В любом случае, Сьерра ничего уже не могла изменить: билеты на все рейсы наверняка давно раскуплены.
В голове вертелись мириады вариантов вежливого отказа, пока она ждала, что Алекс подойдет поговорить с ней. Она мигом представила себе, как он будет стоять на коленях и просить ее провести эти дни с ним. Но Алекс не приблизился к ней даже на расстояние двадцати футов. Вместо этого он незаметно и тихо удалился.
Когда она заметила его уход, то решила для себя, что ее это нисколечко не заботит. И все-таки желчь разъедала ее изнутри.
* * *
Как только Сьерра переступила порог дома, зазвонил телефон.
— Еще не успокоилась?
— А с чего мне злиться?
— Ты мне скажи.
Она швырнула трубку, надеясь, что у него лопнут барабанные перепонки. Снова раздалась трель телефона. Схватив трубку, Сьерра выпалила:
— Не имею никакого желания говорить с тобой. Не желаю ничего слышать о тебе. Хочу только одного: забыть, что ты живешь на одной планете со мной.
— И тебя с Рождеством Христовым! — смеясь, поздравил Сьерру Рон.
Ее бросило в жар. Она закрыла лицо руками и рухнула на табурет рядом с кухонным столом.
— Прости. Я думала...
— Что это был Алекс. Я так понимаю, вы уже разговариваете друг с другом.
Она как-то совсем уж неженственно фыркнула.
— Если это так можно назвать.
В дверь позвонили. Открывать побежала Каролина. Ну, и кто бы вы думали там стоял, нагруженный профессионально упакованными рождественскими подарками? Разумеется, такая лакейская работа не для него. Упаковкой подарков всегда занималась она, Сьерра, а заодно и рассылкой рождественских открыток, и походами по магазинам.
Сьерра втянула воздух в легкие и тихо сказала:
— Я должна идти, Рон. Мне срочно нужно найти какую-нибудь тараканью морилку.
Надолго Алекс не задержался. Всего один раз коротко взглянул на нее и полностью сосредоточился на детях.
— Вернусь 28-го декабря, — целуя Каролину, сообщил он. — Не проводишь меня? — обратился он к сыну.
— Конечно.
Когда за Алексом и Клэнтоном закрылась дверь, Каролина обернулась к матери и посмотрела на нее.
— Это Рождество будет самым ужасным в моей жизни!
Девочка заплакала и выбежала из гостиной.
У Сьерры появилось предчувствие, что и для нее этот праздник окажется не самым веселым.
И она не ошиблась.
На протяжении прошлых лет индейку в их семье всегда готовил Алекс. Готовить это блюдо его научил отец Сьерры. «В семье Клэнтон есть такая традиция: на День благодарения и на Рождество эту птицу готовят мужчины». В этом году Сьерре самой пришлось повозиться у плиты, в результате чего индейка получилась пересушенной и твердой, как камень. Подливка чуть исправила положение, но ненамного. Клэнтон и Каролина не высказали ни единого слова жалобы, но было видно, что они предпочли бы «Макдоналдс» всем ее праздничным изыскам. Только поджаристая кожица оказалась действительно вкусной.
Как только Сьерра расставила посуду по отделениям посудомоечной машины, дети принялись рассматривать подарки. Больше всего Клэнтону и Каролине понравились подарки Алекса. Кто может винить их за это? Его покупки были из разряда роскошных излишеств, а она могла позволить себе покупать лишь практичные вещи.
Сьерра решила послушать рождественские мелодии по радио, но музыка казалась какой-то назойливой и угнетающей. Лишенная возможности буйствовать и выплескивать ярость, она с большей остротой ощутила одиночество; душа ее изнывала от боли и тоски, когда она представляла себе улыбающегося Алекса, беззаботно справляющего праздник в кругу семьи: матери, отца, сестер и братьев, племянников и племянниц, двоюродных и троюродных братьев и сестер. Что уж говорить, даже соседи, наверное, присоединятся к их веселью!
