Процесс сокращения рабочих мест в Тольятти продолжается уже 8 лет, после прихода в число собственников АВТОВАЗа концерна Renault-Nissan.




… В пресс-центре АВТОВАЗа отметили: «Никаких сокращений персонала на АВТОВАЗе нет и не планируется.

БМ: В свое время, когда я была молодая и когда на заводе работала, там на штамповке, и я просто не могла своему мастеру доказать, что то, что он заставляет делать, нельзя делать. И от злости расплакалась. Сидела, плакала. Заходит какой-то мужик, слушал, что мы говорим с мастером. И он говорит: "Женщина, вы неправы". А я эмоциональный человек, я встала, говорю: "Сейчас вот у.бу тебе телефоном вот этим. И посмотрим, кто из нас прав". – Ну, я тогда так разговаривала. Махнул рукой, ушел. — А на другой день я зашла за чем-то к начальнику цеха, смотрю, он там, за соседним столом сидит. Я говорю: это кто? — он: зам мой. Я к нему подошла, мне, конечно, неудобно стало. Я ему говорю: здравствуйте (кстати, мужчина просто замечательным оказался, как мы ближе познакомились). Я говорю: я вчера вас телефоном обещала приласкать, — он: да ладно, я понял, что ты в эмоциях была. Ну спасибо, что поняли.

С той поры я поняла, что иначе надо к делу подходить. Нельзя до такого опускаться, когда ты потом вынужден извиняться за свои действия.

Это как раз девяностые годы были, начало. я была лидером в профсоюзе АСМ [официальный профсоюз. – Ред. ], в управкоме.

У нас, не поверишь, тогда пропуска на руках оставались, это прямо самое начало 90-х, и тогда же возник профсоюз «Единство». Но это все мимо меня, потому что я не знала, что иначе можно подходить к вопросу. Пропуска давали на руки, они оставались, мы приходили на работу и никуда не сдавали их. Норму сделал — можешь бежать домой. И мы делали. Вставляли в счетчики перемычки, это счетчики, сколько вот раз ударишь, сколько деталей получается. Например надо было четыре тысячи деталей. То есть можно было за 15 минут сделать, просто перемычку врубаешь, накрутил счетчик, и все. А то, что деталей нет, никого не интересовало это. Не, мы старались относительно честно работать, то есть... И убегали домой. Со временем этот бардак надоел. Я говорю: так нельзя работать. Вот понимаешь, совесть рабочая. Нас при Славе Капэсэс приучили работать добросовестно, с отдачей полной. Как у меня подружка, активистка наша такая ярая, охраной труда прессового занималась...

Работает?

— Нет, она на заслуженной пенсии, ей через несколько месяцев будет 55, она уже на пенсию совсем. Сейчас возглавляет ТСЖ, и говорят там, ее не хотят с работы отпускать, жители сами, настолько ей доверяют. Один из наших активных лидеров до сих пор.

Но ты на интересном моменте закончила: вот, год вы накручивали счетчик. А потом что — перестали, что ли?

— Да. Не год мы накручивали, это длилось еще десятилетие. Ппонимаешь, люди привыкают к бардаку, привыкают к тому, что можно уворовать, что-то вынести, в том числе и не делать, не производить какой-то продукт, но получать за это деньги. Это развращает людей. Так же как 70 лет правления коммунистов развратили людей. Которые надеялись на то, что им кто-то даст, кто-то за них сделает. Не надо ничего самому делать. Ты придешь в партком, пожалуешься на начальника; ты придешь в местком, пожалуешься на начальника; ты придешь еще куда-то, куда угодно, напишешь письмо в газету или "Крокодил", и все придет в норму.

— Но сейчас-то вырастают новые, которые не были развращены.

— Но мамы и папы жили. Которые до сих пор еще говорят: осторожнее. Зачем тебе это надо. Не связывайся. Не делай. Понимаешь? От этого идет. Оно же поколениями, как гены, передается из поколения в поколение. У нас, к сожалению, прививки так и нету пока. Прививка нужна. Как от болезни. От этого страха.

Я вот например работаю у себя в подвале, и понимаю, что должно быть по-другому. Потому что очень опасная работа. Там движутся транспортеры, люди под них лезут, потому что иначе нельзя. Остановить его невозможно, но убираться под ним надо, и они лезут с головой туда. И самое интересное — он работает, наклонившись, а там например такая острая деталь — она попадает куда-нибудь, и весь транспортер может вот так неожиданно вывернуться. Раз по лицу.

— Бывало?

— Я не знаю. Говорят, и палец придавливало, между этими колесиками попадало. Много чего там было. Да, опасно. Но я молчу. Потому что если я сейчас... То, что люди делают, они не обязаны делать. Но если я сейчас начну дергать и писать, чтобы сделали как должно быть, этих людей уволят просто. Потому что обязанность транспортерщика — не таскать эти детали, не собирать эти отходы. Но вынужден он, потому что начальство приходит, говорит: надо убирать. Представляешь, сколько отходов валяется. Они не должны валяться. Они падают с транспортера на пол, почему? Потому что у нас везде либо дыры, либо неправильно устроены лотки, там переделать все надо. Там, например, на...рке(?) страшные [Анна, поправь, пожалуйста] нормативы, от столба до транспортера метр, не меньше. А там несколько сантиметров, человек между ними пролезает, протискивается, во время движения...

— Ты говоришь, если ты начнешь писать — кого уволят? Тех, кто сейчас работает на транспортерах?

— Да, уволят тех, кто следит за этими транспортерами и убирает. Потому что там достаточно одного человека в смену. А работают по трое. Но именно для того, чтобы убирать вот эти отходы. И если я сейчас напишу, что мы не должны этого делать, не обязаны, либо доплачивайте, и модернизируйте весь подвал — то есть остановить производство надо.

— То есть приходится еще между интересами людей, которые работают...

— Да; поэтому я молчу, грубо говоря, не воняю, и не пишу никуда, их поувольняют, потому что обязанности есть, они прописаны. Либо их вменят просто в обязанность, они не будут дополнительные средства нам платить. Либо они просто внесут их в инструкцию, а люди распишутся, я-то одна чего сделаю. И как бы закрепят за нами это. А тут нужны действия коллектива, например, должны люди понять, что это подписывать не надо, но чтобы это понять, они должны знать, а когда им говоришь, они же не слушают. Я работаю с 12-го года с ними, и только вот через 5 лет они меня стали слышать, даже женщина одна с мужем своим вступила в профсоюз наш. А ведь все остальные — че ни возьми, они все ко мне идут! вот — женщина, которая в подвале — «для того чтоб проконсультироваться». Я однажды говорю: Насть, че ты ко мне пришла. У тебя там рядом профгрупорг твой сидит. Готовый председатель профсоюза, который может запросто стать председателем профкома. Почему ко мне-то? Ой, Анна Ильинишна, вы такая грамотная. А эта, выходит, дура, что ли, у тебя? А че ж вы ее выбрали-то? — Ну зачем вы так... она хорошая женщина. Но ты же к профсоюзнику пришла. Ты знаешь, что я возглавляю профсоюз. Идешь ко мне. Но я же к тебе отношения никакого не имею. Но ты ко мне идешь. А че не вступаешь тогда? — К вам нельзя вступать, нас накажут за это.

К вам нельзя вступать. — А прийти на консультацию ко мне можно. То есть — вступить это заразно, и вдруг я заболею там чем-нибудь, какой-нибудь заразой, которая на путь не тот тебя наставит. А вот прийти проконсультироваться и какие-то знания от меня получить и потом себя защитить или еще что-то сделать — оказывается, это можно. Они вот когда период... сейчас идет этот... вот, вручают уведомления о сокращении. Идут все. Кого это касается. Неважно, мастер это, слесарь. Который тыкал в меня когда-то пальцем, плевался вслед. Приходят. Звонят.

— Сокращаться не хотят.

— Конечно. А консультацию получить больше не у кого. Потому что тот профсоюз с пот-ро-ха-ми всех подписал и сдал. Всех увольняйте. Ну я, как могу, конечно, помогаю, невзирая на то, что человек не состоит в нашем профсоюзе, конечно, проконсультирую, конечно, помогу письмо написать. Конечно, я узнаю у него всё. То есть если... потому что я могу в рамках закона только защитить. По большому счету надо вообще забастовку — прямо вот такую, на весь завод объявить. И жестко остановить завод. И тогда потребовать остановить вот эти сокращения. Потому что я тебе наверное говорила? Они сейчас, в период сокращения набирают людей. По срочным договорам, причем набирают только с других областей, — а наших, вазовских, бывших вазовских не берут. Даже на два месяца. Не берут.

— Слушай, можно обойтись без сокращений?

— Можно. Уже давно пора остановить эти сокращения. Потому что... сейчас зачем берут людей с улицы? Потому что настолько сократили уже, в некоторых местах там просто некому работать. Технологический процесс нормально выполнить уже нельзя.

— А вот твоих трех, которые втроем (транспортер) обслуживают. Вот, ты стала эффективный менеджер. У тебя есть все задатки для этого. Тебе б сказали: слушай, сделай нам чтоб нормально уже все работало. Тебе б пришлось этих трех сократить. Одного оставить.

— Я бы не стала этого делать. Потому что при любом раскладе надо весь подвал переделать. Потому что... ведь этот металл так много и каждый день падает на пол, что в конце концов там невозможно будет просто к прессам там подойти в местах, где этот транспортер. Потому что накопится столько... Поэтому надо сначала... Все дырки зашпаклевать. Переделать все лотки. Переделать всё там. Все, что возможно. И только потом увольнять людей.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-12-29 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: