О том, что рассказал Чичо, я и сам когда-то узнал только из его рассказа. Как уже отметил ранее – всё это время я оставался возле Бриджит, и наблюдал тот своеобразный треугольник, который сложился посреди зала. Воздержусь от суждений, чего Бешеный Бык Гальярдо желал от ирландки: возможно, он только пытался поддеть гаитянца, проверить того на прочность.
Ведь нетрудно было догадаться любому опытному в бурной жизни Нового Орлеана человеку: за уверенностью Сабадо стояла далеко не глупость. Охотно предположу, что Гальярдо пытался разобраться: что же тогда?
Что касается Пита Джонсона, то его интерес в ситуации виделся мне очевидным. Джонсона нисколько не волновали ни гаитянец, ни его жена сами по себе: пусть бы с ними сделали что угодно, сбросив после тела в море. Но Пит считал себя главным. Он искренне верил в слова о гаранте законов и обычаев Нового Орлеана – и полагал, что обличён правом трактовать эти законы и обычаи по собственному усмотрению.
А потому решил поставить Гальярдо на место. Конечно же, Бешеный Бык никогда не получил бы такого звучного прозвища, спеши он в стойло по первому окрику белого американца.
- Ты называешь себя другом Сэма Голдмана… - начал он, зло оскалившись. – Но мистер Голдман уважает и меня. Перед тобой не грязный моряк, Пит: не надо рассказывать о законах и обычаях. Я делаю, что хочу – и не тебе указывать.
Толпа начала разделяться на три части. Одни отступали куда подальше, в тёмные углы – а то и вовсе потянулись к выходу, или на второй этаж. Ситуация накалялась, и не каждый из гостей «Дома восходящего солнца» желал оказаться в самом пекле.
Другие собирались за спинами двух больших людей Нового Орлеана. Выбирать сторону им было несложно, потому что флаг здесь не требовался: всё было решено ещё при рождении. Белые американцы, конечно же, были за Пита Джонсона – а те, кто говорил по-испански, за Гальярдо.
Тут показался и Билл Моррис. Как верно сказал Чичо, Билл работал на Сэма Голдмана. Это был не простой вышибала «Дома восходящего солнца»: он неформально решал для нашего иудейского хозяина серьёзные вопросы. И уж его-то порядок в заведении волновал напрямую.
- Я полагаю, джентльмены, что портить такой вечер ссорой негоже. Вы оба – друзья мистера Голдмана, а я – его человек. Не гарант законов и обычаев Нового Орлеана, зато в этом заведении к моим словам прислушиваются, и вы оба знаете этот порядок. И я думаю, что…
- Говори, Билл, что думаешь: не стесняйся! – перебил его Пит Джонсон, будто бы сам позволил высказаться.
- …я думаю, что черномазому мистеру гаитянцу следует отсюда уйти. И прихватить свою жену. А после я поставлю выпивку участникам спора, и на этом всё закончится. Если же кто-то пожелает выяснять отношения, то пусть делает это за дверьми «Дома восходящего солнца»!
Несомненно, это были самые разумные слова, которые только и можно было произнести в сложившейся ситуации. В этот моменте должен я признать, что сам испытывал жгучее желание скрыться, не рискуя подставиться под клинок или пулю. Но где же истинному музыканту черпать вдохновение и темы для своих песен, как не в таком месте?
Первым на речь Билла отозвался чернокожий, всё так же сидевший за стойкой. Голос его прозвучал весело и абсолютно беззаботно. Он взмахнул рукой, в которой держал тлеющую сигару, и выкрикнул:
- Я никуда отсюда не уйду! И мою женщину вы не прогоните: она желает танцевать! Я же хочу крепко выпить, и никому не позволю мне указывать, какой тост поднимать при этом. Мне здесь выказываю неуважение, и имейте в виду: терпение уже заканчивается!
Бешеный Бык Гальярдо всегда легко выходил из себя. А сейчас его выдержку испытывали сразу трое: и дерзкая ирландка, и вознамерившийся потягаться авторитетом Пит Джонсон, и пытающийся распорядиться от имени хозяина заведения Билл. Глаза мексиканца налились кровью, и в этот момент мне стало совершенно ясно, что миром дело не разрешится – а повинен в этом окажется именно Гальярдо.
- Идите-ка вы все в задницу! И ты, Пит Джонсон – я уважаю тебя, но охотно пошлю в самую тёмную дыру, если взялся учить жизни. И ты, Билл Моррис – тебя-то Бешеный Бык уважает не больше, чем кучу дерьма перед входом в ваше драгоценное заведение! И особенно, ты, черножопый hijo de puta!
Гальярдо обернулся в сторону гаитянца. Тот слез со стула, невозмутимо водрузив обратно на голову высокий цилиндр, и поправил на себе дорогой костюм. У него и палец не дрогнул: негр стоял, вытянувшись во весь свой солидный рост, гордо задрав подбородок. Вокруг него образовалась пустота: люди отступили.
- Так значит, Рамон Гальярдо, ты послал меня в задницу? – ровным тоном поинтересовался он.
- Именно туда, chungo[14]: в ту самую грязную жопу гаитянской puta, из которой ты вылез. Ты, сука, даже не понял, с кем имеешь дело – я это простил приезжему, но поначалу. Спрячься под стойку Чичо, или под юбку своей мамаши, и не смей больше вякнуть ни слова: иначе, клянусь матерью Господа, я сию секунду пошлю тебя не задницу, а в Ад!
Все притихли пуще прежнего. В нижнем зале «Дома восходящего солнца» сделалось так беззвучно, что скрип половиц под изысканными ботинками чёрного гостя больно резал ухо. Он размеренно сделал несколько шагов вперёд, широко разведя руки – явно приглашая мексиканца подойти.
- Имя твоего бога на меня не производит впечатления. Что же до этой глупой угрозы – подойди, и попробуй отправить меня в Ад. В некотором роде, я ведь как раз оттуда… и тебе, бандиту, стоило бы проявить уважение. Я простил дерзость глупым людям, но также, как и ты – поначалу.
А едва стих его голос, как свои слова произнесла Бриджит – всё это время в гордой позе стоявшая посреди этой сцены. Она резко сдула выбившуюся из причёски прядь, что упала на лицо, и своим волнительно-хрипловатым голосом заговорила с прежней наглостью:
- Ты, тупой мексикашка, и сам не понял, с кем имеешь дело. Спроси имя моего супруга – настоящее имя, а не то, которым он скромно представился. Пока ещё не поздно, спроси!
Бешеный Бык ничего не стал спрашивать. Хоть это был знатный верзила, но двигался удивительно быстро: я не успел и моргнуть, как сверкнуло лезвие, и он вонзил длинный нож в грудь Бриджит.
Год: в баре El Baron
Мистер Рэнквист оторвал грифель карандаша от бумаги.
- Так что же… мексиканец убил эту женщину?
Дядюшка Чичо как раз успел справиться со своими делами за стойкой, и вернулся к столу. Так что Хулио пришлось ответить на этот вопрос только улыбкой – слова же произнёс пожилой бармен.
- Он сам так и думал. Я прекрасно видел его удар: умелое движение, лучший тореро не заколет быка лучше. Только толку? Я уже догадался к тому времени, кто почтил «Дом восходящего солнца» визитом. А ты, мистер Рэнквист, нет? Ну, слушай: расскажу.