Карабаев Азамат Конец первой части.




«То, счастливое время»

 

«И все-таки, почему люди влюбляются? Теряют голову, ощущения реальности под ногами, кажется, нет больше человека того, кого любишь, возносят его до уровня полубогов, мечтами близятся с ним, в бреду готовы отдать все и вся ради него. Принижают свое огромнейшее эго, считая, что недостойны и мизинца на его грязной ноге, но все-таки желают только его для себя, не готовы делить его, ни с кем, вообще. Какое-то непонятное чувство «любовь». Непонятное чувство, которые понимают лишь, как говорится, дети. И все-таки, зачем мы влюбляемся? Вот вспомните, посмотрите на того, кого любите. Почему он? Почему именно этот человек? Разве есть лучше этого человека, другой? Если есть человек идеальнее, чем он, но любите его, то поздравляю. Вы идиот. Как и я, к сожалению…»

Колеса автобуса при спуске заезжают на яму, и невольно высоко подпрыгивая, думаю, зачем я веду все эти бесконечные монологи в голове? К чему они ведут? К какой истине?

Оглядываясь на сухие январские деревья, с голыми, острыми с концами ветвями, проносясь мимо них, вспоминаю Её и остановку позади своего затылка…Великолепна она. Удивительная по красоте девушка. «Гм…»- невольно улыбнувшись, проявившему её призраку в автобусе. Хороша. Бесподобна. Красива. Её образ стоит передо мной и, улыбаясь той самой улыбкой с первой фотографии, где она мило улыбалась. На неё подают красные, ярко-огненные холодные лучи и этот свет добавляет немного женственности. Легкое чувство сопоставимой её улыбке.

Автобус опускался все вниз по дороге и тени подающие на автобус, проезжая мимо болотных, противных домов, образ мой, мрачнеет, на нем появляется темное ноябрьское пальто, закрывающий её глаза, лицо, всё. Пальто расплывается, будто его нарисовали темной дешевой тушью и выставили его на дождливую погоду. Каплями, как клякса расплывается её красивое, круглое личико, я сжимаю губы, закрываю глаза, гоня прочь любимого человека из головы. Вспоминается слова Мадины. О том, как она их произносила. Эти слова так и вписаны в моей голове, что нельзя их изгнать. Я, недовольным собой, спиной задавливаю со всей силой спинку сидения, поднимая глаза на небо, нарисованный специально для моего дня рождения. Небо был подобен морю, волнами гоняя легких белых облаков, те отражаясь лучами, которые красками переливались между собой, добавляли ощущения детской радости. Чистой. Искренней.

Самое худшее, я думаю, что может сделать человек, так это задавать себе вопрос: «а что если бы, я сделал так…?». А что если бы, я вышел на пять минут раньше? А что если бы, я сказал тогда так? А что если бы, я бы признался тогда? А что если бы, с какими мыслями я бы сидел сейчас в автобусе, если бы исправил тогда, тогда…

-За проезд… – громким, неприятно скрипучим от простуды голосом, кондуктор вытягивает меня из моих размышлений. Я, немного вздрогнув в душе, нервозно забив сердце, но при этом, не выдавая ничего наружу, поглядел на его синие, противные руки и опустил свои в тесный карман. Кондуктор, утяжелив свой взгляд, стоял, тяжело дыша через рот. Достав и отдав ему нужную сумму, он, недовольно просмотрев на меня и на мои отданные купюры, поправив, тихо ушел, прося за проезд у других. Я скрестил руки. Так, где я остановился? Черт. Смешно. Не могу вспомнить. Диву даешься, как все мои мысли утекли в какую-то невидимую черную дыру. Вроде бы недавно они были рядом, в голове. Иногда какие-то отрывки выползают, но этого недостаточно. Забыл, о чем думал минуту назад. Такие важные и нужные мысли…

Мы остановились. Двери тихо и медленно, с ржавым, неприятным скрипом открывались, пока студенты и другие люди ждали его открытия. Открывшись, поток людей, громким топотом покинуло автобус, а я сидел, глядя на серые стены, где я, по идеи, учился. Может, не надо туда идти? Все равно там будет скучно. Тогда, зачем ехал? Но, ведь девочки могли мне приготовить подарок на день рождения. Гм…они, по-моему, все-таки приготовили сюрприз для меня. А может не пойти? Да, надо идти, ведь сегодня, как-никак мой последний визит в колледж. Последний визит…

Оживившись, детским интересом, я взял свою сумку и тихо пошел в сторону передних дверей. Кондуктор, проводя меня своим недовольными глазами, считал деньги, я, выйдя под его счет, огляделся по сторонам. Машин было достаточно. Пройдя без происшествий и приключений, доходил до ворот.

-Ты как-то быстро идешь, можешь чуть тише идти? – догнала сзади меня одноклассница, которая вышла с автобуса раньше меня. Её друзей не было и следа, они исчезли, будто их не существовало. А может, и вправду их нет.

