Приближение к черной фантастике

Поначалу нам по­на­до­бит­ся нес­коль­ко ори­ен­ти­ров, да­бы ра­зоб­рать­ся в ин­те­ре­су­ющей нас те­ма­ти­ке. Чер­ная фан­тас­ти­ка в об­щем и це­лом от­но­сит­ся к то­му ви­ду ху­до­жес­т­вен­но­го тек­с­та, ко­то­рый мож­но обоз­на­чить как ли­те­ра­ту­ру «бес­по­кой­но­го при­сут­с­т­вия». Эмо­ци­ональ­ность бес­по­кой­но­го при­сут­с­т­вия на пла­не­те, или в джун­г­лях, или в соб­с­т­вен­ной ком­на­те во все вре­ме­на со­пут­с­т­во­ва­ла че­ло­ве­ку. Од­на­ко, по-ви­ди­мо­му, ни­ког­да еще ее нап­ря­жен­ность не бы­ла столь зна­чи­тель­ной, как в на­шу эпо­ху. Тра­ги­чес­кой «заб­ро­шен­нос­ти в мир», пер­вич­но­му ужа­су бы­тия всег­да со­от­вет­с­т­во­ва­ло неч­то не­зыб­ле­мое - плос­кая зем­ля в цен­т­ре все­лен­ной, ос­ле­пи­тель­ная и ос­но­ва­тель­ная ре­ли­ги­оз­ная дог­ма, три­ади­чес­кая гар­мо­ния ду­ха, ду­ши и те­ла, ар­хи­тек­то­ни­ка вер­баль­ной или му­зы­каль­ной фра­зы. Сей­час все это в прош­лом. То­таль­ная по­доз­ри­тель­ность ста­ла на­шей глав­ной эк­зис­тен­ци­аль­ной ка­те­го­ри­ей, не­уве­рен­ность и сом­не­ние сдер­жи­ва­ют лю­бой сти­хий­ный по­рыв, от­рав­ля­ют лю­бую по­зи­тив­ную кон­цеп­цию. При­чин то­му сколь­ко угод­но, и од­на из глав­ных, на наш взгляд, - эн­т­ро­пия пат­ри­ар­халь­ной ци­ви­ли­за­ции, мрач­ное уга­са­ние муж­с­ко­го на­ча­ла. Ди­алек­ти­ка, ос­но­ван­ная на ме­ха­нис­ти­чес­кой и тен­ден­ци­оз­ной эк­с­п­лу­ата­ции опы­та пре­ды­ду­щих по­ко­ле­ний, ди­алек­ти­ка прог­рес­са, тол­ка­ющая лю­дей в ка­кое-то фан­то­маль­ное «бу­ду­щее», раз­ры­ва­ет ис­то­ри­чес­кие свя­зи, унич­то­жа­ет сок­ро­вен­ные ор­га­ни­чес­кие струк­ту­ры и ве­дет к пол­ной ан­ни­ги­ля­ции лич­нос­ти как та­ко­вой. За­пах гни­ли ис­хо­дит от бе­зуп­реч­но ра­бо­та­ющих кон­ве­йе­ров, зе­ле­но­ва­той фос­фо­рес­цен­ци­ей раз­ло­же­ния све­тят­ся нап­ря­жен­ные те­ла куль­ту­рис­тов. Ком­форт, ско­рость, спорт, ко­ло­рит­ный взрыв аудио- и ви­де­о­ин­фор­ма­ции - сти­му­ля­то­ры, име­ющие целью сог­реть ле­де­не­ющую кровь, взвих­рить из­мо­тан­ные нер­вы, ис­к­ром­сать ре­зи­но­вую элас­тич­ность моз­га. Все во­об­ще и лю­бой объ­ект в час­т­нос­ти мож­но рас­це­ни­вать как со­еди­не­ние двух ги­по­те­ти­чес­ких на­чал - муж­с­ко­го и жен­с­ко­го. От чу­до­вищ­ных раз­но­вид­нос­тей ги­пос­па­де­ев и кли­ни­чес­ких гер­маф­ро­ди­тов до тран­с­цен­ден­т­ной кра­со­ты ан­ге­лов-ан­д­ро­ги­нов тя­нет­ся бес­ко­неч­ная цепь на­ту­раль­ных ма­ни­фес­та­ций, где муж­чи­на и жен­щи­на - слу­чай­ные эс­ки­зы, не бо­лее то­го. Муж­чи­на и жен­щи­на от­нюдь не де­мон­с­т­ри­ру­ют на­ли­чие су­гу­бых про­ти­во­по­лож­нос­тей, нап­ро­тив, че­ло­век с лю­бой точ­ки зре­ния - ана­то­ми­чес­кой, пси­хо­ло­ги­чес­кой, фи­ло­соф­с­кой - есть под­виж­ный ре­зуль­тат со­еди­не­ния двух на­чал. Вспом­ним миф о ка­ду­цее Мер­ку­рия - две он­то­ло­ги­чес­кие змеи спле­та­ют­ся в не под­да­ющих­ся ни­ка­кой фик­са­ции узо­рах, и толь­ко ког­да Апол­лон бро­са­ет зо­ло­той жезл, они об­ра­зу­ют вок­руг не­го ха­рак­тер­ную и гар­мо­ни­чес­кую фи­гу­ру. Проб­ле­ма ори­ен­та­ции преж­де все­го оп­ре­де­ля­ет муж­с­кое в муж­чи­не и жен­с­кое в жен­щи­не. Дви­же­ние сле­ва нап­ра­во, вверх, от цен­т­ра к пе­ри­фе­рии - муж­с­кое… спра­ва на­ле­во, вниз, от пе­ри­фе­рии - жен­с­кое. От­сю­да ми­ни­мум два вы­во­да: лю­бое «сле­ва» уже под­ра­зу­ме­ва­ет «нап­ра­во, лю­бое «вверх» име­ет смысл, толь­ко ес­ли из­вес­тен «низ», а все нап­рав­ле­ния ле­ги­тим­ны толь­ко в при­сут­с­т­вии ка­ко­го-то цен­т­ра. Ог­ра­ни­чим­ся дву­мя-тре­мя кон­к­рет­ны­ми при­ме­ра­ми: ле­тя­щая стре­ла - про­яв­лен­ность муж­с­ко­го ди­на­миз­ма, за­тя­ги­ва­ющая пет­ля лас­со - ре­али­за­ция жен­с­ко­го зах­ва­та; точ­но так же: гла­ди­атор, во­ору­жен­ный ме­чом, - гла­ди­атор, во­ору­жен­ный сетью и тре­зуб­цем. При­мер ин­с­тин­к­тив­ной фун­к­ци­ональ­нос­ти: нек­то ис­пы­ты­ва­ет го­лод, паль­цы тя­нут­ся за кус­ком хле­ба и от­тал­ки­ва­ют его - спе­ци­фи­чес­ки «муж­с­кой» жест; кто-то не хо­чет есть и тем не ме­нее бе­рет и над­ку­сы­ва­ет хлеб - ма­ши­наль­ное «жен­с­кое» дви­же­ние.

