Жара, как и всегда беспощадная, рисует в плоскости моего поля зрения морские волны. Едва уловимо, пейзаж начинает изменяться; теперь я иду уже по краю пшеничного поля, длинного, как дорога, широкого, как горизонт. Вот неожиданность, я совсем не заметил, как оно появилось! Повсюду изгороди деревьев и рощи расчерчивают линии, расставляют точки.
Совершенно новые виды сегодня, учитывая, что вот уже целый месяц я иду мимо огородов и деревенских домов. Вот уж где начинается настоящая растительность! Все овощи, которые я здесь обнаруживаю, мне знакомы: и в этой области глобализация сделала свое дело! Я угадываю несколько яблонь с едва завязавшимися плодами и в основном цветущую клубнику и малину.
Пересекая первый березовый лесок, окаймляющий сосновый лес, я по-настоящему замечаю перемену: в этот момент я покидаю засушливую и пустынную степь. Мне хочется остановиться на мгновение здесь и устроить привал. Меня останавливают лишь слепни, комары и предгрозовое небо. Сейчас я захожу прямо вглубь настоящего соснового леса, километров на пятнадцать. Грибник у дороги предлагает мне свой урожай, законсервированный в литровых банках. От удовольствия встретить здесь эту простоту жизни, которая мне так по душе, я почти забываю о своих поисках.
Голубой янтарь проходил мимо, таково мое убеждение, но не задержался здесь надолго. Дорогостоящие вещи и драгоценности стремятся туда, где власть и деньги, деревни же только могут почувствовать их запах, и они уже проходят мимо; себе они создают собственные украшения.
После полудня Кустанай забрезжил вдалеке Тобольской долины, где столько людей купается и рыбачит. Город опоясан садами с обустроенными хижинами, в которых живут только летом, наподобие русской дачи.
Вечером после моего прибытия на открытом пространстве перед университетом проходит школьный выпускной бал. Молодые люди и девушки соперничают друг с другом в элегантности. Бесполезно говорить, насколько я контрастирую с ними с этим рюкзаком и в походной одежде, пропитанной потом. Редко мне доводилось видеть столько искусности и изобретательности: в платьях девушек чувствуется отпечаток тысячи дефиле сотен стран за три века! И сколько красивых девушек! Мне рассказали, что для всех этих молодых людей это ритуал посвящения, ступень во взрослую жизнь. Я ищу подвеску, колечко, где мой голубой янтарь пускает яркие лучи,… в конце концов, не нахожусь ли и я тоже, на пути посвящения? Увы, мой камень не подает мне никакого знака. Когда я сжимаю в пальцах этот самородок, самый настоящий, в моем кармане, это придает мне сил.
Человек-сэндвич в толпе! До этого момента, пересекая Казахстан, я не видел ни одного рекламного щита, только плакаты с президентом Назарбаевым и школьниками, священниками перед зерновыми комбайнами на поле или у сталелитейной машины…, но чтобы в Кустанае, большом городе, были бы уже первые злокачественные клетки рекламы? Он подходит ко мне. На его наряде – репродукции картин, но без каких-либо надписей.
- Не могли бы вы мне объяснить, что это у вас за реклама?
- Вы, наверняка, нездешний, так?
- Так. Это очень заметно, по-вашему?
- Да, конечно. Но если бы Вы были из Кустаная, вы бы знали, что на картинах Коста и Анна, основательницы города.
- А, понятно…, а почему демонстрировать их именно сегодня?
- Потому что я хочу напомнить нашим сегодняшним прекрасным девушкам, что они потомки двух наших прекрасных основательниц.
- Молодец, а я думал, что вы что-то рекламируете. Извините, пожалуйста.
- Да не за что извиняться! Садитесь лучше, я вам расскажу про Кустанай.
- Охотно.
- Кустанай находится на перекрестке двух больших исторических осей – оси север-юг, идущей из городов Сибири, из Тобольска, Тюмени к Астане, Алма-Ате, и оси запад-восток, от Омска к Екатеринбургу и Москве. На переходе через реку Тобол, в ту эпоху, когда вереницы караванов проходили через эти пути, было два постоялых двора, один на каждой оси, и, определенно, существовала система таможенных пошлин. Угадайте, кто держал эти два двора? …две наши хозяйки, Коста и Анна, с их армиями слуг и работников. За века город успешно развивался рядом с этими двумя центрами, и теперь, как вы видите, это приятный город с широкими проспектами и тенистыми улочками, где столько серебристых тополей, что весь май они засыпают город пухом, словно снегом. И вы найдете множество парков и площадей с цветами, где есть свежесть и тень для каждого во время очень короткого лета.
- Честное слово, вам как будто мэрия за это платит!
- Я просто люблю свой город и его молодежь, вот и все!
- А знаете ли вы, что через ваш город лежит путь голубого янтаря?
Момент онемения – и он разражается хохотом; толпа прохожих с любопытством оборачивается в нашу сторону. Надо сказать, мы – довольно эксцентричная пара, я, с палкой и рюкзаком, и он со своими картинами.
- Что это за история?
- История голубого янтаря! Вот, смотрите, - говорю ему я, подавая ему камень.
- Никогда раньше не видел и не слышал ничего подобного.
- Ах, если бы можно было заставить Косту и Анну вновь заговорить, я уверен, что у нас была бы информация из первых рук.
- Да, но только вот… Он говорит мне, что хорошо знаком с казахскими украшениями, и теми, что хранятся в городском музее, и утверждает, что никогда не видел подобных камней такого редкого оттенка голубого. А Мурат Сисдеков? Это имя ни о чем ему не говорит. Когда я сказал ему о своем намерении продолжать путь в сторону Пресногорковки, он вновь воодушевился, заверяя, что там я обнаружу, так же как и в Боровском, две старинные церкви, из которых в советскую эпоху чудом не сделали библиотеку, склад, музей, спортзал, кинотеатр или дискотеку. Он еще раз подтверждает мне все, что мне известно о Пресногорковке, которая посвящена Святому Николаю, царскому сыну, который в возрасте девяти лет проезжал мимо этого места с отцом, возвращаясь из Омска в Санкт-Петербург. Ничего удивительного, что Мурат сделал это обязательным пунктом в маршруте своих караванов. Хотя мне и с трудом удается представить остановку здесь, в Кустанае, в толпе торговцев в неизбежном соседстве с когортой шарлатанов, которых порождают здешние места. Я вижу его, скорее, за беседой в секретных кабинетах, среди роскошных ковров, в тени и свежести. Он желает мне удачи и продолжает свое паломничество по улицам города.
После Кустаная мне приходится идти долго. Только лишь вид березовых рощиц с травкой посреди пшеничных полей делает солнце менее агрессивным. В иных местах березы посажены изгородью в шесть-десять рядов, чтобы ослабить западный ветер, которой, кажется, дует постоянно.
Я прохожу в Боровский этим прекрасным сосново-березовым лесом, расположенным по краю озера, что находится на окраине города. Защищенный навесом, источник сочится из песка, пытается заполнить яму и оставляет лишь тоненькую струйку воды в борозде, пересеченной корнями карликовых папоротников, до самого озера. Он так чудесен, этот источник воды, чистой и освежающей. Это священное место. Как и эта площадь по соседству с церковью Боровского, и этот памятник, где тянется, как и в каждом, даже самом маленьком, поселке бесконечный список погибших в годы Великой Отечественной войны (1941-1945).
Усунколь присвоил себе звание окружного центра, которое по праву принадлежит исторической деревне Пресногорковка. Эти маленькие города и поселки, состоят из изб, содержащихся в чистоте и порядке, украшенных резным деревом и росписью. Ставни на окнах особенно пленительны. Спереди – садок с деревом и цветами. Тигровые лилии сейчас в полном цвету, а розы устремляют свои еще зеленые стебли к небу. Огород и скот, иногда корова, скрываются позади. Земли раскидываются на обширном пространстве. Усунколь означает длинное озеро; столько воды и такой ее недостаток – вот парадокс этого пути.
А что и говорить про эти два озера Пресногорковки, одно соленое, а другое – нет, то, в которое Мурат погружается в каждом путешествии; мне вспоминается также источник Нура. Есть ли связь между водой и голубым янтарем? Не желал ли Мурат всего лишь присягнуть в верности своим далеким предкам, делая здесь остановку, на черте, которая ведет из Омска в Санкт-Петербург, из самого Китая, по шелковому пути?
От ограды церкви, окруженной вереницей озер, я следую за ним за шагом шаг. Наедине с собой, задумчивый, благодарит ли он Николая Чудотворца за то, что добрался сюда благополучно? Ждет ли он знака, чтобы возобновить путь?... и что думают про этот ритуал купцы? Он отмеряет шагами каждую улицу, обходит избы, задерживаясь перед воротами некоторых из них, любуется украшениями, цветами, садами, медленно идя вперед среди стай гусей и уток, которые, тяжело передвигаясь, расходятся перед ним.
Мурат безмятежен, как и всегда, но хочет уединения, и товарищи оставляют его наедине с собой.