Я поглядел на неё и спросил, видя, как она очень торопится:

-Спешишь куда-то?

-Ну да, время уже. Стой! – вдруг, неожиданно схватила меня за руку моя одноклассница.

Захват резкий, сильный, даже и немного больной. Мы остановились у ворот, когда уже другие студенты бегом торопились в колледж, чтоб не опоздать. Держала она мою руку туго и крепко, и мы принялись как идиоты стоять у ворот, которые скоро закроют и седой сторож уже взялся за ручку, чтобы закрыть. Удивился, конечно. Даже мне стало немного неудобно, неловко как-то, что моя одноклассница держит меня за руку. Я посмотрел на неё настолько удивленно, что она, неловко освободив мою руку, покраснела от своей наглости, и мы пошли дальше. «Странный какой-то момент». Пройдя за ворота, она молчала и тем раздражала. «Вот зачем она так сделала?» Идя, я смотрел на её уже загрустившиеся глаза, которые не блестели как раньше до этого. И мне казалось, что она хотела что-то сказать мне. Нечто важное для неё, что-то долгое время, скрытое от всех глаз, которое хранилось у неё давно, и не могла она уже это долго держать в своей молодой душе. Может, я своими действиями как-то испугал её? Может, взглядом? Или она не решилась на свой поступок? Злой, от этой всякой скрытости и необдуманных действий, приблизившись к середине дороги, я разом, резко остановился среди потока людей, проходящих мимо нас, обрекая на себя недовольные дерзкие взгляды. Она остановилась, посмотрела на меня и глазами интересовалась моему такому же, странному, как и тогда её порыву посреди дороги.

-Давай…

-Что давай? – прищурилась как близорукая, немного отклонив голову назад от удивления моя одноклассница.

-Схватила зачем?

Она слегка приоткрыла рот, чтобы ответить, были немного видны её нижние зубы, но потом неловко сжала губы от стыда, опустила голову, чуть сгорбившись, она, неслышно, как раб перед своим господином, пробормотала:

-Неважно….

-Важно. Зачем так сделала?

Я чувствовал, что давил на неё, на свою одноклассницу. Тон, по мне был наглым и немного высокомерным для нормального диалога, хотя, я и не стеснялся своего тона, чему тут стесняться? Не люблю, надоело уже, когда кто-то делает необдуманные действия, по порыву сердца, не слыша рассудка. Не дети уже, чтобы так делать.

Она хотела что-то сказать, ответить на мой вопрос, но она в голове отказывалась от своих мыслей, меняя их, чтобы я не подумал не так, как она хотела. Она в голове долго, скрупулезно, перебирала свои предложения, мои ответы на них и как-то, не зная или не замечая этого, затянула наш разговор. Пока она краснела от своих мыслей, ворота закрыли. Сторож толстыми цепями и замками отделил нас от всего мира.

Вскоре, она решилась на свой ответ, выдохнув тяжелого зимнего воздуха:

-Ты близко дружишь с ш-Шухратом? Я видела, как ты…ты… – она очень сильно волновалась, левая её часть груди сжимало невыносимой для девочки силой, наверно, винила себя, что все-таки не обдумала до конца свое главное предложение, сильно горели её щеки и мялась с таким видом, с такой надеждой, не веря в плохой исход своей фантазии - эмм…я давно видела как ты с ним общаешься. Ты близко с ним общаешься? Дружишь с ним очень б-близко?

Одной щекой усмехнулся от её слов:

-Ну да, близкие. Неужели в него влюбилась?

Глаза её и она сама будто возродились, ожила просто неописуемой энергией и засверкала каким-то невероятным, ослепительным светом. Светом близким мне, светом, которым я горел когда-то.

-Тогда…тогда, можешь про меня у него спросить? Как он ко мне относится? К-как?

Поняв, в чем смысл её детских действий, я ей с улыбкой кивнул, видя, как она радуется, пляшет в душе у себя, как там же в душе загорелся тот самый огонек, о котором мечтают многие люди. Огонек теплый, который зажигается где-то там в груди.

-Да, конечно, спрошу.

Она как ребенок ласково улыбнулась, попрощалась со мной и ушла в противоположную сторону. Я остался один со своими мыслями. Как всегда.

Вдалеке, где стоял корпус стоматологии, виднелся кабинет, где по идеи, должна пройти первая пара. Я пошел в сторону корпуса, проходя мимо через десятки голов по широкой дороге. По моему пути, многие интересно рассказывали, как они провели свои зимние каникулы, как они встречали радостно и весело Новый Год и другие их истории на сто страниц. Тут я и понял, как я провел свои зимние каникулы.

«Блин, черт, как же дико тошно, вспоминая, что делал в эти дни».

Приблизив наше с кабинетом расстояние, оттуда мне послышался тихий голос, не понимая чей, то ли это женский, то ли моего друга с группы.

