Физическое состояние: выглядит старше своих лет. Кожные покровы дряблые, морщинистые. Пониженного питания. В легких дыхание жесткое. Единичные сухие хрипы. Тоны сердца ясные, ритмичные. АД 110/80 мм рт. ст. Живот мягкий, безболезненный. Нервная система: рассеянная неврологическая микросимптоматика.
Психическое состояние: одета неряшливо, брюки расстегнуты. В начале обследования держится скованно, сидит сгорбившись, грызет ногти. Настроение неустойчивое, жалуется на головную боль, плохую память. Речь бедна словами, построена из простых фраз. Общий запас знаний и представлений об окружающем крайне ограничен. Мышление конкретное. Обобщения и понятия не доступны. Не может толково рассказать о работе. На вопрос врача «Какие бывают краски?», отвечает: «Белые, красные, бурые». На вопрос «Как они еще могут различаться, кроме цвета?», отвечает: «Ярко-желтые». Во время экспертизы и в т. ч. при психологическом исследовании продуктивность психической деятельности значительно ниже нормы. Внимание с узким объемом, неустойчивое. Уровень мыслительных операций значительно снижен. Особенно затруднена синтетическая мыслительная операция. Она практически была не способна самостоятельно найти общее между понятиями, не могла сопоставить и связать между собой картинки, объединенные общим сюжетом. Были снижены результаты механического и мыслительного запоминания. «Пиктограммы» вообще не могла выполнить. «Запоминания по методу Леонтьева» выполнила лишь при интенсивной помощи психолога. Говорила, что круг и треугольник различаются углами, реку и озеро называла притоками, впадающими в Волгу. Путалась во временах года. Настаивала, что сначала идет лето, потом весна. Не могла назвать времена года в обратном порядке. Отмечалась заметная фиксация на взаимоотношениях с мужем, на ситуации правонарушения. Отношение к мужу носило двойственный характер: то заявляла, что мужа она ненавидела, готова была его прибить, то через некоторое время говорила, что была привязана к нему, любила его, муж любил вкусно поесть и выпить, «из кожи лезла, чтобы ему угодить (ходила на базар, собирала отбросы по контейнерам, когда вообще нечего было есть, подрабатывала, чтобы купить сигареты мужу), а он в благодарность за это гонялся за ней с молотком, топором, она едва успевала спрятаться от него в туалете, «повышибал все зубы». Последнее время муж часто повторял, что она ему надоела: «Убить тебя что ли?». Накануне своего дня рождения, 29 сентября, выпросил в собесе пачку чая, продал этот чай, купил самогон, собирался праздновать. Она в этот день работала, устала, «надышалась краски», чувствовала разбитость. Однако, муж сразу потребовал к себе внимания, велел его выкупать, затем собрать на стол. Старалась ни в чем не перечить, но он все равно был недоволен, орал на нее. Велел перетащить еду и выпивку в комнату, чтобы он мог лежать и смотреть телевизор. Все время требовал что-то: то курить, то погладить его, то поцеловать, то прижать, а если что-то не так, бил по спине. По ее словам, она выпила немного. Сильно пьяной себя не чувствовала. С какого-то момента стала ждать, когда муж уснет. Чувствовала к мужу ненависть, хотелось кинуться на него. Однако боялась. Что ее толкнуло на убийство, она сказать не может. Помнит, как взяла платок, как накинула его на шею мужу и завязала. Потом не могла уснуть, а может и спала какое-то время. Утром скинула мужа с кровати, «чтобы ничего не испачкал». В последующие дни продолжала бояться мужа, хотя знала, что он мертв. Прислушивалась у дверей квартиры, не зашевелится ли он. Жила у знакомых. Когда все же решилась зайти в комнату, увидела труп, вызвала милицию. По ее словам, хотела что-нибудь соврать, придумать, но ничего не успела. Считает, что поступила правильно, Не может, в достаточной степени, оценить юридическую и социальную значимость содеянного. Оправдывает свои действия. Начинает стереотипно перечислять те издевательства, которые «творил над ней муж». При уточняющих вопросах или при решении трудных заданий легко дезорганизуется. Психическая деятельность становится хаотичной, уходит от ответов или начинает переспрашивать, или замолкает. Критические способности, в оценке содеянного, снижены.
При психологическом исследовании выявлено существенное снижение интеллектуально-мнестических возможностей испытуемой. Снижена умственная работоспособность, показатели памяти. Испытуемой практически недоступно осмысленное запоминание. Уровень мыслительных операций снижен до конкретно-ситуационного и даже перцептивного уровня. Особенно нарушена синтетическая функция мышления. Крайне ограничена общая осведомленность. Речь олигофазична, неграмотна, с множеством речевых штампов. Анализ ситуации правонарушения показывает, что испытуемая длительное время жила в психотравмирующих условиях. Ее личностные особенности (покорность, внушаемость, зависимость), а также ограниченные интеллектуальные возможности не позволяли испытуемой найти социально приемлемый выход.
Ретроспективно заключение второго психолога. Длительное время обследуемая жила в условиях психотравмирующей ситуации, которую не могла разрешить из-за личностных особенностей и интеллектуально-мнестического снижения. Отношения с мужем строились у обследуемой на уровне глубинных влечений (сексуального и материнского). Она была зависима от мужа как источник удовлетворения ведущих потребностей. На этом фоне у испытуемой шло накопление переживаний, связанных с агрессивным поведением потерпевшего. В день правонарушения угрозы мужа в адрес обследуемой были прямыми и однозначными, вызвали рост аффективного напряжения, которое недостаточно осознавалось, поэтому обследуемая не могла описать его проявления при проведении экспертизы. Противоправное действие было следствием аффективной разрядки и сопровождалось снижением способности осознавать характер содеянного. Состояние постаффективной разрядки сопровождалось усилением аффекта страха, который определял поведение обследуемой (сбросила с кровати труп мужа, но больше недели боялась, что он жив). Чувство облегчения обследуемая испытала позднее, когда созналась в содеянном.
На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что Р. страдает врожденной умственной отсталостью (олигофренией) в степени умеренной дебильности. В пользу указанного диагноза свидетельствуют данные анамнеза об отставании ее в психическом развитии с детства, в связи с чем она обучалась по программе вспомогательной школы, обнаруживала низкий уровень социальной адаптации. При настоящем психолого-психиатрическом исследовании выявлены существенное снижение интеллектуально-мнестических функций, снижение работоспособности, внимания, продуктивности психики в сочетании с ослаблением критических способностей. Ограниченные интеллектуальные возможности в сочетании с личностными особенностями (послушностью, внушаемостью, зависимостью) не позволяли испытуемой в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (ст. 22 УК РФ). В каком-либо временном болезненном расстройстве психической деятельности психотического уровня, в том числе в состоянии патологического опьянения Р. не находилась. В момент совершения правонарушения находилась ли Р. в состоянии аффекта, фрустрации, психолог сказать не может, так как уровень рефлексии и самоанализа существенно ограничен и не позволяет оценить эмоциональное состояние, которое испытуемая в момент правонарушения могла переживать. Хроническим алкоголизмом Р. в настоящее время не страдает. Обнаруживает бытовое пьянство. В отношении инкриминируемого ей деяния Р. следует считать ВМЕНЯЕМОЙ. В принудительных мерах медицинского характера в настоящее время Р. не нуждается.
Ретроспективное дополнение к экспертному заключению.
Р. можно отнести к торпидному варианту олигофрении в степени «умеренной» дебильности. Данные психологического исследования позволяют думать, что дебильностъ Р. колебалась между легкой и средней степенями. Исследование интеллектуальных способностей Р. по тесту Векслера помогло бы уточнить степень ее дебилъности. Как у всех олигофренов, у Р. был выражен психический инфантилизм, кроме того, ей было свойственно отчетливое повышение сексуального влечения. Инфантилизм и повышенное либидо делали Р. зависимой от мужа и тем способствовали проявлениям вовне ее внушаемости и покорности. Постоянная психотравмирующая домашняя обстановка, в которой Р. проживала в течение 9 лет, повлекла за со собой (в последнее перед правонарушением время) несвойственную ей ранее возбудимость, что можно расценить, как личностный сдвиг.
Убийству предшествовали астенизирующие факторы: работа с утра вплоть до вечера, возможно, на холоду — красила окна в зимнее время; интоксикация летучими веществами, прием алкоголя.
Обстановка, непосредственно предшествующая правонарушению была аффектогенной — неоднократные в тот вечер угрозы Я, которые в прошлом осуществлялись жестоким образом. О наличии у Р. отчетливого эмоционального напряжения в тот период времени свидетельствует ее реакция на алкоголь: «пила как воду, опьянения не чувствовала». Непосредственно перед убийством Р. испытывала «ненависть и страх». После содеянного «не могла уснуть, а может быть спала какое-то время» (данные акта); «последовательность своих действий во время правонарушения повторить не может» (акт психолога). Возможно, эти данные свидетельствуют об изменении ясности сознания Р. в момент правонарушения.
Затруднения в квалификации первым психологом эмоционального состояния Р. в момент совершения убийства, возможно, были связаны с тем, что задаваемые по этому поводу вопросы не были рассчитаны на человека, страдающего олигофренией. Попросту они были для Р. непонятны. Так думать позволяют сообщенные обследуемой психологу сведения о предшествующем поведении мужа. Относящиеся сюда факты конкретны и понятны.
Наблюдение № 10
Н. — 45 лет, обвиняется в убийстве. АСПЭК Костромской областной психиатрической больницы от 27 июня 2000 г. Акт № 657.
Из материалов уголовного дела, со слов самой испытуемой известно: сведение о наследственности сообщить не может. Отец по национальности белорус, воспитывался в детском доме, мать — русская «из деревни». До 20 лет проживала с родителями в Казахстане, где закончила 8 классов. Профессии не имеет, работала рабочей. В 1975 г. с родителями переехала в Костромскую область по месту жительства родственников матери. В Мантуровском районе вышла замуж за молдаванина. Муж испытуемой Н. — 1955 г. рождения — в 1975 и 1985 гг. лечился в Костромской областной психиатрической больнице с диагнозом «Шизофрения», поступал на лечение с психотическими, галлюцинаторно-бредовыми расстройствами, был агрессивен. Выписывали с улучшением (и/б № 11237/75 г., 567/85 г). В браке испытуемая родила семерых детей, один ребенок умер от воспаления легких и менингита. Работала уборщицей в клубе, в лесничестве. Тяжелыми соматическими заболеваниями не болела. На учете у психиатра и нарколога не состоит. Алкоголем не злоупотребляет. Ранее не судима. Из материалов уголовного дела известно, что 4 мая 2000 г. около 22 ч, находясь у себя дома в п. Попово Мантуровского района и, будучи в состоянии алкогольного опьянения, по предварительному сговору со своим сыном Н. и дочерью Н. (умственно отсталые), с целью убийства поясом от плаща, задушили, находящегося в беспомощном состоянии в связи с алкогольным опьянением мужа испытуемой Н. Труп потерпевшего положили на тележку и втроем увезли к автодороге, сбросили в речку. В ходе следствия испытуемая показала, что проживает с мужем, двумя несовершеннолетними детьми и дочерью Полиной (признана невменяемой с диагнозом «Олигофрения в степени имбецильности»). С мужем они жили плохо, он систематически издевался над ней и детьми, часто избивал ее, она неоднократно обращалась в милицию, но меры к нему приняты так и не были. С 1997 г. ее муж систематически злоупотреблял спиртными напитками, заболел венерической болезнью — сифилисом. В течение последних 3-х лет бил всех членов семьи, недавно избил ее мать. Все дети — от старшего, до младшего — ненавидели его. У мужа был шестизарядный пистолет; и, он постоянно говорил, что убьет их, если при скандалах они захотят звонить в милицию. Муж пропивал деньги, заработанные в колхозе, денег ей не давал. Она предупреждала мужа, что подаст на алименты, в ответ тот говорил, что она «получит пулю в лоб». Она его боялась, поэтому не жаловалась. Однажды, по заявлению дочери Полины, приходил участковый, составлял какой-то протокол. 4 мая 2000 г. муж с утра был пьяным, утром бил ее, схватил за палец руки и хотел сломать. За нее заступился сын, она хотела позвонить от соседки в милицию, но не дозвонилась. Ушла на работу. Вечером муж пришел с работы домой, был пьяным. Затем попросил водки, и она дала ему 3 бутылки. Эту водку муж с сыном Сергеем выпили. Она выпила с ними 50 г. Около 18ч между ней и мужем произошла ссора на почве его пьянства. В этот вечер муж избил ее, дочь Полину ударил кулаком по голове, ударил сына Сергея, который стал за них заступаться. Около 22 ч муж из-за сильного опьянения уснул, затем проснулся и лег спать в прихожей дома. Когда он заснул, она решила его убить, о чем сообщила сыну Сергею и дочери Полине. Сын сначала отказывался, говорил, что «жалко», но после слов матери: «А меня не жалко, когда он надо мной издевается?», согласился. С целью убийства она взяла пояс от своего плаща, связала мужу шею, стала тянуть за один конец, а другой передала сыну Сергею, Полина стала тянуть вместе с Сергеем за другой конец. Через 15 мин убедились, что он мертв. Втроем загрузили его на тележку и увезли к реке, сбросили там. Сами вернулись домой. Мужа ей не жалко, ей надоело, что он систематически издевался над ней и детьми, и она решила его убить. О помощи просила только Сергея, а дочь сама стала тянуть с братом за другой конец пояса. Из показаний С. (жены сына испытуемой), Н. (потерпевший) часто бил своих детей, жену, тещу и в алкогольном опьянении, и в трезвом состоянии. Дети его не любили. С женой они жили плохо, сам Н. спал в теплице, сделанной у дома; детей запугивал пистолетом.