"Бегемот" слева
"Мы мчались на плоту среди бурунов. Клокочущие камни летели навстречу,берега проносились мимо. Казалось, скалы из-за поворота летят на нас..." Типичное плотовое описание. И как легко к нему придраться: подумаешь,скорость 15 километров в час. Ну, не 15, так от силы 20; а 30 километров вчас бывает очень редко, и только там, где нет ни бурунов, ни камней и ничтоне клокочет, а вода скользит ровным, гладким пластом. Но плотовые описания твердят: скорость, скорость, скорость! Скорость -это не просто километры в час. Это... когда изо всех сил вырываешь гребь изводы, чтобы сделать еще один гребок, еще один, последний гребок перед ударомв стену; тогда, может быть, плот не вздыбится, не прилипнет днищем к скале,не опрокинется... Переворот - наиболее впечатляющая авария. Большие плоты из толстых,десятиметровых бревен легко опрокидываются на крутых камнях в сливах, умощных прижимов и просто в чистой воде на высоких валах порогов и шивeр. Уже накопились кинокадры о переворотах плотов. На экране это происходитдовольно быстро. Но когда сам стоишь на переворачивающемся плоту, кажется,что медленно. Один угол плота медленно лезет в небо. Плот растет. Это ужебревенчатая стена, она клонится и начинает тебя накрывать. Многиеутверждают, что и в других ситуациях в критический момент вдруг ощущаешь этоудивительное замедление... Скорость не цифры. Скорость, большая, слишком большая скорость, - этокогда не успеваешь понять, сделать, убежать... Это когда не успеваешь,потому что с такой скоростью не умеешь действовать и жить; и камни, ворота,ориентиры на берегу начинают толпиться, напирать, налезать друг на друга ина тебя, и командам не успеваешь отвечать, и язык отстает, и гребь отстает,заплетается - девятиметровая лопата, вырубленная из елового ствола. Ичетверо мокрых гребцов повисли на рукояти, а лопату задрали в небо, чтобы извпадины, в которую вдруг провалился плот, зацепить макушку идущего навстречувала, прежде чем плот нырнет под него. А когда плот вынырнет из вала опять -поднять, задрать, взгромоздить лопату и успеть поймать следующий вал. Икогда-то все-таки не успеть, и тогда... Вот тогда плот становится большойбревенчатой мокрой стеной, и люди сыплются со стены, и чей-то крик вдругпрорезает все это: "После переворота всем быстро на плот!" И когда из пенывсплывает брюхо плота, скользкое и гладкое, избитое камнями, вседействительно мигом вскарабкиваются на него. Плот ныряет в следующийвал. Люди лежат на нем сцепившись, их тащит валом по плоту, и они висят накорме, а перед следующим валом очень быстро, как мыши, ползут на нос плота,и опять их валом смывает на корму... Один опытный плотовик как-то сказал, что в большом пороге нужно бытьвсегда готовым к перевороту, можно даже планировать, так сказать,"прохождение порога переворотом". Но, по-моему, это слишком. Однажды нареке Катунь наш плот опрокинулся, и в таком виде река тащила его через новыепороги. Было много приключений, прежде чем удалось пристать к берегу. Оприключениях мы с удовольствием вспоминали, но, когда несколько дней спустяв мощном водовороте плот вдруг с эдакой своей отвратительной неторопливостьюстал опять опрокидываться, все мы, десять человек, что были на нем, подумалиприблизительно одно: "О боже, за что второй раз?!" Цель сплава - удачное прохождение крупных порогов, многокилометровыхшивер, каньонов, труб, корыт, прижимов. Напряжение и скорость (все-такискорость), и радостный страх, и опять скорость, но такая, чтобы успевать идумать, и командовать, и радоваться, и временами от радости не успеватьдышать. Раньше плот в туристском походе