Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)




СЛОВО В ДЕНЬ ВВЕДЕНИЯ ВО ХРАМ
ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ

Из статистических данных о людях, достигших очень глубокой старости, мы узнаем, что их особенно много среди живущих в высоких горах Кавказа и Азербайджана и на других высоких горах. И в наше время где-то в Азербайджане живет необыкновенный старец, достигший ста пятидесяти лет, а столетних там немало. Чем объяснить это необыкновенное влияние высоких гор на долговечность жизни людей? Несомненно, в очень значительной мере тем, что горцы всю свою жизнь дышат чистейшим воздухом и питаются главным образом молочными продуктами и мясом здоровых овец. А в огромных городах, в которых население достигает миллионов, люди дышат совсем не здоровым воздухом, содержащим множество миазмов всех заразных болезней, и нередко живут в квартирах и домах, зараженных туберкулезными бактериями, которые очень трудно истребить. Огромные многоэтажные дома загораживают путь живительным лучам солнца. И пища жителей огромных городов, конечно, гораздо хуже, чем пища людей высоких гор. Вполне понятно поэтому, что жизнь обитателей больших городов гораздо короче, чем жизнь горцев и даже крестьян, живущих в здоровых и светлых деревнях.
Но не только жизнь тела важна для нас, а чрезвычайно важны условия, в которых развивается духовная жизнь детей, отроков и юношей, важно влияние общественной среды, в которой возрастают они. От примера родителей и других близких людей иногда всецело зависит духовный рост детей и молодежи обоего пола. Нравственно и духовно погибают дети пьяниц, воров и бандитов, пример жизни которых еще гибельнее туберкулезных бацилл и микробов всех других заразных болезней. Дети очень впечатлительны, и все, что они видят и слышат вокруг себя, кладет глубокий отпечаток на их умы и сердца. Все сказанное мною ныне, хотя и не могли бы ясно выразить на словах, хорошо понимали чистыми сердцами своими родители Пресвятой Богородицы, праведные Иоаким и Анна и мудро позаботились о том, чтобы поставить свою Маленькую Дочь Марию в самые благоприятные условия для воспитания в святости, чистоте и страхе Божием. Как ни трудно было расставаться с дарованной им от Бога после десятков лет бесчадия Малюткой-Дочерью, они отвели ее в Дом Божий. Встретил Ее священник Захария, будущий отец Иоанна Предтечи, и по внушению Божию отважился на неслыханное дело – он ввел Ее не только в святилище храма, куда входили одни священники, но даже в святейшую часть его, отделенную тяжелой завесой и называвшуюся Святая Святых, в которую только один раз в год мог входить первосвященник с жертвенной кровью. Здесь некогда стояла величайшая святыня – ковчег Завета, содержавший скрижали, полученные от Бога на горе Синае великим пророком Моисеем, жезл Аарона прозябший и сосуд с манной. Окончательная судьба его точно не известна, но всего вернее, что он погиб при разрушении первого Иерусалимского храма Навуходоносором. Маленькая Пресвятая Дева Мария получила от священника Захарии разрешение ежедневно приходить во Святая Святых и здесь молиться Богу при невидимом присутствии Ангелов Божиих. Жила она в одной из комнат, пристроенных снаружи к стене храма. В этих небольших комнатах при храме жили люди, посвятившие себя Богу; жили там также и несчастные убогие, нуждавшиеся в призрении. Им, этим несчастным, служила во все дни Пресвятая Богородица, живя среди них, – служила своими работами, своей любовью. За эти дела милосердия Она всегда была окружена любовью призреваемых и в этой атмосфере любви прожила с ними двенадцать лет. Каждый день Она подолгу молилась в храме и там вдыхала угодный Богу аромат молитв многочисленного народа и дым курений, сожигаемых на алтаре кадильном. Святая и чистая атмосфера храма была так же благотворна для Ее духовного возрастания, как чистейший воздух высоких гор для телесного здравия и долголетия горцев. Не люди с нечистыми и злыми сердцами, а добрые и богобоязненные окружали Ее и составляли Ее общественную среду, благословенную Богом. В ней возрастала Святая Отроковица Мария и расцветала, как роскошный цветок, благоухающий пред Богом и людьми. В ней получила Она все задатки к тому, чтобы стать впоследствии Честнейшею Херувим и Славнейшею без сравнения Серафим. О, вы, ближние мои и любимые христиане, вспоминайте всегда святых и праведных Иоакима и Анну, так премудро воспитавших свою Богом данную Дочь. Старайтесь и для своих детей создавать благоприятные условия возрастания в святости, правде и добре. Сам Господь наш Иисус Христос, Солнце правды, да поможет вам в этом угодном Ему деле. Аминь.

Татьяна Ливанова

ЕПИТИМЬЯ

– Всем по одной, – грузно опустилась на лавку немолодая уборщица Вера и надкусила просфору. А подружке полный пакет набрала. Все по блату!.. По роду службы Вера всегда и во всем стремилась навести порядок. В приходе с ней старались не связываться. Миловидная круглолицая женщина чуть отодвинулась от нее на край скамьи – якобы поудобнее устроить ребенка. На коленях женщины лежал мальчик лет двух, уснувший сразу после Причастия, в колени уткнулась сидящая на корточках белокурая девочка постарше, в нарядной белой косынке. Оля – так звали женщину – распрямилась, чтобы размять затекшую спину, и кончик ее косы свернулся калачиком на полу. Собственно, можно было уходить, но ей непременно нужно было поговорить с отцом Сергием. Она попросила его об этом, когда прикладывалась к кресту, и теперь вот ждала, когда он освободится. – Не идет и не идет, – проворчала Вера. – А люди ждут панихиду… …Она долго не знала, как начать, и отец Сергий терпеливо ждал. – Я, конечно, исповедовала этот ужасный грех. Только в другой церкви. Но я тогда просто не понимала. – Чего? – Как это страшно. Как серьезно. У меня глаза открылись в прошлое воскресенье, после вашей проповеди. Отец Сергий стал припоминать, что он такого страшного наговорил. Ну да, говорил о смертных грехах. – Понимаете, нам так было тяжело, муж купил в лизинг автофургон. Я хотела поскорее работать пойти. – Аборт? – догадался отец Сергий. Оля опустила глаза. – Так покаялись? – Да, да. Только… – Что, опять?! – Нет! – испугалась Оля. – Что вы, нет. Просто… Просто до меня вдруг дошло. – Это хорошо. Хорошо, что поняли, – пояснил отец Сергий. – Осознали. Будем молиться. – Отец Сергий!.. Наложите на меня епитимью! Отец Сергий вздохнул – почему некоторые неофиты так любят епитимью? И как-то все это самочинно… Он хотел было утешить Ольгу тем, что спасение – в чадородии, но она так умоляюще смотрела, что он сжалился: – Хорошо. Кладите постами ежедневно три земных поклона. – Всю жизнь? – Год! – И отец Сергий благословил Ольгу крестом. Всего-то? Ольге трудно было скрыть разочарование, но все же стало чуть полегче. Появилась надежда унять мучившее всю неделю чувство вины. Хотя Великий пост уже закончился, а Петров еще не начинался. Даже до ближайшей среды еще три дня – ну что это за епитимья? Утро ближайшей среды было заполошным, муж собирался в рейс, дети висели на нем и хулиганили. – Брысь, крокодилы! – страшным голосом кричал Олег на детей, которые от этого визжали, как поросята… – Так! – Оля бесцеремонно отцепила от мужа Егора, взяла под мышку Свету и уселась с обоими на диван. – Давай, в темпе. Я их держу… Когда день, как всегда, куда-то улетучился, Оля уложила детей и встала перед иконами. Хотелось спать. Она открыла молитвослов – нет, лучше, пожалуй, своими словами. «Господи, прости меня». Вот почему в голове крутится всегда столько слов, а как до молитвы доходит, ни одного словечка не остается? «Господи, Ты ведь простил разбойника, да? Я знаю, что хуже разбойника – он убивал, наверное, потому что есть хотел. Чтобы с голоду не умереть. А я – просто убила. От страха. От жадности. От желания спокойно и комфортно жить. Взяла и убила. Зачем? Господи, зачем?» – Ольга упала на колени. Она вспомнила, какие были трогательные и беспомощные Света с Егором, и растерялась от отчаяния, что нет ей прощения. Она вдоволь наплакалась, положила три земных поклона, умылась и легла спать, продолжая всхлипывать. «Господи, прости», – повторяла она без конца. Приближался