-Он идет! Так, готовимся!

Я издалека увидел с окна кабинета, как мелкие людишки зашевелились, забегались, замешкались, готовясь к моему приходу. В душе я засмеялся, улыбнулся и немного поплясал. Я уже понимал, что через несколько минут, меня поздравят. Поздравят хорошо, от чистого сердца, хоть не так уж я приятный человек. Как же хорошо, когда ты нужен людям. Услышав это, я решился для себя идти медленно, вкушая весь смак момента, весь сок, какое наслаждение приводит, когда ты нужен людям. Все длилось недолго, конечно, и все-таки, в шаге остановившись от двери, представлял себе этот момент. Момент, когда тебя любят. Момент, когда тепло и радостно на душе. Я открыл дверь, прошел через порог, и меня встречают женским, таким добрым, восторженным, можно сказать коллективным ором, от которого искренне улыбнулся:

-С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ! С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ! С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ!

Было неописуемо приятно. Наверно, мое лицо порозовело от смущения, вроде как-то хочется скрыть все это, но никак не получается. Забилось от радости сердце, и по лицу приклеилась улыбка, от которой тяжело избавиться. Прошел дальше, стоя, меня встречал наш учитель, бывший военный. Он протянул широкую, просто здоровую руку и поздравил меня. Я с улыбкой пожал сильно, пытаясь, хоть как-то охватить его огромнейшую руку. Кабинет был сырым, можно сказать подвальным, постоянно пахло какой-то плесенью, но тогда стояла такая праздничная атмосфера, комната наполнилась желанием жить и быть живым. Я был рад. В левой части груди тепло что-то ударило. Счастье, наверно.

Проходя дальше к своему месту, по пути поздравили несколько девочек и друг Хабиб. Не успев сесть, в дверь кабинета глухо, как топот, постучались: «Тук-тук». Двери открываются, и появляется фигура моего друга Шухрата с улыбкой.

Шухрат - мой друг, зову Шуриком, дружим уже вот больше полугода, прошли через много интересных историй на закалку дружбы. Он высок, выше, чем я. Худой. Фигура его обычная, нормальная, небольшая, как и положено нашему возрасту, но шея слегка опущена, как-то противно согнута, что кажется издалека, будто он крадется к человеку. Душа его, внутренний человек, хорош, необычно добр, и по нему видно. Волосы русые, каштановые, при свете они как-то темнеют. Лицо его светлое, как и его душа, но и душа необычайно обидчивая. При первой встрече, кажется, каким-то легкомысленным, наивным и не особо располагающим к себе. Особенно отталкивают его глупые, не ко времени шутки, высказывания не по теме, даже если они будут по теме, то они какие-то скучные и не особо интересные, вызывая лишь недоумение или тихий издевательский смех. До нашего знакомства, я видел его в колледже много раз, замечал иногда по пути. Слышал про него неинтересные сплетни, что он транжира, имея влиятельного отца, что он недалекий и тупой. При близком знакомстве с ним, эти сплетни окажутся чушью и каким-то бредом. Благодаря душе, черты его лица всегда кажутся радостными, улыбчивыми. Некая «Человек-улыбка». Как и под всякой улыбкой, скрывается трагедия. На вид нельзя назвать его серьезным, даже если он говорит спокойно, то воспринимается как шутка. Если он не улыбается, то улыбаются его глаза, будто он смеется внутри себя, в душе, и не хочет как-то выдавать свою радость и веселье наружу. Когда он грустит или серьезен, по глазам в первое время не особо заметно, да и не покидает чувство его легкости, свежести. Голос высокий, но и не писклявый и отвратительный для слуха. И голос этот, кажется, каким-то издевательским на первое время. Вскоре со временем, писк не слышится.

Открыл Шухрат дверь, просунув голову между дверью и рамой, попросив у учителя разрешения, чтобы меня отпустили на пять минут. Поздравить надо. Говорил со спокойным голосом, но казалось, что он насмехался. Меня отпустили. Закрыв дверь, мы поздоровались.

-С Днем Рождения! Хей! Подарок тебя ждет в семь часов, а адрес я тебе отправлю, хыхых – сообщил он со своей известной улыбкой, почесывая свой шрам на правом виске.

Зачесывал он волосы в правую сторону, чтобы не было видно шрама. Зачесывал он неплохо, но кусок шрама все равно был виден. Поверх шрама он надевал кепку, чтобы как-то скрыть свой недостаток. Кусок шрама, который был виден, был прямым как стрела.

-Спасибо-спасибо. Слушай, а ты помнишь мою одноклассницу?

Он нахмурился, по улыбающимся глазам он не понял, и я напомнил ему кто это.

