На следующее утро, едва продрав глаза, я стал обзванивать одноклассников. Их номера я раздобыл ещё перед самой поездкой, списавшись с ними в контакте, а номер Андрея Пашука я раздобыл год назад, когда его какими-то неведомыми судьбами занесло на недельку в Питер. Ох, как мы тогда натрепались от души за жизнь, гуляя по Невскому – этой вечной выставке молодёжных мод и просто место неспешных прогулок каждого увапжающего себя петербуржца.
Кроме Пашука, я созвонился так же и с Наташей Абросимовой, Ирой Кулецкой, Виталей Афанасьевым. Теми немногими из одноклассников, которые остались в Дрезден-Сити и не потерялись в пучине времени.
Но в итоге по собственной невнимательности и глупости полноценно договорился о встрече я лишь с Виталей Афанасьевым и Ирой Кулецкой – про Наташу Абросимову и Андрюху Пашука я как-то позабыл. О чём потом пожалел не единожды.
Встречу мы назначили через несколько дней в пиццерии с весьма милым в своей провинциальной безвкусице названием – Челентано. Когда я впервые услышал это название, я подумал тогда: ‘Челентано! Ох уж эта неискоренимая славянская любовь к итальянским мачо прошлых времён! Интересно – что сказал бы синьор Адриано, если б узнал, что в маленьком городке в центре Украины в честь него назвали пиццерию?’.
Но Челентано, так Челентано, и уже через несколько дней я явился на место встречи, причём, как оказалось, даже раньше положенного времени.
Пиццерия Челентано была расположена в одном из самых, не побоюсь этого слова, жирнейших мест равнинной части проспекта Ленина – около кинотеатра имени Шевченко. Это старое здание не раз было свидетелем моих походов по американским блокбастерам, но теперь они интересовали меня в совсем маленькой степени. Теперь же повзрослевший с тех пор я стоял около кафе и любовался проезжающими машинами и трамваями и время от времени поворачивал голову то налево, то направо, гадая откуда могли бы появиться те, кого я не видел вот уже больше 15 лет.
И через какое-то время я уже слышу:
- Саня! Ты!
Оборачиваюсь.
Передо мной стояли Виталя Афанасьев и Ира Кулецкая. Они, конечно же, выросли, но время никак не испортило их вид. Виталя по-прежнему был коротко стрижен, по-прежнему имел лицо сельского парубка, который мог бы век с половиной назад попасть на картину каких-нибудь русских художников-передвижников. Только некогда прикалывавший меня не по детски скрипучий голосок Витали уступил место нормальном, что называется, пацанскому голосу. Ирочка, которая и раньше не обладала модельной внешностью, раздобрела ещё больше и стала похожа на добрую типично украинскую тётушку. Которой можно доверить без всякой опаски детей, и за которыми она конечно присмотрит. Вот только рыжие волосы она перекрасила в светлый цвет и ничто теперь в ней не выдавало ту рыжую оторву, которой Ирочка когда-то была.
- Ребята – кричу я от радости – сколько лет, сколько зим, как же я вас чёрт возьми рад видеть!
И мы обнялись крепко-крепко, как старые друзья, встретившиеся вновь после очень долгой разлуки.
- А ты, я смотрю, совсем не изменился! – говорит мне Ирочка – Шо тогхда был в теле, шо сейчас!
- Да неправда! – оправдываюсь я – не был я никогда таким жирным. Это Питер на меня так плохо повлиял!
- Да не, не, Саш! – убеждала Ирочка меня в своей правоте – я тебя уже тогхда таким большим видела и таким запомнила!
- Ладно, ребят! – прервал наш спор Виталя – Пошли в ‘Челентано’!
И через полминуты мы уже были в ‘Челентано’, где стояли в очереди на кассу.
‘Челентано’ изнутри, как, оказалось, выглядел весьма прилично – яркий, но не хипстерский и не безвкусный дизайн интерьера, красивые столики меню. В таком месте не стыдно устроить, что школьный выпускной, что студенческий, не говоря уже о встрече выпускников и название заведения явно не отпугнёт клиентов. В общем я явно не пожалел, что согласился придти сюда.
- Как думаете, ребят, какую пиццу возьмём? – спросил Виталя.
Долго-долго смотрели мы в меню, пока наконец не определились.
- Может возьмём пиццу Американа – сказала Ирочка, указав на изображение пиццы с ломтиками бекона наверху.
- Давайте возьмём! – сказал я.
- И я тоже думаю, что надо взять – согласился Виталя.
Мы расплатились, нашли свободные места и стали ждать заказа.
- Ну, расскажи, как там, в Питере живёшь? – сказала Ирочка.
Я стал рассказывать о себе. Про школу, про универ, про всё, что мне довелось пережить, вплоть до того, чем я в данный момент занят.
А потом спросил:
- А у вас там как жизнь?
- Я – сказала Ирочка – Знаешь Дрезденскую ГхЭС? Так вот я там секретаршей работаю. Хотела с детства стать милиционером, а работаю теперь тут. Но ничего, не жалуюсь – платят неплохо и то хорошо!
- А я – сказал Виталик – работаю пожарным.
- Ооооо! – замечаю я – Опасная профессия
- И не гховори! Столько всего было! А ещё я в нашу бывшую школу с инспекцией регхулярно прихожу. Вы, ребята, даже не представляете шо там за мрак!
- А шо случилось? – спрашивает Ирочка.
- Там уже давно собирают деньгхи на ремонт, а ремонта уже лет многхо, как нету и гхроши куда-то пропадают. С противопожарной безопасностью там полный п…ц, меня уже видеть там не хотят за то шо я им об этом регхулярно напоминаю.
- Кошмар! – вздыхает Ирочка.
- И не говори – говорю я – вообще я тут вторую неделю торчу и знаете, ребят – я никогда ещё не видел наш город в таком убитом состоянии. Мой двор – пустырь с гаражом, половина домов на районе моём разрушается, а от моего родного детского сада уже руины одни остались.
- Да тут это всё уже давно – говорит Виталя – Все наверху воруют и всем на всё плевать!
- Ладно, мальчики, давайте не будем о гхрустном! – сказала Ирочка, но тут, начавшийся было, полёт мыслей прервало появление официанта.
- Ваш заказ! – сказал он и подал нам Американу, которую мы тут же медленно и с наслаждением разрезали на кусочки.
Пицца и вправду вышла аппетитной, несмотря на то, что бекон я всегда терпеть не мог. Ире с Виталей пицца так же пришлась по вкусу.
- Ой, знаете, ребят! – сказала Ирочка – всё же мы не зря сюда пришли. А то в прошлый раз у нас встреча выпускников в Днепре была – такой ужасный ресторан подобрали мы сдуру. Еда отвратительная. Люди вокругх гхалдят, музыка просто ужас. Да и пьяные мешали.
- Да уж! – восклицаю я – знал бы я наперёд про вашу встречу – посоветовал бы вам с нашего курса брать пример. Мы перед тем, как пойти в ресторан, где собирались праздновать, долго обсуждали, в каком именно ресторане проведём этот самый выпускной, слайды даже смотрели, не говоря уже о том, что ценник на бухло обсудили. В итоге нормально и без проблем отметили!
- Ну, Саш, мы же люди простые, не столичные, кто ж знал, шо вот так оно получится! – сказала Ирочка – Мы же нашли первый попавшийся ресторан, вот так оно и вышло.
- Тебе пицца то как, Саня? – спросил Виталик.
А я уже за беседой незаметно для себя уплёл три куска пиццы и на этот вопрос ответил честно:
- Мммм! Бесподобно!
- Кстати, Саш! – сказала Ирочка – я смотрю ты такой общительный стал! А то помню раньше ты такой странный мальчик был – весь в себе, весь в своих думах каких-то, ни с кем не общался!
- Да-а! – усмехнулся я – я и сейчас отчасти такой же, но жизнь заставляет быть общительнее, сами понимаете.
- Саш, ты действительно очень изменился! – сказала Ирочка – Гхлядя на тебя тогхдашнего, я бы ни за что не подумала б что ты будешь с нами так легко общаться!
- Ну-у! Все мы уже не те, что прежде, ребят! – тут же я обернулся к Виталику – я вот, например, помню, как ты, Виталик, раньше разговаривал таким прикольным хриплым голосочком, знаешь, типа, как у Дональда Дакка!
- Шо то не помню! – воскликнул Виталик с усмешкой.
- Да было-было, я то запомнил! Особенно, как ты во втором классе на новогоднем утреннике вручил мне табличку с буквой Л и сказал – тут я стал изображать тогдашнего Виталю с его тогдашней манерой разговаривать, не забывая про гримасы - ‘На тебе букву Л и ты будешь теперь лисичкой!’.
Все засмеялись.
- А я уже и забыл! – улыбаясь, сказал Виталик
- Ну а я, как видишь, помню! – улыбаясь, сказал я.
Мы уже слопали половину пиццы, как нас всех снова потянуло на светлую ностальгию.
- А знаете что, ребят! – сказала Ирочка – Мне всё же жаль нашего класса. У нас был реально самый дружный класс в школе. Никто никого не обижал из-за того, что кто-то одет победнее или там нету нового айфона, как сейчас, нормально общались все. А потом вдруг пришли взрослые, разделили наш класс на А, Б и В и разрушили нашу детскую дружбу.
- Да-а! – сказал я – И всё из-за Васюка, который им всю статистику перепортил своими выходками. Хорошо, что я вовремя уехал в Питер и не увидел всего этого!
И вспомнил я снова тот роковой классный час, когда взбешённая очередной выходкой Васюка наша молоденькая, рыжеволосая и стриженная под каре классная руководительница, учительница української мови та української літератури Марина Аркадьевна почти кричала нам тогда:
- Ви всі повинні зрозуміти, що в наступному році вашого класу НЕ БУ-ДЕ!
Многим тогда наверняка было больно это слышать, я же как последний эгоист испытывал облегчение от того, что мне не придётся выбирать между этими А,Б и В классами, куда все остальные были вынуждены вступать в добровольно-принудительном порядке, поскольку мы уезжали в доселе загадочный Питер навсегда.
- Ну, насчёт Васюка не знаю – сказала Ирочка – Но всё равно за наш класс обидно.
- И не говори! – сказал я.
- И не гховори! – повторил за мной Виталя.
- Кстати – сказала Ирочка - помните нашу первую учительницу – Валентину Николаевну? Она сейчас с семьёй в Киеве живёт и всем передаёт приветы!
Валентину Николаевну я хорошо помнил. Она с первого по третий класс преподавала нам всё – от языков (русского и украинского) до математики. Несмотря на полноту, она была весьма симпатичной женщиной, энергетика которой весьма положительно действовала на нас. О ней я всегда вспоминал с особенной ностальгией.
Мы доели нашу пиццу, ещё о чём-то поболтали и вскоре, расплатившись за наш ‘ужин’, вышли на улицу и направились вверх по проспекту Ленина. Было 11 часов вечера и на улице стояла ночь и только фонари, неон и фары освещали проспект.
Виталик с Ирой обсуждали текущие дела на своих работах, нынешнее школьное начальство, но меня это уже мало интересовало. Наконец дошли мы до площади Освободителей и там попрощались с Виталиком, после чего Виталя окончательно скрылся во тьме.
Затем мы с Ирочкой свернули вниз и налево и, перейдя трамвайные пути на пару с дорогой, стали спускаться вниз по улице Беседова.
- Как хорошо, Саша, шо мы вот так вот все встретились – сказала Ирочка – Особенно тебя так рада видеть!
- Жаль, что не всех собрать получилось – сказал я – но всё равно спасибо, что пришли!
- Ну-у, знаешь это всё ж не от меня зависит!
- К слову, а что со всеми остальными нашими одноклассниками случилось? Как там Лена Чумаченко?
- Лена? Работает в туберкулёзном диспансере. Была на нашем выпускном в Днепре. Не представляешь какая она сейчас красивая!
- А Юля Сидоренко?
- С ней всё то же хорошо. Давно, правда, из гхорода уехала, в Киеве живёт.
И так прошли мы практически по всем бывшим одноклассникам, пока не дошли до Илюши Боброва.
- Илюша – тяжело сказала Ирочка – В тюрьме он. За убийство.
- Что? – я чуть не остолбенел от неприятного удивления.
- Да, Саш, всё правда! Ты, наверное, слышал, шо он пил многхо лет. У него и семья была вся пьющая. Теперь вот сидит за то шо по-пьяни какого-то парня убил.
- Боже мой! – сказал я убитым голосом – Нормальный же умный мальчик в очках был! Добрый! И всю жизнь вот так вот слил на дно бутылки! Звиздец просто!
- Ну, ты ж сам понимаешь – не все меняются в лучшую сторону.
- Слушай! Давно всё хотел спросить – а ты в курсе как отыскать могилу Олежки Сычёва?
Олежка Сычёв был без сомнения одним из лучших учеников в нашем классе. Смугловатый и низкорослый, он, тем не менее, был отличником класса и его главным и большим любимцем. Все вокруг – от учителей до одноклассников его любили и обожали. А его бабушка даже была знахаркой, которая у себя дома лечила меня от всяких хворей. Но так вышло, что до меня дошли слухи о его гибели в армии, причём не естественной и не случайной смертью. Потому мне искренне хотелось проведать его могилу.
- Я не знаю! – сказала Ирочка – Никто нам ничего не сказал. Мы бы сами пришли, если б знали. Жалко парня – учился лучше всех, все его любили и уважали, в армию пошёл сам и даже не пытался ни разу косить. А через гход – Ирочка тяжело вздохнула – мы узнали, что он погхиб. Офицеры гховорили маме, шо его будто бы молния убила на учениях, но мама не верит – считает, шо деды забили его до смерти. И никакой экспертизы ведь не было – просто Олежку закопали по быстрому – будто он и не человек.
- Дааа! – вздохнул я – и почему жизнь настолько жестоко обходится именно с лучшими из нас? Олег в могиле, Илюха в тюрьме. Одно радует, что все остальные наши живы-здоровы!
- И не гховори. Саша! – сказала Ирочка – Я рада, что у тебя всё хорошо и шо ты приехал к нам.
- И я вас всех, ребята, очень был рад видеть! – сказал я – А вот и моя улица!
Мы к тому времени и вправду вышли на угол улиц Беседова и Черняховского, и нам теперь оставалось только попрощаться.
- Мне пора домой! – сказала Ирочка – Спасибо тебе, шо позвал нас!
- И я очень рад, Ирочка! Надеюсь мы ещё увидимся!
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Ирочка спустилась дальше по Беседова, а я спустился по Черняховского.
Долго шёл я по слабо освещённой улице, настороженно оглядываясь по сторонам на предмет типОчков, которые в любой момент могли подойти с вопросом: ‘А с кУда ты такой красивый идёшь?’ или вроде того, а то и просто дать в морду и запинать всей толпой.
Но типОчки, к счастью, так и не возникли на моём пути и я благополучно спустился вниз до гостеприимного дома Томишевских.
- Саша, гхде ты опять пропадал! – спросила меня взволнованная тётя Даша.
- Да с одноклассниками своими встречался – ответил я – вы не волнуйтесь, я дошёл хорошо и без приключений, ну и встреча прошла хорошо.
- Ну, давай уже раздевайся и отдыхай! – сказала тётя Даша – Ты хоть не гхолодный?
- Да нет, тётя Даша! – сказал я – я в кафе и так от пуза отъелся!
Затем мы с Вадиком оказались у него в спальне, где я уже более подробно описал свою встречу с одноклассниками. Слушал он со средним интересом, пока дело не дошло до Илюши Боброва.
- Бобров! Помню этого ханыгху! Вечно у всех на опохмел мелочь стрелял!
Но как только я дошёл до упоминания о том, что Илюша на зоне, удивлению Вадика не было предела.
- На зоне? Вот уж не думал, шо он и такое дно пробьёт!
Словом, перебрал я все воспоминания и впечатления от встречи с бывшими одноклассниками, потом на десерт посмотрели мы с Вадиком на Ютьюбе клип Касты на песню ‘Встреча’ (Вадику не сильно понравилось, а мне зашло – уж очень содержание песни и клипа резонировало с впечатлениями полученными от моей собственной встречи с одноклассниками), а после мы легли спать.
‘В общем, день мой прошёл не зря – думалось мне – осталось теперь устроить свидание с Наташей Абросимовой и закупить ещё лекарств для бабушки. Да, всё идёт по плану, как пел Егорушка Летов’.
И довольный собой я заснул, да так, что теперь никакие комары, которые весь мой отпуск мучали меня по ночам, теперь не могли меня разбудить.
Свидание
Кто бы мог подумать, но на следующее утро мне вставать было тяжко. Морфей упорно не желал отпускать меня, а голова трещала, словно с дикого похмелья. Но солнце всё также жарко палило, и через мгновение я сидел на кровати в полудрёме, из которой усилием воли пытался выйти.
А когда я наконец пришёл в себя, то решил первым делом позвонить Наташе Абросимовой.
Но как назло мобильник Наташи не отвечал. А на третьей попытке дозвона мне ответил холодный и металлический женский голос, оповестивший меня о том, что:
- Недостатньо коштів для здійснення дзвінків. Будь ласка, поповніть свій рахунок!