Весь вечер она перебирала в памяти прошлые рождественские праздники. Дети играли, она сидела перед телевизором. Шел мультфильм по мотивам «Рождественских сказок» Диккенса. Она вдруг почувствовала, что очень похожа на героя мультяшки — Скруджа. Затем, чтобы как-то развеселить себя, она решила посмотреть фильм «Эта замечательная жизнь»[55]. Сьерра выключила телевизор лишь тогда, когда Джордж Бейли спрыгнул с моста.
«Господи, я новообращенная христианка, и это самое худшее Рождество в моей жизни!»
«Как ты называешь Меня, возлюбленная Моя?»
«Господь. Ты Господь».
«Тогда покорись Мне».
— Мама, у тебя болит голова? — спросила Каролина, которая только что спустилась в гостиную и увидела, как Сьерра потирает виски.
Да, у нее болит голова, болит сердце, болит душа.
Воскресную проповедь о прощении Сьерре вовсе не хотелось слушать. Отречение Петра. Иисус знал о слабостях Своих учеников. Он предупреждал Петра.
— Дух бодр, плоть же немощна[56]. — Он знал также, что Петр будет раскаиваться.
Как и Алекс, сказавший, что очень сожалеет о случившемся и по-прежнему любит ее.
«Не могу, Господи. Не могу простить его и заново пройти через все это!»
Но слова, доносившиеся с кафедры, продолжали стучаться в воздвигнутую вокруг ее сердца стену.
— Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди... Любовь долготерпит, милосердствует... все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит[57].
Сьерра не могла забыть выражение лица Алекса, когда она призналась ему, что больше не хочет любить его. Нестерпимая боль. Да, жгучая боль, но это не имело никакого значения. Она любила его вне зависимости от того, хотела она этого или нет. Но что же это за любовь, которая приносит страдания и разрывает сердце на части?
Ничто больше не имело для нее никакого смысла. И меньше всего — яростная борьба чувств внутри нее. За все это время Сьерра пришла к выводу, что нет ни единого шанса для примирения. Она считала, что Алекс ненавидит ее. Она окончательно поняла свою роль в разрушении брака. Осознала свою вину.
Теперь она нуждалась в прощении и... в отмщении.
Неспокойная совесть мучила ее, терзала душу. Сьерра крепко зажмурила глаза.
«Я не такая, как Ты, Иисус».
— Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе[58], — произнес пастор.
«Не чувствую я себя сильной, Господи. Злость и обида — вот единственное, что я ощущаю. Как мне забыть, что он сделал со мной? Как перестать думать о его отношениях с другой женщиной? Как я могу доверять ему после всего этого?»
—...Что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте[59].
«Так, как поступал он, Господи?»
«А как поступаешь ты, возлюбленная Моя?»
Ей захотелось сбежать из церкви. Не слышать слов, которые открывали глаза на ее собственные грехи. Ей так хотелось увидеть перст, указующий на грехи Алекса. Она пришла сюда за вдохновением, обновлением, просветлением, наконец. А вовсе не за тем, чтобы быть осужденной.
«Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. Как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» [60].
Ей захотелось крикнуть: «Господи, неужели это обязательно — все время тревожить открытую рану? Неужели Ты должен обильно посыпать ее солью?»
— Итак, едите ли, пьете ли или иное что делаете, все делайте в славу Божию[61], — продолжал пастор свою проповедь.
Сьерра вздрогнула. Что она творит?
Как вообще могла она так долго злиться на Алекса и при этом называться христианкой? Как могла она надеяться ощутить радость и мир в душе, если сама носилась с прошлыми обидами и боялась в будущем испытать боль? Именно это ожидание страдания парализовало ее. Была ли у нее гарантия благополучного исхода?
«Я не принадлежу Твоему Царству, Господи. Я не такая, как все эти добрые люди вокруг меня».