использовался как транспортноесредство, чтобы из тайги быстрее выехать к людям. А спортивные плавания былипривилегией байдарочников. Но постепенно выяснилось, что "слишком серьезнуюводу", которую на байдарке можно лишь "обнести", плот проходит - и не наавось, а очень уверенно - и доставляет команде максимум эмоций с минимальнымриском. Так постепенно возник чисто спортивный сплав на плоту, и, конечно,плотовики стали выискивать все более и более сложные реки, такие, которыеуже и плот проходит "на пределе". Спортивный сплав имеет мало общего со сплавом профессиональныхплотогонов, которые должны провести большой плот - сплавить кубометры. Порекам, где сегодня плывут спортсмены, промышленный сплав невозможен: все этикубометры будут испорчены, переломаны и разбиты. Спортсмены пытались ходитьпо мощным рекам на маленьких плотах (плот на двоих, на четверых), этиплотики смешно барахтались в валах, и непонятно было, плывут люди на плотахили просто в воде за компанию с плотом. Типичный бревенчатый плот нашестерых-десятерых весит что-то около пяти тонн. Когда мощные струи рекимечутся поперек русла, они мотают плот из стороны в сторону, а люди изо всехсил стараются удержать его или перемещают, но так расчетливо, что река самашвыряет его по намеченному гребцами пути. Преодоление сложных препятствий с"большой водой" и есть цель спортивного сплава, и естественно, что техникаего, первоначально оттолкнувшись от профессиональной, усложнялась, и оченьбыстро (о технике вождения спортивного плота написана специальная книга, ееавтор - мастер спорта Игорь Потемкин; книга вышла в 1970 году). Особенность спортивного сплава еще и в том, чтобы найти проход впороге, в каскаде порогов, которые видишь впервые. Иногда, глядя на воду сберега, никак не можешь решить, возможно ли здесь вообще плыть: слив крутой,много воды, большие струи, перекрученные камнями. Вид такой воды можновоспринимать по-разному. Это, пожалуй, сходно с впечатлением от большойвысоты. Высоту воспринимаешь "теоретически" из окна самолета, но высотавидна вся, когда перед тобой распахивается самолетная дверь и ты точнознаешь, что сейчас в эту дверь шагнешь. Много часов подряд рассматриваешь какие-нибудь пять километров реки;продираешься в береговой тайге, бродишь через притоки, на скалахподбираешься к краю, ползешь, подсматриваешь и вдруг увидишь из-за уступавсе, будто на тебя нашло прозрение... Сложнейший каскад порогов в каньоне плот может пройти чисто, нигде незадев! Но что с ним сделает сама вода? Никто в таких сливах еще не плыл. Чтоиз всего этого выйдет? Может быть, сплавить плот пустым? Впереди десять минут сплава. Шестеро парней медленно надевают надувные жилеты. Снята уже носоваяверевка, аккуратными кольцами подвешена на подгребице. Вторая веревка ещенатянута, но причальный уже развязывает ее узлы, снимает кольца и, оставиводно последнее кольцо вокруг дерева, держит веревку руками и ждет. Четверона плоту, обернувшись, смотрят на причального, а лоцман на корме смотрит вблокнот. И вдруг становится физически ощутимым шум реки, и плот на фонебегущей воды своей неподвижностью режет глаза. Лоцман поднимает голову отблокнота и тоже смотрит на причального и кивает ему головой. Руки разжались, веревка скользнула. Резко и одновременно головыповернулись вперед. Причальный, прыгая по камням, взбирается на плот. Плотидет, берега идут. Через десять минут плот будет в этой пятикилометровойтрубе - или то, что от него останется... - Лево! - Девятиметровая лопата взмахивает, толкает... - Сильно лево! - Впереди камень лемехом переворачивает половину реки. - Лево, ребята.... дава-а-ай!! И всЈ, и нет в запасе больше команд. Молча взмахивает гребь,взмахивает, и гнется, и в последнем гребке изгибается, затягивает гребок, иплот, минуя камень, сваливается косо, углом вниз. Время идет. Летят навстречу секунды, и камни, и новые черные каменныеворота, в которые надо успеть прицелиться. За воротами поле камней. Вот они - желтые, белые, черные, "Зуб","Бегемот" - камни-ориентиры; от этого дальше, этот слева... Как, уже "Зуб"?