-Ааа! Она? Ну да, помню – улыбнулся он, закрывая замок своей красной куртки, - холодно, не правда? А что у тебя стало с Мадиной? Фаррух там мне рассказывал, что…

Я скрестил руки, ничего не ответив на его вопрос, рассказал о случае у ворот, как моя одноклассница держала меня за руку и спрашивала про него. Ему особо не нравилось, что я ему рассказывал, и мне было известно, почему не нравилось, под конец истории я закончил:

-Не стал, конечно, говорить, что у него сердце занято одной девочкой. Да и зачем мне? Девочка неплохая она, одноклассница еще. Пойми, толку ей сердце разбивать? Не яйцо это все-таки, чтобы разбивать, как хочется.

-Да…занято сердце – он по глазам загрустил, и возникло чувство, что загрустит надолго. По пути к кабинету бежала Муниса. Увидев меня, она, выдыхая, мягко спросила:

-Пара идет?

Я кивнул. Она выдохнула со всей силой от облегчения и отдышки. Убрала волосы назад, открыв свою известную шею, открыла дверь, улыбаясь тоненькими губами, на которых тонну помады, зайдя, она пропала за дверью, громким хлопком. Для Мунисы это был обычный эпизодом, именно проходить мимо Шухрата и не замечать его, но для Шухрата это эпизод на целый день, ведь он увидел Мунису…как и тогда…

 

****

 

Глава первая.

«Шухрат»

 

Девять месяцев назад…

 

18 апреля

 

Глаза Шухрата, сонно моргая, томно глядели в темное окно. Было темно, ночь, и не особо хотелось спать. Проснулся он как-то в половине третьего, ответил на все письма друзей и не особо близких людей, устроился мягко, тепло на кровати, но никак не мог заснуть. Он был бодр, чем и раздражал себя. Пока другие пускали слюни на подушку, видя красивые и не особо сны, его тревожили мысли и сел он посреди кровати, закрыв ладонями лицо.

Вчера Шухрат отметил свое шестнадцатое день рождения. Он как-то грустно, не по-свойски посмотрел на новый, свой вельветовый пиджак, который подарил ему папа. «Глупость, какая» - подумал Шухрат о пиджаке. Пиджак хороший, дорогой. Но, ему не хотелось нового пиджака, подарков дорогих, какого-то стороннего внимания, ему хотелось чего-то другого, чего-то живого, что затронет его за гниющую от серости душу. Ему хотелось чего-то настоящего, искреннего, горячего. Захотелось любви. Любви взаимной, искренней, настоящей и желательно долгой. Но, перед ним рисовалось его будущее, которое ставило крест на мечты Шухрата. Работа, в которой нужно рыться в грязных, вонючих ртах, куда пристроит его строгий, но при этом заботливый отец. Рисовалась жизнь, где он не будет любить свою жену, которая выбрали его родители, виднелось ему, что она будет ему противной, неинтересной и не особо желанной собой, всегда надоедать, что он с ней не ласков, нежен, и так до бесконечности с ней ругаться. Будет он иметь детей и погубит и их жизни. Казалось ему, что такая жизнь будет повторяться и у его детей, внуков и других потомков. Не хотелось ему такой жизни, подумывал что-то эдакое да сделать, как-то поменять винтик в своей жизни. Сделать по зову души, без раздумий и велению рассудка. Хотелось, наверно, уехать отсюда. Оглядываясь по сторонам, дом ему казался маленьким, стены какими-то тонкими и сжатыми, как в коробке, хотелось новых горизонтов, красивых и новых лиц, увидеть другую жизнь, не такую как у него. Ему опротивел город, в котором он родился и жил. Глубоко выдохнув от своих мечтаний, он грустно поглядел на свою маленькую одиннадцатилетнюю сестренку Шахзоду. Ему вспомнился вчерашний забавный эпизод. Вчера, когда она чистила от зеленой головки, редкую в апреле, клубнику на кухне:

-Люди как клубники!!! – восклицала радостно она, красными руками отделяя головки.

-Почему же? – удивился Шухрат, закинув в рот с миски одну большую ягоду. Вкусно.

-Эй-й-й!!! Она же не мытая!!! – заорала маленькая девочка на него, за этот поступок, хотелось ей как-то его наказать, но передумала, - потому что, люди, как и клубники теряют голову не по своей воле! Вот как вот! – и показала со всей длины бледный язык.

Шухрата повеселила, позабавила эта детская философия, но показалось ему такой правдивой и очень близкой к сердцу. Глупой до ужаса, но все-таки правдивой.