Гизар, местный историк, создатель музея, учитель истории и автор очень подробной книги об истории деревни, очень тепло меня встречает и предлагает провести экскурсию по музею, которую я спешу принять. После интерьеров юрты и избы, красивых предметов древности, бронзового века и средневековья, найденных во время раскопок вокруг церкви, мы очутились в зале, предназначенном для путешественников.
Я собираюсь получить подтверждение того, что Мурат проходил здесь, так как он числится в старинных документах как самый таинственный и важный человек, которого когда-либо принимала в гостях эта деревня. Гизар переводит мне различные тексты, вот один из них:
«Князь Мурат Сисдеков уехал этим утром 25 мая 1887 года, почтив нашу деревню своим двухдневным присутствием. Он продолжил свой путь на юг, сопровождая 17 купцов и ремесленников с 28 лошадьми. Караван был нагружен легко и состоял в основном из ювелиров, золотых дел мастеров и ростовщиков. Он был сформирован в Тобольске, другом важном этапе для князя. Что до него самого, в своей котомке, которую он никогда не открывает, он хранит редкую вещь, предназначенную для его брата, живущего в уединенной деревушке в степи».
- Невероятно! Значит, вы меня заверяете, что у Мурата есть Брат?
- Да и нет, это перевод наскоро, это может означать и очень дорогого друга…, но также и брата.
- И вы говорите про другое место, Тобольск?
- Ах, да, вы знаете, что изначально наша деревня – крепость, построенная по воле юной императрицы, и что она была столицей области. Так же как Тобольск – столица Западной Сибири. Все это было задолго до построения в Пресногорковке важной крепости, Кремля, и императрица мечтала сделать в этой деревне еще один Кремль.
- …Значит ли это, что Мурат со своим таинственным сокровищем держал путь по царским местам?
- В некотором роде да, но другой документ говорит, что он не останавливался в самом Тобольске, …послушайте:
«Всякий раз, как Мурат Сисдеков проходит Пресногорковку, наш поп подолгу его принимает, потому как князь несет с собой послания, советы и распоряжения, устные и письменные, культовые предметы и иконы из Абалакского монастыря, тоже почти крепость, за двадцать километров от Тобольска. Его последовательный пояс укреплений позволяет собрать и снарядить караван, который принц берет под свое начало. Сам он живет там по нескольку дней».
- В итоге, он стремится в царские места, но, в то же время, он их и избегает!
- Именно. Можно было бы предположить, что Мурат был не в ладах с властью, на которую он тоже мог претендовать.
- …и охотно бывал в знаковых местах, то есть мистических. Он и сам был мистиком?
- Не думаю, хотя он и восхищался иррациональным, оккультной магией, дарованиями целителей, например, его брат был из их числа. Он сам рассказывает в этом тексте, отчего началось это увлечение, и как его брат обнаруживает в себе дар лечить некоторые болезни:
«Нам с Сериком было лет по шестнадцать, и каждый день мы строили планы, как мы покинем царский двор и отправимся на поиски приключений; однако ничего стоящего наше богатое воображение нам не подсказало. Мы могли бы иметь в распоряжении всевозможные средства, лошадей и людей, чтобы осуществить задуманное. То, чего мы хотели, было отправиться самим наудачу, но куда и как?
Случай вскоре представился, скорее в форме срочной необходимости побега, чем добровольного выбора. В тот день какой-то мужчина искал Серика повсюду во дворце. Надо было, чтобы он срочно явился к своей матери, Людмила умирала, подкошенная невыносимой болью в животе.
Она лежала, скрючившись, закусив носовой платок, чтобы не кричать от боли беспрестанно. Серик попросил остаться с ней наедине. Он разговаривал с ней тихо. Она его узнала, и ей стало чуть легче в его присутствии. Он произносит какие-то слова, делает жесты, просит ее вытянуться на спине, что она и выполняет, словно забыв о своей боли.
И долго Серик сидел, напевая и произнося что-то, и проводил над животом матери загадочным предметом, который он держал в зажатой ладони. В тот же вечер Людмила, которую все уже про себя похоронили, была на ногах и в добром здравии и не прекращала восхвалять своего спасителя Серика.
Разумеется, царю сразу же доложили об этом чуде. Он явился к Людмиле, чтобы воочию убедиться во всем. Внезапно, пораженный смутным предчувствием, он побледнел. Кто этот Серик? Только у князя могла быть такая сила! Людмила заявила, что это ее сын и никто иной, но это-то уж слишком! «Найдите мне этого Серика немедленно!» - приказал царь.
Дворец моментально превратился в некое подобие котла, в котором все интриганы приходят в возбуждение. Мурат узнал об этом первым; он знал, где отдыхал Серик, утомленный после усилий, приложенных для исцеления матери. Они мигом запрягли лошадей, припрятали сумку, набитую золотом в укромное место и ускакали на восток, больше ни о чем не раздумывая. Невозможно было предугадать, как на это отреагирует царь, и единственным разумным выходом они считали побег.
Загнав первую лошадь, они останавливаются в гостинице и могут наконец-то объясниться:
- Итак, - спрашивает Мурат, - ты на самом деле ее вылечил?
- Мне кажется, что да, но я и сам удивлен не меньше тебя!
- А как?
- Словами, которые мне откуда-то пришли, молитвами, заклинаниями… и я использовал мое сокровище!
- Твое сокровище?
- Мурат, ты помнишь того человека, Ябуйлу, три зимы и три лета! Я больше ни разу о нем не напомнил, чтобы тебя этим не тревожить. Но это было настоящее сокровище!
- Ах, да, тот комочек земли!
- Ябуйла мне объяснил этот процесс во время своего последнего приезда. Это совершенно не поддается пониманию. Его племя случайно сделало это открытие, а теперь они - мастера этой техники. Я показал ему свой камешек. Он не нашел, что он красив – немного бледный и без изюминки, что, как он говорит, нормально, так как он не созревал в идеальных условиях… но он похвалил меня за терпение и предсказал мне большую силу, долгую жизнь, отсутствие интереса к материальным благам и посвящение себя утешению женщин…, кажется, первый акт я только что исполнил.
Мурат оставил стыть свой гуляш и чай, с головой, полной противоречивых мыслей.
- Покажи мне, на что он похож!
- У меня его больше нет, я должен был оставить его у женщины, которую вылечу. Он теперь принадлежит моей матери.
- А как ты тогда будешь это делать?
- Мне нужно достать другие у Ябуйлы!
- Ты хоть знаешь, как это называется?
- Голубой янтарь, он есть только у этого племени. Это секрет их торговли и причина визитов к царскому двору. Ябуйла будет доволен мной, что я сумел сделать это.
- Серик, ты помнишь тот день, когда мы просили их взять нас с собой?
- А то!
- Так вот, пора!
- А вы сами верите в существование голубого янтаря, это необычного камня? – спрашиваю я у Гизара.
- Возможно, это всего лишь легенда, а может, он и правда существует; хотел бы я его увидеть и потрогать, чтобы в этом убедиться!
И в тот момент под его недоверчивым взглядом я достаю самородок и протягиваю ему; это действительно он, я уверяю его в этой очевидности и представляю ему по надлежащему ритуалу, чтобы он мог оценить всю его мощь и красоту.
- Чудесно, - говорил он, - чудесно, из чего же он?
- Пока что я понятия не имею, но я следую по пути голубого янтаря, чтобы раскрыть его природу. Я больше склоняюсь к животному происхождению, как мне рассказывал тот, кто мне его продал, но как это может быть?..
- Надо было заставить его рассказать подробнее!
- Это я рассчитываю сделать по возвращении, но в ожидании…
Я обращаю его внимание на то, что у него в музее есть эскизы, рисунки оправ из серебра, напоминающие те подвески, которые мне подарили женщины в Аральске и Иргизе, а камень, который был в них вставлен – голубой янтарь. Он говорит мне, что был бы рад посвятить зал своего исторического музея этому человеку и этому камню. Я обещаю рассказать ему все, что я еще узнаю, благодарю его за его бесценные документы, которые эффектно освещают мой путь и подтверждают мои выводы.
Встреча
Разместившись у попа, я провожу хорошую ночь в зимней церкви с низким потолком для обогревания; летняя церковь под высоким куполом находится в реконструкции. Он мне предложил маленькую икону Святого Николая, защитника путешественников, я с удовольствием принял этот подарок, соответствующий моему багажу. От многих других я отказался. Эти защитные стены, сооруженные в 1796 году, когда во Франции обезглавливали статуи и не только, говорят мне о том, в какой степени история человечества состоит лишь из потрясений и промедлений.
Я продолжаю свой путь пешком в направлении Тобольска и Абалакского монастыря. Мне необходимо одиночество, размышление и также настоящие встречи, которые только пеший путь может мне предоставить. Мне нужно будет передать Игорю мои поздравления, так как я знаю сейчас после невероятных вчерашних откровений, что он нашел настоящих действующих лиц.
Приятная дорога проходит между березовыми рощами, лужайками, пшеничными полями. Тени и свет сменяют друг друга. Тень берез легкая и яркая от света луны, как свежесть летнего вечера. Береза вбирает в себя весь свет зимнего снега и восстанавливает этот нежный свет в летнее время года. Большие стволы с белой берестой никогда не темнеют. Зеленый кринолин легкой листвы оживляется даже без дуновения в звоне весеннего ливня.
Эта дорога была еще лишь тропой в лесу в то время, когда Мурат возил туда свои караваны. Культура пришла сюда позднее, как и границы, наконец, на которых, находясь между Казахстаном и Россией, нужно показывать документы.
Табло, ограждения, перегородки, здания казахской таможни выделялись на сероватом небе приблизительно в двух километрах. Привыкнув к доброжелательности этих людей, я буду с сожалением покидать эту страну. Каждый этап бросает меня в неизвестность, которая вводит в другой мир, другую нацию. Какая-то машина обгоняет меня, сигналя, и останавливается передо мной: какое удивление видеть, как оттуда выходит поп из Пресногорковки, римский папа, в одежде служителя культа. Он приглашает меня сесть в машину, говоря, что хотел бы побыть со мной в тот момент, когда я буду уезжать из Казахстана. Какое утешение, моя душевная неопределенность тут же исчезла, и мы снова начинаем болтать, шутить.
Очевидно, на казахской границе нас ждут таможенники, полиция… мы не собираемся расставаться просто так. Сначала фотографии на память со всем персоналом, затем последняя чашка чая, фактически обед в столовой таможни с тостами и пожеланиями. Никто не торопится расстаться, но, однако, нужно, и мы направляемся в бюро пропусков. Там папа римский авторитетно берет мой паспорт и иммиграционную карточку, занимается всеми этими делами и сопровождает меня на километр от нейтральной территории, которая разделяет казахский и российские посты.
Какая картина: он - в своей ризе цвета голубого неба, на которой качается огромный деревянный крест, и я - в походном костюме с рюкзаком и палкой в руке. На российской стороне он действует таким же образом, идет из конторы в бюро, находя аргументы, чтоб ускорить дело. В последнюю очередь, он возвращает мне все, визу с печатью и иммиграционную карту с проставленной визой.
Невероятный человек, которого я обнимаю по-братски!
Я узнаю, что он попросил, чтоб в России за мной приехала машина, чтоб меня отвезли в деревню Половина: водитель прождал более двух часов и, не дождавшись нас, уехал. В течение последних наших трапез время пролетело незаметно! …вот я и в России, время восемь вечера, я готов идти двадцать километров до Половины, находясь в приливе дружеских чувств.
В Половине также есть музей, расположенный в помещении школы; фауна, флора, местная история и великие люди, родившиеся в этой деревне, представлены там, но ничто не свидетельствует о случайных путешественниках и о голубом янтаре. Не возникнет больше этого вопроса и в большом современном городе Кургане, который гордится тем, что имеет первый из трех центров в России по «исправлению костного уродства», созданный здесь профессором Илизаровым в 1971 году, который разработал этот оригинальный очень эффективный метод без хирургического вмешательства. В Кургане мой Серик предстал бы, скорее, в образе знахаря и рисковал быть сожженным на костре.
Выйдя из этого города, я оказываюсь на небольшой дороге, которая ведет вдоль гостеприимных деревень. Я собираюсь провести ночь в молдавской семье в деревне Падеринское. Какой прием у Андрея, Наташи и Вадима; после молдавской поленты с большим количеством пива меня пригласили отдохнуть, и Андрей начал мне рассказывать про воду, купание, душ…, в конце концов, я не очень хорошо понимаю, он заканчивает словами «Баден Баден» через два или три часа. Когда я не понимаю и даже когда понимаю, я все равно согласен, исходя из принципа, что мне желают только лучшее.
К 23 часам он приходит за мной, дает мне пару легких сланцев, и мы пересекаем двор… Я понимаю, что он затопил для меня свою «баню», русскую баню. Как только мы входим в небольшую комнату, коридор, где находится печка, и где мы раздеваемся, я начинаю уже задыхаться. Дверь выходит в более широкую комнату, где моются после парилки. Воздух там насыщен паром, и жар еще более сильный. Я не заметил в углу дверь, через которую мы входим в парильню. Низкая пещера, черная, жгучий пар, это ад: мне очень сложно восстановить дыхание. Я мог только дышать через пальцы маленькими глотками воздуха, когда Андрей понемногу заливал большой котел воды на печи. Жар окутывает мгновенно, и мне снова необходимо восстановить дыхание.
С меня течет ручьем, я слабею, таю как снег на солнце… и понемногу я привыкаю. Присев на боковой стороне, я спрашиваю себя, какая температура может быть в парильне. Андрей регулярно поддает жар. Я замечаю, что руки и бедра у меня черные от сажи, которая откладывается на низкой боковой стороне, печь и труба должны оставлять некоторые следы. Андрей решает, что этого достаточно, и мы проходим в соседнюю комнату, чтобы опрокинуть на голову ведро ледяной воды. Он покидает меня, оставляя шампунь и мыло, чтобы помыться.
Я его застаю во дворе в относительной прелести полуночи, где мы заканчиваем сушиться, глядя на звезды этой красивой ясной ночи и беседуя с помощью нашего бедного словарного запаса.
В доме Наташа нас ждет за чаем и обильно накрытым столом. Между часом и пятью часами ночи я буду пытаться заснуть с сознанием, занятым воображением путешественников прошлого века, которые, в моменты, когда не организовывали себе бивак в густом дыме дров и зеленой травы, предназначенном для отпугивания комаров, приезжали в эти караван-сараи, проводили часы в парилках, сидя на обжигающей скамье, то размышляя, то беседуя и выходя оттуда почти в чистом сознании, настолько тело становилось легким и расслабленным от этой гениальной процедуры.
Закончилось время в компании Мурата, недоверчивого Мурата, возбужденного внезапной властью Серика, ошеломленного открытием этого сокровища. Он решает из чистой дружбы помочь своему сводному брату вести это существование знахаря, которое ему кажется обещанным. Он видит в этом возможность, которая им дана, чтобы утолить жажду приключений, находя в этом причину быть не совсем простым и загадочным.
По дороге в Тобольск я связываюсь по телефону с Игорем, чтобы поделиться с ним своими открытиями в Пресногорковке. Передача мыслей – сказал он, он тоже готовился позвонить мне, чтоб рассказать о продолжении приключений Серика и Мурата при дворе, которое он только что обнаружил. Он записывает поспешно координаты профессора истории Гизара и просит меня слушать…
«Александр II не перестает сердиться с момента отъезда, скорее, побега, своего сына Мурата с этим Сериком. Он отправил Людмилу на пытки, но что хорошего, эта старуха говорит вздор, под ударами и ранами вместо того, чтобы кричать от боли, она смеется над тем, что знает, как будто она из другого мира. Он ее выставил из дворца как медвежью шкуру, измученную от плешивости, затем он передумал, и его стража привела ее из хижины рабочих предместий, которую она заполняла зловонием. Он боялся, как бы язык ее не стал источать дурной правды. Во всех направлениях его посланцы проложили пути, разграбили почтовые станции, таверны, близлежащие деревни, обыскали лагеря, снимая капюшоны, приподнимая шапки, но два беглеца остались неуловимы. Их молодость – это их сила. Отвага их быстро скрыла от преследований. Больше всего беспокоит царя то, что время пребывания ненецких торговцев подходит к концу, и, что, если бы они еще немного задержались, им было бы невозможно пересечь реку, чтобы вернуться, так как льды могли преградить путь в любой момент. Больше чем просто беспокойство, Александр предчувствовал, что они больше не приедут.
Однако, в прошлом году они его снова успокоили: каждую весну, когда начиналось вскрытие реки, и льды освобождали берега, из песка появлялись эти маленькие земляные комочки. Явление не прекращалось. Им достаточно было собрать их некоторое количество, обработать, как они умели это делать. Запас голубого янтаря был обеспечен, пусть он нисколько не беспокоится.
Да, он уверен сейчас, что не сможет в этом году предоставить своим ювелирам этот голубой камень, который обеспечивает богатство и единство императорских драгоценностей. Эти люди не смогли обмануть его доверие. Автономия и мир этого народа на такой широкой территории зависели от этого.
Что происходило? Даже если бы один из них был больным, другой занял бы его место. Путешествие, которое они предпринимали каждую весну, было длинным и опасным, он сознавал это, но ценой была их свобода. Да, он отправил бы армию уничтожать эти бедные лагеря и завладеть месторождением, а также знаниями по обработке, если б это нужно было. Несколько недель было бы для этого достаточно. И если эти два молодых безумца ушли в этом направлении? Александр помнил об этой беседе, которая произошла много лет назад, но право же, давайте узнаем…
Он не рассчитывал так хорошо сказать! Договоренность между Муратом и Сериком была немногословной. Оба пришли к согласию отправиться на ненецкую территорию. Они отметили только один указатель, им нужно было летом пересечь огромную реку до деревни Обдорск, а до этого полный ход по направлению к уральским горам; представлялась одна расселина, река и деревня находились далеко.
