[26]Геката была первоначально богиней луны, но преимущественно почиталась именно как покровительница путей сообщения. Для того чтобы символически выразить ее попечение о перекрестках, ее изображали с тремя обращенными в разные стороны лицами (Εκατη τριμορφο). Ср. у Овидия в «Фастах»:
Видишь: трояким лицом на три стороны смотрит Геката,
Чтобы тройные пути на перекрестках следить…
[27]Так, поэт упоминает о богатом храме Афины в Афинах («Илиада»), о «каменном пороге Феба Аполлона» в Дельфах, о храмах Аполлона и Афины в Илионе (там же). Постройка храмов представляется одним из важнейших действий при основании нового города или средством умилостивить разгневанных богов в «Одиссее». Из слов Аполлонова жреца Хриса в «Илиаде» видно, что храмы были крытые. В той же поэме рассказывается, как Гекуба с уважаемыми троянками отправилась по приказанию Гектора в храм Афины умолять ее о помощи; когда они пришли к стоявшему на акрополе храму, жрица Феано отворила им двери, они с воплями воздели руки к статуе Афины, а Феано положила на ее колени пеплос и обратилась к ней с молитвой. Это самое подробное описание храма в поэмах, но и оно недостаточно для того, чтобы можно было составить себе ясное о нем понятие.
[28]При некоторых наиболее богатых храмах для этих целей устраивались особые сокровищницы, например в Дельфах и в Олимпии.
[29]Наибольшими размерами отличался знаменитый храм Артемиды в Эфесе, имевший 425 футов длины и 220 футов ширины; после пожара 356 г. он был отстроен в тех же размерах и с таким великолепием, что причислялся к семи чудесам света. Храм Зевса Олимпийского в Афинах, начатый Писистратом и оконченный императором Адрианом, имел 354 фута длины и 171 фут ширины; от него сохранились фундамент и 16 колонн, замечательных своими громадными размерами и изяществом отделки. Храм Геры на о. Самос, считавшийся самым большим при Геродоте, имел 346 футов длины и 189 ширины, а афинский Парфенон — 228 футов длины и 101 фут ширины. Были и другие храмы весьма значительных размеров.
[30]Всеобщее признание за каким-нибудь святилищем права убежища достигалось путем формальных дипломатических сношений, как это можно видеть, например, из ряда сохранившихся эпиграфических документов, представляющих ответ разных городов на просьбу малоазиатского города Теоса о признании права убежища за его храмом Диониса.
[31]Обычай посвящать богам дары существовал уже в гомеровские времена. Так, в «Илиаде» Гекуба приносит драгоценное платье в храм Афины, Гектор обещает посвятить в храм Аполлона оружие побежденного противника, в «Одиссее» говорится о посвящении богам драгоценных даров и пр.
[32]Пьедестал Дельфийского треножника (который был похищен фокейцами в 3-ю Священную войну), перевезенный при императоре Константине в Константинополь, стоял там на Атмейданской площади, но головы змей были отбиты. На нем сохранилась надпись, прочитанная только в 1856 г. и заключающая в себе 31 название дружин греческих городов, принимавших участие в битве, по порядку их доблести.
[33]Масло, кроме того, употреблялось для поливания сжигаемых на алтарях жертв с целью способствовать скорейшему их сгоранию, причем уже не составляло возлияния в собственном смысле.
[34]То есть животных, из которых состояла жертва, именно — свиньи (sus), овцы (ovis) и быка (tauras).
[35]Здесь и далее цитаты из «Одиссеи» приводятся в переводе В. Жуковского.
[36]Так, например, известно, что лунное затмение 413 г. заставило Никия отложить на месяц отступление от Сиракуз и тем послужило причиною полной гибели афинского войска. Но впоследствии упрекали Никиева гадателя в неверном истолковании этого знамения; так, Филохор говорит, что затмение в данном случае было счастливым предзнаменованием, потому что для бегства темнота удобнее света, а по мнению Автоклида, Никий напрасно решил дожидаться следующего полнолуния, так как знамения солнца и луны имеют силу лишь на три дня (Плутарх). Вот еще несколько примеров гадания по метеорологическим явлениям. Аэролит, упавший при Эгоспотамах перед битвою 405 г., был признан предзнаменованием поражения афинян (Плутарх). В 372 г. комета в виде огненного бревна предвозвестила спартанцам их поражение фиванцами при Левктрах (Диодор). Перед Пелопоннесской войною небывалое раньше землетрясение на Делосе предзнаменовало грядущие бедствия (Фукидид).