«Одиннадцать лет» - подумывал он, - «куда же ушли мои одиннадцать лет? Школа…» - проговорил тихо, не своим голосом, с каким-то простуженным хрипом, как бывает с утра, не отрывая взгляда от сестренки. Школу он окончил год тому назад, недавно, но, то время, то счастливое время, казалось таким далеким. Всего год, но будто прошла целая жизнь перед ним, словно десятилетия. И все-таки, Шухрату хотелось любви. В школе он гулял с Фаризой, девушкой хорошей, красивой, очаровательной для того школьного Шухрата, даже как-то неудачно пытался поцеловать в маленькие губы её, но это было так по-детски и несерьезно. Захотелось ему настоящего поцелуя, от которого вены побегут быстрее по телу и ноги задрожат. И начал представлять себе девушку. Девушку с темным, даже с черными, как смола волосами, тонкими, но аккуратно нарисованными губами, с нежными глазами и голосом как у ангела. Голос в голове был таким милым, отличался от всех просто неземной мягкостью звучания, от которого на душе светло и спокойно.

Да и с головы не выходила школа. Не мог он вспомнить того момента, как его детство закончилось. Школа казалось такой далекой, но парта и друг, с которым он делил её, в воспоминаниях были свежими, словно вчерашними. Будто вчера он сидел у парты, смеялся со своим другом, что-то играли и беседовали часами об уроках, фильмах, девочках и так, пока рот не высохнет. Друг, с которым он делил парту, Шахзод, и другие остальные друзья, с которыми он клялся в вечной дружбе, никогда не покидать друг друга в тяжелые дни, исчезли, пропали без вести из его жизни, и думал где же они? Где те друзья? Шухрат, как и многие, рано утратил вкус жизни. На него нашла тоска. Смотрел он с ностальгической грустью на сестренку, мечтая вернуть счастливое время хоть на несколько часов. Но эти мысли как-то улетели, вытекли из его головы, и опять пришла идеальная девушка. Красивая. Слов нет. Для него, эта ненастоящая девушка стала настолько близкой, ближе, чем его родные. «Обидно, нет такой девушки» - сказал про себя Шухрат, глазами лаская её лицо и медленно опуская от тяжести голову.

«Нет красивей существа, чем воображаемый человек, не правда?» - обратился он к себе.

Он опустил голову на свои ладони, закрыв глаза, по деталям представляя девушку, заснул.

 

Утром он проснулся неожиданно, во сне дрогнув от чего-то. От чего, он сам не мог вспомнить. Сна не запомнил. В комнате было светло, солнце переменно, бликами, дарило свои лучи, он погладил себя по лицу, вытирая остатки сна, под утреннее пение птиц и глубоко глядел на опустевшую постель своей сестренки, которая, наверно, уже ушла в школу. По часам было поздно, но ему было все равно, он особо никуда не спешил, да и куда спешить ему? Отец у него есть. Умылся. Смотря на тарелку, аппетита не было, как и всегда, он так и оставил её на столе, отдавая на растерзание мухам, летевшие поверх этой тарелки. Зайдя в свою комнату, он потянулся. Потянулся в комнате сравнительно большой, где с правой стороны, куда падали утром с востока лучи, стояла широкая темная кровать Шухрата. С левой стороны, куда подала тень от несозревшего, пока голого, вишневого дерева, стояла небольшая, узенькая светлая кровать его сестренки. Окна располагались противоположно друг от друга, если при рассвете лучи подали со стороны Шухрата, то при закате, когда красная линия опускается за горизонт, огненно-багровый свет подал на сторону его сестренки. По разным углам расставлена мебель, начиная от хорошего, орехового стола заканчивая диваном, диваном мягким, по ощущениям даже плюшевым. Открыв окно со своей стороны, дул прохладный, мерзлый утренний апрельский ветер, решил он сверху рубашки надеть свой новый вельветовый пиджак. Пиджак сел идеально. Плечи не казались висячими, дряблыми, рукава идеально подходили по размеру и Шухрат довольно улыбнулся своему отражению, видя, как пиджак не портит его. Но в душе было как-то тоскливо, серо и бездомно. С этой ночи он начал ярко хотеть чего-то. Хотелось каких-то новых чувств, открыть в себе что-то новое и красочное. Выходя за ворота своего дома, проговорил как молитву, свое обращение:

-Господи, пожалуйста, измени мою жизнь. Измени сегодня. Навсегда.

Как и любую другую молитву, Бог его услышал. Уходя, он обратно бросил взгляд на свой дом. Дом находился на пересечении первой и второй улицы, прямо посередине этого же пересечения. Ворота дома были недавно покрашены самим же Шухратом любимый в синий цвет и издалека как-то неуловимо, пахло противной дорогой краской. На синих железных воротах висят, как-то неправильно, косо, по центру черные цифры «17». Шухрат эту цифру связывал со многими вещами, например со своим днем рождения - 17 апреля, и как очень суеверный человек, он считал эту связь единицы и семерки чуть ни ли святой. Дом возвышался своими хорошими, высокими коричневыми стенами, а вокруг соседей, казался еще выше и более великим. Дом двухэтажный и распределен интересно. Второй этаж, полностью был отдан родителям Шухрата, там у них были свои комнаты, кабинеты. На первом этаже Шухрату и сестренке отдали одну комнату, еще несколько комнат были для гостей и отдельно ванная и кухня.