Так быстро? Обойти слева. Нет, теперь с воды совершенно ясно, что слевапройти нельзя. Плот идет другим путем, камни-ориентиры сместились. "Крест","Крокодил" и... незнакомый камень. Что это за камень? Откуда этот камень? Иполезли камни, ворота, ориентиры, полезли, напирают друг на друга и натебя. Поток секунд и чужих незнакомых камней. Ты отстал. Время ушловперед. Но еще цепляешься, силишься догнать... догоняешь и начинаешь опятьузнавать. Ага, "Бегемот" остается слева, теперь направо... Напра-а-во... Две скалы воротами перехватили реку, и в теснине - слив. Его вспарывает"Зуб", и обе половины реки взбегают друг против друга на скалы, заворачиваютназад к середине реки, сталкиваются, встают на дыбы над уже лесистыми здесьберегами. Высоко над своими же берегами встает река. И идет мимоних. Идет... И вдруг вся она, взгорбленная посередине, сразу оседает в яму. Плот проходит вираж, поднырнув, выходит на горб... танцуетнаверху. Плот направлен точно. Он идет, подходит, наклоняется, зависает... В детстве я старался поднять самый большой камень, кидал его в самуюбольшую лужу, чтобы было что-то такое... громадное. И теперь это так похоже- этот камнем падающий в воду плот, и я стою на нем...Начальник всегда прав
Утро. Рано. Речная волна лижет плот, привязанный к берегу. Плот пуст. Берегпуст. Я сижу на откосе, прислонившись спиной к земле, и надо мной никого. Новот над верхним краем обрыва появляется Галя. В утреннем солнце она кажетсяпрозрачной и тонкой и вся светится, как ее волосы... Четыре дня мы добирались сюда. Перед этим были болота, непомерный грузрюкзаков и удушающая жара. Мы задыхались от испарений и комариногозуда. Комары заставляли с головы до пят облачаться в брезент. Наконец среди болот блеснула чистая вода. Опустив на кочки рюкзаки,промокшие нашим потом, и лениво попросив друг друга отвернуться, мыразошлись с девчонками метров на двадцать и, разоблачившись, вошли вводу. Мы блаженствовали, фыркали, как моржи. И Галя взглянула на меня изасмеялась; и все, сидя в воде, смеялись. Болота вывели нас на берег реки. Здесь был высокий горелый лес, дневнаяжара, ночной холод и вода в реке такая же ледяная в полдень, как поутрам. Валили сухие стволы, бревна тащили к воде, и, когда не хватало сил ушестерых ребят, трое девчонок впрягались в лямки, накинув брезентовыекуртки, чтобы жестким капроном не ободрать обгоревшие плечи. Так и запомнил их: босых, в купальниках и накинутых брезентовыхкуртках, гордых тем, что без них мужики не обошлись, Потом веселая работа -собирать плот на воде, балансировать на плавающих бревнах под раскаленнымсолнцем и потоками ледяных брызг, что летят из-под топора, когда забиваешьклинья под ронжины. И первый вечер у реки - как праздничный подарок. Костеруже тлел, а сумерки еще тянулись, нам было тихо и хорошо. Запал в памятьспор двух людей: Н а ч а л ь н и к. Иди спать, засидишься у костра, потом всю палаткуперебудишь. Г а л я. Рано еще. Н а ч а л ь н и к. Завтра трудный день, будем вытаскивать большиебревна к воде. Г а л я. Вечер красивый, наконец-то река... Н а ч а л ь н и к. Вот образец женской логики. Г а л я (примирительно). Пожалуй... И, собираясь послушаться, встала. А мою независимость в походе обеспечивает хороший двухслойный пуховыйспальный мешок; хочу - сплю в снегу без палатки, хочу - над рекой, на камне,хочу - в гамаке на дереве, там, где ветер уносит комаров. Летом в моем мешкемогут поместиться двое. Кроме того, у меня есть марлевый полог от комаров, ия попросил Галю перешить его поудобней. Она взяла иголку, а я подкладывалсмолье в костер, чтобы ей хватало света. В лагере повисло некоторое напряжение. Но оно быстро разрешилосьповальным сном обитателей палаток. Галя всю ночь просидела у огня. И я неложился спать. В ту ночь мой мешок пролежал пустой... Как прыгун с трамплина, уже совершив полет и проскользив по гореприземления, победно тормозит, расставив лыжи в широком плуге, купаясь власковом внимании зрителей, так и мы, проскользив в бурунах порога,разворачиваемся в спокойной быстрине за сливом и рулим к берегу. И ничего, что зрителей нет по берегам, - нас девять, и каждый радуется,думая, что все остальные отметили его особую сноровку в маневре. И особеннорадуются, если это отметил Начальник. На пятый день сплава, пройдя с утра шиверу из двух десятков порожков,каждый из которых на освоенной людьми реке носил бы гордое имя "Разбой","Прибой", "Большой", "Великий" и т. п., мы причалили, и Начальник уже знал(он ходил пешком дальше), что за поворотом "ха-роший" слив, а потом поворотналево и опять "ха-роший" слив, а потом идет то, что надо идти смотреть всемвместе, чтобы каждый знал, что его ждет... Там был каньон с высокими нависшими стенами. Внизу горбатая реканатыкалась на камень и огибала его с двух сторон. Левая струя била в стенуи, отражаясь, шла в гребенку камней, непроходимую для плота и для человекатоже. Правая шла круто, мощно, и над самой водой, между стеной и камнем, былзаклинен сосновый ствол, который обязательно сбреет с плота подгребицы,греби, багажник, страховочные столбы, экипаж - короче, все, чтоторчит. Андрей предложил всем в последний момент прыгнуть на этот ствол, апотом с него спрыгнуть уже на проскочивший плот (тут стоит представить, какАндрей идет по Арбату в костюмчике и с портфелем, потом ускоряет шаг иделает сальто на мостовой, потом подкидывает портфель повыше, делает еще двасальто и ловит портфель). Ему заметили, что прыгать придется в компании стяжелыми бревнами. Лева предложил взорвать бревно динамитом, и вместе с Борисом и Женейони пустились обсуждать технику и чертить на земле математику. ПопыткиНачальника напомнить, что динамита у нас нет, не имели успеха. Темнело. Я предложил направить плот и в последний момент спрыгнуть впереди негов воду и нырнуть под сосновый ствол (как-то спокойнее под водой, когда ввоздухе порхают бревна). Начальник предложил всем замолчать. Мы послушались, но это не решиловопроса. Женщины Начальника не послушались. Они не могли молчать, так какподозревали, что в предстоящем мероприятии собираются обойтись без них. Насей раз они пытались утвердиться при помощи технической сообразительности. Вконце концов женская логика, как обычно, восторжествовала, и в три голосаони заявили: "Делайте что хотите, но чтобы мы были с вами!" Это решилоисход дела (слава женщинам!), и мужчины с чистой совестью решили строитьновый плот ниже каньона, хотя и уйдет на это лишние четыре дня и из-за этогов дальнейшем придется голодать. Ну голодать так голодать: по крайней мере,женщины виноваты! Но если бы они чувствовали свою вину! Нет, Люся-завхоз прямо-такикатегорически отрицала наше право ворчать на скудный харч, когда онаэкономила с жаром и страстью (очевидно, чтобы сытно кормить нас на обратнойдороге в