Что бы они подумали, узнай они, что она не однажды, а много раз колотила его чем попало? А потом даже ударила его коленом. Но не надо заботиться о том, что подумают люди. Бог видел все!
Она покраснела, почувствовав себя униженной.
«О, Господи, я потеряла рассудок. Я могла думать только о том, что он ушел к другой женщине. Он сказал, что я ему надоела и его тошнит от меня. Что он хочет свободы. Мне было тяжело, но я отпустила его. Отдала нужные ему бумаги. Дэннис, да и многие другие говорили, что неверующего человека лучше освободить от брачных уз. А теперь Алекс сообщает мне, что никогда не любил ту, другую, как любил меня. Как я могу верить ему? Разве могу я ему доверять? Я не настолько сильная, чтобы пройти снова через эту нестерпимую боль.
Я знаю, Ты не пошлешь мне больше страданий, чем я могу вынести. Почему же это знание не приносит мне облегчения, Иисус?» Сьерра вернулась домой с детьми и приготовила им на ленч сэндвичи с копченой колбасой и томатный суп. Алекс приедет через несколько дней. В голове Сьерры вертелись противоречивые мысли. Хотелось простить и забыть, но она боялась и холодела, думая о том, какую же цену ей придется заплатить и за то, и за другое.
— Может, папа позвонит? — предположила Каролина.
— Он никогда не звонит по воскресеньям, — напомнил Клэнтон, кусая сэндвич.
Сьерра знала, что сегодня он будет со своими родителями на мессе. Но когда он был здесь, что он делал?
И почему она позволяла себе снова думать об этой змеюке?
Во второй половине дня она с детьми опять вернулась в церковь и на вечернем разборе Библии выслушала еще одну проповедь, которая тронула ее до глубины души. Предметом разговора, на сей раз, было самодовольство, стремление человека полагаться только на себя. Слово Божье есть меч обоюдоострый, и Сьерра скользила прямо по его лезвию.
«Не мог бы Ты чуть меньше давить на меня, Господи? Неужели Ты обязательно должен пользоваться молотом?»
Сьерра ушла из класса до окончания урока и уединилась в дальней комнате, отведенной для кормящих матерей. Усевшись в кресло-качалку и наслаждаясь тишиной, она предавалась печальным мыслям, пока не закончились занятия молодежной группы и не подошло время встречать Клэнтона и Каролину.
* * *
Когда Сьерра и дети возвращались из церкви, они увидели Алекса, который шел к их дому.
— Папа! — закричала Каролина и побежала к нему, а за ней и Клэнтон. Алекс и дети радостно затараторили. Все трое подошли к Сьерре. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой.
— Вы ели уже? — спросил Алекс.
— Нет еще, — ответил Клэнтон, — умираю с голоду.
— Почему бы мне не отвезти всех вас в пиццерию?
— И маму? — спросила Каролина, обрадованная предложением отца.
— Разумеется, — ответил Алекс, поглядывая на нее.
Сьерра знала, что он поймет, если она откажется. Не будет спорить, уговаривать. Знала, что и дети все поймут. В этом-то и заключалась проблема. Она чувствовала себя незащищенной и растерянной. Они так надеялись. А она?
— Будет очень кстати, — заключила она и опустила глаза. Она сделает это ради детей.
Алекс все еще ездил на «мерседесе». Он открыл перед ней переднюю дверь, пока Клэнтон и Каролина карабкались на заднее сиденье. Когда они приехали в пиццерию, Алекс пошел заказывать пиццу и соки, а Сьерра и дети в это время заняли столик. Присоединившись к ним, Алекс отсыпал детям целую горсть монет для игровых автоматов, выстроенных по всей длине задней стены. Как только дети сорвались с места, он уселся напротив Сьерры.
— Наконец-то мы одни, — проговорил он с едва заметной горькой улыбкой. В зале было полно собравшихся на поздний обед людей.