В голове, в мечтах, он хотел уехать отсюда, от своей комнаты, от кровати и утренних лучей утром. Дом был ему мил, родным, но хотелось чего-то другого.

Чтобы выйти к дороге, к людям, он шел на восток по «аллее вишен». Приходилось идти пешком минут три-пять. Но, это не просто три-пять минут его жизни. По этой аллее, по прямому переулку в строй шли вишневые деревья, то высокие, то не очень, то с широкими ветвями и большими кронами, то маленькие, с узкими веточками, укрывая лишь своей тенью небольшие цветущие кусты. Шерстя подошвой по песочной дороге, идя по этой аллее, Шухрат вспоминал, как он в детстве любил здесь бегать и с друзьями воровать горсти вишен у соседей, бегать от хозяев с широкой улыбкой, держа в маленьких ладонях кучу добра, и потом кровавыми, липкими руками поедать трофей. Закидывая в рот темную, размякшую во время бега ягоду, выплевывая противную косточку и чувствуя приятную горечь во рту, он был так по-детски счастлив. Не то, что сейчас.

На западе не было выхода к людям, откуда по его ощущениям было бы ближе. По западной дороге, находились другие такие же, но менее красивые дома, ямы и трещины по грунтовой дороге, а в конце, вдалеке, располагалось небольшое кладбище.

Шухрат вышел на остановку. Он поправил свой пиджак, любовался ею, какая она хорошая и дожидался своего автобуса. Просмотрев от скуки на свои часы, он немного удивился, что оказывается, его часы в комнате спешили и он, как ему казалось, впервые приедет вовремя. Приехал автобус. В автобусе было малое количество людей, много свободных мест и сел он перед парнем. Парень сидел угрюмо, как-то грустно даже, ожидающе, смотрел на людей необычно, холодно, рассуждая, наверно, о чем-то про себя, чем и привлек внимание. Был одет парень в синий, неплохой свитер, с какими-то линиями, а ноги убрал назад, и толком ничего не было видно. Усевшись мягко, автобус поехал. Проезжая мимо множество зданий, прозвенел телефон у парня, который сидел позади. Шухрат оглянулся на него, парень внимательно, слегка щурясь, читал письмо и его глаза немного оживились, воодушевились с некой любовью, теплой надеждой, сам он заулыбался, и эта приятная улыбка не сползала у него довольно. Он убрал телефон, и случайно, не понимая этого, проговорил, проговорил тихо, но слышно для Шухрата:

-Неужели…наконец-то…сегодня встретимся…уххх… - выдыхал, предчувствуя чего-то. Шухрат отвернулся от него. «Наверно, любимая девушка ему написала» - подумал про себя Шухрат, угрызая себя темной завистью. «Ну и пусть» - продумала сразу утешительная часть его головы. А парень в это время все смеялся. Он был счастлив и никого не замечал. У Шухрата портилось настроение, посерел на лицо, нахмурил брови. С этим парнем они и приехали в колледж. На вид он казался очень знакомым, будто где-то его видел. «Может в колледже?» - думал Шухрат, смотря, как его небольшая фигура быстро пошла впереди него. Парень ушел вперед с той же улыбкой в автобусе и скрылся так же быстро, как и впервые заметил его Шухрат. Шухрат шел медленно, с беспокойной, своей походкой по колледжу. В медицинский колледж он поступил по решению отца. Отец у Шухрата был известным в городе стоматологом и хотел оставить все свое дело, империю своему единственному сыну, как и по иронии судьбы, Шухрат не хотел быть стоматологом, да кем угодно, лишь бы, не видеть раскрытый рот человека. К его радости, в колледже в группе Шухрата особо не проводили пары, точнее, вообще их не было, и Шухрат приезжал сюда, в колледж, ради общения со своими друзьями, которых он нашел здесь, чтобы хоть как-то заполнить пустоту в жизни. Друзей было немного, но были они хорошими.

Напротив колледжа пристроены маленькие, пятиэтажные коричневые коробочные жилые дома с маленькими, крошечными окнами. Они шли прямо в строй, пока в конце не заканчивались двумя большими громадными коричневыми девятиэтажными домами с широкими, вытянутыми окнами.

За маленькими домами, с дороги скрытый тенями маленьких стен, находится двор. Во дворе всегда тенисто, в жаркие и не только времена соблазняет собой студентов колледжа. Здесь всегда усаживаются любители общения, романтики и особенно те, у которых нет денег на обед или не хотели обедать. По двору идет широкая грунтовая дорога, идет она мимо маленьких темных подъездов с синими дверями. У каждого подъезда маленьких домов приставлены две низкие скамейки, на которых постоянно сидят, на горе жителей домов, молодые задорные ребята. По периметру, на разных точках, возвышаются высокие, широкие, с огромными по размерам ветвями, столетние дубовые деревья, которые своими кронами укрывают молодежь от жарких объятий солнца. Тени веток и листьев падают также на детскую площадку, где находится две железные ракеты, где в одной из них по традиции находилась чья-то лепешка.

Популярностью пользовались три скамейки с коричневыми крышами сверху, которые могли раскачиваться как качели. На них был особый спрос, почти все студенты, стремились побыстрее освободиться и занять их, чтобы посадить тяжелые бедра, покачаться как детстве и пообщаться на серьезные темы. Спрос особенно был у девочек...

«Вот в чем странность всей жизни» - думал Шухрат по пути ко двору. «Вот, девочки стремясь, быстрее вырасти, ведут себя как взрослые, не по их возрасту, возвышаясь над ровесниками своими «умными» поступками, «умными» выражениями и словами, цитатами, зрелым и не только видом, но когда даешь им какой-то повод повеселиться, посмеяться, то вся серьезность каким-то образом теряется и перед нами предстает маленькой девочкой какой она и должна быть». «Но, я думаю» - продолжил Шухрат, - «Хуже всего, наверно, быть зрелой дамой в восемнадцать».

Шухрат медленно, осторожно своими шагами обошел маленький дом номер 66 и направился прямо по двору. Издалека, идя, он заметил, как его два друга качаются взад-вперед на первой скамейке. Он улыбнулся, увидев их, и неспешно, мелкими шагами направился в их сторону. Во время пути, когда Шухрат поднимал небольшую пыль своими шажками, один из его друзей резко с места вскочил, замахал руками, как падающая птица и орал матерные слова. Шухрат когда подошел, тот, который вскочил, надулся, весь красный, а у второго только-только исчезала недавняя улыбка.

-Здоров – потянул руку сидящий друг, почесывая розовыми руками правую щеку.

Шухрат пожал ему руку, сел рядом с ним и с ожидающим взглядом смотрел на стоячего.

-Фаррух говорит, что ты его сестру снять хочешь, представь себе? – начал рассказ, сидящий друг, улыбаясь, смотря на надутые щеки стоячего персонажа – я ему говорю: «Не, брат, ему Мадина и не нужна вовсе». Что ты написал-то ей, что этот у…к узнал?

Шухрат усмехнулся прохладной улыбкой и поглядел на стоячего друга.

-Думаешь, Мадина мне нравится? – обратился Шухрат.

Друг, который должен был ответить, звали Фаррух. Фаррух был скрытым и чувствительным человеком. Не высок он, мал, ростом ниже, чем Шухрат, тело у него маленькое, низкое и никак не можешь ожидать от такого человека злых и наступательных поступков. Лицо его как у монгола, с золотистым загаром. Глаза мелкие, всегда кажутся, что они щурятся, или как-то недовольно, недобро смотрят. Нос маленький, конец туповат. Толстые очки от близорукости делают его вид немного лучше, почеловечнее. При виде, кажется, что его коричневое лицо сплющено, сам он тоже как-то сплющен, руки всегда у тела, в карманах, осанка как у больного сколиозом, говорит писклявым, низким, не особо приятным голосом, груб, ворчлив как старый дед, но вся эта отвратительность его личности делала и делает его привлекательным для девушек. Для глупых. Девушкам, он кажется скрытым, ранимым, особым, они открываются, тают, видя, какой милый и загадочный человек рядом с ними сидит и общается. Особая черта его характера, так это вступать в конфликты. Он с гордостью, даже сам это отмечает. По его философии, настоящая, жаркая ссора открывает истинную сущность каждого человека. При знакомстве, необычно поступая, он начинает грубить, дерзить, одним словом плеваться в лицо. Скрывая свою натуру под масками грубости и безобразия, он теряет свое лицо на людях. Наконец-то, доверив им, он открывает свое лицо, настоящее, искреннее, без всякой тени фальши, люди, увидев его настоящего, реального, начинают упрекать его в том, какой он лицемер, бездарный актер, что он не искренен в своих чувствах и так круг лжи и лицемерности идет по-новому. Поступил в медицинский колледж по своему желанию, посвятить всего себя исправлению челюстей людей и для начала пути к мечте, поступил в факультет стоматологии. У него есть довольно хорошенькая сестренка Мадина, необычайно умная девушка, красивая, не как брат. Она, по многим рассказам, была одаренной девочкой, и, будучи младше на два года Фарруха, они учились вместе на одном курсе. Шухрат как-то написал ей, хотел с ней поближе познакомиться, но не сошлись по душам. Мадину толком никто из друзей вживую и не видел, только фотографии, которые были у неё на странице в сети, и можно было по ним описать, что она девушка с каштановыми волосами и с белым лицом. Всё…

Фаррух, щурясь, смотрел внимательно на Шухрата, словно изучая каждую линию на его новом пиджаке. Убирая глаза от Шухрата, Фаррух отмахивался руками, изгоняя налетающих на него маленьких противных мушек, и пискляво ответил Шухрату:

-Она у меня спросила, знаю ли…- отмахивается, и одновременно матом покрывая мелких летающих мушек, - я играл в сети, там базу строил, она ко мне подходит, говорит: «знаешь ли, его?». Смотрю, ты. Мою сестренку снять хотел! Сука поганая! – увидев, как смеется Шухрат. Но в секунду разом Шухрат охладел, успокоился, словно задели за что-то. Похоже, за гордость.