самолете). Но этого не случилось - все сэкономленное ею по крохамразом утопили, перевернувшись на порогах. Но об этом речь дальше. Если кто-нибудь думает, что сплав на плоту мероприятие стремительное -это ошибка. Сплав по сложной реке с точки зрения рациональности поступковможет вызывать только недоумение. Горстка людей идет пешком по берегу изачастую еще тащит на себе рюкзаки. Переместив груз километров на пятьвперед, все возвращаются и проводят через пороги пустой плот извосьми-десяти бревен, непонятно кому и зачем нужных. Но это при взгляде со стороны. Если же взойти на плот, то каждый легкоубедится, как приятно кататься на нем через пороги. Вот посмотреть хотя бына наших женщин. Брал их Начальник в самые сложные пороги по одной, неболее. Говорил, что надо облегчать плот. Но тут он врал: просто рисковатьпарнями - это он на себя еще как-то брал, но женщинами, и сразу тремя... И не было несчастнее людей на свете, чем те двое, оставленные наберегу. А третья, отплывающая с нами, была королевой мира. Она пыталась скрытьсвою радость, быть будничной и деловитой, как и мы. И я каждый раз завидовалее тихому восторгу. А когда на плоту была Галя, я работал в порогах как зверь, а однаждыдаже чуть не перепутал команду Начальника: я не сделал неверного движения, ятолько подумал о неверном движении, но Начальник это заметил. Когда же на плоту не было Гали, я чувствовал Начальника очень точно; яслышал его сомнения, его уверенность, его беспокойство и парураз... страх. (Кстати, почему, собственно, стесняются страха? Разве без негоиспытаешь настоящую остроту спортивного сплава?) На плоту, в порогах, я очень любил Начальника. На берегу меньше. Онстал относиться ко мне с раздражением, и тут я его опять понимаю. Дело втом, что подружились мы с ним в предыдущем походе, когда он не былНачальником и мы с ним вместе лазали по скалам, разглядывали пороги; в любойразведке мы обязательно сопровождали тогдашнего, другого Начальника. Мы были"активом" похода. А теперь, когда плот останавливался и дремал, привязанныйк берегу, я тоже дремал в тени или на солнышке, и Галя была рядом. Начальниксерьезно считал: все, что происходит в походе, должно быть подчинено единойцели. А нам на реке попадались очаровательные пляжи - открытые, и широкие, ималенькие, отгороженные большими камнями. Почему-то я не замечал ихраньше. А теперь на этих пляжах мы с Галей загорали. Но она все-таки иногдаотправлялась на разведку со всеми вместе. А я нет. Так наши отношения сНачальником дали трещину. Я этого не хотел. Да, наверное, и он тоже. Однажды мы шли вдоль реки с рюкзаками, и Начальник попутно разглядывалпороги. Я без остановки шел вперед. Километра через два выбрал по своемуразумению место, где удастся причалить плот, оставил рюкзак и побрелназад. Встретился со всеми, разминулся и пошел дальше к плоту. Не доходя донего, искупался в заливчике, прилег на солнышке и заснул. Проснулся, и все было тревожно: солнце ушло, нависли тучи, плотныйветер гнул спины деревьев и гладил шершавой ладонью траву. Я вышел к воде исразу увидел плот. Он был метрах в трехстах выше и быстро приближался. Намоем месте у передней греби стояла Люся (вот ведь как ейповезло!). Маленькая такая рядом с Андреем и Женей, она старательно налегалавместе с ними на гребь, смешная в больших штормовых штанах, перетянутыхмежду ногами ремнем от спасжилета, и этот огромный раздутый жилет, одетый нанее как панцирь. Она и головы не повернула в мою сторону. Впрочем, остальныетоже. На плоту были все восемь человек. А я на берегу. Я подумал, как сейчаспобегу трусцой за плотом и как ниже, погрузив на плот рюкзаки, все будутждать и угрюмо молчать, когда я явлюсь. В голове мелькнула абстрактная мысль - сесть на плот на ходу (местобыло серьезное, плот то нырял в валах, то дергался на камнях, на нем шланапряженная работа), и сам удивился, когда вдруг оказался в воде. Теперьплот приближался ко мне не так стремительно, а берега набиралиход. Выскакивать в основную струю было слишком рано, ниже шумел опасныйслив. Я выжидал момент, перемещаясь в уловах за большущими камнями. Потомвыбрался в струю и удачно "стыковался" с плотом. Вскарабкался на бревнамокрый и понурый. Впрочем, на плоту тоже все были мокрые от валов и брызг. Япристроился у задней подгребицы на Люсином пассажирском месте. И на меняопять никто не взглянул. Люся еще сильней налегала на гребь. При трудномзаходе в один из порогов Начальник бросил мне, не оборачиваясь: "Встань наместо!" И я, пробежав по скользким бревнам, прогнал Люську от греби. Еемаленькие исцарапанные руки медленно отцеплялись от деревянной рукояти; онався ушла в огромный жилет, как черепашка в панцирь. Она готова была плакатьи кусаться. Андрей и Женя быстро переместились, восстанавливая привычноерасположение гребцов, между делом отпустив мне пару эпитетов. Впрочем,Начальник не из милости допустил меня - через десять секунд нам пришлось такпоработать, что, когда настала минутная передышка, мы, как и раньше,заулыбались друг другу. К Аккемской Трубе мы подошли днем. Аккемская Труба - это сложнейшеенагромождение порогов в среднем течении Катуни. Полдня ушло у нас наразведку и перетаскивание рюкзаков. Стало уже темнеть. Я был уверен, чтоНачальник не сунется в Трубу вечером, но он пришел и скомандовал: "Поместам!" В этот раз ехать на плоту была Наташина очередь. Но ее все небыло. Начальник во время разведки поручил ей тщательно сфотографироватьпорог, и она задерживалась. Проход Трубы должен был занять минут десять, светлого времени у насоставался час (может быть, меньше). Нельзя было терять ни минуты, ибовлететь в аварию на ночь глядя - перспектива не шуточная. Люся стояла наберегу. Вдруг она вскочила на плот и умоляюще попросила скорейотплывать. Начальник колебался. Он понимал, что совершается нехорошее. Аккемская Труба - труднейшее место на всей реке, жемчужина всегосплава. Уже несколько дней девчонки рассматривали карту, гадая, кому из нихдостанется Аккемская Труба. В этом было что-то несправедливое. Ведь они также, как и мы, заплатили по две сотни рублей за возможность добраться сюда инаслаждаться сплавом. И вот мы, мужики, идем через все пороги, и нам даженадоело, а они гадают и высчитывают свою очередь. Теперь попробуем понять Начальника. Ему сплав доставляет наибольшееудовольствие из всех нас; это бесспорно. Нам остается только завидоватьему. Но не каждый из нас поменялся бы с ним местами (перед Аккемской Трубойя бы определенно не поменялся). Мне трудно воспроизвести его чувства, онкомандует на плоту бесконечно преданными людьми, отдавшими свои жизни в егоруки. Но он устал. Устал вчера, позавчера, устал сегодня... Он держит вголове картину десятка сложнейших сливов. Он уже весь впереди, в рискованномманевре плота; под ударом вала теряет из виду свой плот и своих людей ипотом считает их по головам, когда вода немного схлынет... Что можно потребовать от человека, когда он в предельном напряжении? Неделать простейших ошибок? Да можно ли? Начальник просто забыл, что сегодняможно не плыть! Что лучше сегодня не плыть! А мы? Но ведь и мы уже стояли на бревнах над Аккемсксой Трубой. Мы тожеразведали реку и были уже впереди. Мы решились, созрели... Кажется, я сказал тихонько, чтобы Люся не слышала: "Начальник, подождемеще!"... И немедленно и резко он приказал мне отцепить плот. И теперь уже нимгновения сомнений. Я отвязал переднюю веревку, стал сворачивать ее, готовя к будущемупричаливанию. Потом побежал к кормовой веревке, развязал узлы и, прежде чембросить ее, остановился и пару секунд подумал, как мне пробежать по камням ипрыгнуть на плот. Потом я проделал все это и, зацепившись у заднейподгребицы, лихорадочно стал вытаскивать и сворачивать веревку. Как приэтом шел плот, я не видел. Начальник уже несколько раз непривычно торопилменя: "Саня, скорее, к греби, Саня..." Но это он зря. Он бы мог скомандоватьмне: "Брось веревку и иди к греби", - это было бы по делу, потому что безприказа я не мог оставить веревку не подготовленной к причаливанию. Я подбежал к греби как раз перед первым сливом. Все окаменело у менявнутри, когда валились вниз в водяную пропасть. Долгое ожидание момента илипризрачность сумеречного освещения усиливали эффект... Все замерло во мнеот восторженного страха. Плот, наклоняясь, падал по маслянистой темнойглади; вдруг сквозь нарастающий грохот вала я отчетливо услышал шум ветра вдеревьях на вершинах скал, и в затхлую теплоту ущелья упали осколки этоговетра, полные запаха листьев и хвои. На выходе из вала, совсем не ощутивхолода накрывшей с головой воды, я опять почувствовал теплоту ущелья иудивился непривычно большой скорости движения скал. Потом целых двадцать или тридцать секунд мы не работали. Плот несся какпо рельсам, и в этом было что-то жуткое - куда ведут эти рельсы?! И как разв эти секунды я увидел Наташу. Странно, как одно и то же трогает безмерной грустью и может бытьсмешным. Она стояла на краю скалы. Наташин костюм - эти огромные брезентовыештаны и торчащий от шеи капюшон штормовки, ее силуэт над темным ущельем, наднами, на фоне светлого неба, и так близко к краю, что снизу видны белыеподошвы ее маленьких кед... Потом мы секунд тридцать надрывались на греби, и наших сил нехватало. Плот плохо зашел в слив. Но сама вода довернула его, и всеобошлось. Я прикидывал маневр в следующем заходе и готовился начать работатьвлево, как вдруг Начальник закричал: "Право!" Именно закричал, а нескомандовал. Мы опешили, но стали работать. Потом он приказал мнеприготовиться к причаливанию, Я ничего не понимал. Мы еще не прошли иполовины Трубы. И где здесь чалиться?! Плот шел носом в стену, черную и зловещую, с такой скоростью, что ударгрозил катастрофой. Мне стал страшен предстоящий удар. Но плот вынес удар. Яже его почти не почувствовал, он совпал с моим прыжком на скальную полку, накоторой был удобный выступ для причаливания; Начальник заметил егоиздали. Теперь все зависело от меня - успею или нет. Я стал привязыватьсамый конец веревки, чем сэкономил секунды, но увеличил силу рывка. Плотрванул веревку, четырнадцатимиллиметровый капроновый фал угрожающезаскрипел, над ним поднялся дымок пыли. Если бы фал порвался, меня быприбило его обрывком. Плот повис у скалы. Закрепили вторую веревку и как трап перекинули наскалу гребь. Но все остались на плоту, не шевелясь, молча. Я тожеперебрался на плот. Такое надо искать годами: чтобы люди вместе подолгумолчали. Берегом подошла Галя и молча уселась на скале. Когда мы сходили с плота, было почти темно. Наташи не было у костра,она не пришла. Ее пошел искать Лев. Он прошел вверх всю трубу и вернулсяодин. Потом ушел опять. Ему никто не мешал, и Начальник тоже. Он хотел найтиНаташу сам, он имел на это право. Мы не дождались их, улеглись спать. Кажется, это было первое нарушениеправил, допущенное Начальником. Нарушение? Или приз