Рождественский пост, который в честь епитимьи Ольга решила держать по монастырскому уставу. И это было бы ничего, если бы она вообще хоть что-нибудь ела. У нее уже несколько месяцев сильно болел желудок, часто рвало, вдобавок ко всему начались женские проблемы, из-за чего она никак не решалась причаститься. Все эти неприятности Ольга принимала с каким-то злорадным удовлетворением, потому что иначе какая же это епитимья? Ни отец Сергий, ни ее близкие такого рвения не разделяли, отправляли к врачам, но она-то, конечно, лучше знала, что делать. «Так тебе и надо!» – думала Оля, разглядывая в зеркале изможденную женщину с худым мрачным лицом. Она передала две группы своих девочек-гимнасток другим тренерам и, хоть и не уволилась из спортивного интерната, больше там не появлялась. Коллеги решили, что она тяжело заболела, и вопросов не задавали. В интернате ее знали с 12 лет, она жила там, училась, тренировалась и стала мастером спорта. С мужем – он занимался вольной борьбой – на соревнованиях и познакомилась… А она просто не могла общаться с воспитанниками. У нее словно язык прилипал к гортани, когда она смотрела в их честные глаза. Даже со Светой и с Егором ей было тяжело. Именно поэтому Ольга наконец-то оформила их в детский сад. И – странно – они с радостью туда пошли. «Правильно. Конечно, им там лучше, чем дома с мамашей-убийцей», – решила она. Но самоистязание на этом не прекратилось. Чтобы расправиться с собой окончательно, она решила расстаться с косой – мечтой всего своего детства, осуществленной уже на тренерской работе. Ольга стояла перед зеркалом, держа в руках шелковистую косу пшеничного цвета, которую, по ее мнению, было за что наказать. Ночью, во время очередного земного поклона, коса прямо-таки придавила ее к полу так, что головы было не поднять минут десять. Она уже приготовила ножницы, когда позвонила мама. – Оленька, привет, я в городе. Ты как, свободна? – Привет. Ну, в общем, да. Что случилось? – Мама обычно предупреждала о приезде. – Ничего, на обследование приехала. В медицинский центр. И тебя записываю на ФГС. Платно. На завтра. Во сколько тебе удобнее? Тут два талона свободных – на восемь и девять. – Не выдумывай, пожалуйста. – Это ты не выдумывай, пожалуйста! Все уже извелись на тебя смотреть. – Я лампочку глотать не буду. – Будешь. Тут хорошая аппаратура. Короче, записываю. И оплачиваю. В девять. Строго натощак… …А ночью раздался звонок. Мужской голос звучал неуверенно. – Это Ольга? – Да, – насторожилась она. – Ваш муж просил позвонить. Занесло его на трассе. – Где он?! – В больнице… – Как он? – У Ольги задрожали губы. – Живой. Сказал, чтобы не волновались. Он потом сам позвонит. Только этого еще не хватало! Она набрала номера мужа, свекра, свекрови. На все три звонка ответ был один – в настоящее время абонент не может ответить на ваш звонок. Кое-как дождалась утра, еле передвигая ноги, отвела детей в сад и поплелась на ФГС. – Поверхностный гастрит, – сказал врач после процедуры. – В общем, ничего страшного. Попьете вот это, и диета, – он протянул Ольге два рецепта и буклет. Ну вот, у нее ничего страшного. А Олег там… От звонка свекрови она вздрогнула всем телом. – Оля, – тихо сказала Галина Ивановна. – Что? – так же тихо ответила невестка. – Сделали под наркозом полное обследование и уже прооперировали. Перелом бедра, голени, позвоночника. – Бедный. Как он? – В реанимации. Спит. Оле не хватило духа сказать о своем диагнозе. На фоне состояния мужа это было бы насмешкой. Она вспомнила, что мама записала