Наши двое неустрашимых, взволнованных своей новой жизнью, раздобыли себе одежду, продукты, бивак, оружие и боеприпасы, для них начиналось большое приключение.
Они пересекли эту расселину в цепи уральских гор. Это древняя тектоническая трещина в старой горе, которая отделяет субполярный Урал от полярного. Пройдя этот пункт, переходят из Европы в Азию, входят на Ямало-ненецкую территорию. У поселка Полярный, где они предполагали сделать остановку, их дороги пересекаются с двумя ненецкими эмиссарами, которые двигаются к Санкт-Петербургу. Серик немедленно узнает Ябуйлу. Он устремляется к его ногам, бросается перед ним на колени, как перед иконой. Ябуйла просит его подняться и объяснить его поведение и присутствие здесь.
Они отправляются в дружеский дом в деревне; оба ненца удивлены откровениями молодых. Они посчитали, что Серик вошел в тончайшие подробности их знаний и, что он должен идти до конца своего посвящения, они также решают вернуться назад к своей деревне. Не было ли с ними Мурата, сына царя, будущего царя, будущего фактически их отношений с властью. Александр не вечен.
Это была счастливая встреча для наших искателей приключений, так как из людей земли они должны были превратиться в водных людей и пересечь Обь на слабых каноэ, чтобы приехать в Обдорск. Не простое это было дело. Все знание дела ненецких товарищей было бы необходимым. Они поменяли своих верных лошадей на две лодки и начали привыкать к воде.
- Ну что Игорь, есть голубой камень?
- Я признаю, что я взволнован. Заметьте, нет упоминания о голубом янтаре.
- Не играйте словами!
- Важное не в этом, даже если вы правы, возможно, дальше мы раскроем это. Нет, важное для вас – это знать, что ваша дорога ведет вас в трудную область, к ненцам, и что это будет непросто.
- Все в свое время, Игорь, сначала Тобольск и особенно Абалакский монастырь, мой следующий этап, затем…
- … давайте, помчались, какой красивой мне кажется эта дорога…
- …вы тоже продолжайте, пожалуйста, смотреть архивы, я уверен, что вы извлечете оттуда другие тайны.
- Я собираюсь сказать вам одну вещь: меня удручает, что какой-то иностранец приехал уличить меня в незнании настолько красивой истории моей страны.
- Я должен изменить свои убеждения?
- Да нет же! Вы хорошо видите, с каким счастьем я вас сопровождаю!
- Шутник,… спасибо и до скорого!
- Будьте осторожны, до скорого.
Абалакский монастырь
В Тюмени, большом современном и развивающемся городе, Валентина, Геннадий и их дочь поспешно открывают мне дверь. Мое исследование и манера моего путешествия их забавляет, интригует и даже немного возмущает. Мне уже знакома такая реакция инженера из Кустаная: зачем же идти пешком, когда есть к нашим услугам поезд, машина, самолет, велосипед? Они уже перешли в эпоху бизнеса; считают, что только города представляют интерес, и искренне спрашивают себя о том, что я собираюсь делать в этих степных деревнях. Моя история голубого янтаря их очень забавляет. Гена считает, что я - бессознательный авантюрист и утверждает, что все, что я здесь делаю – опасно.
Я его успокаиваю, говоря, что не сталкивался пока что ни с каким бы то ни было опасным моментом, ни с неуместным действием. Лес между Курганом и Тюменью мне показался очень милым, с его отменной лесной земляникой: ни волки, ни медведи на меня не нападали. Это путешествие абсолютно безмятежное.
Гена относится весьма скептически к продолжению моего туристического путешествия после Тобольска. Он хорошо знает этот северный регион, прожив и проработав там геологом по добыче газа и нефти. Деревня Обдорск, которую я хотел открыть для себя, ему незнакома. Он добудет мне необходимые карты, но, по его мнению, все дороги ведут в Салехард. Единственный способ перемещаться летом по этому сектору огромной юдоли Оби – это на корабле. В самом деле, карты подтвердят его слова: ни дорога, ни трасса не позволят пересечь этот регион пешком. Я в Сибири, скелет мамонта, который предстает перед моими глазами на входе в тюменский музей, напоминает мне об этом, и человеческие поселения станут редкостью. Ассимилировавшие медведи и волки говорят мне о другом типе обитателя.
Я провожу один день с этой семьей на их даче, где Гена растапливает для меня русскую баню. После шероховатости бани у Андрэ, я обнаруживаю какую-то неестественность в той, которая у Гены, где термометр и песочные часы контролируют процедуры. После первого захода на пять минут при 75 градусах, Гена щупает мой пульс, чтобы узнать, что со мной все хорошо! Я бы «познакомился» с веником, маленькой метлой из срезанных зеленых ветвей из любимой березы, который, ошпаренный, наполняет баню тонким ароматом. О, береза, романтическое дерево, преимущественно воспетое и срифмованное всеми поэтами, дерево влюбленных и меланхоликов.
Я покину эту семью, основательно нагруженный указаниями по поводу частот и расписаний кораблей, которые плывут вверх по Иртышу и по Оби до Салехарда. Там, мне, конечно же, скажут, где находится Обдорская деревня. Каждый, которому пришлось в это поверить, пожелал мне удачи в поисках голубого янтаря, когда я им представил самородок; они ждут с нетерпением, что я разведаю еще больше!
Следующий корабль приходит через три дня, билет должен быть куплен заранее. Дорога из Тюмени в Тобольск очень посещаемая, в особенности, многочисленными грузовиками, что не совсем-то приятно, когда по ней идешь пешком. Нет ни одной параллельной дороги, она пересекает только болота и леса, охваченные движением вод рек Тобола и Иртыша!
Как правило, справа или слева от дороги, там, где поляны возвышаются над водами, вырастают деревни скотоводов. На перекрестке, жители деревни предлагают продукты своего урожая, лесную землянику, свежий лук и траву, молоко, веники. Кипящие самовары выстраиваются в ряд по три по четыре штуки; вы можете попить свежего чая с мятой за несколько рублей…., но невозможно задерживаться, так как слепни и комары нападают на вас сотнями. Некоторые продавцы обмундированы специальной шапкой с противомоскитной сеткой, остальные постоянно машут перед собой березовой веткой. И только иногда дуновение спасительного ветра избавляет нас на мгновение от этой беды.
Я делаю крюк через Покровскую деревню, место рождения Распутина. Музей в доме, где он родился, как мне сказали, посвящен ему. Три молодых женщины с туго завязанными платками на головах и с рукавами по самые кончики пальцев подходят ко мне, каждая с ведром в руках, в окружении облака комаров. Я представляю, что мне предстоит испытать такую же участь. Моя куртёшка мало защитит меня от дождя или от холода, но будет очень эффективной от комаров. Идут ли они собирать лесную землянику, чтобы продавать ее потом на дороге? Музей Распутина? Да, это немного дальше, слева от дороги, новое здание, но он закрыт, - говорят они мне.
Закрыт! Я, все-таки, пойду, погляжу, что это такое. На самом деле, какая-то новая изба, хорошо спрятанная за высокой изгородью, в стадии завершения, старый дом исчез. Я узнаю, что исходный дом сгорел в советскую эпоху, вероятно, не настолько популярный был этот господин, и что музей, конечно, существует, но, что он открыт только для групп по предварительной заявке. А жаль, я бы хотел сравнить окружение Распутина с окружением Серика. Не два ли они старца одной эпохи? Раздосадованный, я вновь иду по большой дороге, все так же в сопровождении роя насекомых. И, подсчитав время, я соглашаюсь на предложение первого же водителя довезти меня до Тобольска.
Древний прочный город, возвышающийся над Иртышом, Тобольск гордо представляет свой Кремль на вершине раскопанной дюны, украшенной рекой. Вдалеке от равнины, последний мост над главным устьем Тобола только что пройденного, золотые купола его церквей над белыми известковыми заграждениями блестят на солнце с посланием «добро пожаловать». Новый город развивает на плоскогорье свой макадам зданий с офисами, в то время как старый город ниже уровня Кремля ревниво защищает свои избы, их палисадники, дюжину церквей и старых зданий, все на стадии реставрации. Кремль, попросту говоря, состоит из ансамбля соразмерных конструкций, собранных на этой просторной площади, за заграждением; две православных церкви, дворец, военный комплекс казематов и казарм, крепость внутри крепости, которая кажется более древней, чем все остальное, дозорная и военная башни. Есть повод освободить мое воображение, чтобы проследить движение множества персонажей, великих и жалких, добродушных и хитрых.
Термин Кремль обозначает укрепленный город, крепость, возможное убежище для крестьянского населения в случаи нашествия, а так же, место, где жил господин, где пребывал император со своими министрами во время переездов, или, где заседало правительство и администрация. Я понимаю, что Мурат чувствует себя более или менее как у себя дома в этой местности, но что, в своем положении беглеца, он не может здесь задерживаться, отсюда его предпочтение двигаться к Абалакскому монастырю. Были ли у него