Мы можем опираться на функциональное определение памяти, данное академиком И.П. Ашмариным:
«Биологическая память – способность живых существ или их популяций, воспринимая воздействия извне, закреплять сохранять и в последующем воспроизводить вызываемое этими воздействиями изменения функционального состояния и структуры» [Ашмарин И.П., 1987, с. 3].
Это определение можно толковать и как способность объекта – хранителя памяти моделировать (сохранять и позже воспроизводить) состояния, структуру (или динамические процессы их изменения) внешней среды, отраженной определенным образом в объекте.
Полученные самые общие данные о нижнем биохимическом «этаже» памяти позволяют представлять ее как совокупность конкретной конфигурации размещения и постоянно поддерживаемой выработки, воспроизведения нейромедиаторов и модуляторов в ансамблях нейронов. О том, что долговременная память связана с действием опиоидов, указывают результаты исследований 80-х гг., см. например, [Стайн Л., Беллуци Дж., с. 295-298].
Каков потенциальный объем такой памяти? Если предполагать единицей информации связь между нейронами - импульс и его отсутствие, то считать следует до уровня синапса. Если оценивать количество нейронов в размере 20-100 млрд. единиц и предполагать, что синапсы на входе нейронов на три порядка выше, и считать, что синапсы в нейроне-излучателе или нейроне-получателе являются не только элементами связи, но и элементами двоичной памяти, то объем памяти мозга достигает до 20-100 Гбит или 2-12 Гбайт. Но это упрощенно и формально. В реальности вероятно, значительно меньше. Уже неоднократно говорилось о том, что человек не использует все свойства своей памяти. Да, в целом, у нас не имеется базы для сравнения мозга человека с компьютером. Его свойства много ценнее свойств любого компьютера, потому что люди вряд ли будут проектировать компьютер с собственными потребностями и встроенной программой формирования целей борьбы за выживание в окружающей среде (для удовлетворения потребностей и за собственное воспроизведение).
Хорошо сказал Б.Ф. Поршнев о памяти и о фильтрации внешних возбуждений среды в центральной нервной системе
В сущности, нервное возбуждение - это тоже простая реактивность, хотя на очень специальном и сложном химико-физическом субстрате. Биологическая эволюция "отрицает" его (как свободное передвижение животного "отрицает" силу тяжести), ибо возбуждение все жестче перекрывается шлюзом, канализируется. "Ум" животного - это возможность не реагировать в 999 случаях из 1000 возникновении возбуждения. Животное все успешнее, где только возможно, оберегает себя от реакции, так как движется, обладает дистантной рецепцией, дробит раздражители с помощью мозговых анализаторов. Все это не имеет никакого отношения к экономии энергии реактивности: напротив, расход энергии на торможение растет в ходе эволюции в гигантских пропорциях. [Поршнев Б.Ф., 1974, Гл.5].
Теперь, мы прошли путь вниз почти до биохимии и до нанометров и поднялись снова наверх к цели нашего исследования, к системе потребностей, к надстроенным потребностям или метапотребностям. Мы будем говорить о такой памяти на действия, на манеру действия, которая может стать источником удовольствия, наслаждением и самостоятельной целью, и которую мы, поэтому, собираемся именовать метапотребностью. При этом мы рассматриваем уровень не кратковременной памяти в ЦНС, а именно долговременной, которая только и может закрепить, удерживать установки в поведении индивида.
Роль эмоций, вероятно, недооценивают. Так, у Д.В. Колесова – это «гедонистическая» компонента – оценка эффективности удовлетворения потребности. В оценке эмоций видят нечто нефункциональное – лишний довесок к психологии поведения - эмоции накапливаются в памяти, и у человека появляется возможность испытывать эмоции в связи с событиями в прошлом и в «обдумывании чего-либо на будущее», в лучшем случае – эмоция – это «физиологически-мобилизующая» составляющая поведения [Колесов Д.В., 2002, с.122-123]. У нас создается впечатление, что эмоции имеют много более важное регуляторное значение. О роли эмоций, их значении, возможно, лучше всего сказал П.К. Анохин: «Эмоции бы отмерли в отсутствии их функционального значении», а критикуя книгу Э. Гельгорна и Дж. Луфборроу «Эмоции и эмоциональные расстройства», он говорил о «саморегуляторном характере эмоциональных разрядов и о приспособительной роли эмоций» [Анохин П.К., 1979, с. 447-449].
Присоединим к изложенной выше информации все, что мы знаем о роли положительных и отрицательных эмоций и их связи с памятью.
Эмоция как положительное подкрепление и дополнение к удовлетворенной потребности устанавливает и закрепляет память (самое малое, резко улучшает установление и закрепление памяти) об инструментальном поведении, удовлетворяющем потребность. Положительное подкрепление может быть и нейтральным, но при депривациях положительным подкреплением оказывается устранение отрицательного состояния возбуждения, страдания, беспокойства и т.п. При повторении действия, которое является полезным для индивида (или биологической особи), это действие запоминается в ЦНС. При сильной эмоции (пиковом переживании) запоминается сама эмоция и связанное с ней действие.
При отрицательном подкреплении – при не удовлетворении потребности – возникает отрицательная эмоция, в лучшем случае нейтральное состояние в ответ на зря потраченные усилия. В результате (который на уровне психики является эмоцией) данное инструментальное действие или забывается как бесполезное или формируется как опасное негативное и запрещенное к применению или излишне затратное. И его избегают.
Примечание: Из этого следует важное правило – если вы хотите продолжать усилия при появлении трудностей – старайтесь не расстраиваться – это условие для мобилизации сил на продолжение дальнейших попыток. Понятное житейское правило получает теперь строгое научное основание.
Для нас важно то, что сказал Петр Кузьмич Анохин об эмоциях в части обычных потребностей (голода):
«в структуру акцептора результата действия включается эмоциональный компонент, предвидение той положительной эмоции (курсив мой – СЧ), которая обычно всегда сопровождает удовлетворение доминирующих потребностей. Именно эти процессы эмоционального «предвкушения» составляют основу того общераспространенного состояния, которое в обыденной жизни получило название «аппетит»…», [Анохин П.К., 1979, с.10].
По сути, Анохин сказал более точно о пусковом характере эмоции и даже об эмоции как эмоциональной психологической надстройке над биологической потребностью голода. Но «аппетит» - это только одна индивидуальная потребность или метапотребность гурмана (не чрезмерно сытого любителя тонких вкусовых ощущений) и т.д. и т.п. Мы ищем и, похоже, обнаруживаем ключ к метапотребностям над физиологическими потребностями - предвкушение как объяснение природы пускового процесса.
В изложении проблемы мы столкнулись со следующим не проясненным моментом нашего общего видения. Представим себе, что эмоций нет, что человек как бездушное техническое устройство, удовлетворяет свои технические (ну, скажем, физиологические) потребности (как и заправка топливом или техническое обслуживание). Если мы исключим эмоции как внешнее (психологическое) проявление оценки удовлетворения потребности нашим субъектом (и объектом исследования), то нам необходимо вычленить и найти вместо эмоций новый физиологический аппарат сравнения и оценки результата действия – степени удовлетворения потребности и качества результата в мышлении и в поведении человека. Это означает, что мы пытаемся идентифицировать психологический и физиологический блок сравнения результата и поставленной цели в психике человека, т.е. идентифицируем то, что именуется у Анохина блоком оценочной афферентации.
ПРИМЕЧАНИЕ: Напомним, что вся система Анохина представляет собой символические структуры нашего познания – они, структуры, по идее «системы управления» (в модели кибернетики) должны присутствовать в организме и в мышлении, но мы сами должны найти эти реальные механизмы и подставить их на место схемы Анохина в поле нейрофизиологии.
Нам, людям рациональным, желательно представлять сравнение цели и результата как рациональный блок мышления, сродни решающим блокам в абстрактной системе автоматического управления. На очень высоком уровне сознания мы готовы признать, что человек разумный именно так себя и ведет, в духе теории Альберта Бандуры, – логично сравнивает и логично принимает решение - исключить метод или включить метод в систему своих инструментальных средств. Но у древнего человека, такого аппарата априори не было. В реальности и на подсознании и у зверя с его рефлексами, и у преантропа и у современного младенца есть только эмоция как отражение его оценки физиологического состояния (своеобразной оценки уровня до логики). Она и лежит ниже рационального, и она предваряет работу рационального, более позднего аппарата в сознании. И вообще в жизни каждого человека онтогенетически начало мышления и построения символической системы опирается на эмоции как блок оценочной афферентации. Другого не дано! Потому мы вплоть до серьезного обоснования других содержательных оценок другими авторами в порядке гипотезы рассматриваем следующее: эмоция есть блок (инструмент) низшего уровня психологии в процессе оценочной афферентации.
Имеющиеся данные, например, [Эндорфины, сб.ст. 1981], указывают на выработку в ЦНС в момент активности в животном мире при положительном или отрицательном результате (оценочная афферентация) соответствующих биохимических веществ класса нейромедиаторов и нейромодуляторов.
Поэтому у нас имеется основания предположить логическую связь между фактом возникновения эмоции и перестройки на биохимическом уровне памяти ЦНС как настройки нейронной сети с конкретным механизмом модификации (перенастройки) объема генерации нейромедиаторов и модуляторов. Для удаления условных рефлексов, которые не подтвердили потребность и ожидание ее удовлетворения, начинают «работать» отрицательные эмоции, при этом они формируют «тормозные пути», разрушают или стирают, перенастраивают синапсы конкретного старого медиаторного механизма рефлекса или даже, возможно, более того, создают отвращение к какому-либо действию (определяем его как отрицательно подкрепленное, как фобию). Последнее мы можем рассматривать как новый уже отрицательный условный рефлекс (депривационного типа) – не использовать то-то, не делать то-то, системный запрет – это тоже установка.
А при положительных эмоциях (положительном подкреплении) в ЦНС осуществленная активность фиксируется, или на макроуровне «запоминается», экзоцитозом (выделением) дополнительных порций нейромедиаторов дофаминового типа в системе тех нейронных ансамблей и их взаимодействий, которые функционировали при подкрепленном акте. При этом закрепляется, реформируется и устойчивая биохимическая связь между нейронами. И это уже видел Анохин, утверждая, что:
«Все виды потребностей приобрели побудительный характер,… формирующий различные типы побудительного или … отвергающего поведения» [Анохин П.К., 1979, с. 449].
Итак, на множестве научных оценок и обобщающих мнений мы установили, что
- Результат (успешный или отрицательный) деятельности или активности и(или) сама активность могут воспроизводить соответственно сильные положительные и отрицательные эмоции, т.е. состояния возбуждения
- Эмоциональные состояния способствуют (положительные) запоминанию или (отрицательные) стиранию памяти, т.е. (появления запрета) действий и ситуаций.
- Исключительно все эмоциональные состояния сопровождаются выделением биохимических веществ, часть из которых носит опиоидный характер (часть положительных эмоций).
- Отдельно доказано, что опиаты служат закреплению различных условных рефлексов.
Указанные положения можно представить схемой, из которой следует, что положительные эмоции и выделение некоторых биогенных опиоидов суть одно явление на двух уровнях, см. рис. 4-4(22).
Рис. 4-4(22). Формирование долговременной памяти о полученном положительном подкреплении (условный рефлекс), номера стрелок указывают на установленные в науке связи объектов.
Поскольку мы ищем механизм появления, формирования и проявления (реализации) вторичных или метапотребностей, то нас интересует далее механизм возникновения памяти о прошедших положительных подкреплениях или представление о будущем положительном подкреплении (предвосхищение) как источник последующих действий. Первоначально кажется возможным построить симметричную схему, см. рис. 4-5(23).
Рис. 4-5(23). Формирование новой активности в связи с воспоминанием о полученном положительном подкреплении (условный рефлекс). Вариант 1.
В этой схеме, рис. 4-5(23)., построенные нейронные связи вместе с эмоциями начинают симметрично работать на активность, запускать действие. Однако, здесь мы не имеем нижнего уровня запуска долговременной памяти – нейронного механизма работы.
Мы останавливаемся и возвращаемся к более простой схеме – схеме обычной потребности, но с нейронным уровнем. Мы представляем процесс формирования установки или условного рефлекса как первичное выделение нейромедиаторов в момент удовлетворения потребности. В результате изменяется настройка нейронной сети. В такой момент и после нескольких повторов происходит существенная реконструкция нейронных констелляций. Аналогично настраиваются условные рефлексы у животных. Последующую реализацию потребности мы строим по достаточно четкому представлению П.К. Анохина и в развитие этого представления, выделив только важные для нас компоненты. Формирование цели и мотива мы заменяем включением структуры «установки», которая уже сформирована и устойчиво служит удовлетворению потребности, см. рис. 4-6(24).
Рис. 4-6(24). Процесс формирования установки под воздействием физиологической потребности (из модели Анохина с учетом теории излучения нейромедиаторных веществ).
При последующем многократном повторении воздействий от сенсорных нейронов, отражающих обычные физиологические депривационные потребности, рис. 4-6(24)., нейроны «настроенных» ансамблей обеспечивают в каждой ситуации выделение нужной комбинации нейромедиаторов и как результат - формирование специфического возбуждения. Последнее отражает и раскрывает в эффекторной системе импульсов уже выработанную установку поведения животного или человека как (мотивированную инструментальную) реакцию на потребность или внешнее раздражение. Итак, нейронный механизм запуска – важнейшее звено, без использования (функции) которого не объяснить начало любого процесса более высокого уровня, уровня психологии.
Несколько отвлечемся и расширим взгляд. Формирование любого простейшего устойчивого инструментального действия при появлении и удовлетворении определенной потребности мы считаем составной частью развития культуры социума. С учетом сказанного мы можем теперь объяснять рост и развитие культуры не только рациональным поведением человека разумного, но, в первую очередь, на основе положительной эмоции, закрепляющей его успехи, и отрицательной эмоции, отстраняющей его от повторения неверных действий и ошибок. Эмоции обеспечивают, таким образом, связь наших низменных и простейших потребностей с высокой технологической культурой. Это и есть ответ и поддержка мнения Анохина о роли эмоций в развитии человека, да и в адаптации биологического развитого мира в меняющемся окружении.