Она улыбнулась в ответ, тогда как душа терзалась болью. Почему так легко удерживать свой гнев, когда между ними существует дистанция? Сейчас вот она сидит напротив него и не может справиться с волнением. Несмотря на ее решимость не поддаваться эмоциям, спокойствие таяло, оставляя чувство уязвимости, которое пугало ее больше чего бы то ни было.
— Я думала, что до 28-го тебя не будет.
— Я не мог ждать.
Она не стала уточнять чего.
— Разве у тебя не наладились отношения с родителями?
— Папа уже разговаривает со мной. У нас состоялась долгая беседа. Ты подготовила для этого почву. — Глаза его потемнели. — То, что я говорил в прошлый раз, истинная правда, Сьерра. Те amo. Я хочу, чтобы мы снова были вместе.
— Не воспринимай мое согласие как нечто само собой разумеющееся.
— Нет, что ты. Неужели ты думаешь...
— Не хочется говорить здесь, Алекс, — пробормотала она, отводя в сторону глаза, полные слез, — не могу.
— Yo comprendo[62], — приглушенно произнес Алекс. — Мы поедим, потом отвезем детей домой. Как только они угомонятся и лягут спать, мы вернемся в мою квартиру.
— Ни в коем случае. Не хочу оставаться с тобой наедине.
— Ты не доверяешь мне?
Он полагал, что своим вопросом сделает их разговор легким, создаст атмосферу флирта, но она злобно впилась взглядом ему в лицо.
— А следует? — Она заметила, что колкость больно хлестнула его, и сразу же ощутила стыд. Прощайте друг друга, говорит Господь, а она только что полоснула Алекса острым лезвием. Сьерра посмотрела на свои руки, и ей показалось, что на них действительно кровь. Ей снова захотелось плакать. Единственный способ исправить все — это оставаться честной. — Я знаю, куда это нас заведет, Алекс, но секс никак не поможет нам решить наши проблемы.
— Тебе ведь тяжело, — сказал он хрипловатым голосом.
— Да, ну и что?
— Секс мог бы снять напряжение между нами.
— И полностью заслонить суть проблемы. — Она вдруг со всей очевидностью поняла, как часто они использовали секс, чтобы обойти вопросы, которые являлись причиной появляющихся в их отношениях трещин. Вместо того чтобы сделать шаг назад, разобраться, выслушать друг друга, исправить что-то и жить дальше вместе. — Если мы идем к примирению, мы должны построить прочное основание на этот раз.
— На этот раз? Разве любви недостаточно?
— Если это истинная любовь.
Слова явно задели его, но малодушничать она не имела права. Когда он буравил ее взглядом, она почувствовала, что он ищет в ней слабое место.
«Господи, помоги мне выстоять. Укажи мне, что делать. Я люблю Алекса, но не хочу отдавать ему свою душу».
Смешавшись, Алекс нахмурился.
— Хорошо, — тихо согласился он, — мы останемся у тебя.
— Нет. Мы начнем с разговоров по телефону.
Ей необходимо пространство между ними. Слишком много решений она приняла в свое время, полностью основываясь на чувствах, и вот куда это завело!
Господь наказал обновлять свой разум, и она намерена воплотить это в жизнь. Ну, а когда их будет разделять расстояние, она сумеет сохранить голову ясной, будет способна думать.
Одно она знала наверняка. Сам Всевышний смотрит на них, только Он может вернуть их друг другу и объединить в новый, теперь уже гармоничный, союз.
—*—
К аванот вернулся.
Я облегченно вздохнула и успокоилась, когда увидела, как он пересекает поле. Он отсутствовал так долго, что я решила, он передумал. Он сказал, что вовсе не менял своих решений, просто хотел дать мне время привыкнуть к мысли о новом муже. Он ездил в Йерба-Буэну и Монтерей. Купил там обручальное кольцо у мексиканского ювелира, по пути на север встретил других переселенцев. Земли к востоку от реки Рашн принадлежат пяти семьям. Пока Каванот находился там и знакомился с поселенцами, из форта Саттера приехал человек и сказал, что ходит слух, будто на мельнице, что на реке Американ, обнаружены мельчайшие частицы золота. Двое молодых людей из этих семей решили поехать туда и выяснить, правда ли это. Еще Каванот сказал, что один из мужчин в новом поселении пообещал устроить свадебную церемонию для нас. У него есть служебник Англиканской церкви, и обряд бракосочетания представлен в нем полностью.
Каванот и я поженились. Лестер и Шарлотта Беррелль организовали для нас вечеринку после церемонии. Всего собралось 27 человек, все совершенно незнакомые и чужие друг другу люди, но все очень скоро нашли общие интересы и сдружились. У нас была музыка! Один человек играл на скрипке, а у другого была губная гармоника. Я танцевала до упаду. Люди эти очень хорошие, гостеприимные, они очень обрадовались возможности организовать для нас настоящую свадьбу. Впервые с того времени, как я пересекла горы Сьерры-Невады, я почувствовала себя в Калифорнии как дома.
Я решила сшить для нас с Каванотом лоскутное одеяло, чтобы не укрываться одеялом Джеймса. Так что я пошла к своему сундучку и достала лоскутки материи, которые подарили мне дамы из кружка по шитью квилтов. Под тряпицами лежал тонкий деревянный поднос, а под ним чудесный сюрприз. Тетя Марта положила туда свое красивое желтое платье и белую кружевную шаль. Когда я достала их, то обнаружила в складках Библию тети Марты.
Я долго плакала над ней, поглаживая черный кожаный переплет. Он хранит тепло ее любящих рук, и когда я дотрагиваюсь до него, мне кажется, что я становлюсь ближе к тете. Помню, как много времени она проводила за чтением Библии. Когда же я открыла книгу, то нашла еще одну весточку от нее.
Вечером того же дня я впервые читала Библию тети Марты. Начала с Книги Бытие и буду идти дальше до самого конца. После того как я прочитала историю сотворения мира, мы все долго обсуждали ее.
Сейчас дети спят, а Каванот вышел во двор проверить скотину и искупаться в ручье перед тем, как лечь спать. Я же перелистала Библию тети Марты. Я так явственно чувствовала ее присутствие, когда держала Библию в руках. На полях записаны ее молитвы и кое-какие заметки. Любимые строки подчеркнуты. А еще в книге, как оказалось, таились сюрпризы — цветы, заложенные между страницами и напомнившие мне о весне, о маме, о прошедших в Галене днях.
Господи, благослови тетю Марту и храни ее всегда.
Примирение
IV часть
Алекс звонил каждый вечер в начале одиннадцатого. Каролина к девяти уже находилась в постели, Клэнтон же обычно возился до десяти. Но один разговор с отцом заставил его изменить свои привычки.
Каждый вечер телефон звонил, и сердце Сьерры болезненно сжималось. Делая глубокий вдох, она отвечала на звонок, плавно опускаясь на стул. В основном говорил Алекс, она же в это время чертила что-то в блокноте, чтобы как-то снять нервное напряжение.
Поскольку Сьерра не давала воли своим чувствам, у Алекса появилась возможность раскрыться. Его полные признаний монологи мучили и терзали ее. Последнее, о чем она хотела бы узнать, это о его отношениях с Элизабет. Но Алексу очень нужно было снять эту тяжесть с души.
— Элизабет уехала с Восточного побережья, чтобы бороться за собственную независимость, — рассказывал он ей. — Во мне ее привлекло то, что я был полной противоположностью тем мужчинам, которых ее отец прочил ей в мужья. Хотя вовсе не брак занимал ее мысли.
Перед Сьеррой развернулась картина всего происшедшего. Работа свела их вместе. В обязанности Элизабет входило работать в паре с Алексом. Алекс же обладал сильной харизмой, был полон огня, полон идей. Пока Сьерра воевала с ним дома, Элизабет ожидала его на работе, в офисе, готовая утешить, посочувствовать, готовая восхищаться и помогать, а не разрывать его на части и давить на него. Постепенно он начал проводить больше времени на работе. Они выходили вместе на ленч, потом и на обед. Несколько порций алкоголя завели их еще дальше. Затем появилось чувство вины, а единственным способом успокоить совесть является нападение, обвинение другого. И Сьерра поняла, что в силу объективных причин она стала превосходной мишенью. Своей инфантильностью она уже подготовила почву для падения задолго до появления Элизабет Лонгфорд. Если бы не было Элизабет, была бы какая-нибудь другая женщина.
— Что случилось, когда вы поехали к ее родным?
— Что ты имеешь в виду?
— Одра что-то говорила по поводу раздора в Коннектикуте.
— Можно сказать и так. Мы с ее отцом поспорили. У нас был такой же серьезный разговор, как с твоим отцом когда-то. Помнишь, что тогда случилось?
— Да. Но в конце концов вы стали лучшими друзьями.
Правда, понадобилось несколько лет, но Алекс и ее отец все-таки подружились. Отец Сьерры стал самым близким Алексу человеком после нее и Луиса.
— Нет, — сказал Алекс. — Я не это имел в виду. Ты помнишь, что сделала ты? Ты спустилась вниз и встала рядом со мной. Ты сказала, что любишь меня. Ты заявила об этом громко и во всеуслышание. Ты была готова бороться за нас, вне зависимости от того, какую цену придется заплатить за это. Тебе даже грозил разрыв с родителями. — Он иронично усмехнулся. — Элизабет бросила меня на растерзание стае волков, стала в сторону и наблюдала, кто победит.
Вместо того чтобы почувствовать удовлетворение, Сьерра задумалась над его словами; могло ли все обернуться иначе, будь Элизабет чуточку мудрее и люби она Алекса чуточку сильнее?
— Не молчи, Сьерра. Я стараюсь объяснить тебе, как я увидел, какая она на самом деле. Мне пришлось поехать в Коннектикут, чтобы понять, что она замышляла. Она не любила меня, и я не любил ее. Мы просто использовали друг друга. Я был нужен ей как орудие против отца, она же мне — для борьбы с тобой.
— Если ты все это знал, почему ты не оставил ее раньше?
Некоторое время он молчал.
— Из-за гордыни.
— Будь честным, Алекс. — Сьерра устала чувствовать себя между молотом и наковальней: разрываться между сожалением о вчерашнем дне и страхом перед будущим. От него ей нужна была только правда, какой бы горькой она ни была. Построить новые отношения меньшей ценой не удастся. — Обещаю, я не буду злиться, что бы ты ни сказал.
— Ладно, — тяжело вздохнув, ответил он, явно не горя желанием выложить все начистоту. — Я не был уверен, хочу ли я вернуться к тебе.
Так, по крайней мере, она поняла, что он откровенен с ней до конца. Проглотив обиду, она спросила:
— Когда же ты передумал?
— Когда ты сказала, что никогда не увезешь от меня детей. Это охладило меня. Я почему-то ожидал, что ты будешь вести грязную игру, бороться со мной всеми доступными средствами.
И почему бы ему так не думать? Из-за обычного переезда в другой город она бесконечно жаловалась, придиралась по любому поводу и не спускала ему ни одной мелочи. И после трех лет такого поведения разве мог он ожидать честного отношения при разводе?
— В конце концов, я понял, что именно я вел грязную игру, — признался он. — А потом был тот день, когда я увидел, как ты играешь в бейсбол. — Он негромко засмеялся. — К тому моменту как игра закончилась, я поймал себя на том, что все время недоумевал, как мне вообще могла прийти в голову мысль бросить тебя.
— И все из-за того удачного броска? — спросила она, печально улыбаясь и продолжая вычерчивать узоры на бумаге.
— Нет, из-за того, что уже в течение многих месяцев я не видел тебя смеющейся. Ты снова выглядела такой же молодой и счастливой, как тогда, когда мы только познакомились. У меня перехватило дыхание. Я сидел там, смотрел на тебя и вспоминал наши лучшие времена. Мне стало тошно при мысли о том, что случилось с нами.
Так и пошло. Алекс звонил, Сьерра слушала. Она понимала себя и его все лучше и лучше. Через какое-то время она отказалась от стула и перебралась на диван. Удобно устраивалась на нем, кладя ноги на старинный «люкообразный» столик.
— Если мы все-таки начнем жить вместе, что ты собираешься делать со всей той аппаратурой, которая находится в твоей гостиной? И особенно с тем жутким черным диваном? — поинтересовалась она.
— Что дает тебе повод думать, что мы будем жить именно в твоей квартире?
Она задумалась. Где они будут жить? Как решат бытовые вопросы? Сьерра начинала понимать, как мало общего у них на самом деле.
«Господи, как же нам построить наши отношения?»
Она провела много времени за чтением Библии, обдумывая все снова и снова. И вновь постигала истину: не заботьтесь ни о чем. Будьте благодарны. Справляйтесь с трудностями в своей жизни шаг за шагом, перед лицом Бога. Ей следовало все время опираться на Иисуса, чтобы подняться над всем этим во Христе, чтобы старые обиды, страхи и боль не довлели над ней.
Алекс говорил, и чувства ее постепенно менялись. Куда-то подевалась злоба, а ее место заняло сочувствие, и не только к Алексу, но и к Элизабет Лонгфорд. Одра поведала ей, что Элизабет переехала в Коннектикут. После разрыва с Алексом в ее жизни наступила черная полоса. Ее борьба за независимость обернулась против нее.
— Элизабет позвонила и сказала, что выходит замуж,— сообщила Одра.
Сьерра рассказала новость Алексу, желая проверить свои предположения по поводу его реакции, и лучше было узнать это сейчас, чем позднее, если он вдруг передумает и захочет сойти с выбранного теперь пути.
— Я слышал, — отклик его прозвучал тихо, нейтрально.
— Одра сказала?
— Нет. На прошлой неделе, когда я был в офисе, позвонила Элизабет. Она и сказала.
Сердце Сьерры дрогнуло. Она даже не предполагала, что он до сих пор может поддерживать связь с бывшей любовницей.
— С тех пор как она уехала, это был наш единственный разговор, — сказал Алекс, казалось, прочитав мысли Сьерры. — Я знаком с человеком, за которого она выходит замуж, еще со времен поездки в Коннектикут, — продолжал он. — Она однажды уже была обручена с ним, но передумала. Он выпускник Гарварда, юрист. Очень богат. Происхождение семьи уходит вглубь веков, к отцам-основателям. Это был выбор ее отца. — Алекс самокритично усмехнулся. — Мне он понравился. Когда я посмотрел на него объективно, я увидел, что он довольно-таки приличный человек.
Сьерра набралась мужества:
— Может, Элизабет позвонила тебе в надежде, что ты передумаешь.
— Эта мысль приходила мне в голову, — ответил он мягко. — Вот почему я рассказал ей, что делаю все возможное, чтобы помириться с женой.
Сьерра закрыла глаза, представила, какую, по всей видимости, боль причинили бы ей эти слова, будь она на месте Элизабет.
— И что она на это сказала, Алекс?
— Сказала, что очень сожалеет.
Сьерре стало жаль Элизабет. Она последовала совету Дэнниса и несколько минут в своей ежедневной молитве посвящала Элизабет Лонгфорд. Таким образом она избавилась от враждебности к ней. Она и сейчас молилась во время паузы в разговоре со своим отлученным от семьи мужем.
— Сьерра, поговори со мной. Крикни на меня. Скажи что-нибудь.
— Мы никогда не осознаем, как много людей страдает из-за наших поступков, не так ли, Алекс? Понимаешь, одно следует из другого. Я ужасно злилась на тебя, когда мы переехали сюда. Я отказывалась прислушиваться к тому, чего хотел ты или в чем ты нуждался. Думала только о себе. Я так сильно обижала тебя. Я обидела и Элизабет.
— К ней ты не имеешь никакого отношения.
— Имею. Если бы я была такой женой, какой мне следовало быть, ты никогда бы не обратил на нее внимания. Так что я тоже, как и ты, несу ответственность за ее боль.
Он сказал что-то по-испански.
— Ты напоминаешь мне твою мать.
Она прослезилась, услышав эти слова. Лучшего комплимента он не мог ей сделать.
— Я все еще скучаю по ней. Иной раз увижу что-нибудь или прочитаю о чем-то, что могло бы рассмешить ее, и иду к телефону звонить, набираю первые цифры номера, прежде чем вспоминаю, что ее нет в живых.
— Мне следовало быть с тобой, — сказал он хрипло.
Вместо этого он был с Элизабет. Сьерра смахнула слезы и ничего не сказала. Пройдет ли эта боль когда-нибудь?
— Я пытался найти способ уйти... — тихо сказал Алекс.
— Из нашей семьи.
— Нет, от того, что происходило у меня с Элизабет. Чувство вины съедало меня заживо. Я знал, что ты нуждаешься во мне, но не мог с этим справиться и не мог смотреть тебе в глаза. Не мог смотреть в глаза твоей матери. Я был абсолютно уверен, что в ту минуту, как она посмотрит на меня, она сразу все поймет. А тут папа со своей отповедью по телефону. Я, конечно, понимал, что он прав, но я терпеть не могу, когда меня отчитывают и указывают мне, что делать. Так случилось, что к тому времени, когда я приехал туда, я уже был на взводе и настроен воинственно. У меня были наготове тысячи оправданий и аргументов. После панихиды мы с папой крупно поссорились. Он заявил, что ему стыдно за то, как я обращаюсь с тобой. А письмо твоей матери стало последней каплей. Это было невыносимо.
— Что же было в письме?
— Она написала, что всегда знала, с того момента, как увидела нас вместе, что я тот человек, который тебе нужен. — Он помолчал и затем добавил сдавленным голосом: — Она написала, что всегда любила меня и гордилась мною как сыном.
Они проболтали за полночь, из-за чего утром у Сьерры были воспаленные глаза. После обычного рабочего дня она пришла домой, приготовила обед для детей и прилегла на диван почитать Библию. Когда она очнулась, разбуженная Клэнтоном и Каролиной, было уже десять часов вечера.
— Мы идем спать, — сказал Клэнтон.
Сьерра попыталась вернуть себе ясность мыслей и рывком поднялась с дивана.
— Я вовсе не собиралась спать. Который час?
— Недавно звонил папа, — сообщила Каролина. — Он будет звонить тебе в десять тридцать.
Они оба поцеловали мать перед сном и поднялись наверх.
Сидя в ожидании телефонного звонка, Сьерра принялась разглядывать лоскутное одеяло Мэри Кэтрин. Ее вдруг осенило, что не только чувства ее подверглись изменениям, но и то, как она смотрела на мир и происшедшие события. Она вспомнила экстаз первых месяцев после обращения в христианство. С ранних лет ей много рассказывали об Иисусе, и только теперь она поняла, Кто Он есть. Творец, Спаситель, Всемогущий, Царь царей, Господь господствующих. Это озарило ее сознание, как вспышка звезды на небе. Жаркий белый свет ослепил ее на некоторое время. Ее так поразило неожиданное просветление в мыслях, а душа так сильно тянулась ко Христу, что все остальное она была не в состоянии видеть отчетливо и ясно. Сьерра даже и не пыталась увидеть. Она знала только одно: Иисус любит ее. Алекс не любит, а вот Бог — да. После долгих месяцев скорби и полного хаоса она тогда почувствовала себя счастливой. Полной надежд. И в придачу ко всему защищенной.