Крещенский огненный мороз
Мир заморозил вдрызг
И к небу намертво примёрз
Луны холодный диск.
Вот дом, построенный… но кем?
Неважно... и когда?
Со стороны он мёртв и нем.
Зайдёшь ли ты сюда?
Глухая ночь, игра свечей
И странный индивид –
Старик с вороной на плече -
У зеркала стоит.
Он смотрит в зеркало, и он
растерян, потрясён:
"Да кто же тут отображён?
Я сплю и вижу сон!
Свет-Зеркало, скажи, ответь:
Ужели это я?
Когда ж успела пролететь
Вся жизнь, вся жизнь моя?
Роскошен я и молод был,
Как заболоцкий волк,
Вполне здоров, в общенье мил,
И в дамах знал я толк.
Я потерял победам счёт, –
Моя Ворона мне
Их приносила на плечо.
Но что теперь оне?
Что, что в итоге? Я – старик!" –
Он вскрикнул... А потом –
Ворона каркнула и вмиг
Исчезла за окном.
А вместе с ней - душа в полёт
Отправилась туда,
Откуда к нам уж не придёт
Никто и никогда.
Прошли года, потом века.
Тот дом стоит ничей.
Живёт в нём призрак Старика
С Вороной на плече.
И если ты найдёшь тот дом –
В него не заходи.
А если и зайдёшь - то в нём
В Зерцало не гляди.
монолог
Императрица Анна любила стрелять ворон
Из окон собственного дворца
В Петербурге, каждый раз нанося урон
Нашему поголовью; но истребить до конца
Нас, может, и не хотела (слава Богу, и не могла б,
Если бы и хотела); мнящий себя - царём,
Сверхчеловеком Ницше – тоже всего лишь раб
времени, обстоятельств… что говорить о нём?
Он (она) позабудется, станет одной строкой –
дескать, «такой (такая) правили с… и до…».
Следом пришла другая, или пришёл другой
(их имена историки вспомнят потом с трудом).
Императрица Анна правила десять лет,
пачкала руки убийством, развязав против нас террор:
Всюду сеяла смерть. Многих из наших нет
(вернее, не стало) с этих кровавых пор.
На спор она попадала – выстрел – и точно в глаз….
И падала, снег кровавя, одна из нас…
Императрица Анна – от скуки (сука!), схватив ружьё,
целилась быстро, нажимала, шутя, курок…
Мы её пережили. Мы всех вас переживём,
Воронофобы!
Ибо за нас – Бог.
****
Гуляю ль на закате дня,
Сижу ли я в своём дому ли –
Надежды юности меня,
Увы, собаки, обманули.
Хотел умом стать - как Сократ
Иль, на худой конец – Сенека.
Но часто пил денатурат
И вырос я умом – калека.
Мечтал стать также Казановой,
Прекрасных дам хватать за круп,
Но по иронии херовой
Я был, обычно, однолюб.
К чему скрывать – хотел я петь,
Сердца глаголом жечь кому-то,
Но сел мне на ухо медведь, -
Его, наверно, бес попутал.
Хотел быть сильным, как Ахилл.
Могучим, храбрым, - как Геракл.
А вырос хрупок я и хил,
Хотя от этого не плакал.
Не вырос до ста девяноста, -
До ста семидесяти двух
Лишь вырос я, но может, просто
Господь так укрепил мне дух,
Чтоб не глядел я свысока,
Не возвышался над погостом,
А только духом рос, пока
Другие гнались бы за ростом
Физическим? Таков удел
Мне был назначен, и не плачу
Что получилось чуть иначе,
Не так немного, как хотел.
***
Спорит ангел, спорит чёрт,
Мысли роем закружив:
Пациент скорее мёртв?
Нет, скорее, все же – жив?
Ты решай уж сам собой,
Мёртвый ты или живой.
поэт и чёрт
«Смерть приходит к человеку …»
(Заболоцкий)
Вот приходит чёрт к поэту
Говорит ему: «миляга,
Что ты ищешь в мире этом?
Что изводишь ты бумагу?
Всё равно – тебя никто тут
Не прочтёт и не услышит
Бесполезная работа,
Как бы копошенье мышек!
Всё пожрут тут Смерть и Время,
Всё пожрут и переварят
И тебя сожрут, со всеми,
И твои стишочки, паря,
Тоже все уйдут в навоз!
Нафинг надо? вот – вопрос.