Наша мысль раз­ви­ва­ет­ся, как пра­ви­ло, ди­хо­то­ми­чес­ки, и мы всег­да по­лу­ча­ем бес­ко­неч­ную се­рию про­из­вод­ных оп­по­зи­ций: ак­тив­ное - пас­сив­ное, по­ло­жи­тель­ное - от­ри­ца­тель­ное, доб­ро - зло, боль - нас­лаж­де­ние, фор­ма - ма­те­рия, сво­бо­да - не­об­хо­ди­мость и т. д. За­мин­ка, прав­да, в том, что рав­ноп­ра­вие бы­ва­ет раз­ное: од­но де­ло - ра­вен­с­т­во всех час­тей ор­га­ни­чес­ко­го це­ло­го, свя­зан­но­го жи­вым цен­т­ром, и дру­гое - бес­по­кой­ное рав­но­ве­сие тер­ми­но­ло­ги­чес­ких де­та­лей вок­руг ма­те­ма­ти­чес­ки оп­ре­де­ля­емой се­ре­ди­ны, будь то ноль, икс-де­тер­ми­нант, «Das Man»… По­че­му так уж не­об­хо­ди­мо бо­роть­ся за сво­бо­ду, же­лать доб­ра, жаж­дать нас­лаж­де­ний? По­че­му нель­зя от­дать жизнь за ве­ли­кую идею раб­с­т­ва, ста­рать­ся пре­ус­петь в зло­де­яни­ях и все­ми пу­тя­ми стре­мить­ся к бо­ли и стра­да­нию? По­то­му что в на­ча­ле на­шей ци­ви­ли­за­ции ак­цен­ти­ро­вал­ся муж­с­кой ас­пект ир­ра­ци­ональ­но­го пер­во­еди­но­го и жизнь мыс­ли­лась как ста­нов­ле­ние муж­с­ко­го по­зи­ти­ва в жен­с­кой (то есть иде­оло­ги­чес­ки враж­деб­ной) но­чи, ма­те­рии, смер­ти. В дан­ном слу­чае весь­ма важ­на ак­цен­ти­ров­ка: ска­зать «Уран ро­дил­ся» - зна­чит ска­зать, что Уран пре­одо­лел тя­гость мра­ка и ха­оса и под­нял­ся не­бом над враж­деб­ной ма­те­ри­аль­нос­тью; ес­ли же «Гея ро­ди­ла Ура­на» - зна­чит Уран толь­ко од­но из мно­го­чис­лен­ных по­рож­де­ний кос­ми­чес­ко­го пар­те­но­ге­не­за.

Благо, сво­бо­да, лю­бовь бы­ли для на­ших ос­но­ва­те­лей цен­т­раль­ны­ми, иду­щи­ми че­рез сер­д­це фор­мо­об­ра­зу­ющи­ми иде­ями, для нас же это лишь обес­к­ров­лен­ные суб­с­тан­ти­вы, ко­то­рые в луч­шем слу­чае вы­зы­ва­ют не­оп­ре­де­лен­ный и нер­ви­чес­кий вос­торг. Эти цен­т­раль­ные идеи пос­те­пен­но рас­т­во­ри­лись в жен­с­кой ма­те­ри­аль­нос­ти. Связь «жен­с­т­вен­нос­ти и ка­та­ли­за­то­ра рас­па­да» убе­ди­тель­но вы­явил Ба­хо­фен в се­ре­ди­не прош­ло­го сто­ле­тия, как раз на за­ка­те пат­ри­ар­халь­ной ци­ви­ли­за­ции, в пе­ри­од воз­ник­но­ве­ния на­уч­но­го ма­те­ри­ализ­ма, ког­да мать-при­ро­да за­ня­лась са­мо­поз­на­ни­ем с по­мощью сво­их но­вых апо­ло­ге­тов - ес­тес­т­во­ис­пы­та­те­лей. Но го­раз­до рань­ше - в кон­це XVII ве­ка - заз­ву­ча­ло кри­ти­чес­кое мно­го­го­ло­сие ка­са­тель­но «без­н­рав­с­т­вен­нос­ти» и «не­ес­тес­т­вен­нос­ти» ми­фо­ло­гии во­об­ще и Биб­лии в час­т­нос­ти. Фал­ли­чес­кую бо­жес­т­вен­ную ак­тив­ность Зев­са приз­на­ли амо­раль­ной, от­де­ле­ние Евы от Ада­ма - «не­ес­тес­т­вен­ным», рав­но как и все­лен­с­кое «дре­во се­фи­ро­тов», пос­коль­ку оно рас­тет кор­ня­ми в не­бо. По­ня­тия «жен­с­кое» и «естес­т­вен­ное» прак­ти­чес­ки ста­ли си­но­ни­ма­ми, по­то­му что пол­нос­тью ис­чез­ла глав­ная те­за пат­ри­ар­халь­ной куль­ту­ры - прин­цип ини­ци­атив­ной муж­с­кой идеи. Мед­лен­но и вер­но про­изош­ло сме­ще­ние ак­си­оло­ги­чес­кой оси: жен­щи­на ста­ла объ­ек­том фе­ти­ши­за­ции и прек­ло­не­ния, «кон­к­рет­ной цен­нос­тью», муж­чи­на - тем, кто соз­да­ет бла­гоп­ри­ят­ные ус­ло­вия раз­ви­тия этой «цен­нос­ти».

Всякая ци­ви­ли­за­ция не­воз­мож­на без ма­ни­фес­та­ции ме­та­фи­зи­чес­ко­го цен­т­ра, не­дос­туп­но­го ни­ка­кой аг­рес­сив­ной ра­ци­ональ­нос­ти: по­те­ря та­ко­го цен­т­ра прев­ра­ща­ет ци­ви­ли­за­цию в ав­то­па­ро­дию. Сог­лас­но хрис­ти­ан­с­кой дог­ме, са­та­на есть божья обезь­яна. Дар­вин приз­нал эту обезь­яну на­шей пра­ро­ди­тель­ни­цей, и с тех пор мы жи­вем в эпо­ху три­ум­фаль­ной па­ро­дии: ма­те­ма­ти­ка - па­ро­дия на пи­фа­го­рей­с­кую фи­ло­со­фию чис­ла, ме­ди­ци­на - на спа­ги­рию, хи­мия - на ал­хи­мию, а жал­кий при­апи­чес­кий фун­к­ци­она­рий - скуч­ная па­ро­дия на муж­чи­ну. В на­шу быт­ность весь­ма и весь­ма слож­но ска­зать, а что же та­кое «муж­чи­на в прин­ци­пе»? Из чте­ния ста­рин­ных книг мож­но приб­ли­зи­тель­но оп­ре­де­лить его фор­маль­ные кон­с­тан­ты. Ве­ро­ят­но, это бы­ло су­щес­т­во, на­де­лен­ное цен­т­ра­ли­зо­ван­ной ак­тив­нос­тью - ак­тив­ным ин­тел­лек­том, вос­п­ри­яти­ем, вни­ма­ни­ем. Су­щес­т­во, для ко­то­ро­го «бы­тие в ми­ре» оз­на­ча­ло иг­ру. Для не­го не бы­ло в жиз­ни ни­ка­ких внеш­них це­лей, для не­го был ва­жен про­цесс, а не ре­зуль­тат, дос­ти­же­ние цен­нос­ти, а не цен­ность са­ма по се­бе, акт поз­на­ния, но не пло­ды оно­го. Муж­чи­на кон­цен­т­ри­ро­вал вни­ма­ние на лю­бом объ­ек­те, ибо, сог­лас­но пат­ри­ар­халь­но ак­цен­ти­ро­ван­ной он­то­ло­гии, каж­дая часть от­ра­жа­ет це­лое и пре­бы­ва­ет в жи­вой свя­зи с це­лым. У не­го не бы­ло «бу­ду­ще­го» и судь­бы как от­но­си­тель­но де­тер­ми­ни­ро­ван­ной прог­рам­мы, а бы­ла энер­ге­ти­ка «прош­ло­го», ор­га­ни­зу­ющая нас­то­ящий мо­мент. Его же­ла­ние рож­да­лось из цен­т­ра и тво­ри­ло свой соб­с­т­вен­ный объ­ект. Он не лю­бо­пыт­с­т­во­вал нас­чет стро­ения тра­вин­ки или звез­ды, но, ува­жая тай­ну вся­кой ве­щи, ин­те­ре­со­вал­ся лишь вза­имос­вязью. Вряд ли ему бы­ла при­су­ща аг­рес­сив­ность, ибо он ста­рал­ся вы­би­рать силь­но­го про­тив­ни­ка. Он сты­дил­ся сво­ей по­бе­ды и при­ни­мал по­ра­же­ние как сти­мул к про­дол­же­нию борь­бы, а смерть - как ме­та­фо­ри­чес­кий про­рыв от од­ной фор­мы бы­тия к дру­гой.

Современный муж­чи­на хо­ро­шо ус­во­ил жен­с­кие прин­ци­пы и жен­с­кую ори­ен­та­цию: име­ет­ся в ви­ду пол­ная де­цен­т­ра­ли­за­ция, пе­ре­ме­ще­ние цен­т­ра и цен­нос­ти сво­его «я» в бан­ков­с­кий сейф, в про­фес­си­ональ­ную де­ятель­ность, в семью, в борь­бу за чье-то счас­тье. Но вряд ли к «силь­но­му по­лу» мож­но от­нес­ти лю­дей, пре­бы­ва­ющих в пол­ной сек­су­аль­ной за­ви­си­мос­ти от жен­щи­ны, лю­дей, чья жиз­нен­ная за­да­ча спро­во­ци­ро­ва­на ав­то­ри­те­том, док­т­ри­ной или об­ще­че­ло­ве­чес­ки­ми проб­ле­ма­ми. «Обще­че­ло­ве­чес­кое» - прос­то де­ма­го­ги­чес­кий фан­том, пос­коль­ку лю­бая ак­тив­ность - будь то изоб­ре­те­ние он­то­ло­ги­чес­ких ак­си­ом или раз­ра­бот­ка при­емов ру­ко­паш­но­го боя - обус­лов­ле­на муж­с­кой или жен­с­кой нап­рав­лен­нос­тью. В очень вы­со­кой сте­пе­ни это ка­са­ет­ся эти­ки и эс­те­ти­ки. Кан­тов­с­кое «пос­ту­пай так, что­бы…» - со­вер­шен­но бес­по­лез­ный ре­цепт, пос­коль­ку вся­кий муж­чи­на и вся­кая жен­щи­на дей­с­т­ву­ют сог­лас­но не­из­вес­т­ной из­на­чаль­ной па­ра­диг­ме, а пос­т­фак­ти­чес­кая оцен­ка по­ве­де­ния ни­че­го не ме­ня­ет. Мож­но раз­мыш­лять о при­ро­де дан­ной па­ра­диг­мы, но кри­ти­ко­вать ее бес­по­лез­но и опас­но. При­ня­тие то­го или ино­го «мо­раль­но­го ко­дек­са» без глу­бо­кой ве­ры в его лич­ную обос­но­ван­ность есть, по су­щес­т­ву, пос­тыд­ный кон­фор­мизм и сви­де­тель­с­т­во прог­рес­си­ру­ющей де­цен­т­ра­ли­за­ции. Точ­но так же де­ло об­с­то­ит с эс­те­ти­кой, пос­коль­ку стро­ение те­ла, по­ход­ка, го­лос, жес­ти­ку­ля­ция оп­ре­де­ле­ны пер­вич­ной эс­те­ти­чес­кой схе­мой нас­толь­ко, что при не­ко­то­ром на­вы­ке мож­но сра­зу оп­ре­де­лить, кто пе­ред то­бой - ро­ман­тик или ре­алист.

Итак, на наш взгляд, уга­са­ние муж­с­ко­го на­ча­ла яв­ля­ет­ся весь­ма важ­ным ка­та­ли­за­то­ром рас­па­да пат­ри­ар­халь­ной ци­ви­ли­за­ции. Муж­чи­на дав­но по­те­рял уве­рен­ность в се­бе и дав­но пе­рес­тал быть соб­с­т­вен­ной точ­кой от­с­че­та: ут­ра­та ме­та­фи­зи­чес­ко­го цен­т­ра по­ро­ди­ла па­ни­ку - глав­ный сим­п­том глу­пос­ти - и ли­хо­ра­доч­ные по­ис­ки но­вых сфер при­ло­же­ния жиз­нен­ных сил. Ут­ра­та об­щей идеи или бо­га жи­во­го че­ло­ве­ка прев­ра­ти­ла муж­чи­ну в ра­ба жен­с­ких при­хо­тей, «общес­т­вен­но­го мне­ния», «ду­ха вре­ме­ни». Ос­тал­ся, прав­да, ком­п­лекс по­те­рян­но­го рая, тос­ка по ка­кой-то кон­цен­т­ра­ции, воп­рос о смыс­ле жиз­ни, при­чем от­вет ищет­ся где угод­но, толь­ко не в сво­ей ду­ше. И, та­ким об­ра­зом, че­ло­век, ли­шен­ный ос­но­вы соб­с­т­вен­но­го бы­тия и да­же не ве­ря­щий в воз­мож­ность по­доб­ной ос­но­вы, фун­к­ци­они­ру­ет в нон­сен­се без­г­ра­нич­ной и бес­связ­ной пе­ри­фе­рии, а его мозг стал блуж­да­ющим са­тел­ли­том, го­то­вым кру­жить­ся вок­руг лю­бой при­тя­га­тель­ной оси. Про­ис­хо­дит про­цесс гло­баль­ной иден­ти­фи­ка­ции: че­ло­век отож­дес­т­в­ля­ет се­бя со сво­ей ролью в об­щес­т­вен­ной жиз­ни, со сво­ей про­фес­си­ей или та­лан­та­ми, то есть неч­то це­лое сов­па­да­ет с ка­кой-то час­тью и тем са­мым доб­ро­воль­но и мак­си­маль­но су­жа­ет свой го­ри­зонт. Нет ни­че­го пе­чаль­ней «пре­дан­нос­ти сво­ему де­лу», ни­че­го ущер­б­ней «доб­ро­со­вес­т­но­го ис­пол­не­ния обя­зан­нос­тей» и ни­че­го ко­вар­ней «нап­ря­жен­ной твор­чес­кой ра­бо­ты». Не толь­ко по­то­му, что те­ря­ет­ся важ­ный ком­по­нент «изме­ны», «пре­неб­ре­же­ния», «ле­ни»; глав­ное здесь - ог­ра­ни­че­ние вос­п­ри­ятия, из­в­ра­щен­ная, фа­на­ти­чес­кая ас­ке­за, мрач­ная и на­ив­ная ве­ра в «приз­ва­ние», в «не­об­хо­ди­мость для…», в ка­кой-то «долг пе­ред…».

* * *

По на­ше­му мне­нию, ми­фо­ре­ли­ги­оз­ный по­рыв нап­рав­ля­ет лю­бое ми­ро­воз­зре­ние. Де­ло да­же не в том, соз­на­те­лен или бес­соз­на­те­лен та­кой по­рыв, лю­ди, соз­дав­шие сов­ре­мен­ную на­уч­ную па­но­ра­му, мог­ли быть свя­то убеж­де­ны в соб­с­т­вен­ном ате­из­ме, од­на­ко вся­кий ате­ист с хрис­ти­ан­с­кой точ­ки зре­ния яв­ля­ет­ся языч­ни­ком, то есть идо­ло­пок­лон­ни­ком и фе­ти­шис­том. При­ни­ма­емые на ве­ру ак­си­омы или, точ­нее ска­зать, пред­рас­суд­ки ка­са­тель­но при­чин­но-след­с­т­вен­ной свя­зи или прин­ци­пи­аль­ных кон­с­тант ле­жат в ос­но­ве лю­бой на­уч­ной дис­цип­ли­ны. За ра­ди­каль­ным ма­те­ри­ализ­мом, за по­пыт­ка­ми ра­ци­ональ­но­го объ­яс­не­ния при­род­ных про­цес­сов, за от­ри­ца­ни­ем пер­со­наль­но­го един­с­т­ва в поль­зу ве­ро­ят­нос­т­ных пси­хо­ло­ги­чес­ких ин­ва­ри­ан­тов ощу­ща­ет­ся иде­оло­ги­чес­кая жен­с­кая ори­ен­та­ция, прос­ле­жи­ва­ет­ся ри­ту­ал ве­ли­кой ма­те­ри Но­чи.

Потерянное «я» - иг­руш­ка стра­тос­фе­ры,

До элек­т­рон­ных схем рас­чис­лен­ный Адам.

Частицы и по­ля. Поз­на­ния хи­ме­ры

Глядят зло­ве­ще с па­ра­пе­тов Нотр-Дам.

Эти стро­ки Гот­ф­ри­да Бен­на - не­мец­ко­го по­эта на­шей эпо­хи - хо­ро­шо ил­люс­т­ри­ру­ют бес­по­кой­ное при­сут­с­т­вие ны­неш­не­го муж­чи­ны в ха­оти­чес­кой и бес­смыс­лен­ной бес­ко­неч­нос­ти кос­ми­чес­кой но­чи. Но эта столь ак­цен­ти­ру­емая на­ми по­те­ря цен­т­ра и сол­неч­но-фал­ли­чес­кой ак­тив­нос­ти ощу­ща­лась по­эта­ми до­воль­но дав­но. Так зву­чит пе­рес­каз зна­ме­ни­то­го сти­хот­во­ре­ния Джо­на Дон­на, ко­то­рое да­ти­ру­ет­ся кон­цом XVI ве­ка: «Но­вая фи­ло­со­фия под­вер­га­ет сом­не­нию ре­ши­тель­но все. Тай­ный огонь по­гас. Сол­н­це по­те­ря­но и зем­ля, и ник­то не зна­ет, где их ис­кать. Лю­ди от­к­ро­вен­но приз­на­ют­ся, что с этим ми­ром все кон­че­но, ког­да при­ни­ма­ют­ся ис­кать в пла­не­тах и не­бос­во­де но­вое и но­вое зна­ние, а по­том ви­дят, что это но­вое опять рас­па­да­ет­ся на ато­мы. Все рас­па­да­ет­ся, все свя­зи ис­че­за­ют…»

С древ­ней­ших вре­мен жен­с­кая ма­гия зна­ет сек­ре­ты де­то­рож­де­ния без вся­ко­го учас­тия муж­с­ко­го на­ча­ла. Здесь, ра­зу­ме­ет­ся, мож­но со­об­щить мно­го пи­кан­т­ных под­роб­нос­тей, но нас в дан­ном слу­чае ин­те­ре­су­ет толь­ко фи­ло­соф­с­кая сто­ро­на воп­ро­са: тай­ные жен­с­кие куль­ты лишь ими­ти­ру­ют ве­ли­кую мать - бо­ги­ню, ко­то­рая бла­го­да­ря бес­ко­неч­ной сво­ей по­тен­ции веч­но рож­да­ет мно­го­ли­кие фор­мо­об­ра­зо­ва­ния. Муж­чи­не ос­та­ет­ся роль ра­ба, по­чи­та­те­ля или жре­ца, пос­коль­ку на­уч­ное поз­на­ние есть не что иное, как спо­соб уха­жи­ва­ния или дань вос­хи­ще­ния. Воз­ра­зят, ко­неч­но, приб­ли­зи­тель­но так: хо­рош спо­соб уха­жи­ва­ния, при ко­то­ром объ­ект куль­та - при­ро­да - унич­то­жа­ет­ся тех­ни­чес­кой ак­тив­нос­тью че­ло­ве­ка! На это мож­но от­ве­тить сле­ду­ющее: ве­ли­кой ма­те­ри со­вер­шен­но без­раз­лич­ны идеи со­зи­да­ния или унич­то­же­ния, как без­раз­лич­но су­щес­т­во­ва­ние че­ло­ве­ка во­об­ще. Страх пе­ред эко­ло­ги­чес­кой ка­тас­т­ро­фой или атом­ной смер­тью прос­то пе­ре­жи­ток пат­ри­ар­халь­но­го ми­ро­со­зер­ца­ния, ког­да зем­ля счи­та­лась цен­т­ром все­лен­ной, соз­дан­ной всеб­ла­гим бо­гом-твор­цом. Ка­кая мо­жет быть смерть, ка­кая ка­тас­т­ро­фа для пля­жа, с ко­то­ро­го про­па­ла од­на пес­чин­ка?

Мы ни­чуть не ук­ло­ня­ем­ся, мы, нап­ро­тив, приб­ли­жа­ем­ся к те­ме на­ше­го раз­го­во­ра о чер­ной фан­тас­ти­ке. Кос­ми­чес­кая ночь, ве­ли­кая бо­ги­ня - чер­ная вдо­ва, тра­ги­чес­кая ги­бель ро­ман­ти­чес­ко­го муж­с­ко­го иде­ала - все это из­люб­лен­ные мо­ти­вы ин­те­ре­су­ющих нас ав­то­ров: Гус­та­ва Май­рин­ка, Ган­са Хей­н­ца Эвер­са, Го­вар­да Фи­лип­па Лав­к­раф­та, Сте­фа­на Гра­бин­с­ко­го. Во­об­ще го­во­ря, в ли­те­ра­ту­ро­ве­де­нии не су­щес­т­ву­ет та­ко­го по­ня­тия, как «чер­но-фан­тас­ти­чес­кая бел­лет­рис­ти­ка». Этот эпи­тет пред­ло­жил Гус­тав Май­ринк в 1906 го­ду в пись­ме к ал­хи­ми­ку Алек­сан­д­ру фон Бер­ну­су. Там есть та­кие стро­ки: «Мне хо­чет­ся на­пи­сать рас­сказ ос­ле­пи­тель­ный и не­по­нят­ный, как удар мол­нии. Мне хо­чет­ся рас­ска­зать об ал­хи­мии, вос­точ­ной ма­гии, каб­ба­ле, обо всем, что име­ет, на мой взгляд, чер­но-фан­тас­ти­чес­кий ко­ло­рит». Ко­неч­но, ли­те­ра­ту­ро­вед­чес­кая клас­си­фи­ка­ция впол­не ус­лов­на и ни од­но­го вы­да­юще­го­ся пи­са­те­ля нель­зя наз­вать «толь­ко ро­ман­ти­ком» или «толь­ко ре­алис­том». Име­ет смысл тем не ме­нее от­де­лить чер­но-фан­тас­ти­чес­кую бел­лет­рис­ти­ку от дру­гих жан­ров ли­те­ра­ту­ры бес­по­кой­но­го при­сут­с­т­вия - от сай­нс-фикшн, де­тек­ти­ва, рас­ска­за хор­ро­ра. Пос­мот­рим прав­де в гла­за хо­тя бы ис­ко­са: мы уже прош­ли пе­ри­од раз­ло­же­ния пат­ри­ар­халь­ной куль­ту­ры, с ее не­зыб­ле­мой цен­нос­тью лич­нос­ти, ге­ния, ге­роя, с ее «веч­ной жен­с­т­вен­нос­тью» и ап­ри­ор­ным че­ло­ве­чес­ким дос­то­ин­с­т­вом. На­шей жиз­нью уп­рав­ля­ют груп­пы, в ко­то­рых уже нет ли­де­ров, мы жи­вем в эпо­ху вос­ста­ния масс, у нас нет эти­ки и нет эс­те­ти­ки в ка­чес­т­ве жиз­не­ут­вер­ж­да­ющих иде­алов ка­тар­си­са и суб­ли­ма­ции, а на­ши те­оло­ги уни­зи­лись до то­го, что оп­рав­ды­ва­ют бы­тие Бо­жие пос­лед­ни­ми дан­ны­ми на­уки. Мы за­би­ва­ем се­бе го­ло­ву чу­до­вищ­ны­ми пред­с­тав­ле­ни­ями о йо­ге и дзэн-буд­диз­ме, сле­по ве­ру­ем в па­рап­си­хо­ло­ги­чес­кие бред­ни, пре­па­ри­ру­ем фоль­к­лор и му­ми­фи­ци­ру­ем цер­к­ви, при­зы­вая к ка­кой-то ду­хов­нос­ти. Но уг­ры­зе­ния со­вес­ти пе­рес­та­ют нас тер­зать: мы уже не чи­та­ем по­эзию, пре­дос­тав­ля­ем спе­ци­алис­там ко­пать­ся в ла­тин­с­ком сред­не­ве­ковье и на­хо­дим прес­ны­ми стра­да­ния мо­ло­до­го Вер­те­ра. Мы обес­к­ров­ле­ны и вам­пи­рич­ны до та­кой сте­пе­ни, что нас уже не мо­жет рас­ше­ве­лить клас­си­чес­кий ли­те­ра­тур­ный кош­мар: ро­ма­ны де Са­да, по­жа­луй, слиш­ком рас­тя­ну­ты, а Лот­ре­амон мес­та­ми скуч­но­ват. Нам ну­жен ро­ман-нар­ко­тик, рас­сказ-но­ка­ут, где зу­бас­тая ва­ги­на пе­ре­ма­лы­ва­ет в по­ро­шок ду­ши и те­ла пер­со­на­жей, где чем­пи­он при­апиз-ма к то­му же еще и лю­до­ед, а бла­го­род­ный сы­щик ока­зы­ва­ет­ся еще гор­шим зло­де­ем, не­же­ли прес­туп­ный монстр, от ко­то­ро­го он из­бав­ля­ет нес­час­т­ный го­род Нью-Йорк. Го­во­ря в та­ком то­не, мы вов­се не хо­тим ума­лить зна­че­ние де­тек­ти­ва, на­уч­ной фан­тас­ти­ки, ан­ти­уто­пии, рас­ска­зов хор­ро­ра - здесь ра­бо­та­ли и ра­бо­та­ют от­лич­ные мас­те­ра, у ко­то­рых впол­не есть че­му по­учить­ся. Мы прос­то хо­тим уточ­нить проб­ле­му чер­ной фан­тас­ти­ки, смысл ее по­ис­ка, це­ле­со­об­раз­ность ее бы­тия. В ин­те­ре­су­ющую нас бел­лет­рис­ти­ку, ра­зу­ме­ет­ся, вхо­дят ком­по­нен­ты де­тек­ти­ва, эк­зис­тен­ци­ал ужа­са, эле­мент на­уч­ной фик­ции, ведь все это так или ина­че иг­ра­ет роль в лю­бом ху­до­жес­т­вен­ном по­вес­т­во­ва­нии, рав­но как и за­ни­ма­тель­ность сю­же­та. Но не­об­хо­ди­мо ак­цен­ти­ро­вать вот ка­кой мо­мент: по на­ше­му мне­нию, чер­ная фан­тас­ти­ка за­од­но с де­тек­ти­вом, ан­ти­уто­пи­ей, сай­нс-фикшн яв­ля­ет­ся су­гу­бо сов­ре­мен­ным жан­ром, то есть ли­те­ра­ту­рой XX сто­ле­тия, мы да­ти­ру­ем ее 1906 го­дом точ­но так же, как мы да­ти­ру­ем сай­нс-фик-шн 1929-м, ког­да аме­ри­ка­нец Гу­го Гер­н­с­бек ввел дан­ный тер­мин. Это не­об­хо­ди­мо для то­го, что­бы на­ша мысль не по­те­ря­лась в ту­ман­ных ли­те­ра­тур­ных да­лях и что­бы мы не при­пи­сы­ва­ли Жю­лю Вер­ну и Эд­га­ру По сом­ни­тель­ную честь ос­но­ва­ния сай­нс-фикшн, де­тек­ти­ва и чер­ной фан­тас­ти­ки. Эти нап­рав­ле­ния обус­лов­ле­ны пе­ре­во­ро­том в фи­зи­ке и фи­ло­со­фии, жен­с­кой эман­си­па­ци­ей, фу­ту­риз­мом и эк­с­п­рес­си­ониз­мом, гло­баль­ной тра­ге­ди­ей пер­вой ми­ро­вой вой­ны. Пе­ред че­ло­ве­ком XX сто­ле­тия вста­ла не­умо­ли­мая аль­тер­на­ти­ва: ли­бо прев­ра­тить­ся в «игруш­ку стра­тос­фер» и фрей­дис­т­с­ких ком­п­лек­сов, ли­бо це­ной не­ве­ро­ят­ных уси­лий сох­ра­нить свою ин­ди­ви­ду­аль­ность от рас­па­да в мас­со­вой со­ци­аль­но-пси­хо­ло­ги­чес­кой сти­хии, что, ес­тес­т­вен­но, не гро­зи­ло пи­са­те­лям, ко­то­рых кри­ти­ка счи­та­ет ос­но­ва­те­ля­ми вы­ше­упо­мя­ну­тых нап­рав­ле­ний - име­ют­ся в ви­ду Гоф­ман, Эд­гар По, Буль­вер-Лит­тон, Фиц-Джеймс О'Бра­йен, Жюль Верн, Сти­вен­сон, - пос­коль­ку эти ав­то­ры еще зас­та­ли вре­ме­на ан­т­ро­по­цен­т­риз­ма и пат­ри­ар­халь­ной иде­оло­гии. Но ког­да Гус­тав Май­ринк про­явил свою ли­те­ра­тур­ную ак­тив­ность, кли­мат че­ло­ве­чес­ко­го бы­тия из­ме­нил­ся ра­ди­каль­но, и в этом от­нюдь не ви­но­ват не­оп­ла­то­ни­чес­кий ас­т­ро­ном Ко­пер­ник или край­ний ин­ди­ви­ду­алист Ниц­ше. Эй­н­ш­тейн выб­ро­сил нас из цен­т­ра в чер­ную не­оп­ре­де­лен­ность, Гус­серль и Хай­дег­гер пе­ре­чер­к­ну­ли пла­то­низм струк­тур­ной фе­но­ме­но­ло­ги­ей, Фрейд объ­яс­нил за­гад­ку ху­до­жес­т­вен­но­го твор­чес­т­ва по­дав­лен­ной ли­бо тран­с­фор­ми­ро­ван­ной сек­су­аль­нос­тью, Че­хов и Стрин­д­берг уви­де­ли улыб­ку Ме­ду­зы - бес­по­щад­ную и все­по­жи­ра­ющую жен­с­кую суб­с­тан­цию. И уже ока­за­лось ма­ло од­но­го толь­ко неп­ри­ятия тех­ни­чес­ко­го прог­рес­са, ин­ту­итив­но­го неп­ри­ятия но­вых стан­дар­тов мыш­ле­ния и кон­с­та­та­ции не­ми­ну­емо­го спол­за­ния в про­пасть. Не­об­хо­ди­мо бы­ло по­ве­рить, что где-то в глу­би­не че­ло­ве­чес­кой ду­ши та­ит­ся сол­неч­ная точ­ка, кру­пин­ка ал­хи­ми­чес­ко­го зо­ло­та, не­дос­туп­ная ни­ка­ким рас­т­во­ри­те­лям и спо­соб­ная прев­ра­тить тлен­ную плоть в бес­смер­т­ное те­ло квин­тэс­сен­ции. Прак­ти­чес­кие за­ня­тия ал­хи­ми­ей, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, не да­ли осо­бен­но­го ре­зуль­та­та. И тог­да Май­ринк, изу­чая каб­ба­лис­тов XVI и XVII ве­ков, ре­шил ис­пы­тать спе­ци­фи­чес­кую ма­гию сло­ва до­воль­но ори­ги­наль­ным спо­со­бом: он на­чал из­да­вать чер­но-фан­тас­ти­чес­кую бел­лет­рис­ти­ку вмес­то трак­та­тов по гер­ме­ти­чес­ким на­укам и эзо­те­риз­му. Он спра­вед­ли­во ре­шил, что лю­бо­пыт­ные и слож­ные ис­ти­ны, впле­тен­ные в ори­ги­наль­ные сю­жет­ные ин­т­ри­ги, выс­ка­зан­ные сар­кас­ти­чес­ки или нас­меш­ли­во в нап­ря­жен­ном те­ма­ти­чес­ком прос­т­ран­с­т­ве рас­ска­за или ро­ма­на, при­не­сут боль­ше поль­зы, не­же­ли ком­мен­та­рии к Па­ра­цель­су или раб­би Аки­бе. Май­ринк, соб­с­т­вен­но го­во­ря, на­мек­нул на глав­ный па­ра­докс тай­но­го зна­ния, ко­то­рое су­щес­т­ву­ет для всех и в прин­ци­пе дос­туп­но ре­ши­тель­но всем.

Автор чер­но-фан­тас­ти­чес­ко­го тек­с­та втя­ги­ва­ет нас в ил­лю­зию по­ни­ма­ния. Мы со­чув­с­т­ву­ем чу­да­кам, не­удач­ни­кам и аут­сай­де­рам, нас ув­ле­ка­ет ос­т­ро­умие и при­хот­ли­вость ди­ало­га, по­ра­жа­ет жизнь ве­щей, рас­те­ний, жи­вот­ных, кам­ней, уви­ден­ная в нес­коль­ко ином ра­кур­се, стран­но ощу­щать столь близ­кую и тре­вож­ную обы­ден­ность бы­тия. Од­на­ко пос­те­пен­но на­рас­та­ет впе­чат­ле­ние, что эту обы­ден­ность про­ни­зы­ва­ет нез­деш­ний хо­лод, что пер­со­на­жи рас­ска­за - вов­се не те лю­ди, за ко­то­рых се­бя вы­да­ют, а ли­бо мань­яки, уме­ло скры­ва­ющие свое бе­зу­мие за пус­тя­ко­вы­ми за­ня­ти­ями или раз­го­во­ра­ми, ли­бо аген­ты сек­рет­ных об­ществ, ли­бо ме­ди­умы ка­ко­го-то фан­тас­ти­чес­ко­го при­сут­с­т­вия. В на­шу ду­шу пос­те­пен­но про­ни­ка­ет тон­кий яд бес­по­кой­но­го по­вес­т­во­ва­ния, и ес­ли мы не окон­ча­тель­но за­дав­ле­ны инер­ци­ей и скуч­ной пла­но­мер­нос­тью на­ше­го сте­риль­но­го бы­тия, то в на­шей го­ло­ве впол­не мо­жет воз­ник­нуть по­доз­ре­ние: а мо­жет быть, и мы, и ок­ру­жа­ющие иг­ра­ем в не­ле­пую, кем-то на­вя­зан­ную иг­ру и са­ми яв­ля­ем­ся ме­ди­ума­ми, аген­та­ми, жер­т­ва­ми и да­же, не дай бог, мань­яка­ми? Ведь ни­ка­ких до­ка­за­тельств нет. Эти два че­ло­ве­ка, до­пус­тим, вы­да­ют се­бя за мо­их ро­ди­те­лей, но по­че­му я дол­жен им ве­рить? Да и как я во­об­ще по­явил­ся на свет? Ме­ня, ко­неч­но, мо­гут по­вес­ти в ро­диль­ный дом и ска­зать: смот­ри­те, вот как рож­да­ют­ся де­ти, и вы по­яви­лись на свет точ­но так же. Но ведь это ана­ло­гия, срав­не­ние, а не до­ка­за­тель­с­т­во. Ес­ли вы, лю­без­ный, ска­жут мне, ус­мех­нув­шись, ес­ли вы, лю­без­ный, вы­лу­пи­лись из яй­ца, то пре­дос­тавь­те по край­ней ме­ре уче­ным скор­лу­пу.

Так мы мо­жем сде­лать пер­вый шаг на пу­ти фан­тас­ти­чес­ко­го са­мо­поз­на­ния, фан­тас­ти­чес­ко­го для ок­ру­жа­ющих, но ре­аль­но­го для нас. Этот шаг мо­жет ока­зать­ся пос­лед­ним, ес­ли мы поз­во­лим убе­дить нас в аб­сур­д­нос­ти по­доб­ных раз­мыш­ле­ний или ес­ли мы нач­нем пуб­лич­но дек­ла­ри­ро­вать на­шу те­зу. В та­ком слу­чае мы быс­т­ро уви­дим, как внеш­ний мир ре­аги­ру­ет на ма­лей­шее на­ру­ше­ние жес­т­ких пра­вил его иг­ры, и по­лу­чим хо­ро­шую воз­мож­ность всю ос­тав­шу­юся жизнь до­ка­зы­вать на­шу пра­во­ту со­чув­с­т­ву­юще­му пер­со­на­лу пси­хи­ат­ри­чес­кой кли­ни­ки. Мы по­чув­с­т­ву­ем то­таль­ную враж­деб­ность внеш­не­го ми­ра по от­но­ше­нию к лю­бой по­пыт­ке жи­во­го и са­мос­то­ятель­но­го раз­мыш­ле­ния и ура­зу­ме­ем на­ко­нец, что по­этов, ар­тис­тов и фи­ло­со­фов здесь толь­ко тер­пят, как яр­ма­роч­ных шу­тов. Мо­дус фан­та­зии спо­со­бен не толь­ко внес­ти при­ят­ное раз­но­об­ра­зие в на­ше су­щес­т­во­ва­ние, но и пов­лечь за со­бой ги­бель­ные пос­лед­с­т­вия. Вто­рой шаг не­уве­рен­ной но­гой - и пе­ред на­ми за­ма­ячат го­ри­зон­ты бе­зу­мия, как это хо­ро­шо до­ка­зал не­оф­рей­дист Гер­берт Зиль­бе­рер в сво­ей очень важ­ной кни­ге «Проб­ле­ма мис­ти­ки и ее сим­во­ли­ка». Зиль­бе­рер объ­яс­ня­ет ши­зоф­ре­нию сос­то­яни­ем пос­то­ян­но­го ко­ле­ба­ния, в ко­то­ром пре­бы­ва­ет ис­ка­тель «я» (selbst).

«Шизофренический путь пре­тен­ден­та» - это мно­го­лет­ние су­до­рож­ные ки­да­ния из од­ной край­нос­ти в дру­гую, где ма­ни­акаль­ную убеж­ден­ность в ис­тин­нос­ти соб­с­т­вен­но­го уни­каль­но­го ми­ро­со­зер­ца­ния сме­ня­ют пе­ри­оды разъ­еда­юще­го сом­не­ния: вдруг «они» пра­вы, и ос­ле­пи­тель­ные до­ро­ги ал­хи­ми­чес­кой суб­ли­ма­ции, страш­ные ла­би­рин­ты чер­ной ма­гии - толь­ко ил­лю­зия рас­стро­ен­но­го во­об­ра­же­ния, и лишь ра­бо­та на бла­го же­ны и де­тей, за­ко­но­пос­луш­ное на­коп­ле­ние де­нег, мик­ро­бы, те­ле­ви­зор и атом­ная бом­ба - ле­ги­тим­ные и оп­ре­де­ля­ющие ре­алии бы­тия. Нас­та­ют тя­же­лые и опас­ные вре­ме­на: пре­тен­дент пы­та­ет­ся адап­ти­ро­вать­ся к «ним», «окру­жа­ющим», уве­рен­ным в сво­ей пра­во­те, но они от­лич­но чув­с­т­ву­ют его из­ме­ну и, ру­ко­вод­с­т­ву­ясь «пра­ви­ла­ми гу­ман­нос­ти», в луч­шем слу­чае соз­да­ют вок­руг не­го мик­рок­ли­мат дру­же­люб­ной изо­ля­ции. Тог­да по­иск соб­с­т­вен­ных цен­нос­тей впол­не мо­жет при­нять фор­му бо­лез­нен­ной ин­т­ро­вер­сии, где вмес­то ис­ко­мо­го ин­ди­ви­ду­аль­но­го яд­ра пре­тен­дент на­хо­дит ха­ос, тьму и пус­ты­ню бес­по­кой­но­го оди­но­чес­т­ва. И здесь толь­ко бе­зус­лов­ное до­ве­рие к се­бе мо­жет спас­ти та­ко­го че­ло­ве­ка, до­ве­рие, ко­то­рое не­об­хо­ди­мо пес­то­вать, как ред­кий цве­ток, до­ве­рие, ко­то­рое жиз­нен­ные не­уда­чи и ка­тас­т­ро­фы ин­тел­лек­ту­аль­но­го по­ис­ка дол­ж­ны толь­ко усу­губ­лять. И тог­да свер­к­нет ис­к­ра по­те­рян­но­го му­жес­т­ва, и тог­да ис­ка­тель пой­мет, что так на­зы­ва­емое «бе­зу­мие» есть нор­маль­ное фун­к­ци­они­ро­ва­ние прин­ци­па фан­та­зии. Фран­цуз­с­кий фи­ло­соф Жак Ла­кан очень точ­но ска­зал: «На­до иметь же­лез­ное те­ло и сталь­ные нер­вы, что­бы ид­ти в бе­зу­мие». Это не аль­тер­на­ти­ва ра­цио, это от­к­ры­тие не­ве­ро­ят­ной мно­гоп­ла­но­вос­ти бы­тия и прос­тое уточ­не­ние сле­ду­юще­го пос­ту­ла­та: ра­ци­ональ­ная или бе­зум­ная трак­тов­ка ми­ро­во­го пей­за­жа в серь­ез­ной сте­пе­ни за­ви­сит от за­ко­нов соб­с­т­вен­но­го вос­п­ри­ятия и ком­би­на­то­ри­ки ор­га­нов чувств. Ло­ги­чес­кое тол­ко­ва­ние ми­роз­да­ния - обыч­ный ком­п­ро­мисс и по­пыт­ка при­ве­де­ния к мер­т­во­му «эспе­ран­то» са­мых раз­но­об­раз­ных ин­ди­ви­ду­аль­ных вос­п­ри­ятий. Поп­ро­бу­ем уви­деть и ус­лы­шать ка­чес­т­вен­но ина­че, поп­ро­бу­ем за­пус­тить зонд сно­ви­де­ния в мир здра­во­го смыс­ла, и мы по­лу­чим неч­то в та­ком ро­де: «Абсурд раз­рас­та­ет­ся, как фа­таль­ный жел­тоц­вет в чер­но­зе­ме сер­д­ца, моз­га и ощу­ще­ний. И пусть там вни­зу гла­го­лют о но­вых чу­де­сах - мы хо­тим ос­тать­ся в род­ном де­ли­ри­уме. Я хо­чу ид­ти к бе­зу­мию и его звез­дам, к его бе­лым лун­ным сол­н­цам, его да­ле­ко­му эху, его от­ры­вис­то­му лаю ру­мя­ных со­бак. Цве­ту­щие ос­т­ро­ва ок­ру­жа­ют ле­дя­ное озе­ро. Там пти­цы гнез­дят­ся в перь­ях вет­ра, и нед­виж­ная, зо­ло­тая жа­ба гры­зет угол прос­т­ран­с­т­ва, и клюв цап­ли ши­ро­ко рас­к­ры­ва­ет­ся в ра­дос­т­ное нич­то, и му­ха зас­ты­ва­ет в дро­жа­щем сол­неч­ном лу­че. В мяг­ком рас­ши­ре­нии соз­на­ния слы­шит­ся сла­бое тик-так спо­кой­ной смер­ти су­мас­шед­ших. Я слы­шу его, слы­шу от­чет­ли­во». Это не Рем­бо или Ан­д­ре Бре­тон, это срав­ни­тель­но тра­ди­ци­он­ный Эмиль Вер­харн, что до­ка­зы­ва­ет, как да­же ло­ги­чес­ки ус­той­чи­вый ав­тор под­да­ет­ся фас­ци­на­ции бе­зу­мия.

