Контр-адмирал Владимир Иванович Истомин. Литография В.Ф. Тимма. 1856 г. (РГБИ). С начала осады Севастополя командовал 4-й дистанцией оборонительной линии (Малахов курган, 1-й и 2-й бастионы). Во время первой бомбардировки 6 октября 1854 г. контужен в грудь и ранен в руку, 7 октября ранен камнями в голову, но не покинул позицию. «В воздаяние примерной храбрости и самоотвержения» награжден орденом Св. Георгия 3-й степени. 7 месяцев бесстрашно руководил обороной Корабельной стороны. 7 марта 1855 г. убит около Камчатского люнета прямым попаданием французского ядра в голову. Похоронен в склепе Владимирского собора в Севастополе. Именем Истомина названа бухта в Японском море на полуострове Корея.
Героем, спасшим Бирилева ценою собственной жизни, был матрос 30-го флотского экипажа Игнатий Владимирович Шевченко. Его подвиг стал широко известен. 20 августа 1874 г. в Николаеве по проекту художника М.О. Микешина установили памятник И.В. Шевченко — первый российский памятник нижнему чину. В 1902 году памятник перевезли в Севастополь и поставили напротив экипажных казарм на Корабельной стороне.
Ночью 28 февраля 1855 г. 80 матросов-охот- ников под командой лейтенанта Н.Я. Астапова и мичмана Н.И. Макшеева совершили вылазку из 3-го бастиона. Разогнав англичан и разрушив траншеи, они принесли на бастион 100 туров. Утром Макшеев с охотниками снова ходил под прикрытием лейтенанта Н.А. Бирилева в ту же траншею и принес еще 30 туров, которые вместе с прежними пошли на укрепление бастиона. Вылазка обошлась без потерь.
7 марта 1855 г. возле Камчатского люнета ядром оторвало голову начальнику 4-й дистанции контр-адмиралу Владимиру Ивановичу Истомину. «Оборона Севастополя потеряла в нем одного из своих главных деятелей, воодушевленного постоянно благородною энергией и геройской решительностью, — писал вице-адмирал П. С. Нахимов. — Твердость характера в самых тяжелых обстоятельствах, святое исполнение долга и неусыпная заботливость о подчиненных снискали ему общее уважение и непритворную скорбь о его смерти». Истомина похоронили в склепе Владимирского собора рядом с В.А. Корниловым и М.П. Лазаревым.
Как бы в отместку за смерть Истомина, возглавлявший оборону Корабельной стороны генерал-лейтенант С.А. Хрулев решил провести ночью с 10 на 11 марта крупную вылазку. Вместе с сухопутными войсками в ней планировалось участие трех партий охотников под общим командованием капитана 2 ранга Л.И. Будищева. Они должны были наступать с правого фланга пехоты через Доков овраг, вклиниваясь в интервал между французами и англичанами. Основной удар против середины 3-й параллели наносила партия мичмана Н.И. Макшеева — 30 матросов 40-го флотского экипажа и 4 роты волонтеров Греческого легиона. Слева от этой партии, обеспечивая связь с пехотой Хрулева, шли 64 матроса-штуцерника мичмана П.А. Завалишина, а справа двигалась партия лейтенанта Н.Я. Астапова — 60 матросов и 200 охотников 6-го резервного батальона Минского пехотного полка.
В темноте 9 пехотных батальонов Хрулева двумя колоннами неожиданно атаковали французов со стороны Камчатского люнета, расположенного впереди Малахова кургана. Опрокинув вражеские колонны, приготовившиеся к ночному штурму люнета, и заняв две траншеи, батальоны ворвались на французские батареи. Сопровождавшие пехоту 35-й и 44-й флотские батальоны тут же стали разрывать первую траншею. Но, «когда войска наши двинулись вперед, матросики моментально срыли все работы, и, не довольствуясь этим, любя искусство, пошли тоже в штыки, Будищев, ходивший одновременно в вылазку с 3 — го бастиона, подался влево и ударил в левый фланг французов — это нападение озадачило их и решило успех в нашу пользу» [69]. Партия мичмана Завалишина, зайдя по Докову оврагу в левый фланг и тыл французских траншей, открыла огонь и вынудила французов их очистить, чем помогла общему успеху вылазки. В то же время отряд мичмана Макшеева ворвался на английскую батарею № 8, а правофланговая партия лейтенанта Астапова выбила из траншей прикрытие противника.