Всё напрасно, бесполезно,
Всё бессмысленно и глупо,
Стоит вглядываться в Бездну,
Если скоро станешь трупом?
Лучше сразу удавиться
Или стать таким, как все:
Или криком, или спицей
В Вечном смерти колесе».
Но поэт ответил чёрту:
«Сам пошёл, чертяга, н…й!
Я живой! Ты, сука – мёртвый!
Буду я писать без страха,
И тогда, ужо, посмотрим
И тогда, ужо, увидим»!
Так поэт ругался с чёртом
И остался победитель!
И потом без проволочки
В качестве ВСЕМУ ответа
Написал такие строчки:
«Вот, приходит чёрт к поэту…»
***
И был мне сон
И был мне сон. И снилась мне Италия,
Флоренция, Верона и так далее,
Где не был и не буду, может быть.
Во сне же чётко видел города я,
И, властью над пространством обладая,
Мог запросто себя переносить
Из точки А до точки Б, мгновенно
То в Геную, то в Рим попеременно.
А вот и Пиза… на стене панно
С Пиноккио (вернее – Буратино),
Знакомая какая-то картина –
Как будто где-то видел я давно
Её уже. В фантазиях? во сне ли?
И кто-то мне сказал:«вот, мы у цели,
Вот здесь-то всё как раз и началось…»
Что началось? А может быть, начнётся?
Напрасно жду теперь, что сон вернётся,
И тайна мне откроется, авось…
***
Шуточный ответ на пост в фб друга-стихотворца. «Становлюсь стар, брюзглив и раздражителен. Вот мне тут пишут…» (И.К.)
Стал стар, брюзглив и раздражителен
все чувства – как обожжены
зачем, зачем, зачем, скажите мне
иные жители страны
напрасно мня себя поэтами
стихи мне шлют и - не шучу! -
ждут, что обрадую ответами
и потрепав их по плечу
скажу однажды вдруг кому-то я
считай - как равному, почти:
«живём мы, друг, меж лилипутами…
Ещё чего-нибудь, прочти!
Ведь среди трав давно не кошеных
на поэтических полях
поэты вывелись хорошие
остались только ты да я».
***
А.С.
хорошая девочка Аня
в Саратове скромно живёт
на ней «от Карден» телогрейка
«от Иф Сен Лорана» картуз
на 9 процентов - еврейка
на три с половиной - индус
китаец – примерно, на восемь
и негр - примерно на шесть
японскую кровь мы не сбросим
со счёта; японская – есть.
А коль приглядимся получше
увидим, что Аня – ей-ей
хотя и не много – но чукча
и чуточку – датских кровей.
Калмычка - во многих коленах!
и коль доскребёмся до дна -
индейская кровь в её венах,
с немецкою кровью видна!
А русской то – все девяносто
процентов в ней крови течёт
(подсчитано точно и просто -
а хочешь проверить - вперёд)
процента четыре якута
и на полпроцента – узбек…
Мы все тебя любим, Анюта!
Прекрасный ты наш человек!
****
Мы, старые работники культуры,
считаем, что…считаем, кстати, что?
что кровопивцы – хуже, чем, к примеру – воры?
нет, нет, не то…
Работники культуры, мы, к примеру,
повсюду сеем семена добра
И тащим воз мы просвещенья в гору
и выдаём рекорды на горА
служенье муз не терпит уз цензуры
прекрасен наш союз – мотай на ус -
мы все готовы лечь на амбразуры
войдя во вкус.
А варвар дикий, глядя сквозь прищур,
«какой - такой – кричит – культур-мультур?»
телемания
Кавалерийскою походкой
в своём обшарпанном плаще
спешит на помощь ловкий сыщик
хороший парень и вообще.
В любом убийстве идеальном
всегда находится изъян
был план убийства очень дельным
но рушится коварный план
Коломбо ниточку отыщет
и размотает весь клубок
дойдёт до сути он, до днища
и вот попался, голубок
И сколь верёвочке не виться
Ещё до Страшного Суда
не избежит суда убийца
Порок наказан будет. Да.
Убийство громкое, как бомба
Раскрыто. Музыканты – туш!
Неподражаемый Коломбо -
Трудяга скромный, верный муж
Уж седины покрытый пылью
от шума славы в стороне
На стареньком автомобиле
спешит домой, к жене, к жене
***
И я вспоминаю, и я вспоминаю…
как август кончался и лето скользило по краю
тускнели на небе заката кровавые раны
спадала жара и народ оживлял рестораны
в районе за Тибром, на узенькой улице старой
они появлялись – певица и дядя с гитарой
Красавица в красном, как будто бы огненном платье
нам пела о чём то и был её голос приятен
и взгляд плотояден - в глазах её прыгали черти.
То ножкой притопнет, то бёдрами пышными вертит…
и пела она - не такое уж хитрое дело
понять – о лукавстве любви, о страданиях сердца и тела
и местные римлянцы – ей отвечали, как дети
и шумом, и шутками. И поедали спагетти
И прочие вкусности. Ах, что за запахи плыли
по улице, где не разъедутся автомобили
и нет потому их, почти, и на узкой дорожке
свободно гуляют лишь римские люди, да кошки
***
Венеция. Трактир. Обманный свет свечей.
И скрипка плачет жалобно и тяжко,
Все громче, все надрывней, все звончей,
Бедняжка!
Музыка медленно с ума нас всех сведет,
Заполонив тоской шершавой душу.
И рвется связь времен и жизни ход
Нарушен.
Кто там витийствует, за столиком в углу,
Едва не опрокидывая свечи?
Чей взгляд восторженный, пронизывает мглу,
Чье так неистощимо красноречье?
То - Казанова покидая гроб,
Сюда являться опять, в ночном тумане
Цитировать Вергилия - взахлеб,
Чуть свысока судить о Дон Жуане,
И вспоминать про Прагу, про Париж,
Ругая инквизицию и немцев...
Объехать свет весь и понять, что лишь
Венеция одна была по сердцу!
Куда меня под полночь занесло?
В трактире - как в канторе похоронной.
Не зря, видать, мне гондольер с веслом
Напоминал запойного Харона.
Не зря, не зря, слепил мне свет глаза
Потусторонний, адовый, багровый.
Скорее прочь. Пора спешить назад.
Стоит корабль к отплытию готовый
От этого трактира в двух шагах.
Но странно - тело сковывает страх
И силы нет, подняться и наружу
Отсюда выйти. Страхом пригвождён
Жди и надейся: это только сон
И призраки тебя не обнаружат.
***
Играет Буратино в Карабаса
(так натурал косит под пидараса)
жену свою пытается пасти
что бы семью т.н.. ещё спасти
И грозно он нахмуривает брови
рычит как волк, орёт, что жаждет крови
И щерится, оскаливая пасть
такая страсть!
Но всё не в масть. О, как же он и смешон
И как же сам себе противен он
в такой нелепой и дурацкой роли
спроси его, спроси его «доколе»?
Он не ответит. Лишь - пожмёт плечом
задумавшись, неведомо о чём.
а что жена, вторая половина?
Где нынче пьёт безумная Мальвина?
Куда её, бедняжку, понесло
в компании шутов и злобных фурий?
Не сторож Буратино ей, натуре,
И незачем ему скакать козлом.
Проходит лето. Август на носу.
«ах лето, лето, - всё под хвост ты псу» -
Грустит наш Б., тоскуя по Тоскане
Горит над парком круглая луна
И ночь темна и демонов полна.
Такая жизнь и демонов достанет
***
Во сне я, в себе я поймал - крокодила
так мерзок был мой крокодил -
что вскричав - с нами крестная сила! -
я немедля его отпустил
мгновенно растаял он в иле
а я мало-мало смущён:
о, сколько подобных рептилий
во мне проживает ещё?!
***
Неприлично красива и молода,
Глядит на меня
С фотографии в «Одноклассниках»
Бывшая моя девушка.
Я, в сравнении с ней, – просто дедушка,
Если не сказать хуже.
Хотя, в сравнении с некоторыми её ровесниками, -
Которые куда как меня младше! -
Я – молодец молодцом.
Даже и сравнивать нас нечего.
В общем, все мы движемся,
С разной скоростью,
Хотя к одному,
В значительной степени, концу.
***
Все мы живые. Все умрём.
И ты умрёшь, и даже я.
Мир равнодушен к нам, и в нём
Так страшно нам, душа моя,
«Нет, весь я не умру! – Не весь я,
Умру, я весь – не умира…"
И крик уносит в поднебесье,
Как писк предсмертный комара.
***
Когда то был такой Кирилл
С фамилией Каган.
Он жил, творил и баб любил,
Был очень часто пьян.