Почему мы нес­коль­ко за­дер­жа­лись на проб­ле­ма­ти­ке бе­зу­мия? По­то­му что вся­кое бе­зу­мие ме­та­фо­рич­но, как ме­та­фо­рич­ны по­эзия, фоль­к­лор и чер­ная фан­тас­ти­ка. Ме­та­фо­ра во­об­ще не­дос­туп­на ра­ци­ональ­но­му объ­яс­не­нию, ме­та­фо­ра - един­с­т­вен­ное чу­до, в су­щес­т­во­ва­нии ко­его сом­не­вать­ся не при­хо­дит­ся. Это за­ме­ча­тель­но вы­ра­зил Ор­те­га-и-Га­сет: «Ме­та­фора - ин­с­т­ру­мент, ко­то­рый бог ос­та­вил пос­ле сот­во­ре­ния в те­ле че­ло­ве­ка, по­доб­но то­му, как рас­се­ян­ный хи­рург за­бы­ва­ет скаль­пель в те­ле па­ци­ен­та. Ме­та­фо­ра - воз­мож­ность раз­ры­ва лю­бой це­пи, об­ва­ла лес­т­нич­ных сту­пе­нек, ржав­чи­на, ко­то­рая, как счи­та­ют ал­хи­ми­ки, при­да­ет мо­не­те под­лин­ную цен­ность, по­те­ря па­мя­ти, ри­ту­аль­ная смерть не­офи­та…» Ме­та­фора де­ла­ет воз­мож­ным пос­вя­ще­ние, ини­ци­ацию - мис­те­рию, то­таль­но уби­тую ев­ро­пей­с­ким по­зи­ти­виз­мом, хо­тя, ес­ли го­во­рить точ­нее, пер­вые уда­ры в этом нап­рав­ле­нии на­нес­ли Ре­фор­ма­ция и каль­ви­низм. Каль­вин счел ма­те­ри­аль­ное пре­ус­пе­яние хо­ро­шей га­ран­ти­ей бла­го­по­лу­чия в по­тус­то­рон­ней жиз­ни и ре­шил, что об­ра­ще­ние к бо­гу за по­мощью и со­ве­том - впол­не дос­той­ное де­ло, хо­тя это пол­ное ис­ка­же­ние смыс­ла мо­лит­вы. За по­мощью мож­но об­ра­щать­ся толь­ко к са­та­не, так как гос­подь бог луч­ше нас по­ни­ма­ет на­ши за­бо­ты и стрем­ле­ния. Рас­кол хрис­ти­ан­с­т­ва, пос­то­ян­ные спо­ры ка­са­тель­но ос­нов­ных те­оло­гу­мен, не­тер­пи­мое от­но­ше­ние к дру­гим ре­ли­ги­оз­ным док­т­ри­нам, аб­сур­д­ное де­ле­ние лю­дей на «пра­вед­ных» и «неп­ра­вед­ных», страх пе­ред жен­щи­ной в час­т­нос­ти и гре­хов­ным ес­тес­т­вом во­об­ще - все это при­ве­ло к прос­ве­ти­тель­с­ко­му ате­из­му, то есть к пок­ло­не­нию ве­ли­кой ма­те­ри - Ас­тар­те, Ки­бе­ле, Ге­ка­те.

Касательно пос­вя­ще­ния: в сис­те­ме дух - ду­ша - те­ло си­ту­ация ду­ши опас­на и му­чи­тель­на. Па­де­ние ду­ши, ее низ­вер­же­ние в ха­оти­чес­кую и пас­сив­ную эмо­ци­ональ­ность, в так на­зы­ва­емую «пси­хо­ма­те­рию» уг­ро­жа­ет сис­те­ме в це­лом: дух (пнев­ма) те­ря­ет ак­тив­ную ог­нен­ную сущ­ность, ста­но­вит­ся пос­луш­ным ин­с­т­ру­мен­том жен­с­ки ори­ен­ти­ро­ван­но­го те­ла, ра­зум­ной ра­ци­ональ­нос­тью. С дру­гой сто­ро­ны, ес­ли че­ло­век же­ла­ет «спас­тись» лю­бой це­ной и бо­роть­ся с «гре­хов­ным ес­тес­т­вом» лю­бы­ми спо­со­ба­ми, ду­ша ут­ра­чи­ва­ет свое маг­не­ти­чес­ки-свя­зу­ющее свой­с­т­во, дух «уле­ту­чи­ва­ет­ся в не­бо» (ком­п­лекс Ика­ра), а те­ло без­воз­в­рат­но гиб­нет в «гра­ви­та­ци­он­ном по­ле» ве­ли­кой ма­те­ри. Гар­мо­ни­чес­кое со­еди­не­ние трех ком­по­нен­тов сис­те­мы, или «фи­ло­соф­с­кое от­де­ле­ние» ду­ши от те­ла, или «ста­дия ан­д­ро­ги­на» - все это дос­ти­га­ет­ся толь­ко в му­чи­тель­ном про­цес­се пос­вя­ще­ния. Здесь не по­мо­гут ра­зум­ные оцен­ки, чте­ние книг, со­ве­ты гу­ру-ав­то­ри­те­та, здесь не­об­хо­ди­ма ме­та­фо­ри­чес­кая тран­с­фор­ма­ция.