[37]Известный пример — гадания Павсания перед битвой при Платеях (Геродот, Плутарх). Получение благоприятных знамений при первом жертвоприношении считалось особенно добрым знаком.
[38]Марсы — сабельское племя, обитавшее в Средней Италии вокруг Фуцинского озера; римляне считали их искусными заклинателями змей.
[39]В виде примера припомним данное Крезу предсказание, гласившее, что он, перейдя р. Галис, разрушит великое царство.
[40]Перевод В. Ярхо.
[41]«Боги, тронутые состраданием к человеческому роду, природою обреченному на труд, — пишет Платон, — установили людям времена отдохновения от трудов в правильной последовательности праздников и сделали муз, их главу Аполлона и Диониса участниками праздников».
[42]К. Фр. Германн считает возможным распределить эти четыре праздника между четырьмя главными эллинскими племенами, так как Пифийские игры вместе с Дельфийским святилищем издавна стояли в ближайшем отношении к дорийцам, между тем как Олимпийские были связаны в предании с именем Пелопа, родоначальника ахейского царского дома, Истмийские — с национальным героем ионического племени Тесеем, а основание Немейских игр связывается с походом Семерых против Фив, участники которого принадлежали преимущественно к эолийскому племени. Но дело в том, что относительно первоначального установления игр существуют различные сказания, и мы не можем отдать предпочтение одному из них перед другими с полной уверенностью в его справедливости.
[43]В 1875–1881 гг. в местности Олимпии немецкой ученой экспедицией были произведены раскопки, увенчавшиеся блестящими результатами для науки: при них были открыты фундаменты почти всех олимпийских зданий, множество памятников искусства (между ними статуя Гермеса, изваянная знаменитым Праксителем), надписей и пр.
[44]Перевод В. Вересаева.
[45]Битва произошла 17-го числа Метагитниона, но празднование победы совершалось не в самый день битвы, а было соединено с ближайшим праздником поминовения усопших и с днем, посвященным Артемиде.
[46]Известно, что в 408 г. в день Плинтерий возвратился в Афины Алкивиад и враги его воспользовались этим совпадением для возбуждения к нему недоверия в народе, указывая, что богиня закрылась из нежелания видеть Алкивиада.
[47]«Облака». Перевод под редакцией С. Апта.
[48]Известно, что в разных странах Эллады указывалось много мест похищения Персефоны; по наиболее распространенному преданию она была похищена в Сицилии на Эннейских полях.
[49]Известно, что Алкивиад, возвратившись в Афины в 408 г., заслужил величайшее расположение и признательность народа тем, что провел по священной дороге элевсинскую процессию, которая со времени занятия Декелей спартанцами из боязни их нападений совершалась морем.
[50]Βριμω — мистическое имя Деметры.
[51]По словам Варрона, у римлян Касмиллом (Casmillus) называлось одно из действующих лиц при совершении брачных обрядов. Это сопоставление, а также объяснение имен трех других кабиров словами ερω и κερσοη (= брак, по Гесихию), сложными с αχιοη, подало повод некоторым из новых исследователей (например, Велькеру) видеть в Самофракийских мистериях идею брака и плодородия.
[52]По словам Диодора, Орфей заимствовал содержание мифов о Дионисе и учение о загробной жизни из мифа об Осирисе и вообще из египетских понятий и обрядов. Действительно, идея мифов об Осирисе имеет много общего с учением орфиков, но невозможно решить, что было у орфиков своего и что заимствовано.
[53]«Предшественник» Геракла — титан Прометей, принесший людям огонь, — принадлежит к богам и потому в рамках человеческого мироздания не может оспаривать у Геракла его приоритет.
[54]Настоящее имя героя — Алкид; прозвище Геракл, т. е. «прославленный Герой» он принял после того как убил собственных детей в припадке безумия, насланного ревнивой богиней. Это прозвище велел ему принять дельфийский оракул.
[55]«Немейские песни». Перевод М. Гаспарова.
[56]Ср. у Р. Грейвса: «Земля Ээта не могла располагаться на дальнем побережье Понта Эвксинского; наиболее древние свидетельства говорят о том, что она была на севере Адриатики. Считалось, что аргонавты плыли по реке По, около устья которой, на другой стороне залива, лежал остров Кирки Ээя, называющейся теперь Луссин. Потом аргонавты были схвачены колхами Ээта у истока реки Истр, а не Дуная. Как полагал Диодор Сицилийский, это была небольшая речка Истр, которая дала название Истрии. Далее, Медея убивает своего брата Апсирта, который похоронен на соседних островах Апсиртидах. Когда Медея и Ясон бегут к Алкиною, царю Дрепаны (Коркира), — всего в нескольких днях плавания на юг, — колхи, обманутые опасностью возмездия и боявшиеся вернуться с пустыми руками и навлечь на себя гнев Ээта, построили город Пола на побережье материковой Истрии. Более того, острова сирен, утесы Симплегады, Скилла и Харибда — все они расположены недалеко от Сицилии, мимо которой прошел „Арго“, отнесенный сильным северо-восточным ветром. „Колхидой“ могла по ошибке оказаться Коликария в низовьях реки По, неподалеку от Мантуи, которая, очевидно, была городом, стоявшим на Янтарном пути. Ведь не случайно в рассказе появляются дочери Гелиоса, льющие янтарные слезы, как только „Арго“ входит в реку По… К мифу добавлен еще один элемент: легенда о древнем пиратском набеге на южное побережье Понта Эвксинского. Пятая Троя, контролируя проход по Геллеспонту, обладала монополией на понтийскую торговлю, для которой подобный пиратский набег представлял угрозу. Получается, что предполагаемой целью адриатического плавания было не золотое, а, как указывает Симонид, пурпурное руно. По другому варианту это было черное руно, которое носил царь, совершая обряд вызывания дождя наподобие того, который до сих пор совершается в праздник весны на вершине горы Пелион: старика в черной овечьей маске убивают, а затем возвращают к жизни остальные участники церемонии, одетые в белые овечьи шкуры. В восточном варианте плавания руно превращается в „золотое“ потому, что, как утверждает Страбон, появившиеся в Понте Эвксинском аргонавты устремились на поиски аллювиального золота в колхидской реке Фасис (теперь Риони), которое местные жители моют, используя расстилаемые на дне реки овечьи шкуры. Две различные традиции переплелись не только потому, что Коликария стала Колхидой, Эя — Эей („землей“), а руно с горы Лафистий — черным пелионским. Дело в том, что утренний дворец Гелиоса, отца Ээта, располагался в Колхиде), самой дальней из известных Гомеру стран на Востоке, и греки знали о ясониках — святилищах Геракла Целителя, построенных на восточном берегу Понта Эвксинского эолийцами, ведущими там торговлю. Некоторые авторы утверждают, что понтийское плавание возглавлял именно Геракл. Более того, поскольку Гомер упоминает Ясона только лишь как отца Эвнея, снабжавшего греков вином во время осады Трои), и поскольку Лемнос расположен к востоку от Фессалии, то и считалось, что „Арго“ тоже плыл на восток. Так Планкты, или блуждающие скалы, помещенные Гомером в сицилийских водах, превратились в Босфор».
[57]Несомненным восточным влиянием объясняется и обожествление римских императоров. Первым римлянином, претендовавшим на божественное происхождение, был государственный деятель и полководец Сципион Африканский. Известно, что Цезарь, Сулла, Антоний утверждали, что им покровительствует божество. Императорский культ начался с обожествления Цезаря и Октавиана Августа. С распространением в Риме восточных солярных культов императоры стали отождествлять себя с богами солнца. С распространением христианства императорский культ постепенно прекратил свое существование, но сохранились сведения о его бытовании уже после официального принятия Римской империей христианства — при императорах Константине I и Феодосии. В труде греческого историка III в. н. э. Геродиана приводится описание обряда обожествления: «У римлян существует обычай торжественного причисления императоров к сонму богов. Обряд этот называется у них апофеозом. Это — праздник, соединенный с трауром. Тело усопшего погребают с большой торжественностью согласно людскому обычаю. Делают из воска изображение покойника, по возможности похожее на него, и кладут его при входе во дворец на высоком ложе из слоновой кости, подложив золотую подстилку. Изображение делается бледное, как будто почивший еще болен. Днем, с правой стороны ложа располагаются сенаторы в траурной одежде; с левой стороны — благородные женщины и девушки, одетые в простые белые платья, без всяких золотых украшений. Все это делается в течение семи дней. Входят врачи и, приближаясь каждый раз к ложу, долго всматриваются в больного и заявляют каждый раз, что ему хуже. Наконец, заявляют, что он умер. Тогда знатнейшие из всаднического сословия и молодые сенаторы, подняв ложе, несут его по Священной дороге на старый форум. По обе стороны ложа сооружают помосты, на которых располагаются с одной стороны знатные юноши, а с другой — девушки, и поют поочередно гимны и хвалебные песнопения в честь умершего. После этого относят ложе за город на Марсово поле. Посреди площади сооружают четырехугольный павильон; внутри его наполняют горючими веществами, а снаружи украшают золотыми тканями, слоновой костью, картинами. Над этим павильоном сооружают другой, похожий на первый по устройству и по украшениям, но поменьше размером и с открытыми дверями. Над вторым сооружают третий, потом четвертый, еще меньшего размера, и ряд других — все меньшей величины. Сооружение это очень напоминает по виду башни, устраиваемые у входа в гавань и называющиеся маяками. Во второй павильон помещают ложе и обкладывают его кругом пахучими травами, всевозможными плодами, так как нет ни одного племени, ни одного города, ни одного частного лица, сколько-нибудь выдающегося, которые не прислали бы с удовольствием эти последние дары в честь государя. Когда все помещение заполнится ароматическими веществами, около него начинается конское ристание. Вся конница, соблюдая известный ритм, скачет в определенном порядке взад и вперед; соблюдая такой же порядок, за нею движутся колесницы, с парадно одетыми возницами, везя изображения славных императоров и полководцев римских. По окончании всего этого, преемник усопшего императора подносит к павильону факел, остальные в разных местах тоже поджигают. Все быстро охватывается пламенем. Тогда с последнего, самого маленького павильона пускают орла, который поднимается ввысь посреди дыма и пламени, унося в небеса душу императора (таково поверие народа). И с этих пор усопшего считают в сонме богов».
[58]Эсхил. «Плакальщицы». — Здесь и далее цитаты из Эсхила в переводе Вяч. Иванова.
[59]В разговоре с Эринниями Орест недоумевает: почему богини мести преследовали его, но обошли своим суровым вниманием Клитемнестру — убийцу Агамемнона? Он получает обескураживающий ответ:
Чужим ей был по крови спящий в гробе муж.
[60]Город и вообще любое человеческое поселение являются для населяющих его людей средоточием окружающего пространства; привязывая людей к конкретной местности, со всеми ее природными и социальными характеристиками, они как бы фиксируют ландшафт. В этом смысле показательна градостроительная деятельность Александра Великого: по Плутарху, он основал в завоеванных землях семьдесят городов. Все эти города являлись своего рода стержнями, на которые «нанизывались» окрестные земли, и формировали административное (а впоследствии и культурное) поле Македонской империи.
[61]Ср. слова Е.М. Штаерман: «„Римский миф“, объясняющий прошлое, оправдывающий настоящее и направляющий будущее, вытеснил, видимо, некогда существовавшие примитивные мифы о создании мира и людей. Потребность в них стала удовлетворяться за счет проникновения в Рим развитой греческой мифологии и отождествления римских богов с греческими».
[62]По Плутарху, Ливию, Цицерону, Ромул подарил римлянам искусство гаданий (auspicia), а Нума основал институт жречества (sacra). Ж. Дюмезиль комментирует: «Искусство ауспиций состоит в том, чтобы иногда вызывать, всегда принимать и толковать, а иногда отвергать знаки, которые великий бог посылает людям; искусство sacra — это культ, отправляемый людьми, культ с молитвами, взаимными переговорами, жертвоприношениями. В религиозной практике aspicia и sacra обозначают, таким образом, два направления, две отправные точки, так же как и два стиля: первые приходят из другого мира в этот, вторые совершаются на земле и идут к богам; по отношению к первым человек — получатель, а по отношению ко вторым он, если не бояться современных образов, — передатчик; одни таинственны, часто тревожащи и непредсказуемы, вторые разворачиваются, следуя совершенно ясной технике».
[63]Перевод С. Шервинского.
[64]Гораций. «Оды». Перевод А. Фета.
[65]Перевод Р. Дубровкина.
[66]Перевод Л. Остроумова.
[67]Перевод С. Сухарева.
[68]«Олимпийские песни». Перевод М. Гаспарова.
[69]Перевод Вяч. Иванова.