ОГЛАВЛЕНИЕ
РАСЦВЕТАЛИ ЯБЛОНИ И ГРУШИ 4
А ДАЛЬШЕ БЫЛА ВОЙНА 19
НЕИЗВЕСТНОСТЬ 33
ИСПЫТАНИЯ 46
ШКОЛА 66
КНЯЗЬ 84
РАСЦВЕТАЛИ ЯБЛОНИ И ГРУШИ
все мы родом из детства …
Ласковое майское солнце весело отражалось в вымытых стеклах окон, легкий южный ветерок играл с ветками едва распустившихся деревьев. Теплый воздух был наполнен ароматом цветущих черемух.
Шел 1941-й год.
Мишка Соков - пятилетний мальчишка вскочил с лежанки, на которой он любил спать, бросился в комнату. Никого. Выскочил на улицу – никого. Проспал! Все ушли в школу, а мать занималась бесконечными хозяйственными делами. И, как ни крепился Мишка, слезы сами собой полились из глаз, и он разревелся. Еле передвигая ноги, он добрел до угла сарая (почему-то именуемого амбаром), зашел за угол, уткнулся в него и разревелся окончательно. Через несколько минут там его разыскала мать.
- Ты чего плачешь, Миш? - Мишка подавился слезами и промолчал.- Приснилось что-нибудь? И тут Мишку снова прорвало. Захлебываясь слезами, он едва выдавил:
- Д-а-а-а! О-п-п-я-я-а-а-т-ь в-се у-у-шли в-в щко-о-лу, а меня не взя-а-али-и-и!
- О, господи! Я уж подумала, что-то случилось!
- Случилось! А то не случилось?! Всю зиму не брали-и, не брали … вот потеплеет, тогда… Потеплело, а они ушли-и!
- Ну, ладно, ладно, не реви. Что-нибудь придумаем. Вот придут ребята из школы, и придумаем. Пойдем завтракать, школьник.
Она обняла его за плечи, вытерла фартуком зареванное лицо, велела умыться и подтолкнула к дому.
- Мам, ну хоть ты скажи им!..
- Скажу, скажу – задумчиво произнесла мать.
Справившись с вареной картошкой и соленым огурцом, Мишка с удовольствием выпил кружку молока с вкуснейшим ржаным хлебом.
Вкус ржаного хлеба… Он навсегда останется в Мишкином сознании, как нечто необыкновенное. Он любил подсматривать, как мать ночью осаживает тесто. При мерцающем свете прикрученной керосиновой лампы слушал живые вздохи теста, и казалось ему, что происходит нечто таинственное, и волшебница мама превращает муку в ароматный хлеб. А ранним утром, приплясывая от нетерпения, он дожидался, когда хлеб будет выниматься из печи. И в этом было свое таинство. Деревянной лопатой доставались коричневые круглые ковриги хлеба и укладывались на стол. И если вдруг повезет, то можно надеяться ущипнуть краешек, за что иной раз получал по рукам. Не больно и не обидно. Затем с хлеба удаляли остатки капустных листьев, на которых хлеб сидел в печи. Хлеб умывали, заворачивали в холщовые полотенца, и можно было идти спать дальше. Раньше чем через час хлеба не получишь.
Зато через час! Брат Вовка, старше его на 5 лет, тоже любитель свежего хлеба, просыпался, и начиналась возня за первую очередь. Мишка пыхтел, упирался, но никогда не жаловался на Вовкину несправедливость. Мать время от времени их отгоняла, но больше для порядка. И наконец-то! Наконец! Открывалось полотенце, отрезался край хлеба, делился на две горбушки, и наступало блаженство!
Ароматы детства непреходящи!.. Они остаются навсегда!
Мишка сгреб хлебные крошки в ладошку, отправил их в рот, соскочил с лавки, на которой сидел, отнес кружку на место и выскочил по своим мальчишеским делам. Надо было посмотреть, не зацвели ли терн и вишни. Терн едва выпустил почки, а три вишни уже готовы были распуститься. Поискал дикий чеснок, который они с Вовкой не так давно рвали, не нашел и побежал в огород проверить, как там шмель, что вчера об него стукнулся и упал замертво. Мишка нашел то место – вот она – палочка стоит, но шмеля не обнаружил, улыбнулся – значит, жив шмель, улетел. Сбегал к Толику Полову – соседскому мальчишке на 2 года постарше, но того дома не было. Дальше было необходимо проверить, не согрелась ли вода в пруду, расположенном неподалеку.
Тропинка оказалась с крапивой (уж что-что, а крапива быстро растет!) и, конечно же, в нее надо было влезть. Крапива, хоть и молодая, но уже жглась. Почесав обожженные места, Мишка решительно свернул к болоту, благо был босиком, ибо с конца апреля и по октябрь никакой обуви не полагалось. Проваливаясь по щиколотку, а иногда и глубже, добрался до берега. Попробовал воду ногой. Холодно. Купаться нельзя. Постоял немного и отправился домой дожидаться ребят.
В семье Соковых было девять детей. Двое умерли от дифтерии в голодное лихолетье 32-33 гг. Старшие дочери уже выросли, вышли замуж и, спасаясь от голода, уехали в страну обетованную - Грузию, где жизнь была полегче.
Сын Николай в 40-м году окончил полную среднюю школу. Выбор профессии, для него труда не составил. В то время у всех на устах были имена прославленных летчиков – первых Героев Советского Союза - Ляпидевского, Чкалова, Водопьянова, Громова… Почти все мальчишки бредили авиацией. Вот и Колю Сокова увлекла она. Он с гордостью носил значок «Ворошиловского стрелка» и значок ОСОАВИАХИМа. Не раздумывая – в Вольское военное авиационное училище.
Мишке запомнилось, как при отъезде июльским солнечным днем на автобусной остановке Коля крепко прижал его к груди, подбросил вверх, поймал, поставил на ноги и что-то напутственное сказал. Что именно – Мишка не запомнил, но радостное ощущение полета и какое-то непонятное щемящее чувство расставания, еще долго сохранялись в его сознании.
Стали приходить письма. Вечерами они читались вслух. И хотя в них не было ничего ни о перелетах через северный полюс, ни о подвигах вообще, Мишка любил слушать рассказы о какой-то другой волшебной жизни. И его душу распирало от гордости за брата, приобщенного к великому таинству – авиации.
Школьников осталось трое. Наташа, Андрей и Вовка. Вот этих ребят и ждал Мишка с нетерпением.
- Мам, ну скоро ребята придут?
- Скоро.
- А как скоро?
- Через два часа. Отстань!
Целых два часа! Он уже столько дел переделал, а еще целых два часа! Мишка совсем приуныл.
- Мам, а на часах, когда это будет?
- Когда малая стрелка станет на один - вот тогда… - мать повернулась к Мишке и ахнула. – Батюшки! Где же ты так вымазался? Что за грязнуля растет! На сухом месте грязь разыщет! А ну, марш в копанку ноги мыть!
Поежившись, Мишка нехотя побрел мыть ноги, но ограничился только их полосканием.
Вернувшись домой, он проскользнул в кухню, оставляя на полу следы, посмотрел на ходики, мерно тикающие на стене. Цифры он худо-бедно различать умел. Посидел, подождал. Большая стрелка чуть сдвинулась, а маленькая - ну просто приросла! От нетерпения, Мишка прошел в комнату, залез на стол, над которым висела бумажная тарелка репродуктора, повертел головку громкости, но радио молчало.
Мишка вспомнил Первомайский праздник. Митинг в Крутогорске закончился быстро, но народ не расходился, окружив столб, на котором накануне установили радио. Все слушали репортаж о праздничной демонстрации в далекой прекрасной Москве! То-то радости было!
А если учесть, что Андрей купил Мишке на двоих с Вовкой мороженое, заключенное между двумя вафельными кружочками, - что еще нужно для счастья!? Говорили, что в прошлом году Мишке тоже покупали мороженое, но он этого не помнил. Ели по принципу лизания. Один раз лизнешь – отдай другому. И каким-то образом умудрились не рассориться. Честным образом поделили размокшие кружочки, тщательно облизали пальцы, и блаженство закончилось.
Мишка вздохнул при воспоминании о празднике, еще раз покрутил головку (что вообще-то ему не разрешалось, ибо «тарелка» настраивалось очень плохо). Радио молчало. Он понимал, что оно будет молчать – не время, ну а вдруг!? Но «вдруг» ничего не случилось – радио молчало.
Вздохнув, он слез со стола. Огляделся. Увидел мешочек с костяшками домино. Взял, высыпал на пол и принялся ставить вертикально, чтобы потом одним толчком пальца повалить весь строй, воображая, как он косит самураев из знаменитой песни о трех танкистах. Потом были привлечены к делу шашки и шахматы. И развернулась баталия!
Пришел Вовка, и сразу начал выговаривать Мишке за использование шахмат не по назначению.
Мишка обиделся, отказался убирать шахматы, увернулся от шлепка, выскочил на улицу. И сразу наткнулся на мать.
- Ты почему ноги не вымыл?
- Да я мыл!
- Где мыл! Посмотри - какие грязные! Еще лето не наступало, а ты уже цыпки заводишь! Вов, отмой ему ноги в копанке!
- Сам пусть отмывает! Всё за него делай!
- Не бурчи, не бурчи. Да ковшик возьми, а то вода холодная.
- Пошли что ли! – недовольно произнес Вовка. – Вечно за тобой убирай, ноги тебе мой, замазура!