Оборона Малахова кургана. Картина художника Г.Ф. Шукаева. 1856 г. (ВИМАИВиВС).
Одновременно с Будищевым, наступавшим от Камчатского люнета, с 3-го бастиона по Лабораторной балке двинулся лейтенант Н.А. Бирилев во главе 475 добровольцев из флотских экипажей, Охотского егерского полка и 6-го резервного батальона Волынского пехотного полка. В полной тишине они подошли к англичанам, обратившим все свое внимание на бой, завязанный Хрулевым и Будищевым. Появление Бирилева оказалось настолько неожиданным, что часовые приняли охотников за французов. Ударив в штыки, моряки и солдаты опрокинули прикрытие и рабочих, которые бросились к своим батареям, распространяя панику. Сметая роты разных британских полков, храбрецы Бирилева ворвались на батарею № 7, перебили прислугу, заклепали все орудия и мортиры, разрыли укрепления, захватили в плен инженерного капитана Монтага и 6 рядовых и взяли 70 кирок и 50 лопат. Затем, повернув влево, Бирилев ворвался на батарею № 8, соединившись с греками и моряками Макшеева и Астапова. В бою охотники уничтожили 8 вражеских офицеров и 78 солдат. Уже знакомый нам боцман Рыбаков взял в плен английского полковника Келли, за что получил бант к имевшемуся у него Знаку отличия Военного Ордена Св. Георгия. Потери охотников составили 2 офицера и 10 рядовых убитыми[70], 4 офицера и 60 матросов и солдат ранеными.
Во время этой вылазки отличился священник 45-го флотского экипажа иеромонах Иоанникий Савинов. Генерал-лейтенант С.А. Хрулев, представляя его к награде, свидетельствовал: «Когда отряд войск наших, состоящих из батальонов Камчатского егерского, Днепровского и Волынского пехотных полков, выбив неприятеля из ложементов впереди Камчатского люнета, бросился на ближайшие неприятельские подступы, но готов был уже уступить сильному натиску неприятеля, получавшего беспрестанно подкрепления, в то же время в самом тылу сражения иеромонах Иоанникий Савинов, в епитрахили, с вознесенным крестом появился в рядах сражавшихся и торжественным и звонким пением тропаря: „Спаси, Господи, люди Твое… победы Благословенному Императору нашему на сопротивные даруя…“, одушевил войска, которые бросились на врага и овладели первою, второю и третьею линиями его траншей; затем иеромонах Иоанникий Савинов, движимый чувством христианского милосердия, обратил все свое внимание на французских раненых и подавал им помощь; наконец, по приглашению командовавшего отрядом, несмотря на сильный неприятельский огонь, обошел траншеи, занятые левым нашим флангом и передал войскам приказание покинуть неприятельские траншеи и возвращаться; во время же этих действий на иеромонахе Иоанникии Савинове ударом штыка разорваны рукав рясы и епитрахиль, а ударам пули отбита нижняя часть креста, бывшего в руке иеромонаха, который при этом был контужен»[71]. По представлению Хрулева император 15 мая 1855 г. наградил иеромонаха Савинова орденом Св. Георгия 4-й степени. Он стал единственным военным священником, удостоенным этой награды за оборону Севастополя. Но, к сожалению, православный герой так и не успел получить свой боевой орден. Во время ночного боя 26/27 мая за Камчатский люнет Иоанникий Савинов с крестом в руке возглавил батальон, пытавшийся выбить французов из укрепления. Храбрый иеромонах 45-го флотского экипажа был тяжело ранен пулей в правую голень. Через 3 дня ему ампутировали ногу, а 9 июня он умер, до конца выполнив свой военный и пастырский долг.
Знак отличия Военного Ордена Св. Георгия 4-й степени, врученный боцманмату 39-го флотского экипажа Антону Харину «в награду отличий, оказанных при отражении 6 июня 1855 года неприятельского штурма во время бывшей обороны Севастополя». (Из частной коллекции).
Георгиевские кавалеры Черноморского флота — герои обороны Севастополя. Литографии 1856 г. (РГБИ).
26 марта 1855 г. П.С. Нахимов, назначенный с 2 марта военным губернатором Севастополя и командиром порта, был произведен в адмиралы. В связи с этим он 12 апреля обратился к защитникам города с благодарностью за героическую службу. В своем приказе Нахимов писал: «Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного нам Севастополя и флота; я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию; на бастионах Севастополя мы не забыли морского дела, а только укрепили одушевление и дисциплину, всегда украшавшие черноморских моряков». Вскоре морякам на деле пришлось оправдывать доверие своего командира. С 28 марта по 6 апреля 1855 г. союзники предприняли вторую бомбардировку Севастополя, обрушивая ежедневно на защитников города тысячи снарядов. В первые же два дня убитыми и ранеными моряки потеряли 19 офицеров и 362 матроса. Но каждый раз они мужественно выдерживали огонь, восстанавливали укрепления, обстреливали врага. «Жаль только, что немного осталось этих молодцов — матросов; скоро всех разберут на батареи, — писал 6 апреля родным лейтенант П.И. Лесли, служивший в 35-м флотском батальоне. — В нашем батальоне осталось по сегодняшний день 128 человек[72]; и эти-то мученики не имеют ни минуты покоя: днем они разносят обеды и ужины по всем батареям, где только находятся наши люди, т. е. нашего экипажа, а вечером идут на работу на батарею, потому что наши матросы необходимы в подобных работах»[73]. В конце концов, выпустив за 10 дней по городу 166 тысяч снарядов, но так и не добившись успеха, союзники и на этот раз не решились на штурм. Вплоть до мая они ограничивались земляными осадными работами.
Адмирал Павел Степанович Нахимов на севастопольском бастионе. Литография no рисунку с натуры В.Ф. Тимма. 1855 г. (РГБИ).
Эполеты вице-адмирала, принадлежавшие Н.С. Нахимову. (Центральный музей Черноморского флота). Эти эполеты П.С. Нахимов носил с октября 1852 г. по апрель 1855 г. В них он одержал победу при Синопе и провел большую часть обороны Севастополя. 26 марта 1855 г. П.С. Нахимов был произведен в адмиралы.
В свою очередь защитники города, мужественно выдержав вторую бомбардировку, снова перешли к вылазкам. Уже 7 апреля они предприняли вылазку из 3-го бастиона, в которой участвовали моряки-охотники капитан-лейтенанта Н.Я. Астапова. Внезапным штыковым ударом отряд выбил англичан из ложемента № 12. Во время вылазки 2 флотских офицера получили ранения. 24 апреля с 3-го бастиона ночную вылазку совершила сотня моряков и солдат под командой мичмана Н.И. Макшеева. «Наши ворвались в неприятельские траншеи и начали там хозяйничать, — сообщал в письме домой лейтенант П.И. Лесли, — взяли в плен 1 английского капитана и 5 человек рядовых; с нашей стороны потеря самая незначительная, кажется 2 человека убитых и раненых около 10. Англичанам досталось порядком на орехи, потому что с отступлением наших батареи открыли страшный батальный огонь бомбами, а вероятно вследствие шуму к ним шло из лагеря подкрепление, а туда-то и был направлен артиллерийский огонь» [74].
Наконец, собравшись с силами, союзники 25 мая в третий раз начали бомбардировку Севастополя. 541 орудие обрушило тысячи снарядов на русские укрепления. В первый же день бомбардировки погибли 3 морских офицера и 32 матроса, 12 офицеров получили раны и контузии, 161 нижний чин был ранен и 304 контужены.
Вечером 26 мая, разгромив бастионы, французы двинулись на штурм Корабельной стороны. Несколько раз укрепления переходили из рук в руки. В конце концов, после упорного боя французам удалось занять выдвинутый впереди Малахова кургана Камчатский люнет, а также расположенные над Килен-балкой передовые Селенгинский и Волынский редуты. Находившийся во время штурма на Камчатском люнете П.С. Нахимов собрал вокруг себя солдат и матросов и штыками пробился сквозь уже окружавших его французов к Малахову кургану. Покидая укрепления, морские комендоры заклепали все орудия. При отражении штурма 12 морских офицеров и 85 матросов погибли, 38 офицеров получили раны и контузии, 286 нижних чинов были ранены и 237 контужены.
Союзники сразу же стали закрепляться в отвоеванных укреплениях, продолжая до 30 мая усиленно бомбардировать Севастополь. За 6 дней по городу они выпустили 90 тысяч снарядов. Всего за время третьей бомбардировки с 25 по 30 мая 1855 г. погибли 18 морских офицеров и 184 матроса, 78 офицеров получили раны и контузии, 793 нижних чина были ранены и 918 контужены. Из последних почти половина осталась в строю.
После приступа 26 мая и третьей бомбардировки французы смогли занять рубежи, необходимые для штурма бастионов Корабельной стороны. Но триумф их нового главнокомандующего генерала Пелисье омрачался потерей около 6 тысяч человек. «Я восхищен мужеством своих войск, — писал император Наполеон III генералу, — но считаю, что даже решающее сражение за Крым не должно стоить нам стольких жизней». Однако энергичный Пелисье, мечтавший о маршальском жезле, был совершенно уверен в предстоящем успехе, ради которого не собирался считаться с жертвами. Он запланировал взять Севастополь 6(18) июня — в 40-ю годовщину сражения при Ватерлоо.
Оборонительная башня на Малаховом кургане. Сентябрь 1855 г. Фотография английского художника Джеймса Робертсона. (Фототипия 1893 г. из коллекции П.В. Хорошилова). Верхний ярус башни был снесен артиллерией союзников еще при первой бомбардировке Севастополя. Нижний же служил укрытием для защитников бастиона. Здесь располагался пороховой погреб, перевязочный пункт, походная церковь, а также штаб командующего 4-й дистанцией контр-адмирала В.И. Истомина. После взятия Малахова кургана французы установили на башне оптический телеграф с домиком для телеграфистов.
На рассвете 5 июня 1855 г. началась четвертая бомбардировка Севастополя. В этот длинный день 4 офицера, 72 унтер-офицера и матроса погибли, 12 офицеров получили раны и контузии, 257 нижних чинов были ранены и 214 контужены. После того, как осадная артиллерия обрушила на город более 50 тысяч снарядов, в 3 часа утра 6 июня три французские дивизии бросились на штурм 1-го и 2-го бастионов и Малахова кургана. Но защитники, успевшие за ночь восстановить разрушенные укрепления, встретили противника ураганным огнем. Трижды французы бросались на приступ, но каждый раз, неся колоссальные потери, откатывались в балки и овраги. Вслед за французами, уже видя их первую неудачу, двинулись на штурм 3-го бастиона две британские дивизии. В этой атаке участвовали и английские моряки. Впереди пехоты шли 60 матросов с 10 штурмовыми лестницами. Практически все они погибли. Командовавший моряками 17-летний гардемарин Эвелин Вуд чудом уцелел, получив при штурме три раны[75]. Так и не пробившись сквозь «бурю картечи », англичане, совершив, по их выражению, «долгий, кровавый путь», с огромным уроном отступили на исходные рубежи. К 7 часам утра штурм везде потерпел неудачу[76]. Все пространство перед бастионами было завалено трупами врагов. С русской стороны в этот день погибли 2 морских офицера и 37 матросов, 8 офицеров получили раны и контузии, 187 нижних чинов были ранены и 149 контужены. Почти половина раненых и контуженых моряков после перевязки вернулась в строй, ожидая нового приступа.
Неудачный и кровопролитный штурм произвел тяжелое впечатление на союзников. Вместо долгожданного триумфа они потеряли более 5 тысяч человек, утратив надежду на скорое завершение кампании. Снова начались активные земляные работы для постепенного сближения с русскими редутами, в том числе подведение минных галерей. Используя свое превосходство в снарядах, союзники постоянно осыпали бастионы не только артиллерийским, но и штуцерным огнем. 28 июня 1855 г. на Малаховом кургане во время осмотра Корниловского бастиона был ранен штуцерной пулей в висок адмирал П.С. Нахимов. Храбрый руководитель обороны Севастополя скончался через два дня. Тело адмирала похоронили в склепе Владимирского собора рядом с М.П. Лазаревым, В.А. Корниловым и В.И. Истоминым. Эта смерть произвела сильное впечатление на гарнизон. Погиб любимый моряками флотоводец, являвшийся все эти месяцы душой обороны. «Со смертью его, — писал Э.И. Тотлебен, — все от генерала до солдата почувствовали, что не стало человека, при котором падение Севастополя было невозможно».
Переход русских войск с Южной на Северную сторону Севастополя ночью 27/28 августа 1855 г. Французская литография no картине E. Жерара. (Музей героической обороны и освобождения Севастополя).
На рассвете 5 августа 1855 г. союзники начали пятую бомбардировку Севастополя. Главный удар обрушился на Корабельную сторону и 4-й бастион. За 4 дня осадные батареи выпустили свыше 56 тысяч снарядов. В дальнейшем интенсивность обстрела снизилась. Тем не менее, с 9 по 24 августа союзники выпустили еще свыше 130 тысяч снарядов. Под прикрытием массированного огня противник быстро соединял свои траншеи и параллели и вплотную приблизился к бастионам Корабельной стороны. Для руководителей обороны стало ясным, что при очередном штурме город может не устоять. Поэтому к 15 августа через рейд построили плавучий мост, по которому на Северную сторону стали вывозить запасы имущества, штабы, канцелярии, архивы. При необходимости по мосту предполагалось эвакуировать войска с Южной стороны.
К 22 августа французы находились уже в 60 шагах от Малахова кургана, 2-го, 4-го и 5-го бастионов. Тем не менее, Пелисье, наученный горьким опытом предыдущего штурма, предпочел собрать военный совет. На нем генералы единогласно высказались за новый приступ. В 5 часов утра 24 августа 698 орудий союзников начали шестую бомбардировку Севастополя, выпустив за три дня по городу и бастионам более 140 тысяч снарядов. Под прикрытием этого убийственного огня французы сапами подошли на 40 шагов к русским укреплениям, превращенным в груды обгорелых развалин.
В 8 часов утра 27 августа французы взорвали на расстоянии 20 метров от контр-эскарпа Малахова кургана подземные мины, в результате чего часть бруствера обвалилась в ров. В полдень солдаты 1-го полка зуавов и 7-го линейного полка неожиданно выскочили из передовых траншей, с громким криком «Vive l’empereur!» пересекли открытое пространство и почти без выстрелов вбежали на разрушенный бруствер. После жестокого рукопашного боя французам удалось закрепиться внутри Корниловского бастиона, а также обойти его с левого фаса. Отрезанные 40 солдат Модлинского пехотного полка и горсть моряков-комендоров, возглавляемых флотскими кондукторами Венецким и Дубининым, заперлись в каменной оборонительной башне, продолжая отстреливаться через амбразуры.
Одновременно со штурмом Малахова кургана французы атаковали 2-й бастион. В течение трех часов защитники мужественно отбили пять приступов, чему способствовали пароходо-фрегаты «Владимир», «Херсонес» и «Одесса», занявшие позицию в Килен-бухте и осыпавшие французов с фланга бомбами и картечью. К 14 часам также удалось отбить три приступа англичан на 3-й бастион. После этого французы начали штурм укреплений Городской стороны. Но предпринятые в течение часа две атаки на 5-й бастион и редут Шварца также потерпели неудачу.
Фуражка офицера 29-го флотского экипажа с высочайше пожалованным 22 сентября 1855 г. знакам отличия «За Севастополь с 13 сентября 1854 г. по 27 августа 1855 г.». 1856–1857 гг. (ЦВММ).
Таким образом, к 15 часам штурм был отражен по всей линии обороны с большими потерями для союзников. Лишь на Малаховой кургане продолжался упорный бой за Корниловский бастион. Противников разделяла узкая горжа, заваленная грудой трупов. Ни русским, ни французам не удавалось прорваться через нее. Так и не добившись успеха, руководивший обороной Севастополя князь М.Д. Горчаков к 17 часам прекратил контратаки. Лишь в каменной башне все еще продолжали отстреливаться солдаты и моряки. Французы попытались выкурить их, запалив кучу фашин. Но потом, испугавшись взрыва порохового погреба, они погасили пламя и стали бросать в башню гранаты. В конце концов, израсходовав все патроны, защитники башни вынуждены были сдаться.
Итак, потеряв около 10 тысяч человек, союзники овладели Малаховым курганом, доминировавшим над всеми укреплениями Севастополя. В связи с этим князь М.Д. Горчаков решил оставить Южную сторону. В 19 часов под надзором саперов и моряков началась эвакуация гарнизона через рейд по мосту, а также на судах. После перехода основной части войск на Северную сторону остававшиеся еще на бастионах партии моряков, саперов и артиллеристов приступили к подрыву батарей и пороховых погребов. На рейде в это время затопили 6 кораблей, 1 фрегат, 1 корвет и 7 бригов. Союзники не преследовали отступающий гарнизон. «Враги видели, что что-то необычное творилось в грозном Севастополе, — писал граф Л. Н. Толстой. — Взрывы эти и мертвое молчание на бастионах заставляли их содрогаться; но они не смели верить еще под влиянием сильного, спокойного отпора дня, чтоб исчез их непоколебимый враг, и молча, не шевелясь, с трепетом ожидали конца мрачной ночи». На рассвете 28 августа был разведен мост через Южную бухту, а в 8 часов утра вслед за последними защитниками развели мост через рейд. Героическая оборона Севастополя завершилась.
В течение 349 дней защитники Севастополя отражали штурмы, строили и чинили укрепления, совершали контратаки, вели минную войну. Моряки везде действовали умело и отважно. Но из 28 тысяч человек, встретивших врага на бастионах в октябре 1854 г., к концу осады уцелело меньше трети. По официальным данным погибли и умерли от ран 3 адмирала, 19 штаб- и 87 обер-офицеров, 3 776 нижних чинов. Раны и контузии получили 3 адмирала, 94 штаб- и 636 обер-офицеров, 13 094 нижних чина. Но и эти трагические цифры не являются окончательными. Так, к настоящему времени севастопольским исследователем П.М. Ляшуком установлены имена 155 погибших морских офицеров.
«К концу обороны Севастополя не много моряков уцелело на батареях, — вспоминал полковник П.К. Меньков, — но зато весело было смотреть на эти дивные обломки Черноморского флота. Уцелевшие на батареях моряки по преимуществу были комендоры при орудиях … Белая рубашка… Георгиевский крест на груди… Отвага, доблесть и удаль, соединенные с гордым сознанием собственного дела и совершенным презрением смерти, бесспорно давали им первое место в ряду славных защитников Севастополя» [77].
Серебряная медаль «За защиту Севастополя». (Из частной коллекции). Такими медалями на георгиевской ленте наградили всех моряков, участвовавших в обороне Севастополя.
Юнги черноморских флотских экипажей — участники обороны Севастополя. Литография В. Ф. Тимма. 1856 г. (РГБИ). На груди юных героев видны серебряные медали «За защиту Севастополя».
После оставления Севастополя моряки собрались в 5 верстах от города в Бельбекской долине, где расположились на биваках. Вскоре половину флотских экипажей отправили пешим порядком в Николаев. 3 сентября они тронулись в путь и 19 сентября пришли в город без дневок. По дороге экипажи догнал Александр II. «Мы остановились, — вспоминал лейтенант П.И. Лесли, — государь, поздоровавшись с матросами, благодарил их за службу, сказал очень много любезного и приказал вести нас на квартиры. После него приехал к нам генерал-адмирал (Великий князь Константин Николаевич), который тоже, обходя фронт, разговаривал с матросами, расспрашивал кто где полуxил Георгия. Какой странный вид имели матросы, это просто хохот! Кто с французским ружьем, кто с английским, у кого бутылка вместо манерки; одним словом, это была толпа кочующих цыган. Сзади на телегах следовали матросские жены с детьми: решительно какое-нибудь селение кочующей орды. Но оно иначе и быть не могло, потому что матросы с бастиона ушли, в чем они там были».
Непритязательный внешний вид моряков не смутил Александра II. Их массовый героизм император отметил не только многими орденами и знаками, но и коллективными боевыми наградами. 26 ноября 1856 г. всем 17 черноморским флотским экипажам (№ 29-45-го) государь пожаловал Георгиевские знаменные флаги с надписью «За оборону Севастополя с 13-го сентября1854года по 27-е августа 1855 года». Одновременно изображение Св. Георгия он велел поместить на стеньговых флагах, брейд-вымпелах и вымпелах тех судов, команды которых будут укомплектованы чинами этих экипажей. Кроме того, 22 сентября 1855 г. на головных уборах моряков тех же экипажей установили знаки отличия в виде латунной ленточки с надписью «За Севастополь с 13 сентября 1854 г. по 27 августа1855 г.». Сначала такие ленточки предполагалось носить на киверах. Но в связи с их отменой 2 декабря 1855 г. ленты поместили на тульи заменивших кивера фуражек с козырьком. Однако 19 июня 1857 г. вместо фуражек для матросов ввели круглые шляпы. В результате на два десятилетия о боевых знаках отличия фактически забыли. Лишь 20 мая 1887 г., «чтобы восстановить память о заслуженных прежними черноморскими экипажами отличиях надписями на киверах», матросам экипажей Черноморского флота Александр III пожаловал на бескозырки георгиевские ленточки[78]. Кроме того, поскольку осенью 1855 г. в Астрахань с Черного моря были переведены 33-й (переименованный 20 апреля 1856 г. в 44-й) и 45-й флотские экипажи, то в тех же целях георгиевские ленточки 16 ноября 1887 г. пожаловали и их преемнику — Каспийскому экипажу[79].
Георгиевский знаменный флаг, пожалованный одному из черноморских флотских экипажей 26 ноября 1855 г. за оборону Севастополя. (Центральный музей Черноморского флота).
Серебряная медаль в память 50-летия защиты Севастополя. (Музейная копия из частной коллекции). Такими медалями на георгиевской ленте наградили всех ветеранов 349-дневной обороны Севастополя. В 1903–1904 гг. на Санкт-Петербургском монетном дворе отчеканили 9 тысяч медалей — примерно столько ветеранов еще оставалось в живых. Для сравнения в 1855–1856 гг. отчеканили более 253 тысяч медалей «За защиту Севастополя».
Не остались без высочайшего внимания и сами ветераны Севастопольской обороны. 16 октября 1879 г. в честь 25-й годовщины первой бомбардировки Александр II велел всем адмиралам и морским офицерам, «бывшим в Севастополе во время первого бомбардирования 5-го октября 1854 года и находящимся ныне в военной службе, производить, пока они будут продолжать таковую, добавочное содержание в размере годового оклада жалованья по тем чинам, в коих они состояли в день бомбардирования »[80]. Через 5 лет, 26 февраля 1885 г. Александр III сделал эти выплаты пожизненными[81].
Героическая оборона Петропавловска 18–24 августа 1854 г.
Библиография и источники.
Защитники Отечества. Героическая оборона Петропавловска-Камчатского в 1854 году. Сборник официальных документов, воспоминаний, статей и писем. Петропавловск-Камчатский, 1989. Морской сборник. 1855. № 1. С. 87–107.
Степанов А.А. Петропавловская оборона. Хабаровск, 1954.
РГА ВМФ. Ф. 283. Оп. 2. Д. 3003; Оп. 3. Д. 4592, 5510.
В ходе Восточной войны русским морякам довелось встретиться на поле боя не только с сухопутными частями союзников, но и с французской и британской морской пехотой. Враг надолго запомнил «печальный день 4-го сентября 1854 года» [82], который общественное мнение Франции «назвало поражением, постыдным для чести флага», а в Англии и вовсе «пятном, неизгладимым в истории »[83]. Этот первый бой русских моряков с союзниками, удививший Европу и Америку, произошел не в Крыму под Севастополем, а на противоположной окраине Российской империи — на далекой Камчатке, считавшейся в то время настоящей terra incognita.
Вид Петропавловского порта на Камчатке с Сигнального мыса. Тонолитография. 1856 г. (РГБ).
Боевые действия на Тихом океане в 1854–1855 гг. имели свою региональную специфику. Амурский край и Приморье были едва обжиты, да и то в основном благодаря Российско-Американской компании, поддерживавшей через Сибирь торговые контакты со своими колониями на Аляске, Алеутских и Курильских островах. Географическая удаленность и богатые природные ресурсы позволяли компании успешно вести дела, не вступая в конфликт с американскими и английскими коммерсантами. Но назначенный в 1847 году генерал-губернатором Восточной Сибири H.Н. Муравьев считал, что в дальнейшем для надежной защиты торговых интересов необходимо обеспечить военное присутствие России на Тихом океане. В этом деле он нашел верного союзника в лице правителя фактории Российско-Американской компании и Аянского порта капитана 2 ранга В.С. Завойко. Для военного обеспечения плавания русских судов по Охотскому и Беринговому морям, а также для борьбы с иностранными браконьерами особое значение приобретал Петропавловск с его удобной гаванью в Авачинской губе. Еще в 1827 году английский командор Ф. Бичи писал: «Если северная часть Тихого океана станет ареной активных боевых действий, Петропавловск несомненно приобретет огромную значимость. В настоящее время он практически незащищен, но малое количество пушек, расставленных с умом, могут эффективно оборонять гавань» [84]. Схожих взглядов придерживались Муравьев и Завойко. Посетив Камчатку, Муравьев писал: «Я много видел портов в России и в Европе, но ничего подобного Авачинской губе не встречал». Генерал-губернатор сразу оценил стратегическое значение Петропавловска. «Если бы стала в устье Амура русская крепость, равно как и в Петропавловском порте на Камчатке, — докладывал Муравьев императору 15 февраля 1849 г., - и между ними ходила флотилия, а для вящей предосторожности, чтоб в крепостях этих и на флотилии гарнизоны, экипаж и начальство доставляемы были из внутри России, то этими небольшими средствами на вечные времена было бы обеспечено для России владение Сибирью и всеми неисчерпаемыми ее богатствами».