В гневе я чуть было не разбил свой мобильник, но, в конце концов, именно этот порыв окончательно меня встряхнул, и я довольно быстро убрал постель и оделся. Но, тем не менее, меня не покидало чувство недоумения:
- Быть того не может! – говорил я сам себе - Я же положил себе на счёт две с половиной моих оплат мобильной связи! Не может такого быть, чтоб я ещё потерял Наташу из-за того, что я ушёл в минус на мобильнике!
Я уже собрался было отправиться с семьёй Вадика на завтрак, как тут же мне зазвонил телефон и на моём мобильнике высветился заветный Наташин номер:
- Алло, Наташа? – спросил я, подняв трубку.
- Са-аш, ты мне звонил? – ответил кокетливый Наташин голос.
- Здравствуй! Да, я звонил! Думал, не дозвонюсь, на телефоне деньги кончились. Что ж тебя, Наташа то вчера не было?
- Так ты ж сказал мне, шо позовёшь, когхда все соберутся!
От осознания свершившегося косяка, я треснул себя ладонью по лбу.
- Чёрт! Всё позабывал, ну как так можно! – сокрушённо сказал я.
- Саш, ну шо ты ей богху як з іншої планети! Я порой тебя не пони… - тут звонок окончательно прервался и мои попытки дозвониться снова вновь и вновь натыкался на ненавистное ‘недостатньо коштів’.
Всё было ясно со связью – оператор заблокировал не только исходящие, но и входящие звонки.
За завтраком я спросил Вадика:
- Слушай, ты не в курсе где тут у вас ближайший терминал для оплаты мобильной связи? Деньги на телефоне-то кончились у меня!
- А ты, к какому оператору сейчас подключён?
- Київстар.
- Оооо! Так это тебе в Приватбанк идти надо. Я тебе сам покажу гхде это!
- Ну, хорошо, пошли тогда, Вадюш!
И через какое-то время отправились мы с Вадиком пополнять мой злополучный счёт в Приват.
Приватбанк этот располагался на всё том же проспекте Ленина в доме номер 43. На фоне ветшавшего жилфонда правобережного Дрезден-Сити здание Приватбанка явно смотрелось свеженьким новоделом, при том, что это было не более, чем осовремененное здание брежневской постройки. Металлопластиковый навес и покрытые металлопластиком же старые стены придавали зданию современности в довольно кричащих и вызывающих тонах. Внутреннее убранство здания, было ещё более стильным – в тёмно-серых и почти зеркальных тонах с суперсовременными кассовыми аппаратами и терминалами и очень молоденькими девушками в качестве обслуживающего персонала.
Ох, и долго мы тогда с Вадиком отстояли очередь в терминал оплаты сотовой связи, но желание заплатить Много-Гривен за возможность болтать по телефону, тем более с Наташей Абросимовой перевешивала всё.
Наконец деньги на счёт были положены, чек был выдан, но вот непорядок – телефон что-то не оповестил о том, что деньги на счёт пришли. Прошло полчаса, за время которых мы покинули гостеприимное здание Привата, дошли до ДМК, но сигнала всё не было и не было и телефон всё не работал и не работал.
- Вадик – тревожно сказал я – чё-то не так с телефоном!
- Да погходи! – отрезал он – Ща всё заработает!
И тут – о чудо! Телефон, наконец, сообщил через SMS, сколько денег положено на мой счёт. А это значило только одно – я смогу дозвониться до Наташи.
Но сейчас дозваниваться смысла не было – у нас с Вадиком были дела, о которых я уже и не вспоминал.
Дозвонился до Наташи я в итоге лишь вечером. Мы договорились встретиться на площади Ленина послезавтра.
Пока я ожидал грядущего свидания, я успел сделать очено много. Купил бабушке таблетки, починил на базаре бабушкины часы, а кроме того в оптике на всё той же площади Ленина я в присутствии Вадика купил бабушке новые очки. Причём за них пришлось поторговаться.
- Может возьмёте за 15 гхривен? – убеждала меня продавщица.
- 10 гривен и не меньше, не больше! – настаивал я.
В итоге купил очки я за 10 гривен.
- А ты, Саня, умеешь, оказывается, хорошо торгховаться! – усмехнулся шедший со мной Вадик.
- Ну-у, Вадик – оправдывался я – Работал бы ты в магазине и не так торговаться бы научился!
И вот, наконец, день-Х настал!
Я спустился вниз по проспекту Ленина, прошёл мимо ресторанов с громким и лишённым человеческого лица шансоном и вышел на площадь Ленина.
Вечерело. Солнце уже клонилось к закату, а на площади оживлённо ездили автомобили, трамваи и редкие трактора. Каменный Ленин, стоявший на площади и указывавший путь к коммунизму в сторону вокзала (как бы намекая, что в Дрезден-Сити его нет, и искать его стоит в другом месте) медленно скрывался во мгле.
Я с нетерпением ожидал Наташиного звонка, но через несколько минут, сгорая от нетерпения и страсти, решил сам ей позвонить. И позвонил.
- Алло! – сказала Наташа, подняв трубку.
- Наташ! – спрашиваю я – Ты скоро?
- Са-аш! – сказала она – Боюсь, шо я не приду.
Меня словно током в этот момент ошпарило.
- Как? Ты же обещала?
- Прости, Саш! Я бы пришла, честно! Я была бы очень рада встретиться с тобой. Но мой молодой человек мне не разрешает.
‘Молодой человек – с грустью подумал я – Вот так новость! А, я строил воздушные замки, на что-то надеялся… а теперь… молодой человек… блин’.
- Ну – сказал я убитым голосом – Раз не можешь – значит не можешь.
И повесил трубку, засунув потом её к себе в карман.
Домой я шёл в абсолютно подавленном расположении духа. Только я хотел вернуть любовь, которую я так и недолюбил и вот. У меня теперь её забрали в моё отсутствие и никто, кроме меня, уехавшего в 11 лет из Дрезден-Сити и бывавшего с тех пор в городе лишь на каникулах в этом не был виноват. В этот момент мне хотелось расплакаться, как ребёнку, брошенному мамой, но я держался.
Где-то в уличном караоке 40-летняя женщина пела грустную песню о несчастной любви и моё сердце от этого готово было разорваться на самые мелкие кусочки в унисон тому, о чём там пелось.
Будь я помоложе, наверняка заплакал бы, зарыдал, устроил бы истерику с матерными проклятьями. Но я уже давно не был мальчиком и мне было просто холодно и больно.
Холодно и больно от того, что моя детская любовь выросла и подарила любовь другому человеку, а я вновь остался один. И Наташа Абросимова в итоге стала лишь ещё одной потерей в длинном списке любовных потерь, состоявших сплошь из таких же безответных любовей и пары-тройки недолговечных и хрупких отношений.
Да.
Наташа потеряна.
Навсегда.
Прощай, любимый Дрезден-Сити!
Наступил август. Жара спала, сменившись лёгкой летней прохладцей, предвещавшей скорое увядание лета.
До отъезда оставалось 2 дня, их я старался не проводить впустую. Закупил для бабушки последними лекарствами, съездил ещё раз с Вадиком на Котлован, но былого куража я так и не смог поймать.
Хандра, от которой я бежал из Петербурга, настигла меня и здесь, да и как тут было не захандрить, когда видишь, что твой любимый и родной город давно и прочно вступил в эпоху упадка, разложения и разрухи. Разруха, брошенные дома, зияющие трещины на домах и давно не ремонтированных дорогах, прорастающие травой трамвайные рельсы, пустыри вместо детских площадок – таков был Дрезден-Сити образца сегодняшнего дня и этот депрессивный город был явно чужим для меня.
‘Может всё же правильно родители поступили, что увезли меня отсюда – подумал я – Ведь если бы я здесь вырос, наверняка бы я сам предпочёл свалить из этого погибающего промышленного города как можно дальше. Да и что бы меня тут ждало? Бесперспективная работа за ещё меньшие, чем в России копейки? Отсутствие нормального досуга и сведение его к бухлу? И такой же мрачный конец, как у Илюши Боброва или того хуже – присел бы на иглу, как наш бывший сосед сверху Федя Сосиска. Нет. Я мог бы тут остаться трубить во все колокола, что так жить нельзя, стать активистом, требовать что-то от властей, сочинять рецепты на тему ‘Как нам обустроить Дрезден-Сити’. Но кому теперь это всё надо? Всем плевать и на ядовитые отходы ДМК и Коксохима, плевать на свой двор, свой район и весь город. А всё потому что любят ждать дядю, который прилетит в голубом вертолёте и за всех всё уберёт. Не говоря уже о том, что многие привыкли жить по соседству со всеми этими зловониями, которыми тут дышат.
Да и кто я здесь? Чужак. Wagabund с российским паспортом, который делает меня здесь чужим вдвойне. И своим я здесь уже никогда не стану уже потому что с переездом в Питер я выпал из дрезденского социума навсегда и не смогу теперь жить, как живут тут. О друзьях из детства молчу – все выросли, у всех теперь свои заботы, зачем я теперь им? Так, воспоминания старые поперетирать, но общего языка мы уже вряд ли когда-нибудь найдём. Слишком много лет прошло. Слишком много’.
Однако в самый последний день, когда вещи были уже наполовину собраны в чемоданы, я вдруг вспомнил:
- Чёрт, а ведь я же привозил с собой камеру, но за всё время так ничего и не снял. Надо исправляться!
И, прихватив с собой видеокамеру, я покинул дом, сказав семье Вадика, что погуляю напоследок.
Медленно, но верно добрался я до ДМК и там сел в ‘тройку’ – трамвай до Карнауховки, модели КТМ-5, доживавшей в нашем городе последние дни.
Как только двери медленно и с грохотом закрылись, я тут же включил камеру и начал снимать виды из окна.
Вот начался проспект Ленина и на нём агитационные демонстрации ‘регионалов’ и ‘коммунистов’, состоящие из подрабатывающих студентов. Вот проехали мы площадь Ленина и дальше по проспекту Ленина же трамвай ехал мимо торговых рядов, деревьев и маленьких улочек.
В процессе я успел заплатить кондуктору, объяснить бабушке, сидевшей рядом, что я не шпион и снимаю видео для своего канала на Ютьюбе, а кроме того отмазался от предложения семейки цыган-безбилетников в лице мамы, сына и дочки взять в жёны последнюю. Дочка, впрочем, и вправду была очень красива и сексапильна, а бездонные её глаза поневоле манили к себе. Однако я очень был наслышан про то, что настоящие цыгане резко против мужей-нецыган для своих дочерей, потому не повёлся на эту уловку.
Трамвай, тем временем свернул на некрутой подъём, чтобы потом свернуть влево и поехать дальше по проспекту Аношкина. Ох и долгая же это была поездка – мимо разрушающихся сталинок, мимо магазина, где когда-то мы с друзьями покупали жуйки и газеты, всё той же печально известной улицы Чапаева с остатками злополучной трамвайной колеи, а так же бесчисленных заводов, вроде упокоившегося с худым радиоактивным миром ПХЗ и всё ещё живого Азота, которые в полной гармонии соседствовали с летней природой и это придавало этим местам какой-то особый колорит.
Где-то в этом районе цыганская семья окончательно покинула вагон, скандаля и переругиваясь с кондукторшей на весь вагон, который на протяжении пути всё редел и редел, а я всё снимал и снимал, снимал и снимал всё на свете, включая брошенное трамвайное кольцо. Наконец трамвай доехал до Карнауховки, я слез с вагона, выключил камеру и на остановке стал дожидаться момента, когда трамвай развернётся в обратном направлении.
Трамвай развернулся, я снова сел в него, заплатил пару гривен и, ничего в этот раз не снимая, поехал вновь в сторону ДМК.
Там я сел в ‘единицу’ в виде старой доброй обтекаемой Татры Т3 и вновь я запустил камеру, вновь заплатил пару гривен и вновь тронулся с трамваем в путь.
На площади Ленина ‘единица’ свернула направо – в сторону улицы Сыровца. И сквозь всю эту улицу трамвай проезжал со всеми остановками.
А я снимал. Снимал все эти светлые сталинские домики, среди которых словно плесень вырастали уродливые гипермаркеты и банки, не заметив, что оказывается, я проехал площадь Дзержинского с городским парком, городской Радой и памятником собственно Феликсу Эдмундовичу. Который взирал на проходящих мимо людишек свысока, словно это будущие жертвы красного террора, которых он бы с удовольствием расстрелял. Хотя если ещё больше расширить рамки своей фантазии, то на памятник Дзержинскому можно было бы посмотреть и как на эдакого незримого охранника, который стережёт милый моему детскому сердцу парк со всеми его деревьями и старенькими аттракционами от неведомых злых сил.
Я продолжал снимать улицу Сыровца и за моей спиной проехали Спортивная и Москворецкая улицы, на которых начинались одиночные трамвайные пути ‘четвёрки’, так же укомплектованной Татрами.
Снимал я и подъём в гору, который был даже намного круче, нежели подъём на проспекте Ленина, проезд под железнодорожным мостом и поворот направо на улицу Ермака, где снял так же знакомую мне с детства гостиницу ‘Заря’. Фасад её не менялся с самых советских времён, да и какие к чёрту туристы в городе металлургов и химиков?
Когда трамвай в следующее после остановки мгновение свернул налево в сторону Комсомольского проспекта, я с ужасом обнаружил сигнал о том, что моя камера вот-вот разрядится через 5 минут.
Я в душе молился в этот момент неким невидимым богам, чтобы камера всё отсняла до самого конца. Но трамвай всё катил и катил мимо хрущёвок и деревьев Комсомольского проспекта и уровень заряда медленно отсчитывал – 4… 3… 2…
Наконец трамвай повернул налево в сторону улицы Генерала Глаголева, где зелени было гораздо больше, чем домов. Это был уже верный знак – конечная скоро.
Но трамвай всё катил и катил медленно, с остановками, а камера уже достигла отметки 1.
И когда, наконец, трамвай добрался до кольца на улице Скалика, я выпрыгнул из вагона, и вот тогда моя батарейка приказала ждать подзарядки.
Дело было сделано и я наконец был доволен.
‘Эх – подумал я – Жаль не успею уже покататься на ‘двойке’ и на ‘четвёрке’ напоследок. Да и камеру на зарядку вовремя надо было ставить!’.
На обратной дороге я сошёл на площади Ленина и направился в сторону рынка в надежде разжиться хоть чем-нибудь в качестве съестного сувенира. Но рынок как назло был полупуст, покупателей было мало и само его состояние говорило о том, что под натиском гипермаркетов рынок явно не выдерживал конкуренции и возможно доживал последние годы. Окончательно опечаленный я вернулся в дом Вадика и его семьи, окончательно собрал все вещи, попрощался с тётей Дашей, дядей Колей и всеми домашними любимцами и мы с Вадиком отправились в путь – наверх, в сторону вокзала.
Шли мы молча, на душе было грустно и скверно, а вид до боли знакомых мест, которых, как я уже понимал, я вижу в последний раз угнетал.
И вот в зале ожидания мы разговорились.
- Ну и как тебе оно всё тут у нас? – спросил Вадик.
- Ты знаешь, Вадик! – говорю я – вроде бы по-прежнему чувствую себя, как дома здесь, но… ощущение такое словно город как будто чужой стал для меня.
- Ну, так ты подумай, сколько лет ты тут не был? Очень многхо! За это время понятно, шо всё поменялось и не в лучшую сторону. Как и мы все. Ведь мы уже с тобой, Сань, не дети. Все взрослые, все со своими обязанностями, заботами и интересами. Такая вот жизнь.
- О, да! Теперь если и буду приезжать в Дрезден-Сити, то только раз в пять лет. Или в десять. Заодно и по другим странам покатаюсь и разберусь со своей жизнью в Питере.
- Поступай, как хочешь, Сань! Это твоя жизнь!
Наш поезд объявили по репродуктору, и мы вышли на перрон. Когда поезд подъехал, я вскочил в свой вагон и после того, как проводница проверила мои билеты и паспорт, я обернулся и, взмахнув рукой, крикнул Вадику:
- Пока, Вадик! Спасибо тебе за всё! И не поминай лихом!
- Всё путём! – сказал Вадик и медленно ушёл с платформы обратно в город.
Как только я убрал багаж под кровать и разместился потом на ней, поезд тронулся. Я вышел в коридор и стал наблюдать в окно уходящие предзакатные пейзажи.
Всё дальше и дальше уезжали от меня Привокзальная площадь с вокзалом, городские околицы, похожие на некое подобие гоголевских хуторов, а так же до боли родные фабрично-заводские пейзажи. И когда я смотрел на всё это из окна поезда, меня пронзило чувство, что всё-таки я вижу всё это в последний раз в своей жизни и больше никогда всего этого уже не увижу. И от этого всего хотелось даже не плакать – рыдать.
‘Прощай, любимый Дрезден-Сити! – думал я про себя в этот момент – Больше никогда, никогда я тебя не увижу!’.
И на этих мыслях по моим щекам покатились горькие слёзы.
А поезд всё вёз и вёз меня мимо Вольногорска, Пятихаток, Александрии, Кременчуга, Бахмача и других больших и малых городов моей прекрасной и несчастной родины в сторону украино-беларусской границы.
А на следующее утро, когда поезд уже приближался к границе, а я проснулся от долгого сна на кровати поезда, я заметил, что солнце окончательно закрыли тучи цвета свинца. И за окном вовсю уже лил, как из ведра всё тот же до боли знакомый питерский дождь.
Санкт-Петербург – Петрозаводск – Санкт-Петербург – Астрахань – Санкт-Петербург.
15 декабря 2013 г. – 26 апреля 2016 г.