Они спустились к копанке. Мишка присел на край мостика и начал ногами разгонять ряску, как-то неловко повернулся и оказался в воде. Вода его обожгла. Он взвизгнул, схватился руками за мостик, собрался, было, заорать, но Вовка уже выхватил его из воды, шлепнул по затылку, велел раздеваться и убежал. Мокрая матерчатая майка никак не хотела сниматься. Пока Мишка с ней возился, прибежал Вовка с полотенцем, велел снимать трусы, зачерпнул ковшиком воды, прицыкнул, чтобы не орал, смыл с Мишки ряску и завернул его в полотенце. Велев Мишке сидеть на солнышке, Вовка прополоскал одежду, отжал ее, развесил на куст бузины. Потом отмывались ноги, но одежда ещё не высохла, и они были вынуждены ждать, ибо знали, что попадет обоим, если мама дознается.
- Вов, а Вов, ну возьми меня в школу.
- Ты, Мишка, дурак! В школу принимают с 8 лет. А тебе только пять. Сколько раз тебе объяснять!?
Мишка горестно вздохнул. На Вовкину поддержку он и не надеялся. Посидели молча. Потом Мишка вскочил, быстро натянул уже сухие майку и трусы, схватил ковшик и побежал домой. Никаких последствий ледяного купания он не ощущал. Переболев скарлатиной, корью, коклюшем, золотухой, дифтерией и еще бог весть чем, он превратился в этакого подвижного крепыша с озорными глазами-пуговками.
Пришли ребята. Мишка отправился искать Наташу. Он знал, что она его любит, и возлагал на неё большие надежды. Нашел её в доме, моющую полы.
- Это ты наследил тут? Иди, иди отсюда, пока мокрой тряпкой не получил!
- Не-е! Не получу!
- Это ещё почему?
- Не догонишь!
- Иди, иди,- засмеялась Наташа.- Дай полам просохнуть.
Разговор не состоялся. Мать была занята приготовлением обеда, и к ней лучше было не соваться. Приходилось ждать.
Пришел отец, работавший бухгалтером. Сели обедать. На стол поставили большую миску с борщом. Ели молча, по очереди черпая борщ деревянными ложками. Тарелок и персональных мисок не было. Вовка с Мишкой сидели на прикрепленной к стене, лавке, называемой почему-то коником. Как всегда, между ними возник конфликт из-за хлебной горбушки, за что и получили по лбу ложкой. Плакать и оправдываться не разрешалось.
После обеда Мишка подошел к матери.
- Мам, ну когда мы чего-нибудь придумывать будем?
- Чего придумывать?
- Ну, про школу!
- О, господи! Вот репей! Ребята, ну что с ним делать? Заладил - в школу хочу, и всё тут!
Все заулыбались.
- Ну куда тебе в школу! – подал голос Андрей, – Ведь ты читать не умеешь.
- Умею!
Ну, на - прочитай. Какая это книга? – Андрей взял первую попавшуюся книгу. – Ну, какая?
Мишка взял книгу, повертел её, определяя, где верх, где низ, и стал читать.
-Х-химия!
- Да ты угадал, а не прочитал.
- Ну и что? А как я научусь читать, если в школу не хожу?!
Все дружно засмеялись, а Мишка насупился. Неожиданно его подхватил отец и посадил к себе на колени, что бывало крайне редко. Открытое проявление ласки в семье Соковых не было принято. Мишка притих. А уж когда отец погладил его, стриженную мамой под ноль, голову – вовсе растерялся.
- А знаешь, мать, сшей-ка ты ему школьную сумку. Пусть ребят в школу провожает, – отец отпустил Мишку – А ты выполняй все задания. Учись, Мишка, учись! – с непонятной грустью произнес Иван Михайлович, и ушел. Видимо, он уже знал о предстоящей разлуке с семьей.
По Мишкиному лицу разлилось такое сияние, что все опять рассмеялись и разошлись по своим делам: Наташа и Вовка уселись за уроки, Андрей сел рисовать. Он это умел и любил. Мишка устроился напротив, разыскал лист бумаги, карандаш и тоже стал рисовать. Но ничего у него не получалось. Стал расспрашивать – что, да как. До тех пор, пока Андрей не мазнул его кисточкой по носу и щеке. Мишка с воинственным криком выскочил на улицу, оседлал палку и поскакал к Толику. Надо сказать, что в окрестности других ребят Мишкиного возраста - не было. Во дворе Половых Мишка громко осадил коня. Ровесница Наташи, сестра Толика - Люся, посмеялась над Мишкиной раскраской и сказала, что Толик с отцом уехал в деревню и будет только послезавтра. Пришлось скакать домой, не поделившись радостью завтрашнего похода в школу.
Мать кормила поросенка и кур. Мишка решил, что момент подходящий.
- Мам, ну когда ты сошьешь мне сумку?
- Вот отделаюсь… Погоняй вон обруч.
Мишка совсем забыл, что недавно под руководством Вовки почти научился проволочным крючком катать обруч, удерживая его в равновесии. Много позже он узнает, что забава с обручами называется серсо. Он увлекался ею еще лет пять, заменив крюк на палочку.
Схватив обруч и крюк, Мишка выскочил на бугор. Обруч никак не хотел оставаться в равновесии и все время падал. Это продолжалось довольно долго и, наконец, получилось! Набегавшись, Мишка возвратился домой.
Мать он застал за ножной швейной машинкой «Зингер». Эта машина досталась матери в качестве приданого, и на ней шилась всякая одежда, вплоть до ватных пальто.
Мать шила быстро и умело. Через десять минут холщовая сумка с лямкой через плечо и кармашком с простроченной буквой М – была готова. Мишка схватил её, немедленно одел и, маршируя, заорал во все горло: «Страна моя, Москва моя, Ты самая любимая!...». Наташа взяла гитару, Андрей мандолину и начался сольный концерт Михаила Сокова!
Звучали популярные песни тех лет: особенно любимая «Катюша», «Москва майская», «Три танкиста» и т.д. Песни сменялись стихотворениями, а те - вновь песнями.
Прозвучал приглушенный сигнал трубы, приглашающий музыкантов клубного духового оркестра на репетицию. Андрей подхватился и убежал. Он недавно был принят в этот оркестр и играл на альте. Концерт прекратился. Начались сборы в школу. Мишка похватал какие-то тетрадки и книжки, засунул их в сумку, за что и получил нагоняй от Наташи. Это оказались её вещи.
Выделили Мишке чистую тетрадь, нашли прошлогодние Вовкины книжки и бережно сложили в сумку. А вот карандаш никак не находился. Ящик стола, где хранились письменные принадлежности, был обследован досконально. Нашлась линейка и отправилась в сумку. Нашелся кусочек ластика, отправившийся туда же. А вот карандаша не было. Обращение за помощью к матери ничего не дало. Мать упрекнула Мишку за то, что он не кладет на место вещи, которыми пользовался, и искать карандаш не стала.
Мишка собрался зареветь, но сообразил, что тогда попадет вдвойне. Посопел, побродил по комнате. Обратился к Вовке, но тот только отмахнулся.
Карандаш нашелся сам. Он лежал на полу, рядом со столом. Обрадованный Мишка схватил его, положил в сумку, одел её через плечо и с важным видом вышел на улицу.
Пришло время встречать корову из стада, дабы она не забрела на колхозный луг. Это категорически запрещалось, несмотря на то, что луг был полузаболоченным, и никогда не косился.
Мишка увязался за Вовкой. Они едва успели предотвратить Катькин поход на луг. Она как-то по-человечески вздохнула, и Мишке стало её очень жалко…
Дома отец занимался уборкой двора. Мишка не преминул похвастаться своей сумкой. Отец улыбнулся и погладил его по голове. Мишка смутился и притих. Зазвенел подойник. Встрепенувшись, Мишка отправился за кружкой. Прихватив кусок хлеба, он пришел к матери, доившей корову, за парным молоком, которое ему и надоили прямо в кружку. Не отходя от места, он выпил молоко. Второй кружкой он запил хлеб, добровольно вымыл ноги и умиротворено отправился спать. Такой длинный, насыщенный событиями день - кончился.
Спал Мишка крепко и даже без сновидений. Проснулся сразу, вскочил и испугался тишины – опять проспал»! – но, услышав покряхтывание встающего отца, опять уснул и проснулся вместе со всеми. Засуетился, всем мешая, заработал шлепок от Вовки, но рассмеялся и побежал за стол. Как же, как же! Сегодня он завтракал вместе со всеми!
А потом вчетвером отправились в школу. Мишка то и дело забегал вперед, размахивал руками, что-то возбужденно говорил, но его никто не слушал. Да ему и не нужны были слушатели.
Четверка вышла на площадь, благо идти было недалеко. Наташа свернула к своей школе, а ребята свернули к начальной школе, где оставили Вовку, и отправились к ШКМ (школа колхозной молодежи), где учился Андрей.
Распрощавшись с ним, Мишка отправился в обратный путь. Свернул зачем-то к полуразрушенной церкви, где размещался клуб. Постоял. Вспомнил, как в прошлом году ребята уговорили маму впервые сходить в кино и Мишку взяли с собой. Фильм назывался «Истребители». О летчиках! И с хорошей песней «В далекий край товарищ улетает». Помурлыкал эту песню, вздохнул – больше в кино его не брали – и отправился дальше.
Пришел к Наташиной школе. Заглянул в дверь. Никого. Осторожно, на цыпочках проскользнул внутрь. Прошелся вдоль дверей, откуда доносились голоса. Остановился возле лестницы на второй этаж. Он еще никогда не поднимался на второй этаж, поскольку на весь район было единственное двухэтажное здание – школа, а в нее он попал впервые. Послышались чьи-то шаги. Мишка пулей выскочил из школы, остановился, оглядел школу, увидел палку, оседлал ее и поскакал домой.
Завернул к Толику, но того все еще не было. А так хотелось рассказать! Начал проверять содержимое сумки. Все было на месте. Полез в кармашек и вдруг обнаружил какой-то сверток, в котором оказался хлеб и кусочки сала. Издав некий воинственно-радостный звук, Мишка довольно быстро управился с угощением и неторопливо отправился домой.
-Ты где это так долго пропадал?
- Я же в школу ходил!
- Знаю. А долго чего?
- Да уроков много было… Мам, мам, а когда ты хлеб мне положила?
- Какой хлеб? Я не клала никакого хлеба.
- А откуда же он в кармашке взялся?
- Не знаю. Может лисичка подложила.
Мишка озадаченно посмотрел на мать, подумал, улыбнулся и отправился делать уроки. Он рисовал в тетради, срисовывал буквы и цифры – работал. А когда пришли ребята, то он с гордостью всем показал выполненные задания.
- Ну, Миш, расскажи, что ты делал в школе - сказала Наташа.
- На русском мы учили стихотворение «Мужичок с ноготок».
И он тут же вдохновенно рассказал его, зажмурившись и сжимая кулачки на словах «Был си-и-и-льный мороз». А потом буйная фантазия отправила его на Северный полюс и в жаркие страны. Все дружно смеялись. А когда он объявил и показал, как на химии играли на скрипке и барабане, то Наташа сказала:
- Ну тебя, Мишка! До слез насмешил!
На следующий день все повторилось. Перед уходом из дома Мишка проверил кармашек. Он оказался пустым. Проводив ребят, Мишка снова пришел к школе, но внутрь войти не решился. Походил, походил и отправился в городской сад, который располагался неподалеку от школы.
Могучие клены, липы, тополя, кустарники встретили Мишку молодой изумрудной листвой и прохладой. Он уселся на скамейку недалеко от эстрадной раковины, в которой по субботам и воскресеньям садился духовой оркестр, и звучала музыка. Мишка услышал эту музыку, увидел гуляющие парочки, продающиеся газировку и мороженое. Ему мучительно захотелось быстрее вырасти, чтобы стать полноправным обладателем всей этой красоты…
Машинально сунул руку в кармашек и замер. Там оказался сверток. Как же так! Ведь перед уходом сам проверял – не было свертка! Мишка даже оглянулся в поисках лисички. Но нигде никого не было. Недоумение не помешало с полным аппетитом расправиться с хлебом и салом и неторопливо отправиться домой.
- Мам! А лисичка опять мне хлеб положила! Я ей спасибо сказал!
- Вот и молодец! А то ты иногда из-за стола выскакиваешь и забываешь!
На следующий день история с лисичкой повторилась, хотя он старательно не подходил к маме перед уходом.
Наступила суббота. Вернулись ребята из школы, и Мишка не преминул похвастаться своей дружбой с лисичкой. Вовка не вытерпел.
- Какая там лисичка! Это мама и Наташа тебе подкладывали.
- Дурак ты, Вовка! Это мы так играли!
И заплакал от обиды, что кончилась сказка. Все почему-то засмеялись, а Мишка выскочил на улицу.
Он еще не знал, что кончилась сказка не только про лисичку.
В понедельник отец объявил, что его призывают в армию на два месяца и даже выдали зарплату за май и июнь. Мать заплакала, все притихли. Отец стал успокаивать ее, уверяя, что все будет хорошо, к осени он вернется
- Что ты меня как девочку уговариваешь! Я, Вань, хоть и дура безграмотная, но кое-что понимаю. Вон и Коля пишет, - с отпуском не понятно когда дадут. Совсем неясно, что и как оно еще будет!
Мишка подсунулся к матери:
-- Мам, ну, правда, не плачь! Мы, знаешь как!...
Мать обхватила Мишку и еще пуще залилась слезами.
- Работничек ты мой главный! Что же я буду с вами четверыми-то дела-а-а-ть?!
Потом резко поднялась, вытерла неизменным фартуком лицо и пошла собирать мужа в дорогу, как это делали тысячи и тысячи жен до нее, и вместе с ней по всей необъятной Руси…
Отец уехал.
А дальше была война.
А ДАЛЬШЕ БЫЛА ВОЙНА
Если спросят:
Что есть древнее богов?
Ответствуй:
Страх и надежда.
Пифагор
Май 1942 г. выдался теплым. Прогремели грозы, и ароматы цветущих вишен, яблонь, сирени заполнили все пространство. Гудели пчелы. По вечерам на окраинах Крутогорска иногда звучала гармошка, терзаемая неумелой рукой малолетнего гармониста. На «улице» звучали частушки, но все больше грустного содержания:
Как уехал мой миленок
На войну, чтоб немцев бить!
Ну, а вам я обещаюсь
Одного его любить!
Полюбила б капитана,
Только где же взять его!
Полюблю тебя, солдатик,
Ты ведь тоже ничего!
И им вторили песни.
За дальнею околицей,
За молодыми вязами
Мы с милым расставались
И клялись в любви своей!
И было три свидетеля,
Река голубоглазая,
Березонька пушистая,
Да звонкий соловей!
Уехал милый надолго,
Пошел с врагами биться он!
………………………
Сколько же было в этих песнях невысказанной любви, щемящей тоски и надежды!
Пройдет зима холодная,
Пройдут метели вьюжные,
И всё вокруг оденется
Зеленою листвой!
И стройная березонька
Листву оденет новую,
И запоет соловушка
Над быстрою рекой…
Русские женщины! Откуда ж вы брали силы!? «Все для фронта! ВСЕ ДЛЯ ПОБЕДЫ!» И они, да еще сопливые мальчишки, впрягались в плуги и бороны, засевая поля, и убирали урожай, получая по осени по 200 – 300 гр. зерна на трудодень. Обязательные поставки молока, обязательные поставки яиц, налог на каждое фруктовое дерево… И надо было жить, любить, ждать и надеяться!
Семья Соковых выживала за счет коровы, полутора десятка кур да огорода. После выплаты поставок, молока и яиц оставалось совсем немного. И надо было еще продать молоко, ибо других денежных поступлений не было. А прокормить, одеть, обуть надо было четверых детей. Наташа, Андрей и Владимир учились в школе, а Мишке исполнилось 6 лет. С осени прошлого года мать подрабатывала шитьем, чего раньше никогда не делала. В Крутогорске была портниха, но она куда-то уехала после начала войны. Вот и понесли свои нехитрые заказы к тете Дуне Соковой, которая умела шить и имела зингеровскую швейную машинку. Расплачивались, кто чем мог. Кто деньгами, кто материей, а кто и продуктами. Невелик заработок, но все подспорье. Когда мать спала – никто толком не знал.
Так и жили, экономя на всем. Главной помощницей была, конечно, Наташа. Уборка дома и двора лежала на ней. Вовка с Мишкой встречали корову из стада, поливали огурцы, помидоры и капусту и еще - сбивали масло, покачивая стеклянную четверть с длинным горлышком. Процедура длительная, утомительная, а потому и конфликтная.
А вот Андрей практически дома не жил. С начала войны при милиции для борьбы с диверсантами был организован, так называемый, истребительный батальон, состоящий из подростков 14-16 лет. Вооруженные винтовкой, они патрулировали днем и вечером, а иногда и по ночам. Их обучали строю и владению оружием. Они имели право проверки документов. Несмотря на то, что Андрею было всего 15 лет, он командовал взводом, потому пропадал в милиции денно и нощно.
Однажды вечером, когда Андрей забежал домой чего-нибудь перекусить, Мишка подошел к нему и спросил:
-Андрюш, правда, что вы диверсанта задержали?
- Какого диверсанта? – встрепенулась мать. – Господи! Я так и знала …
Что знала мать, Андрей слушать не стал, схватил Мишку за руку, вытащил его на улицу, шлепнул по затылку:
- Балда! Кто же такие вопросы при маме задает?
- Ну а, правда?
- Правда, правда. Отстань. Некогда мне!
И ушел. Мишка постоял, посоображал – почему при маме нельзя задавать подобных вопросов. Сообразил, и пошел домой.
- Ну, что он тебе сказал? – спросила мать.
- Сказал, что некогда ему отвечать на мои дурацкие вопросы.
Но любопытство распирало Мишку. Улучив подходящий момент, он пристал к Вовке.
- Вов, расскажи про диверсанта.
- Не знаю я никакого диверсанта!
- Не ври! Мне сам Андрей сказал. А днем вы со Славкой Иконниковым шептались.
- Вот и расспрашивай своего Андрея! Вечно подслушиваешь! Шпион!
- Подслушиваешь, подслушиваешь - пробурчал Мишка - Вы так орали, что глухой бы услышал.
Он обиделся и отошел.
Когда совсем стемнело, к Наташе пришла подруга Нюся Бабкина. Они уединиличь.
- Наташ, Наташ, ну расскажи про диверсанта. Весь Крутогорск говорит, а никто толком ничего не знает. Андрей, небось, тебе рассказывал!
Мишка затаил дыхание и обратился в слух.
- Ага. Рассказывал. От него дождешься! Кое-что у его закадычного дружка Андрея Тихонова еле выпытала. И то под строгим секретом.
- Ну, Наташ, не томи! Расскажи!
- Ну, ладно. Только тебе, поняла? Слушай. Позавчера, ближе к вечеру, ястребки проходили по Выселкам. Увидели какого-то незнакомого парня с мешком на спине. Окликнули. А он, вроде и не услышал. Догнали, попросили документы. Тот предъявил справку, что он житель Поляны то ли Круглов, то ли Кругликов. А Володька Бердников сказал, что в Поляне нет таких. Тогда ему велели показать, что в мешке. Тот снял мешок, бросил его и пустился бежать. Андрей наш крикнул: Стой! Стрелять буду! – а тот все бежал. Тогда Андрей выстрелил в воздух. Тот упал. К нему подбежали, а он лежит, что-то бормочет с перепугу. Ну, его под белые ручки, и в милицию. В мешке оказалась рация под тряпками. А что там дальше было, я не знаю.
Нюся быстро засобиралась уходить, а Мишка на цыпочках выскользнул в сенцы и тут же громко вошел, вроде бы только пришел.
- Ты ж смотри, никому!
- Ну, что ты, что ты! Разве я не понимаю! – торопливо сказала Нюся и ушла.
- Наташ, а про что никому?
- Мал ты еще, чужие секреты знать!
Мишка сделал вид, что обиделся, и отошел, а сам подумал, что Андрей не в игрушки играет, а занимается нужным делом, сопряженным с какой-то опасностью.
Секреты обладают каким-то магическим свойством – они так и просятся наружу. Да так настойчиво, что устоять против их напора – просто невозможно!
На следующий день Мишка побежал к Толику Полову. Просто необходимо было рассказать про диверсанта.
Во дворе никого не было, что показалось несколько странным. Обычно хоть кто-нибудь из шестерых детей Половых во дворе был. Не утруждая себя размышлениями на этот счет, Мишка заглянул в полуподвальный этаж этого странного полутораэтажного строения. Его встретил плач всех обитателей дома. Мишка в растерянности остановился, ничего не понимая. К нему подошел Толик и молча протянул серый казенный конверт.
- Ч – ч - то это?
- Похоронка. У меня п-п-апу убил-и-и!- заливаясь слезами, выдавил Толик.
Мишка совсем растерялся. И тоже заплакал, сам не зная почему. К нему подошла мать Толика и сквозь слезы произнесла:
-Ты иди, Миша, иди. Толик сегодня не выйдет.
Мишка побрел домой, впервые задумавшись о жизни и смерти. Нет, он знал, что дедушки и бабушки его – умерли. Но это было как-то отстраненно, давно и лежало вне его жизни. А тут…
Шла Великая Отечественная Война. Летнее наступление немцев набирало силу, и требовались все новые и новые человеческие жизни…
Закончился ароматный май. Наташа и Андрей сдавали выпускные экзамены в 10-м и 7-м классах. Вовка каким-то образом избавился от Мишки и убежал по своим делам. Мать ушла куда-то. Мишка остался дома один и усердно искал чернильницу, чтобы засунуть в нее палец. Он слышал, что это помогает при сдаче экзаменов. А очень хотелось помочь Андрею, который сдавал физику и очень боялся. Еще бы! Половина (если не больше) занятий было пропущено. Где из-за истребительного батальона, а где и просто так.
Чернильница, наконец, нашлась. Мишка уже совсем собрался вставить в нее палец, вышел на улицу и встретился с почтальоншей. Она молча протянула Мишке три письма.
Обычно письма приходили по одному от отца и старшего брата Коли – курсанта летного училища. А тут сразу три! Мишка перебирал письма. Ага. Вот это с редкими буквами – от Коли, а это от отца. А это? И вдруг страшная догадка пронзила его. Он держал в руках серый пакет, совсем такой, какой он видел у Толика. Это была похоронка. Мишка растерялся, совершенно не понимая, что с этим делать. Как это отдать матери?
На всякий случай, он засунул конверт под подстилку на лежанке, остальные письма положил на стол, и решил молчать. Вернулась мать, обрадовалась письмам, но читать не стала, отложив на вечер, чтобы все вместе слушали. Пришел радостно возбужденный Андрей. Физику он все-таки сдал. Мишка попытался с ним поговорить по секрету, но тот только отмахнулся, заявив, что у него и своих секретов хватает, умчался куда-то. Вернулся Вовка, затем Наташа. Поговорить с ней Мишка не решился. Вовка в счет не шел. Ему было всего 11 лет. Так и остался Мишка наедине с этой страшной, гнетущей тайной.
После обеда Мишка ушел за угол амбара, и присел на колоду, на которой рубили дрова. Слезы как-то сами собой потекли из глаз, в голове неотступно звучал вопрос: зачем? Зачем людям убивать друг друга? Зачем война? Совсем недетские вопросы, но, видимо, горе быстро отнимает детство. Плакал, думал, да так и заснул на колоде. Разбудил его Вовка, позвал слушать письма.
Развернули сложенные треугольником листочки. Прежде всего, бросилось в глаза обилие черной краски, которой военная цензура замарывала строчки и слова, казавшиеся ей подозрительными. Однако из намеков удалось понять, что отец служит в интендантах и пока в тылу. Коля писал, что их выпустили из училища досрочно и направили поближе к сестрам (читай к Грузии, где они жили), и сообщал, что у них сейчас жарко.
И тут Мишка решился. Подошел к лежанке, достал конверт и молча протянул матери. Та, с какой-то опаской, вскрыла казенный конверт, охнула, протяжно произнесла – Ко-о-л-я-а-я! - и как-то медленно осела на пол. П ервым пришел в себя Андрей. Он схватил кружку, зачерпнул воды и плеснул матери в лицо. Она зашевелилась, хотела встать, но не смогла. Совместными усилиями ее уложили на кровать. Никаких успокоительных лекарств в доме не нашлось. Ограничились водой. Мать отвернулась к стене и затихла. Наташа подняла листок, в котором сообщалось, что младший лейтенант Соков Николай Иванович пал смертью храбрых…. Не дочитав, она залилась слезами. Андрей выскочил из дома, чтобы никто не видел его слез, Вовка плакал, а Мишка плакать уже не мог. В горле у него пересохло, и он то и дело отхлебывал воду из кружки.
Утром мать встала. Но это была уже другая женщина, постаревшая лет на десять, с глубокими морщинами и черными кругами под глазами. А ей не было и пятидесяти! Печальна участь матери, теряющей своих детей!
Сиял жаркий июньский день. Одуряюще пахло скошенной травой, подсыхающим сеном и еще бог знает какой смесью цветочных запахов! Семья Соковых возилась с заготовкой сена на приусадебном лужке. На краю неба показались пушистые кучевые облака. Мать обеспокоено велела высохшее сено собрать в стожок, предрекая дождь. Никому в дождь не верилось. Однако веселенькие белые облака вдруг стали наливаться синевой, переходящей в черноту. Заворчал еще далекий гром. Огромная туча, разрезаемая зигзагами молний, быстро заполняла небо. Едва Соковы успели сложить стожок, как упали первые крупные капли дождя. Спустя несколько мгновений опустился теплый дождь, которые часто случаются в сенокосную пору. В считанные секунды он превратился в ливень. Пока бежали до дома – все промокли до нитки, благо промокать-то особенно было нечему.
Переодевшись в сухое, Мишка наблюдал за бушующей стихией из окна. На крыльцо его не пустили. Но едва отбушевала гроза, вновь засияло солнце, и красавица радуга опоясала полнеба, Мишка с Вовкой выскочили из дома. Нашли подходящую лужу и стали месить ее ногами, приговаривая «кисель-мисель дай воды, а я тебе квасу…».
Намесившись киселя, они помыли ноги в негрязной травяной луже и уже собрались возвращаться домой, как вдруг услышали какой-то гул, похожий на отдаленные раскаты грома. Но на небе не было ни облачка. А гул все приближался. Неожиданно взвыла сирена воздушной тревоги. Это был гул бомбардировщиков.
Ребята бросились домой. Им навстречу бежал Андрей, не слушающий причитаний матери. По сигналу воздушной тревоги все должны были укрываться в окопах, специально отрытых для этой цели. Вот в эти окопы и побежали.
Основная часть самолетов пролетела дальше, но несколько развернулось над Крутогорском, и из них с душераздирающим воем посыпались бомбы. Откуда-то выскочили два наших истребителя, и завязался воздушный бой, при наблюдении с земли, в чем-то игрушечный. Вдруг немецкий «Юнкерс» задымил и упал где-то далеко в поле. Все ликовали, а мать тихонько плакала.
В этот день было еще два налета. И вообще налеты стали регулярными.
После нескольких дней беготни туда-сюда у всех оказался фурункулез, как результат воздействия жары и глинистых мокрых окопов. Фурункулы доставляли массу неудобств и болезненных страданий. Они прижигались печеным луком, смазывались йодом, к ним приворачивали листья алоэ... Помогало, но появлялись новые - и все повторялось. Вот тогда мать решила никуда больше не бегать, а оставаться в доме, под кроватями. Если прямое попадание, то и окоп не спасет. Если где-то рядом и дом завалиться, то хоть как-то защитят кровати. А от осколков защитят перины и подушки сверху и сбоку кровати. Так и ныряли под кровати при каждом налете. Душно, жарко, но зато сухо.
Прозвучала сирена отбоя очередной воздушной тревоги. Мишка выскочил во двор, оглянулся по сторонам, посмотрел на небо. И замер. С неба, прямо на него, стремительно увеличиваясь в размерах, падал горящий самолет. Мишка вжался в стенку дома, хотел закричать, но горло перехватило, и звуки застряли где-то в нем. Мишка зажал широко открытый рот руками и с ужасом смотрел на клубы дыма и огня, летящие на него.
Самолет пролетел над домом, зацепил ветви деревьев и упал в болото. Раздался глухой взрыв, и наступила звенящая тишина.
Выбежали все остальные члены семьи. Побелевший Мишка так и стоял у стены, закрыв рот руками. Все бросились к нему, пытаясь выяснить, что случилось, что за взрыв был слышен. Но Мишка молчал. Его тормошили, отняли руки ото рта. Рот так и остался открытым. Плеснули водой в лицо. Мишка вздрогнул и медленно закрыл рот. Потом как-то по-идиотски улыбнулся, хотел что-то сказать, но не смог. Его уложили в постель. Несколько часов Мишку лихорадило. Он то засыпал, то просыпался, потом опять засыпал.
Вечером забежал Андрей. Его, конечно же, не было дома весь день. Подошел к Мишке.
– Ну, что ж ты, Мишка, всех перепугал тут! Мы же с тобой хоть куда! Правда, ведь?
- П-п-п-равда, - вдруг произнес Мишка и встал.
Мать перекрестилась на икону.
- Слава богу, не немой!