-Я просто «привет» написал! Блокнула она без причин! Да что тут такого?!! – ярко, неожиданно вскочив, словно истерично Шухрат, не понимая, в чем его обвиняют. Он опять успокоился, сел, отряхнул с ног невидимую пыль, скрестил ноги и уткнулся в свой телефон.

-Да ладно, ничего это. Ух, ты новый пиджак купил! Круто-круто – похлопал по плечам Шухрата сидящий друг. Вот у меня знакомый был, не скажу вам, как его звали. Короче, что, он взял номера с лицея, первый курс они были, сейчас они, по-моему, вторые. Он короче взял, и… – приложил руку к уху сидящий друг, чтобы было похоже на трубку телефона, - друг позвонил и говорит: «Это отдел по поимке… проституток». Так и сказал, проституток. Говорит: «Знаете, мы узнали от вашего сутенера, что вы по ночам оказываете незаконно секс-услуги. Вы законченный человек, дорогуша. Ваш рот и то самое место - дырявое, как пальто у моего покойного папы. И не стоит забывать, что вам всего… семнадцать лет. Он замолчал, и оттуда такой мужской голос, такой знаете, такой… басовый, громкий. Он просто ах..л. Голос ему такой не вдомёк отвечает ему: «Не понял». Потом давай орать, позвал дочь. Представьте себе, да, этот друг мой, этот, м..к конченный звонит и говорит, мы проституток ловим, а тут папин номер, оказывается. И начал хихикать. Фаррух взорвался со смеху, а Шухрат нервно улыбнулся. Шухрат посмотрел на своего друга, тот с недавней улыбкой зачесывал волосы назад руками, и, почувствовав на себе дерзкий, раздражающий взгляд Фарруха, поднял глаза на него и в шутливой форме ответил на его взгляд:

-Что смотришь, конь е..ный?

Шухрат усмехнулся. Фаррух стоял, дулся на Исмаила, отвечал на его шутки матом. Для Шухрата, Исмаил не всегда такой. Не такой человек. Он не ругается матом, не рассказывает пошлые истории. Вообще, как человек, Исмаил совсем другой. Внешне высок, многим кажется, что он, то выше Шухрата, то ниже него. Большие, живые, временами грустные глаза, шея, как и у Шухрата, согнута, но в отличие от Шухрата, у Исмаила кажется, что его шея каким-то образом висит, как у болванчика. Что всегда значит и значило большое значение для Исмаила, так это как он выглядит на людях. В своем обществе он душа компании. Постоянно шутит, остро подкалывает, подкалывает больно, но при этом он не замечает обид, сам не обидчив и не злопамятен. В чужой компании, он держится скромно, закрыто, скептично относится ко всем, как девушка на первом свидании. Из увлечений, он обожает фотографировать. Он работает и учится как подмастерье у одного известного фотографа в городе. Работу он любит всем сердцем, да и как не любить работу, когда тебе предлагают фотографировать хороших собой моделей, с хорошими лицами и приятными формами, потом попутно с ними выпивать за счет заведения? Просыпаясь, каждый раз от головной боли, он покупает пачку сигарет и идет в колледж, который не хотел поступать. Поступил он по воле дяди. Так и жизнь его крутится «колледж – дневной сон – работа – напитки – непонятное утро». Человек по сути хороший, добрый, но сбившийся, по мнению многих, как и сами многие, с пути. Не понимает от себя чего ждать от жизни, поэтому находит смысл жизни в поисках того же самого смысла. Сигареты уже рано дали знать, у него голос стал немного хрипучим, изредка как-то противно кашляет. Собирался бросать, но как-то времени не было. Особенно сейчас.

На часах еще утро, а Шухрату стало ужасно тоскливо. Друзья что-то между собой там о чем-то беседовали. Шухрат до конца уткнул, засунул в уши наушники и так, незаметно, каким-то образом для Шухрата, как минута, пролетели два с половиной часа.

-Ей!!! – услышал крик Исмаила через свою музыку Шухрат. Разболелась голова. Сильно.

-Что? – Шухрат в непонимании спросил у друга.

-Уже обед, упырок – ответил Исмаил, затягиваясь сигаретой.

-И что б.я? - со скучным голосом спросил опять Шухрат. Тосковал он дико.

-Сейчас девушки придут… - шмыгнув носом, Исмаил ответил ему.

<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: