивали друг по другу, а кошачьи загадочные глаза глядели в никуда.
Д’Агоста, наконец, отвлекся от созерцания оружия и обратил внимание на своего друга. Он был раздражен загадочным отказом Пендергаста объяснить, кем именно был фальшивый ученый, но предпочел подавить злость, напомнив себе, что агент ФБР всегда и всё делает, согласовавшись лишь с собственным странным, эксцентричным методом, так что лейтенанту стоило проглотить свое нетерпение и в сопровождении Пендергаста поехать на Риверсайд-Драйв.
— У вас здесь собрана внушительная коллекция, — заметил д’Агоста.
Пендергаст скользнул по нему быстрым взглядом, но поначалу промолчал. Ему потребовалось несколько мучительно долгих секунд, чтобы собраться с ответом:
— Эту коллекцию собрал мой отец, — сказал он. — Как видно по моему «Лес Баеру», мой собственный вкус несколько отличается от его пристрастий.
В комнату вошла Марго, а спустя мгновение появилась и Констанс Грин. Они двое представляли собой разительный контраст при условии идентичных фамилий. Констанс была одета в старомодное платье с полосками белого кружева на горле и запястьях, которые, как подумал д’Агоста, придавали ей схожести с кинематографическими персонажами. Он восхищался ее волосами цвета дорогого красного дерева, она казалась ему очень красивой, обладающей особенной — запретной, даже пугающей красотой.
Увидев лейтенанта, Констанс кивнула ему. Д’Агоста улыбнулся в ответ. Он понятия не имел, зачем Пендергаст собрал их всех здесь, но не сомневался, что эта тайна вот-вот раскроется.
Пендергаст жестом пригласил всех занять места. Словно аккомпанируя его движению, слабый рокот грома проник с улицы сквозь толстые стены особняка. На улице разразилась сильная гроза, которую синоптики предсказывали в течение нескольких дней.
Агент ФБР перевел взгляд с д’Агосты на Марго и обратно. В тусклом свете комнаты его глаза поблескивали, как серебряные монеты.
— Доктор Грин, — почтительно обратился он к Марго, — рад снова видеть вас по прошествии стольких дней. Хотел бы я, чтобы наша встреча произошла при более приятных обстоятельствах, но, увы…
Марго натянуто улыбнулась ему в знак согласия.
— Я собрал вас всех здесь, — продолжил Пендергаст, — потому что теперь я получил прямое подтверждение тому, что оба убийства, которые мы расследовали как отдельные дела, связаны между собой. Винсент, я утаил от вас некоторую информацию, потому что не хотел вовлекать вас в опасную операцию больше, чем необходимо. Этой операцией является расследование убийства моего сына. Я не хотел, чтобы вашей жизни и карьере снова что-то угрожало, ведь однажды я уже и так поставил вас в затруднительное положение в глазах полицейского управления Нью-Йорка. Однако, видимо, этого не избежать, и настало время поделиться тем, что мне известно.
Д'Агоста склонил голову. Он знал, что Пендергаст не из собственного желания обременил его этой страшной тайной. Это была, как говаривала его бабушка, acqua passata [68]. По крайней мере, он на это надеялся…
Тем временем агент повернулся к Марго.
— Доктор Грин, я знаю, что могу рассчитывать на ваше благоразумие, и все же вынужден попросить вас и остальных присутствующих сохранить абсолютную конфиденциальность относительно всего, что будет вами услышано в этих стенах.
Все согласно кивнули.
Д’Агоста заметил, что Пендергаст выглядел необычайно обеспокоенным, выстукивая пальцами по столу нервную дробь. Это разительно контрастировало с его обыкновенной кошачьей неподвижностью.
— Давайте взглянем на факты, — начал Пендергаст. — Ровно одиннадцать дней назад таким же вечером, как теперешний, мой сын Альбан был найден мертвым на пороге этого дома. При вскрытии в его желудке обнаружили кусок бирюзы. Я проследил камень до безызвестной шахты на берегу Солтон-Си в Калифорнии. Несколько дней назад я посетил эту шахту. Там меня ждала засада: на меня напали.
— Кто, черт возьми, мог напасть на вас? — воскликнул д’Агоста.
— Я бы и сам хотел найти ответ на этот вопрос. Мне удалось нейтрализовать нападавшего, но в последний момент мы оба были подвергнуты воздействию парализующего вещества неизвестного типа. Я потерял сознание. А когда очнулся, то арестовал моего противника и отправил его в тюрьму. Этот человек до сих пор хранит молчание, личность его до сих пор не установлена.
Он взглянул на д’Агосту.
— Обратимся теперь к вашему делу: смерть Виктора Марсалы. Главным подозреваемым вы считаете джентльмена, который выдавал себя за ученого и явился в музей, чтобы изучить странный скелет. Заручившись помощью Марго, вы смогли выделить три основных пункта, представляющих интерес. Первый: пропала одна из костей.
— Правое бедро, — уточнила Марго.
— Очевидно, наш фальшивый ученый по неизвестным причинам ушел именно с этой костью. Позже он убил Марсалу.
— Возможно, — уточнил д’Агоста.
— Второй: скелет в коллекции не совпадает с сопроводительной записью. Вместо молодого мужчины-готтентота под артикулом содержатся останки пожилой женщины-американки — скорее всего, эти кости принадлежат жене куратора музея, которому предъявили обвинения в ее убийстве в 1889-м году, но оправдали его за неимением тела покойной. Сейчас вы нашли это тело, — Пендергаст по очереди обвел взглядом присутствующих. — Вам есть, что дополнить до этого момента? Я упустил что-нибудь важное?
Д'Агоста пошевелился.
— Да. Так как эти два убийства связаны между собой?
— Это подводит нас к моему третьему пункту: человек, который напал на меня в Солтон-Си, и человек, которого вы ищете в связи со смертью Виктора Марсалы — этот так называемый «внештатный сотрудник» — это одно и то же лицо.
Д'Агоста почувствовал внезапный приступ озноба.
— Что?
— Я сразу же узнал его по вашему весьма точному фотороботу.
— Но какая связь…
— Действительно какая? Когда мы это выясним, мой дорогой Винсент, мы будем на пути к раскрытию обоих этих дел.
— Я решительно настроен отправиться в Индио и допросить этого человека.
— И я решительно не против. Возможно, вам повезет больше, чем мне, — Пендергаст беспокойно переместился на стуле и повернулся к Марго. — А теперь, доктор Грин, возможно, вы посвятите нас в детали вашего расследования?
— Вы уже частично описали их, — кивнула Марго. — Я предположила, что куратор — человек по имени Паджетт — тайно принес в музей останки свой жены, провел процедуру мацерации в чанах отдела остеологии, а затем поместил ее в коллекцию с ложной сопроводительной записью.
Констанс Грин вдруг резко втянула воздух. Взгляды всех присутствующих обратились к ней.
— Констанс? — окликнул Пендергаст.
Но Констанс смотрела на Марго.
— Вы сказали, доктор Паджетт?
Это были первые слова, произнесенные ею с начала совещания.
— Да. Эванс Паджетт. А в чем дело?
Какое-то время Констанс не отвечала. Затем она поднесла руку к кружеву на шее и нервно коснулась его.
— Я занимаюсь генеалогическим исследованием древа семейства Пендергаст, — произнесла она своим глубоким голосом, в котором сквозило нечто… старомодное, — и это имя мне знакомо. Он был одним из первых людей, кто публично обвинил Иезекииля Пендергаста в торговле ядовитым запатентованным лекарством.
Пендергаст пораженно округлил глаза.
Д’Агосте показалось, что он окончательно потерял нить разговора.
— Подождите, — качнул головой он. — Кто, черт возьми, такой Иезекииль Пендергаст? Я совсем запутался.
В комнате повисла тишина. Констанс продолжала смотреть на Пендергаста. И, казалось, целую вечность агент ФБР никак не реагировал. Затем он почти незаметно кивнул.
— Пожалуйста, продолжай, Констанс.
— Иезекииль Пендергаст, — заговорила она, — был прапрапрадедом Алоизия и первоклассным жуликом. Он начинал свою карьеру как торговец-шарлатан в странствующей аптеке передвижного театра[69] и со временем разработал собственное так называемое ‘лекарство’: «Растительный эликсир и восстановитель здоровья Иезекииля». Он оказался проницательным маркетологом, и в конце 1880-х годов продажи его снадобья быстро взлетели. Эликсир полагалось вдыхать — что в те времена не было большой редкостью — с использованием специального спрея, который назывался «гидроксоний». Старомодный небулайзер, если говорить современным языком, но Иезекииль запатентовал устройство и продавал его вместе с эликсиром. Он и его изобретение помогали восстановить богатство семьи Пендергаст, которое в то время находилось в упадке. Насколько я помню, надпись на флаконе эликсира гласила: «Приятное лечение от всех скверных жалоб». Он, якобы, мог «сделать слабого сильным, успокоить неврастеника и ароматизировать воздух для дыхания». Однако в то время как продажи эликсира Иезекииля росли, начали расползаться слухи о его побочных эффектах: безумии, убийственной жестокости, и мучительной, изнурительной смерти. Одинокие голоса — такие, как голос доктора Паджетта — звучали в знак протеста, но остались проигнорированными. Некоторые врачи также осуждали ядовитый эффект эликсира. Но очень долго не возникало никакого общественного резонанса. До тех самых пор, пока в свет не вышел номер журнала «Кольерс», описавшего комплекс, как вызывающую зависимость — наркотическую и смертельную — смесь хлороформа, кокаина, ядовитых растений и других токсичных ингредиентов. Производство его прекратилось в 1905-м году. По иронии судьбы, одной из последних жертв стала жена Иезекииля по имени Констанция Ленг Пендергаст, более известная всей своей семье под именем Станза.
Мертвая тишина опустилась на комнату. Пендергаст с непроницаемым выражением лица вновь, не мигая, уставился в пустое пространство, слегка барабаня пальцами по столу.
Марго первой нарушила молчание.
— Одна из газетных статей, которую мы обнаружили, упоминала, что Паджетт обвинил в болезни своей жены некое снадобье. Когда я провела изотопный анализ ее костей, то обнаружила некоторые аномальные химические соединения.
Д'Агоста взглянул на Констанс.
— Так вы говорите, что жена Паджетта стала жертвой этого патентованного лекарства-эликсира, который разработал и продавал предок Пендергаста? И что муж убил ее действительно для того, чтобы прекратить боль и страдания?
— Это мое предположение.
Пендергаст поднялся с кресла. Все взгляды присутствующих обратились к нему, в ожидании, но он просто расправил манишку и снова сел, и лишь легкая дрожь его пальцев говорила о том, насколько сильно он нервничал.
Д'Агоста хотел что-то сказать, но не осмелился. В его уме начала формироваться связь между всеми этими фактами, но она была такой странной, такой ужасающей, что он не мог заставить себя отнестись к ней серьезно.
В этот момент дверь тихо приоткрылась, и вошла миссис Траск.
— Вам звонят, сэр, — обратилась она к Пендергасту.
— Пожалуйста, примите сообщение.
— Извините меня, но это из Индио, штат Калифорния. Мужчина сказал, что это не может ждать.
— Ах, — Пендергаст снова поднялся и направился к двери. На полпути к выходу, он остановился.
— Доктор Грин, — начал он, обращаясь к Марго, — то, что мы обсуждали здесь, носит весьма деликатный характер. Я надеюсь, вы не посчитаете мою просьбу неподобающей, если я попрошу вас дать обещание не разглашать услышанное кому-либо еще.
— Как я уже сказала, вы можете рассчитывать на меня. Ранее этим вечером вы уже просили нас практически дать клятву о сохранении тайны этого разговора.
Пендергаст кивнул.
— Да, — сказал он. — Да, конечно.
И, кратко взглянув на каждого, он вслед за миссис Траск вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Приближаясь к городу Индио по восточному участку шоссе номер 10, д’Агоста с любопытством выглядывал из окна машины Государственного Департамента Исправительных Учреждений. Ранее ему приходилось бывать в Калифорнии лишь единожды, и тогда он был девятилетним ребенком, которого родители решили свозить в Диснейленд. Он помнил только мимолетные образы пальм, скульптурные бассейны, чистые широкие бульвары, украшенные цветочными горшками, гору Маттерхорн и Микки Мауса. Тогда это стало для него настоящим открытием, потому что этот край страны он посещал впервые. А еще он помнил, что вокруг все было высохшим и коричневым, и здесь, в Калифорнии, было жарко, как в аду. Странные кусты, чахлые древообразные кактусы и голые холмы… он не понимал, как кто-то может жить в подобной Богом забытой пустоши.
Позади него в задней части автомобиля зашевелился Пендергаст.
— Вы уже пытались заставить этого парня заговорить. Есть какие-нибудь свежие идеи на его счет? — поинтересовался д’Агоста.
— Я узнал нечто… гм… свежее во время телефонного разговора прошлой ночью. Он состоялся со старшим офицером тюрьмы в Индио. Похоже, что наш друг в заключении уже заговорил.
— Да вы шутите, — д’Агоста выглянул в окно. Поначалу он даже разозлился: типичный Пендергаст решил придержать самую важную часть информации до последней минуты? Или все было гораздо сложнее? Во время ночного перелета агент выглядел очень раздраженным, но оставался молчаливым и напряженным. Отчасти д’Агоста списывал это на отсутствие сна, но в этом ли было дело?
***
Изолятор временного содержания города Индио штата Калифорния оказался длинным, низким и невзрачным на первый взгляд зданием, которое — если бы не сторожевые башни и три кольца стен с колючей проволокой — выглядело бы как ряд супермаркетов «Costcos», сгруппированных вместе. У проволочной ограды росло несколько жалких скоплений пальм, поникших от обжигающего солнца.
Агент и лейтенант въехали через главные ворота, проскочили сквозь серию контрольно-пропускных пунктов, и, наконец, добрались до официального главного входа. Только там они вышли из машины. Д'Агоста неприязненно заморгал в лучах палящего солнца. Он чувствовал себя уставшим: вот уже семь часов он провел на ногах, а по местному времени при этом было только девять часов утра. Разница в часовых поясах сильно дезориентировала д’Агосту.
Темноволосый мужчина ждал их внутри узкого здания. Когда Пендергаст подошел, мужчина протянул ему руку.
— Агент Пендергаст. Рад снова вас видеть.
— Мистер Спандау. Благодарю вас, что связались со мной так быстро, — Пендергаст повернулся, чтобы представить своего напарника. — Джон Спандау, старший офицер. Это детектив-лейтенант д’Агоста из полиции Нью-Йорка.
— Лейтенант, — Спандау в свою очередь пожал протянутую руку д’Агосты, и они двинулись вдоль по коридору.
— Как я уже сказал вчера вечером по телефону, — Пендергаст обратился к Спандау, — заключенный проходит подозреваемым по делу о недавнем убийстве в Нью-Йорке, расследованием которого сейчас занимается лейтенант, — они остановились, чтобы миновать еще один контрольно-пропускной пункт. — Вначале лейтенант хотел бы его допросить.
— Хорошо. Я сказал вам, что он заговорил, но фактически он так и не сказал ничего осмысленного, — пояснил Спандау.
— Случилось что-нибудь еще?
— Он стал беспокойным. Расхаживает по своей камере ночи напролет. Не ест.
Д'Агоста вошел в типичную комнату для допросов. Пендергаст и Спандау повернули налево, чтобы занять позицию в соседнем помещении, из которого через одностороннее стекло просматривалась вся комната для допросов.
Д'Агоста ожидал, стоя. Несколько минут спустя отодвинулся засов, и открылась дверь. Вошли двое охранников, сопровождая заключенного в тюремном комбинезоне. На одном запястье у него был гипс. Д'Агоста подождал, пока охранники посадят его на одинокий стул с противоположной стороны стола, а затем займут позиции возле двери.
Лейтенант внимательно присмотрелся к заключенному. Тот был хорошо сложен, а его лицо казалось весьма знакомым. Этот мужчина не выглядел как типичный преступник, но это и не удивило д’Агосту: мужчине хватило смелости представиться ученым, и он сделал это настолько убедительно, что сумел обмануть Марсалу. Это, несомненно, потребовало интеллекта и уверенности в себе. Но его… взгляд совершенно непонятным образом казался чужим на этом лице. Харизматические особенности — столь ярко отраженные на реконструкции Бономо — сейчас, казалось, были рассеяны каким-то таинственным внутренним диалогом. Раскрасневшиеся глаза заключенного растерянно разглядывали комнату — вяло, словно под воздействием дурмана. Он ни на чем не фокусировался, в том числе и на офицере, стоявшем напротив него. Его закованные в наручники руки были скрещены на груди в защитном жесте. Д'Агоста заметил, что преступник едва заметно раскачивается назад и вперед на своем стуле.
— Лейтенант Винсент д’Агоста, полиция Нью-Йорка, убойный отдел, — представился д’Агоста, вытаскивая свою записную книжку и кладя ее перед собой. Мужчина уже знал свои права, поэтому ему не нужно было зачитывать ему их еще раз. — Предупреждаю, что наш разговор будет записываться. Назовите свое полное имя для записи.
Человек ничего не ответил, а лишь продолжил покачиваться на месте. Единственное, что в нем переменилось, это взгляд: теперь он более осмысленно осмотрелся вокруг, брови его нахмурились, словно он вспомнил что-то забытое или, возможно, потерянное.
— Эй, вы меня слышите? — д’Агоста попытался привлечь его внимание.
Глаза заключенного, наконец-то, остановились на нем.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов об убийстве, которое произошло две недели назад в нью-йоркском Музее Естественной Истории.
Мужчина посмотрел на него спокойно, но затем его взгляд устремился в пол.
— Когда вы в последний раз были в Нью-Йорке?
— Лилии, — ответил мужчина. Его голос оказался на удивление высоким и музыкальным для такого крупного человека.
— Какие лилии?
— Лилии, — человек повторил это слово тоскливым, болезненно-мечтательным тоном.
— Так что насчет лилий?
— Лилии, — третий раз повторил мужчина, его взгляд с удивительным жаром устремился на д’Агосту, ошеломив его. Лейтенант увидел в этих глазах безумие.
— Имя Джонатан Уолдрон припоминаете?
— Запах, — произнес мужчина. Теперь голос его звучал, скорее, задумчиво, протяжно. — Этот прекрасный запах, запах лилий. Он ушел. Сейчас... ужасно воняет. Омерзительно.
Д'Агоста присмотрелся к мужчине. Неужели он притворяется?
— Мне известно, что вы присвоили личность профессора Джонатана Уолдрона, чтобы получить доступ к скелету в Музее Естественной Истории. Вы работали со специалистом по имени Виктор Марсала в отделе остеологии музея.
Мужчина шумно втянул воздух, но сохранил молчание.
Д'Агоста подался вперед, сцепив руки.
— Я сразу перейду к сути. Я думаю, что это вы убили Виктора Марсалу.
Покачивание прекратилось. Глаза мужчины устремились прочь от д’Агосты.
— На самом деле, я знаю, что это именно вы убили его. И теперь, когда мы получили вашу ДНК, мы собираемся поискать совпадения с ДНК с места преступления. И мы непременно его найдем.
Молчание.
— Что вы сделали с бедренной костью, которую украли?
Тишина.
— Знаете, что я думаю? Я думаю, вам лучше незамедлительно найти себе адвоката.
Мужчина оставался неподвижным, как статуя. Д'Агоста сделал глубокий вдох.
— Слушайте, — произнес лейтенант, в голосе его отчетливо зазвенела угроза, — вы здесь, потому что напали на федерального агента. Этого уже достаточно, чтобы обеспечить себе крупные неприятности. Но я здесь, потому что нью-йоркская полиция собирается экстрагировать вас по надлежащему порядку штата Нью-Йорк за убийство. У нас есть свидетели. Вы есть у нас на записи. Если вы не начнете сотрудничать, то окажетесь по самые уши в таком дерьме, что даже Льюис и Кларк[70] не смогут до вас добраться. Последний шанс.
Мужчина теперь осматривал комнату так, словно он вообще забыл о присутствии рядом с собой д’Агосты.
Лейтенант ощутил свинцовую тяжесть усталости. Он ненавидел допросы, подобные этому, когда приходилось повторять одни и те же вопросы упрямому подозреваемому. А этот парень в придачу оказался еще и психом. Д’Агоста был уверен, что они нашли нужного человека, он знал, что видит перед собой убийцу Виктора Марсалы, но теперь понимал, что линию обвинения придется выстраивать без признания вины.
Дверь в комнату для допросов открылась, и д’Агоста увидел в дверном проеме темную фигуру Пендергаста. Агент сделал рукой неопределенный жест, словно бы спрашивая: «Не возражаете, если я попробую »?
Д’Агоста забрал свою записную книжку и встал, пожимая плечами, как бы, говоря этим жестом: «Конечно. Флаг вам в руки ».
Он вышел и направился в соседнюю комнату, расположенную за односторонним зеркалом, где занял позицию наблюдателя рядом со Спандау. Теперь лейтенант глядел на то, как Пендергаст устраивается поудобнее на одном из стульев напротив подозреваемого. Агент потратил бесконечное количество времени, поправляя галстук, застегивая пиджак, рассматривая свои запонки и расправляя воротник. Наконец, он сел прямо, положив локти на стол, и кончиками пальцев слегка оперся на потертую древесину столешницы. Сначала его пальцы начали отбивать какой-то прерывистый ритм, но затем Пендергаст, словно спохватившись, сжал руки в кулаки. Он посмотрел прямо перед собой, едва глядя на подозреваемого. И затем — как раз в тот момент, когда д’Агоста готов был лопнуть от нетерпения — агент заговорил со своим привычным, любезным южным акцентом.
— Там, откуда я родом, не обращаться к кому-либо по его настоящему имени считается невыносимой грубостью, — начал он. — Когда мы встречались в последний раз, вы, вроде бы, не пожелали сообщить мне свое имя — имя, которое, я знаю точно, не Уолдрон. Вы не передумали?