ее к гинекологу: «Пойду, схожу. Может быть, хоть там что-то страшное». Вместо талона она протянула врачу листок с рецептом. Врач молча прочел его и поднял на нее утомленные глаза. Ольга спохватилась и протянула чек. Он был немногословен, этот врач. Молча осмотрел ее и стал что-то писать. – Все плохо? – с надеждой спросила она. – Для кого как, – философски ответил доктор. – Точно могу сказать одно – вашему гастриту не менее 14 недель. – В смысле? – В смысле, вы беременны. Направление на аборт – в консультации по месту жительства. Я не даю. – Он протянул ей исписанный лист. – Хотя поздновато уже. – Я?.. Нет! Какой аборт? – Оля поднялась и распрямилась. – Какой аборт, вы что?.. Ольга вышла из больницы. Вернее, вылетела. Какая-то сила понесла ее вперед. Странное это было чувство. Непривычное. Нет, она не летела по воздуху, ноги точно шли по земле, но как будто что-то приподнимало ее над землей. Ну, как если бы за спиной появились крылья и стали двигаться синхронно шагам. «Яко с нами Бог», – зазвучало внутри. Молитвы возникали в голове, наплывая друг на друга и скрываясь в волнах памяти. И над всем этим морем радости сияла, как солнце, надежда на бесконечную милость Божию. Она и сама не поняла, как оказалась у своего храма, как отворила тяжелую дверь и припала к Казанской – слова благодарности хлынули прямо из сердца… …Через несколько дней приехала мама Олега, осунувшаяся и с грустными глазами. Ольга собиралась ей на смену – ухаживать за мужем. Она металась по комнате в поисках то расчески, то полотенца. Свекровь наблюдала, как Егор со Светой строят пирамиду: – Сказали, что Олег встанет не раньше, чем через год, – безнадежно сказала она кубику. – Но встанет же! – А лизинг, ипотека эта ваша? Вот предлагали же пожить у нас, пока за машину не рассчитаетесь. Зачем было квартиру брать? – Так давайте у вас и поживем. – Продать квартиру? – Зачем? Сдадим. Как раз ипотеку платить. – А машина разбитая? – Страховка же. – А лекарства, массажи? – Заработаем. Меня в интернате ждут не дождутся. – Ольга излучала столько энергии, что Галина Ивановна начала строить свою собственную пирамиду. – Через четыре месяца у Олежки будет повторная операция, – вдруг вспомнила она. – О, как раз декретные получу. – Ольга не стала дожидаться реакции изумленной свекрови и юркнула за дверь. Нет, легко ей не было. Особенно в этот, самый, пожалуй, тяжелый для семьи год. И даже не год, а почти два. Но все испытания с Божией помощью удалось пережить. А если бы у Ольгиных домочадцев спросили, кто еще им помог в это трудное время, они бы в один голос ответили – маленький Олежка. Просто удивительно, до чего улыбчивым оказался этот мальчик…

Е. Евтушенко

Когда мы любим не навек…

Нас друг для друга создал Бог, А мы ему неблагодарны. Мы не жестоки, не коварны, Но слишком ждем, чтоб Он помог.   А Бог чего-то ждет от нас, Но мы Ему не помогаем, Чтобы тебя со мной Он спас, И покаяний избегаем.   Поможем Богу, милый мой, В нас вновь Ему не обмануться, И, как в последнее «Домой», В любовь – ну хоть ползком вернуться. Еще любовь – она жива В тебе, во мне, а не в могиле, Хотя ее похоронили Всех сплетен лживые слова.   Какой поссорил нас навет, Чья это зависть, бессердечность? Когда мы любим не навек, Мы этим обижаем Вечность.   Поможем Богу, милый мой, В нас вновь Ему не обмануться, И, как в последнее «Домой», В любовь – ну хоть ползком вернуться.


Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-01-30 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: