REISE DURCH RUSSLAND NACH DEM KAUKASISCHEN ISTHMUS IN DEN JAHREN 1836, 1837 UND 1838




...В обязанность народных собраний входит регламентировать внутренние дела, и поэтому они являются единственными отправителями правосудия. Они разбирают все споры между отдельными черкесами, и каждый должен подчиняться их решению.

В то время, когда Скафи — генуэзец — жил семь лет у западных черкесов, такие народные собрания еще не имели веса, и отдельные черкесы, заявив об этом заранее, могли не подчиняться приговору. Тогда судили и рядили кланы, к которым принадлежали обе стороны. Таким образом, снова вызывалась вражда, длившаяся в течение столетий, о которой говорят более ранние путешественники.

Теперь, когда всем этим кланам угрожает общая опасность от нападения русских, черкесы, наконец, поняли, как вредит подобная вражда общему благу, и любой спор, по крайней мере у западных черкесов, улаживается по решению народного собрания. Оно разбирает также все уголовные дела и только оно одно устанавливает меру наказания. [586] Убийство и нарушение супружеской верности являются единственными преступлениями, наказания за которые передаются в те семьи, в которых они были совершены. Если мы рассмотрим теперь по порядку отдельные случаи, подлежащие расследованию на подобных собраниях, и начнем при этом с самых важных, например, с убийства, то мы увидим, что эти дела рассматриваются настолько по совести, насколько это возможно только у нас.

На западном Кавказе наказывает убийцу только собрание, в то время как на востоке мстит за убийство семья убитого.

Присяжные садятся вокруг места суда и, ознакомившись с обстоятельствами дела, после того, как один из председателей сделал доклад, они требуют от народного собрания сообщить то, что до сих пор не было известно. Как только они приходят к соглашению по поводу того, было ли убийство преднамеренным или смерть произошла от случайного стечения обстоятельств, назначается мера наказания. В первом случае убийца должен заплатить штраф в размере стоимости двухсот быков, другой скотины или рабами, так как одному человеку очень редко удается заплатить такую значительную сумму, то его семья и клан, к которому он принадлежит, обязаны пополнить недостающую сумму из своих средств. Клан еще прежде решает между собой, принимают ли они на себя платеж за преступника или нет. Если же в последнем случае преступник не в состоянии заплатить цену крови, то он или передается семье убитого, или его бросают в море. В первом случае семье убитого предоставляется возможность сделать с преступником все, что она хочет, и его или убивают, или продают как раба. В некоторых западных областях наказывает преступника клан, к которому он принадлежит. Если же убийство произошло не по вине убийцы, то он должен заплатить только половину цены крови. Также снижается эта цена (число быков), если убитыми были женщина или девушка. Обычно в этом случае платят только половину цены; в некоторых западных областях убийство князя или дворянина наказывается страже. Так, например, у абадзехов цена за убитого члена общины равна одиннадцати рабам, а за дворянина — тридцати рабам. Если же убитый был раб, то убийца должен заплатить его стоимость. Однако такие случаи, когда кто-то убивает женщину или раба, являются очень редкими.

Так же как клан, к которому принадлежит убийца, участвует в выплате цены крови, так и клан, к которому принадлежал убитый, имеет право на часть цены крови. Как правило, они получают обычно при этом две трети или три четверти суммы, а остальное достается семье убитого. Чаще всего в таких и в других случаях кланы выступают вместе перед судом собрания, и совет старейшин разбирает эти дела. Апелляция возможна к собранию, состоящему по крайней мере из 10 кланов. [587]

Однако собрание может рассматриваться неправомочным, если на нем присутствуют не все старейшины из участвующих в нем кланов. Белл рассказывает случай, когда один вор, схваченный в третий раз, был приговорен к смерти таким неправомочным собранием, и приговор был вскоре приведен в исполнение. Родственники казненного рассматривали это если не как убийство, то как грубое оскорбление, которое привело к новой вражде и ожесточению.

После убийства убийца подвергается кровной мести, и близкие родственники убитого обязаны отомстить убийце, то есть смыть кровь убитого кровью убийцы. По этой причине убийца прячется до тех пор, пока не выплачена цена крови. С ее выплатой прекращается всякое преследование. Но черкесы при убийстве одного из своих соплеменников неохотно подчиняются решению собрания и часто не хотят никоим образом принять цену крови. Чувство уважения к родственнику стоит выше, и как ни противоестественным считает Аяр, что после выплаты цены крови можно жить с убийцей даже своего собственного сына в одном городе, то я также слышал от черкесов, что кровь смывается только кровью.

На востоке кровная месть, еще даже господствующая во многих европейских странах, несмотря на христианство, процветает еще в полной мере, и примеры этому такие же ужасающие, как те, о которых нам рассказывает Малькольм в своей «Персидской истории» и которые находят место также и здесь.

Недостаточно еще того, что убийце в самое короткое время предстоит смерть от рук родственников убитого, но самый близкий родственник убитого обязан смыть кровь убитого другой кровью, и если убивают убийцу, то его убийца снова подвергается кровной мести. Ничто не может спасти его от этого; а его убийца, в свою очередь, снова подвергается кровной мести. Все это происходит таким образом, и до тех пор, пока семья убийцы не покинет свою землю и не поселится где-либо вдали от своих мест. Но даже и туда часто достигает кинжал родственника, осуществляющего кровную месть. Тот, кто не смыл кровь своего близкого родственника кровью, подвергается презрению, и он непременно подвергнется исключению из клана. Не редко таким образом погибают целые семьи, и вражда длится в течение столетий.

Белл рассказывает интересный пример, когда один безумный убил мальчика, и этот случай подлежал рассмотрению народного собрания. Оно приговорило клан, к которому принадлежал безумный, к полному штрафу, так как клан должен был охранять своего безумного члена.

Но не только убийство так строго преследуется, также повреждения и ранения какого-либо важного органа подвергаются наказанию. При этом точно исследуется необходимость [588] раненого органа, и в зависимости от этого определяется размер штрафа. Так, например, черкес, который в споре с другим черкесом повредил тому правую руку так, что тот не смог больше ею владеть, подвергся наказанию в пятьдесят быков, которые должны были пойти тому раненому, так как он не был больше в состоянии прокормить себя. Удар саблей в грудь или в лицо оценивается в зависимости от степени опасности в шесть — десять быков. Повреждение пальца левой руки наказывается выплатой штрафа в размере стоимости двух быков. Если же ранена женщина, то штраф значительно снижается.

Наряду с трусостью и убийством одним из самых больших преступлений считается нарушение супружеской верности. Несмотря на то, что при большой свободе женщин у черкесов легче бывает нарушить супружескую верность, случаи эти встречаются, однако, редко. Чистота нравов и большое уважение, царящее в семейной жизни, защищают в большинстве случаев от подобных проступков. Нарушитель супружеской верности находится полностью в руках обманутого мужа, так что муж имеет полное право убить его, если он застигает его на месте преступления. Обычно муж настигает преступника и ведет с ним переговоры, так что это дело не поступает на рассмотрение народного собрания. Если же он убивает нарушителя супружеской верности, то он тем не менее подвергается кровной мести, однако цена крови при этом значительно ниже; по крайней мере, у западных черкесов за это полагается штраф в размере стоимости сорока — шестидесяти быков. Нарушительница же супружеской верности находится целиком во власти мужа, и он может делать с ней, что хочет. Если он ее убивает, то не находится никого, кто отомстил бы за ее пролитую кровь. Однако по Тэбу де Мариньи за нее также мстят ее ближайшие родственники: или отец, или старший брат. Иногда муж отрезает преступной жене нос или уши, выбривает ей волосы на голове, обрезает рукава ее одежды и в таком виде отправляет ее обратно к родителям. Однако этот стыд должен быть отомщен кровью несмотря на то, что нарушительница супружеской верности подчас бывает убита или продана своими родителями. Поэтому это происходит, как правильно говорит де Мариньи, чрезвычайно редко. В большинстве случаев муж сам наказывает свою жену в кругу семьи и берет на себя вину за то, что он мало оказывал ей внимания. Как правило, нарушитель супружеской верности выплачивает штраф в размере стоимости двадцати пяти быков. Такую же сумму должен заплатить мужчина, соблазнивший девушку. Даже простое возвращение преступной жены в дом ее родителей с требованием выплаты калыма или даже без этого рассматривается как позор, и нередко вызывает большую и длительную вражду, о чем свидетельствует интересный пример, приведенный Беллом из жизни северных черкесов. [589]

Угон людей отдельными племенами теперь больше не встречается, и только редко бывают угнаны рабы. Похищение девушки не разрешается, даже если какая-нибудь из них сама была на это согласна. По решению собрания полагается ее возвращение и, кроме того, штраф стоимостью от десяти до пятнадцати быков.

Воровство относится к обычным преступлениям и наказывается только тогда, когда вор застигнут на месте преступления. Однако как у лакедемонийцев, молодой человек приобретает добрую славу, если он много украл. Как свидетельствует Мариньи, девушка презирает юношу, который не увел ни одной коровы. Однако воровство не разрешается ни в семье, ни внутри клана; и тот, кто позволил себе это, наказывается самым жестоким образом. Вор должен возместить хозяину стоимость украденной вещи в девятикратном размере. При каждой следующей попытке воровства наказание увеличивается и, будучи пойманным в третий раз, вор должен заплатить штраф в размере двухсот быков, или же его убивают. Поэтому внутри клана царит полное доверие, и здесь совершенно неизвестен обычай запирать дом. Однако смелые молодые люди охотно проскальзывают на территорию другого клана и пытаются овладеть там одной или несколькими головами скота. Если им это удается, и их не накрывают на месте преступления, то они спешат вернуться в свою семью и в свой клан, где их встречают с триумфом.

Известие об их славе передается из уст в уста в зависимости от степени опасности предпринятого. Ни в коем случае не выдается грабитель, который уже находится в безопасности. Сторож же украденного скота привлекается к ответственности. Кланы, которые находятся между собой в дружбе, часто не терпят воровства друг у друга и наказывают за него также штрафом в девятикратном размере. Тот, кто украдет что-либо у чужого клана или у чужого племени и будет застигнут на месте преступления, должен будет раньше возместить стоимость украденного только в двойном размере. Однако там, где хотят избежать любого повода к ссорам, в особенности на западе, даже и такое воровство наказывается строже, расследуется присяжными, и наказание за него выносит народное собрание. При этом допрашивают свидетелей, которые часто должны подтвердить правдивость своих высказываний клятвой; а преступнику разрешается защищать себя перед служителями закона, которые его схватывают и доставляют для рассмотрения дела.

Так как лошади ценятся выше всего, то именно их воруют чаще всего, и ночью, когда они пасутся на свободе, часто появляются воры из отдаленных местностей и уводят их. Белл был много раз свидетелем подобных случаев воровства; также и я [590] часто вспоминаю, как мне давали совет — лучше охранять моих лошадей ночью.

Споры также выносятся на решение народного собрания, они случаются часто и являются более запутанными, чем это можно было бы себе представить у такого необразованного народа. Поводом для них является в первую очередь земля, и так как вся страна является собственностью народа, а не одного какого-либо лица, то каждый имеет право поселиться там, где он хочет. При этом руководствуются обычно привычкой. Но это не может полностью устранить споры о владении землей. Обычно каждая семья обрабатывает столько земли, сколько ей нужно, и эту землю никто не может считать спорной. Пока она обрабатывается, фактически хозяин тот, кто ее обрабатывает. Так как земледелие у черкесов служит только удовлетворению их собственных потребностей, то часть земли, которой не пользуются, остается свободной. Черкесы обычно чередуют, обработку отдельных участков земли и используют участок земли в течение такого времени, пока он является плодородным. Как только этот участок истощается, черкесы выкорчевывают лес на другом участке и обрабатывают его. Этот участок остается у определенной семьи, пока она его обрабатывает. В течение последнего времени, когда русские овладели плодороднейшими землями на морском побережье, многие черкесские семьи спаслись бегством в горы и поселились там среди других семей. Поэтому плодородная земля стала более редкой, и в результате этого возникли споры из-за земли. Необходимо, чтобы для решения этих споров созывалось народное собрание и решало этот вопрос. А в общем-то здесь поступают по принципу — кто приходит первым, тому и принадлежит земля.

Если кто-либо случайно нанес кому-нибудь ущерб, он должен его возместить. Мариньи рассказывает два интересных примера, которые позволяют бросить взгляд на способности черкесов. Один князь увидел на своем поле козу и велел одному из своих слуг прогнать ее. Этот слуга схватил камень и, бросив его в козу, разбил ей ногу. Боясь наказания, он взял платок и перевязал козе ногу; коза же, мучимая болью, убежала домой и искала облегчения вблизи разложенного костра. Ее повязка загорелась и, подгоняемая еще более сильной болью, коза побежала через поле, на котором уже созрел урожай, и подожгла его. Владелец этого поля обратился к народному собранию, и князь должен был возместить нанесенный ущерб. Еще интереснее второй пример, и даже если он стал известным благодаря труду Ноймана, то я все же позволю себе снова рассказать об этом. Два черкеса, владели сообща одним акром земли, на котором росло дерево. Один из них ободрал половину коры с дерева, вероятно, для того, чтобы сделать его сухим, и через некоторое время он покинул это место, [591] предоставив пашню в распоряжение другого. Дерево за это время засохло, и новый владелец разложил под ним костер, чтобы затем повалить его. Один из соседей хотел зажечь свою, трубку и в то время, как он подходил к дереву, дерево упало и убило его. Родственники убитого потребовали от владельца дерева уплаты цены крови, считая его виновником смерти.

Все это дело было вынесено на обсуждение народного собрания. Владелец же земли заявил, что не он должен возместить нанесенный ущерб, а тот, по чьей вине дерево засохло, так как с него была содрана кора; и действительно, он был освобожден от возмещения ущерба.

Кроме того, народным собранием рассматриваются еще такие случаи, которые во всех цивилизованных государствах Европы не являются наказуемыми, а именно: обязанности по отношению к старикам и обязанности гостеприимства. В то время как у нас, к сожалению, государство очень редко берет под защиту стариков, и они полностью зависят от молодого поколения, у черкесов старики пользуются всеобщим почтением. Тот, кто оскорбил старика или пожилую женщину, подвергается не только всеобщему презрению, но его поступок обсуждается народным собранием, и он несет за это кару, в зависимости от величины проступка. Почтение по отношению к старшим так глубоко прижилось у черкесов, что этот обычаи редко ими нарушается. Если входит старик или пожилая женщина, то все более молодые встают, и никто не имеет права сесть раньше, чем сядут старики. Седая борода является почетным знаком отличия старика и вызывает повсюду любовь и уважение.

Гостеприимство нигде не распространено больше, чем у свободных жителей Кавказа, и каждый чужеземец, которому однажды удалось найти себе здесь друга, может совершенно спокойно ехать через самые опасные места. Если жизни чужеземца кто-то угрожает, то его гостеприимный хозяин защищает его, и каждая обида, нанесенная чужеземцу, воспринимается им как своя собственная. Он заботится об удобствах своего гостя, радостно принимает его в своем доме, предоставляя ему при этом самое лучшее место. Хозяин старается исполнить каждое желание своего гостя, и в течение того времени, пока он гостит в доме, каждый член семьи старается быть веселым, чтобы порадовать сердце гостя. Как только тот уезжает из тех мест, на которые распространяется влияние хозяина, хозяин передает его другому черкесу, который там имеет влияние, и тот становится таким же гостеприимным хозяином.

Гостеприимство высоко почитается во всей Передней и Средней Азии, и для обозначения понятия дружбы в этом плане почти повсюду служит слово «кунак». Восточные черкесы употребляют в этом случае название «хаче», в то время как западные черкесы употребляют в этом случае слово «бизим». [592]

Все богатые семьи имеют, как правило, особое строение для гостя — гостевой дом, в котором он может без всяких помех жить, как он хочет. Этот дом украшают обычно самые лучшие ковры, которые есть у этой семьи. Если же у семьи нет специального дома для гостей, то хозяин вынужден при посещении гостя переселить куда-либо в свою семью: на свежий воздух или в дом к соседям. Как только гость входит в дом, особенно если он не черкес, то вся семья встает и никто не имеет права сесть, пока гость не займет в доме почетного места и не даст разрешения сесть словом «тис». И если поэтому, например, черкесский посланник, прибывший к генералу Раевскому, сказал ему «садись», то он имел на это основание. Женщины, как правило, обычно при этом удаляются. Распространен обычай снять и отдать оружие в знак дружеского доверия. Только кинжал оставляют при себе, как необходимый инструмент. Для приема гостя готовится специальная еда, в которой каждый может принять участие, но хозяин и его ближайшие родственники могут есть только то, что им предложит гость. Остатки еды принадлежат семье хозяина. После еды изыскивают то, что может доставить радость гостю, и дочери князя Индар Оку Пшад прилагали все силы, чтобы порадовать Тэбу де Мариньи перед его отъездом. Они танцевали и музицировали, чтобы доставить ему удовольствие.

Когда Интериано находился у черкесов, гостеприимство было распространено еще более, и гость мог себе позволить по отношению к дочерям хозяина такие вещи, которые каждому другому были строго запрещены. Также доминиканец Жан де Люкка и Де ла Мотрей сообщают, что черкесы принимали каждого чужеземца в течение трех дней. Сыновья и дочери хозяина обслуживали гостя, сняв головные уборы, и мыли ему ноги. Так же как хозяин должен выполнять свои обязанности по отношению к гостю, то и гость должен выполнить их по отношению к хозяину, и он не может уехать раньше, чем получит на это разрешение хозяина.

До тех пор, пока гостеприимство не было нарушено убийством или нарушением супружеской верности, можно быть в нем уверенным. Чтобы предоставить гостю еще больше права, жена хозяина дает ему свою грудь, которой кормился каждый из ее детей; если же он возьмет ее в рот, то он усыновляется таким образом и принимает все права настоящих детей. Клан, к которому принадлежит хозяин, принимает гостя с этого момента полноправным членом, и если он подвергается преследованиям, и хозяин не в состоянии его защитить, то его защищает клан.

Прекрасный пример гостеприимства описывает также Мариньи Индар-Оку — гостеприимный хозяин Скафи и других — при неудаче, постигшей русских при переговорах, сам защищал их, когда один из них, Мудров, похитил девушку, и ее [593] родители, угрожая, требовали у чужеземцев выдачи преступника и кары за содеянное преступление. «Как! — воскликнул возмущенный Индар-Оку на специально по этому случаю [созванном] народном собрании, где требовали выдачи чужеземцев, — как вы можете требовать от меня предательства и как вы можете предполагать во мне постыдную трусость забыть обязанности кунака. Я никогда и нигде не потерплю, чтобы одному из моих гостей когда-либо было нанесено малейшее оскорбление».

Кто же отважится приехать в Черкесию без кунака, тот становится собственностью того, кто первым его встретит, и только определенный выкуп может спасти его от плена.

Поэтому русские дезертиры каждый раз поступают в рабство. Если же чужеземцу, прежде чем он схвачен, удается попасть в какой-либо дом и даже в дом своего преследователя, то с того момента, когда он переступает его порог, он находится под защитой семьи, которой принадлежит дом. Даже его собственный враг должен в своем доме сказать ему «добро пожаловать» и защищать его от внешнего нападения. Черкесы уважают круг семьи, и никто не отважится похитить чужеземца из дома. Того, кто предал бы гостя, постигло бы всеобщее презрение. В этом случае его исключили бы из клана, к которому он принадлежит, и это было бы самым наименьшим наказанием. Прежде же такого человека подводили к краю пропасти и сталкивали в нее.

Главой семьи является отец, и он правит в ней по своему усмотрению, как он только хочет. Только один он и затем выросшие дети мужского пола являются естественными защитниками дома, то есть женщин и рабов, которые не имеют права носить оружие.

Но женщины у черкесов не отделены так от мужчин, как это принято на Востоке, и они принимают участие во всех празднествах и прочих увеселениях. Только народные собрания закрыты для них. Если в семье есть старшие сыновья, то они женятся и остаются в своей семье, пока жив отец, авторитет которого остается в силе, как прежде. Только после смерти главы семьи, семья разделяется, но и то не всегда, так как часто члены семьи признают над собой главенство старшего брата. Но, как правило, младшие сыновья покидают в этом случае отчий дом и основывают затем, по-своему усмотрению, новый очаг.

Жилища различны в зависимости от богатства и величины семьи, а также местности. Самые бедные имеют, как правило, один дом, и в его единственном помещении живет также и скотина, которой они владеют. Подобный дом только в малой степени защищает от ветра и дождя. На западе дома строятся большей частью наподобие мазанок, и если он должен долго служить, то в четыре угла вбивают в землю четыре толстых [594] кола и пространство между ними закладывают хворостом, обмазанным глиной. Чтобы укрепить созданные таким образом стены, употребляются планки, и если стену делают выше, то берут более высокие планки. Крыши напоминают, как правило, наши соломенные крыши и делаются они таким же образом. Часто же при постройке дома не утруждают себя обмазыванием плетенки глиной. Для строительства дома используют стволы деревьев и кладут их друг на друга, только немного обтесав. Промежутки между ними заполняют мхом. Этот тип дома напоминает те дома, которые я видел в Мингрелии, а в Европе — в Швейцарии и в России. Крыша, поднятая обычно в правом углу, делается из досок.

В Большой и Малой Абазе, а также в Большой и Малой Кабарде избегают строить дома из дерева; их обычно прислоняют к горам или частично выкапывают жилища в земле. Стены обычно делают из необтесанных камней и когда стены достигают высоты от семи до десяти футов, то делают крышу из двух балок, которые кладутся на противоположные стены и переплетаются ветками. Кроме того сверху это обмазывается глинистой массой. Вследствие этого крыша делается плоской, и весной и осенью вся семья проводит на ней вечера. Можно, однако, легко увидеть, что этот тип дома так же мало защищает от ветра и непогоды, как и описанные выше. Еще до начала настоящего ливня крыша промокает. Если такие дома частично находятся в земле, то они называются у русских землянки, а у грузин — сакли.

Как правило, при строительстве дома не стараются даже изменить натуральный цвет земли и только на западе красят стены белой, а также (по Беллю) светло-зеленой краской. Кроме двери и дымохода обычно не делают никаких других отверстий, и подобие окна (шамавупш), представляющее из себя четырехугольную дыру, закрывающуюся ставней, является одной из редчайших вещей. Напротив двери находится высокое полукруглое устройство, над которым устраивается подобие дымохода. Когда идет дождь, то вода беспрепятственно проникает через верхнее отверстие в комнату. Пол в комнате в большинстве случаев сохраняется в своем натуральном виде и только у богатых покрывается коврами. В таком черкесском: доме нет мебели в собственном смысле этого слова, так как справа от очага устраивается возвышение для сна хозяина дома, а возвышение слева от двери служит для сна людям низшего сословия и рабам. Место для сна хозяина покрывается, как правило, коврами и подушками, и только равные по положению черкесы могут занимать это место. Самым лучшим украшением в доме является оружие, которое обычно развешивается в большом порядке и чистоте на деревянных гвоздях.

Богатые люди устраиваются удобнее и кроме своего собственного помещения имеют также помещение для скота. [595]

Если семья большая, то в дальнейшем строят больший дом, в котором все члены семьи могут быть вместе, один для женщин, один для рабов и так далее. В центре обычно стоит такой семейный дом, реже дом для гостей, а вокруг него находятся уже другие дома, от трех до десяти и даже больше.

На востоке, где строят каменные дома, обычно строят такие, отдельные домики один около другого и таким образом получается дом, состоящий из многих комнат. Рабы и прочая прислуга живут обычно отдельно. Нойман ошибается, когда он полагает, что гостевой дом всегда стоит посередине и является самым красивым зданием, так как, как правило, он является более или менее запущенным, потому что гости приезжают редко. Как раз Белл, которому больше всего можно верить, нередко жалуется на плохие дома для гостей.

На западе, где около домов есть сады, часто огражденные для защиты от нападения палисадами, дома находятся большей частью на значительном расстоянии друг от друга и спрятаны, по крайней мере, на берегу моря за деревьями.

Таким образом, здесь нет собственно деревень, и во всей Черкесии не может быть и речи о городах. Селения, как правило, называются по названию долины, где они расположены, и для более точного обозначения говорят о верхней, средней и нижней части «куадж» («вадж» у Белля) — обычное название такой деревни, и обычно, если деревню называют по имени долины или реки, то и жителей деревни называют так же. Этот обычай господствует во всей западной Черкесии. Так, например, «ардокважали» называют жителей долины Ардо, у начала которой находится мыс Адлер. «Шемикваджи» — это жители долины Шеми. У бжедухов, хаттукоев и кемурквехов вместо слова «квадж» употребляется слово «квайдч» или «квехе» и поэтому «хаттуквехами» обозначают жителей долины Хатту. Кабардинцы используют для обозначения деревни слово «чела» или татарское «аул». Деревни кабардинцев существенным образом отличаются от других тем, что отдельные дома построены один возле другого и имеют общий вид настоящей деревни. Кабардинцы называют меньшие деревни или жилища для семьи татарским словом «кабак». У абазинцев также имеется для обозначения деревни особое слово «тзутак».

Если же мы от описания жилищ семей обратимся к описанию этих семей, то мы уже видели, что глава семьи, а там где он умер, старший брат является неограниченным господином и может обращаться с другими членами семьи по своему усмотрению. Дети, воспитанные им, остаются на всю жизнь его собственностью, и он может по своему усмотрению продать или убить их. Однако, несмотря на этот варварский обычай, их никогда не убивают, а продают довольно редко и, как правило, только девушек. Но не жадность обычно толкает на то, чтобы продать собственную дочь в гарем какого-либо богатого [596] турка или даже в сераль в Константинополь; к этому его принуждает собственная бедность, а благодаря продаже дочери он может обеспечить более приличную жизнь. Девушка обычно не противится никогда воле отца, если только у нее прежде не было какого-либо прочного чувства к кому-нибудь, и радостно отдает себя во власть купца, который оказывает ей большие почести. Тщеславие стать полновластной повелительницей в гареме побуждает часто девушку самой просить отца о продаже в гарем. Нередко случается так, что такая девушка через много лет возвращается на родину, нагруженная богатствами, и охотно рассказывает о радостях, испытанных ею, и о чести, которая ей была оказана.

Муж, как и у нас, распоряжается внешними делами семьи, а жена ведет хозяйство, при этом ей помогают дети и рабы. Отношение жены к мужу не является таким подчиненным, как всюду на Востоке, и так как здесь имеется только одна жена, то она всегда оказывает большое влияние на мужа. Муж не имеет права ее пи убить, пи продать и даже, если он без обоснованной причины отсылает ее назад к родителям, он не только не может потребовать обратно выплаченного им калыма, но навлекает па себя вражду и ненависть родителей. Бить он ее может, но должен при этом соблюдать осторожность, так как если он повредит какой-либо важный орган, то он подвергается штрафу, о котором уже была речь. Наибольшее влияние жена имеет тогда, если у нее много детей. До рождения первого ребенка и даже еще после этого, ее рассматривают как девушку, и она покрылась бы краской стыда, если бы кто-нибудь сделал бы только намек на ее полновластного господина. Но и он сам избегает своей молодой жены и посещает ее только ночью, когда темнота скрывает его посещение. Днем молодых супругов нельзя увидеть вместе, и жена спасается бегством, если она случайно оказывается вместе с мужем в присутствии других людей. Несмотря на это, она не стесняется, если ее посещает другой, даже молодой мужчина. Мариньи рассказывает интересный пример, когда он навещал жену Ногая, сына пшадского князя Индар-Оку. Когда она узнала о приезде своего мужа, то она выпрыгнула через окно. Эта боязнь вынести внутреннюю жизнь семьи на суд общественности простирается и на всех чужеземцев; и поскольку молодые супруги избегают один другого, то и не распространен обычай спрашивать жену или мужа об их семье. Вежливость, по причине которой спрашивают обычно о здоровье жены и детей, рассматривается в Черкесии, как и вообще на Востоке, не только как невежливость, но и даже как грубое оскорбление. Следствием этого проступка может быть строгая кара.

Когда женщина в первый раз с уверенностью может сказать, что она станет матерью, она этим очень гордится, так как с рождением первого ребенка она переходит в сословие [597] женщин. Однако она обычно стыдится последствий этого состояния, которые становятся все более и более видны, и избегает веселых игр и песен сестер. В то время она отдаляется и от своего супруга и мечтает о том времени, когда она станет матерью. Муж в душе не менее ее гордится этим ее состоянием, но на это время избегает жены и нередко покидает дом на некоторое время, когда подходит время родов. Часто только спустя несколько недель после разрешения от бремени своей жены он снова возвращается в свой дом и, покраснев, приветствует жену и ребенка

Только когда дети вырастают и особенно, если в семье имеются сыновья, отец имеет честь рассматриваться в качестве главы семьи, и в это время он может быть избран старейшиной или присяжным. Жене теперь не нужно избегать общества «ужа, и она охотно появляется в кругу своих уже выросших детей.

Если мы пронаблюдаем историю жизни обитателей Черкесии с того дня, когда они увидят свет и до того момента, когда их призывает к себе бог, то мы увидим, что все то благородное, чем отличается черкес, сопровождает его до глубокой старости.

Если даже материнские чувства, любовь в полную силу охватывают женщину при рождении ребенка, то с, внешней стороны не проявляется при этом событии никакой радости, а отец, как мы уже видели выше, нередко даже при этом отсутствует.

Мать, как правило, кормит ребенка грудью до того времени, пока он самостоятельно сможет передвигаться. Если родители исповедуют магометанскую религию, то в это время происходит обрезание, и мулла, совершающий этот обряд по правилам Корана, получает за это в вознаграждение в зависимости от богатства семьи лошадь или козу. В некоторых местностях ребенок после рождения лежит непокрытый ничем, в течение 24 часов на свежем воздухе, и только после этого его моют. В дальнейшем мать не растит ребенка, а его будущий воспитатель еще раньше заботится о кормилице, и на третий день мать должна передать ребенка чужим людям. Обычаи предоставлять воспитание детей до совершеннолетия другим людям существуют здесь и, вообще на Востоке, по крайней мере у всех тюркских народов, и даже там, где когда-либо правили тюркские князья. Обозначением для такого воспитателя является слово «аталык». Чем вызван этот кажущийся варварским обычай, убивающий всякую семейную жизнь, остается для нас пока неизвестным, так как у восточных народов аталыки упоминаются в течение долгого времени. Может быть, воинственные тюрки не хотели, чтобы молодые мужчины отвлекались воспитанием своих детей от служения на благо отечества, и они не должны были быть связаны узами любви к своим детям, если [598] объявлялась война против другого народа. Сына, принадлежащего отечеству, нужно было воспитывать достойным этого отечества, и вследствие этого его лишали материнской любви, под влиянием которой он мог бы легко размягчиться. Воспитатель отдает своего воспитанника обратно отцу только тогда, когда он полностью приобретает свою мужскую силу и только тогда в первый раз отец появляется публично вместе со своим сыном. Может быть, этому способствовало то обстоятельство, что прелесть матери, не кормившей своего ребенка, не пропадала так рано, и воинственные мужчины, когда они возвращались после битвы и набегов на вражескую землю, могли быть достойно встречены своими цветущими женами.

Из-за того,- что дети отрывались от семьи, нарушалась семейная жизнь, но благодаря длительной молодости женщин, воины больше были к ним привязаны. Нежное внимание, имеющее место не только у настоящих тюрков, но и также у всех тюркских племен и потому также у черкесов, отчего, например, молодые супруги видятся только тайно, усиливает любовь обоих и привязывает их крепче друг к другу.

Воспитатель, или аталык, большей частью выбирается родителями из более низкого сословия и находится поэтому по отношению к семье своего воспитанника, который у черкесов называется «пкур» или «пшур», в определенных дружеских отношениях. Прежде, когда сословия более строго отделялись одни от другого, честь быть воспитателем считалась более высокой, и на Востоке еще теперь воспитатель имеет больший пег. Воспитатель имеет мало преимуществ, но это состояние является весьма нечетным. Он должен обо всем заботиться для своего воспитанника. Он должен обеспечить пропитание кормилице с младенцем и одевать их. Он должен научить своего выросшего воспитанника обращению с оружием, которое он ему должен дать, и должен научить воспитанника также ездить верхом, обеспечив его при этом лошадью. Потребности воспитанника с годами растут, и когда он в состоянии натянуть тяжелый лук, стрелять из ружья и умело ездить верхом, то воспитатель в первый раз ведет его на битву, но и здесь он должен беспокоиться о благополучии своего воспитанника. Единственное, что он при этом получает, это большая часть добычи. И все это воспитатель делает ради чести породниться с княжеским или дворянским домом и, может быть, за получение дворянского титула. Чтобы стать для воспитанника всем, он жертвует своей семьей, и в то время как воспитанник бывает хорошо одетым и прекрасно вооруженным, собственные дети воспитателя голодают и бегают в лохмотьях.

Еще до рождения ребенка в княжеской семье, еще до того, как становится известным, будет ли это мальчик, между членами общины возникает спор, так как каждый из них хочет иметь честь быть воспитателем. Нередко дело доходит до [599] открытой вражды, которую



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-11-22 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: