Места хватит всем
Автор: Чернокнижница
Бета: Айлона
Рейтинг: NC-17
Пейринг: СС/ГГ
Жанр: Angst, Drama, Humor, Romance
Отказ: Все права на персонажей и сюжет "Гарри Поттера" принадлежат Дж.К. Роулинг. Автор фика материальной прибыли не извлекает. А жаль. Продала бы задорого.
Аннотация: трагизм, лиризм и пофигизм…
Комментарии: автор осознает, что текст, мягко говоря, рискованный; автор предупреждает – это не широкомасштабная дрочилка, где описания секса и насилия по три штуки в три ряда, это просто фик с элементами высокого рейтинга. У автора ооооочень большие и страшные тараканы.
Фик с треском провалился на фесте «Выше только звезды» на «Астрономической Башне".
Предупреждения: нет
Размер: макси
Статус: Закончен
ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет.
Мы друзья с тобою изначала:
у нас едины скорбь, и страх, и дно;
даже солнце у нас общее.
Ф. Ницше «Так говорил Заратустра»
Глава 1.
Стена крякнула, скрипнула, задрожала, но осталась на месте.
Драко издал невразумительный звук типа «ффффп!» и вопросительно покосился на Снейпа. Тот выглядел озадаченно: стена, закрывавшая вход в гостиную Слизерина, не отреагировала на довоенный пароль положенным образом.
– Настройки слетели? – невинно поинтересовалась Гермиона.
Поттер и Уизли одновременно фыркнули. Неугомонная Грейнджер, переболев идеей осчастливливания домовых эльфов, нашла новое применение своему энтузиазму и бросилась осваивать компьютерные технологии. Теперь она периодически начинала говорить на совершенно непонятном языке, а Рон и Гарри выучили некоторые особо заковыристо звучащие слова и пользовались ими вместо мата.
Снейп раздраженно скривился и назвал пароль еще раз, но стена всем своим видом демонстрировала полное презрение к его попыткам.
– Кто у нас тут с Райвенкло? Вы ж там вроде спецы по подбору паролей! –захихикала Сьюзен Боунс. Терри Бут насупился в ответ и пробурчал что-то про сто восемнадцать в сто девятнадцатой степени вариантов.
– Смешно. Очень, – тихо прошипел Драко.
– Спокойно, Малфой, – голос Поттера прозвучал непривычно лениво. – Нам что надо? Внутрь попасть?
– А ты как думаешь?
– Головой. Бомбарда Максима!
Взрывная волна впечатала присутствующих в противоположную стену и припорошила каменной крошкой. – Головой, говоришь? – Малфой в ярости отплевывался от известки. – Которой из?
– Поттер, я знала, что ты дурак, но чтоб до такой степени… – Пэнси Паркинсон ошарашенно взирала сквозь образовавшийся пролом на слизеринскую гостиную.
– Дуракам везет, – пожал плечами Гарри. – Ну что, хозяева вперед или мне, как всегда, грудью на амбразуры?
Никто не засмеялся – может, потому, что мало кто знал, что такое амбразура.
– То-то я по жизни такая невезучая, – усмехнулась Гермиона.
– Да, мне тоже не особо везет, – Рон заботливо отряхивал пыль с плеч подруги. – Следовательно, я умный?
Профессор Снейп мрачно молчал. Разве можно было сказать хоть что-то разумное, глядя на нездоровое и неуместное веселье студентов? Студентов… горстка семикурсников, возжелавших непременно доучиться и получить дипломы в первый же год после войны, в полуразрушенной школе. Да что там – в полуразрушенном мире, где тисненое золотом свидетельство о получении основного магического образования ценится даже меньше рулона туалетной бумаги. Пир во время чумы. Танцы на похоронах. Учеба в Хогвартсе.
– Малфой, а ты как, умный или везучий?
– Иди в жопу, Уизли!
Драко медленно и даже с опаской приблизился к пролому.
– Да тут везде одна сплошная жопа, – ничуть не обидевшись, ответил Рон. – Хорошо хоть, большая. Не тесно.
Малфой осторожно перешагнул через груду камней в пустую гостиную. Из-под его ботинок взвились легкие облачка пыли. Он критически оглядел комнату и удрученно вздохнул:
– Ну… добро пожаловать.
Поттер и Уизли подхватили Грейнджер под локти и переставили в гостиную, как пластмассового пупса.
– Не стану говорить, чтобы чувствовали себя как дома. Вы и без этого будете вести себя как дома.
– Не будем, – Рон с подозрением разглядывал висящие на цепях лампы. Светло-зеленые плафоны были покрыты тенетами, и Рону с его арахнофобией они очень не нравились. – Как дома не получится, у вас тут не кормят.
Гермиона снова улыбнулась:
– Кто о чем, а Рон о питании…
– Конечно! Сначала питание, потом воспитание. Мы проехали полторы сотни миль, и я натурально хочу жрать!
– Пошарь в моей сумке, что найдешь – то твое. А просторно тут у вас… – Гермиона запрокинула голову, силясь разглядеть затейливую лепнину на потолке.
– Места всем хватит.
Студенты медленно разбрелись по бывшим слизеринским апартаментам, оставляя за собой цепочки следов в пепельной пелене пушистой пыли.
Война уродует женщин. Война уродует все, но женщин – особенно.
Женщины войны похожи на трупы. Война безжалостной лапой стирает красоту с их лиц, выдирает из их душ и любовь, и счастье, и гордость, сутулит плечи, из всех эмоций оставляет только животный страх, а из чувств – только тоскливую боль. Бессильные и окоченевшие сердцами, лишенные блеска и прелести, уставшие и измученные, жуткие восковые куклы из детских кошмаров.
Военные мужчины, даже калеки, не кажутся такими потусторонне ужасными. Война – предназначение мужчин, их дело и их крест. Мужчина должен быть воином. Сама мудрость жизни – женщина, и любит всегда только воина.
Страшно смотреть на женщин войны. Всякая война заканчивается тогда, когда мужчины видят, во что превращаются их женщины. В каждом мужчине живет еще ребенок. Женщина – игрушка для мужчины. Светлая, лучистая, прекрасная, дорогая и драгоценная. Любимая, хранимая бережно и вечно желаемая. Что может быть страшнее, чем изломанная детская игрушка? Кто измерит горе маленького ребенка, увидевшего любимого мишку с оторванной головой?
Женщины войны – куклы с выколотыми глазами.
Женщины войны – разбитые елочные игрушки.
У женщины войны – лицо смерти.
Северус Снейп достаточно часто видел смерть, чтобы знать, как она выглядит.
Как Минерва, шествующая сейчас к директорскому креслу за столом преподавателей. Она еще держится, непотопляемая МакГонагалл, сполна оправдывает данное ей гордое имя древнеримской богини мудрости. Но вот эта медленная поступь – напрасно Минерва старается придать ей величавости и степенности. Короткие шаги неуверенны и шатки, словно женщина идет по спущенному на воду плоту. Узкие губы поджаты строго, как всегда, – но это лишь на первый взгляд. На самом деле они судорожно стиснуты, чтобы ненароком не выдать нервного дрожания – признака подступающей дряхлости. Глаза Минервы МакГонагалл в пору ее молодости сводили с ума хогвартских старшекурсников, но теперь в этих запавших глазах не осталось ничего, кроме страха и усталости бояться.
Тот же страх выглядывает из глаз Персефоны Паркинсон. Тоскливый страх загнанного звереныша, страх безнадежный, бессмысленный, бесконечный. Ни следа не осталось от гордой надменности слизеринской старосты, ни намека на прежнее высокомерие – все пожрал страх. Тем, чьи родители были Упивающимися Смертью, остается только бояться. «Дети не отвечают за грехи отцов» – это лишь красивый лозунг. Все они, чистокровные наследники древних родов, в ответе за каждый поступок и каждое слово каждого своего предка. Этим детям придется нести тяжкий крест вины родителей, и детям их детей, и всем поколениям до самой смерти рода. Такие пятна не смываются временем, но въедаются крепче.
И в отчаянно-беззаботной улыбке Сьюзен Боунс сквозит страх прошлого и боязнь будущего. В послевоенном будущем разобранного на запчасти магического мира есть чего бояться. Юные волшебники, особенно чистокровные, в большинстве знали, какое будущее им уготовано, – его легко было предсказать и без помощи Трелони. Знали и готовились к нему. Ждали. И вот настало время им выходить в мир – а от мира остались одни дымящиеся руины. Тем, кто мечтали увидеть этот мир у своих ног, теперь придется поднимать его с земли. Строить заново.
Взрыв хохота за студенческим столом отвлек Снейпа от размышлений. Боунс и МакМиллан разыгрывали какую-то сценку сомнительного содержания, а остальные самозабвенно ржали, позабыв про ужин. Даже Малфой, полулежа на столе, стонал от смеха и утирал слезы краешком слизеринского галстука.
– Блин, люди, хорош уже, а? – это Уизли, изображает праведное возмущение между истерическими похрюкиваниями. – Дайте пожрать наконец!
– Рон! – это Грейнджер.
– Я! Уже восемнадцать лет как!
– И все о еде?
– Гермиона, ну ты сама подумай, ведь это просто прекрасно – поесть!
– Рон, ты даже не представляешь, как точно ты обрисовал расстановку сил в нашей компании. Твоя задача – есть, моя – думать.
– А чего тут думать? Есть надо!
– А я? – встрял Поттер, протирая очки. – Моя какая задача?
Грейнджер нашлась моментально.
– Спасать. Рона – от переедания, меня – от истощения.
Только тут Северус обратил внимание: Грейнджер не притронулась ни к мясу, ни к овощам, только отщипнула несколько кусочков булки, зато с жадностью пила сок, словно с похмелья. Неужели безумное «Золотое трио» уже успело где-то кирнуть? Могут, эти – могут. Они и раньше-то не отличались благопристойностью и уважением к общественному порядку. Теперь, после войны, вообще поля не видят.
Поттер стену в Подземельях разнес – как будто мало разрушений в замке… И ничего, даже глазом не моргнул. Как будто так и надо.
Уизли переставил в слизеринских комнатах всю мебель и неторопливо, методично перекрасил обивку и балдахины в красный цвет. Вроде мелочь, но слизеринцы обиделись. В баталиях за цвет мебели оказалась уничтожена большая часть самой мебели. А Уизли, когда взбешенная МакГонагалл потребовала объяснить происходящее, объяснил происходящее убийственно невозмутимо: «В ЗОТИ практикуемся!» Что характерно, все остальные, включая слизеринцев, дружно закивали, демонстрируя полное единение в этом вопросе. Минерва, впрочем, отреагировала адекватно – есть еще скипидар в клизме, как любит говорить Поппи. Получившая еще в юности заслуженную кличку «Ее Стервейшество», МакГонагалл нежно посоветовала не поделившим территорию недорослям до утра попрактиковаться в восстанавливающих чарах – в противном случае им придется практиковать маггловское столярное искусство.
Грейнджер заставила Малфоя без магии чистить камин. Эльфов, мол, и так в замке полторы штуки, они совсем из сил выбились. Причем заставила буквально: поглаживая его кончиком палочки по горлу, за полминуты убедила в облагораживающем воздействии физического труда. Малфой тогда ее палочку спокойно ладонью отвел (отцовская школа, Волдемортова муштра), но облагораживаться полез. Это грязнокровку Грейнджер можно было костерить во всю мощь бурной фантазии, а Героиню войны на хрен не пошлешь.
Героиня войны меж тем, видимо, почувствовала пристальный взгляд и обернулась к преподавательскому столу…
Если бы кто-нибудь вздумал потом напомнить Мастеру Зелий, как он застыл соляным столпом, не донеся до рта чашку с кофе, такой смельчак неминуемо закончил бы свое существование в лабораторной кладовой разложенным на ингредиенты. Ведь этот кто-нибудь не имел бы ни малейшего понятия, что увидел Северус Снейп в тривиально-карих и не самых обворожительных в Хогвартсе глазах.
Ни проблеска страха. Ни тени усталости.
Спокойствие и уверенность. Гордая воля с искринками дерзости, с огоньками раздражающего любопытства, жажды деятельности, неколебимой веры в себя и свои силы… Живые, живые, такие живые глаза среди выжженных страхом обреченных взоров.
Война уродует женщин. Но есть женщины, которых война… оживляет. Исключения из всех правил – женщины, чья неожиданно вспыхивающая красота кажется кощунством на фоне скорбного послевоенного убожества. Таких, наверное, викинги и называли валькириями.
Грейнджер давно уже отвернулась, потянувшись за очередной порцией сока, а Северус все сидел неподвижно, стараясь ухватить и додумать убегающую мысль… Грейнджер всегда была исключением. Даже неукоснительно соблюдая правила, она умудрялась под них не подпадать.
Магглорожденная – но при этом самая сильная ведьма своего поколения; зубрилка – но при этом умница; образцово-показательная скромница – но при этом пацанка и хулиганка под стать своим дружкам.
Всегда исключение. Из стайки ровесниц – по внешности и интересам, из компании ровесников – по полу и интеллекту… Если бы не удивительная жадность до знаний и дружба с Поттером, никто и никогда не обратил бы внимания на невзрачную грязнокровку Грейнджер. Но пришла война, прокатилась по девчонке жестче, грубее, ей досталось крепче, нежели всем ее сверстницам вместе взятым… и словно только этой грязи, боли, крови и мрака не хватало, чтобы птенец-замухрышка превратилась в гордую орлицу. Все ее таланты, знания и умения – все было востребовано, все шло на пользу дела, и это наполнило ее взгляд светом радости, готовности бороться и побеждать. Среди горя и лишений войны Грейнджер поднялась и расцвела – как всегда, дерзко, как всегда, наперекор. То, что убивало других, сделало ее сильнее.
Вот оно.
Снейп со стуком опустил чашку на стол, остывший кофе выплеснулся и запачкал манжету.
Если правильные девочки рождаются для любви и нежности, то девочка-исключение создана для трудностей, для войны и для победы. В экстремальных условиях она живет и сияет, в тепличных – чахнет. Какую новую войну найдет для себя мисс Грейнджер? Кого теперь назначит врагом?
– Северус, ты тоже это видишь?
Тихий голос Минервы вернул в реальность, и Снейп с досадой и внутренней неловкостью обнаружил, что все это время таращился на девчонку, как василиск. Таращился незряче, погруженный в свои мысли, и не видел, что она делает.
А посмотреть было на что.
Когда Грейнджер встала из-за стола, рядом высоченным рыжим столбом вырос Уизли, сграбастал девушку своими медвежьими лапищами и перенес через скамейку. Объятие, которое в этот момент подарила рыжему остолопу чопорная заучка, вряд ли можно было назвать дружеским. И пока Уизли уже стоя допивал сок, давно покончивший с ужином Поттер по-хозяйски обнял Грейнджер за талию, не встретив никакого сопротивления. А потом Уизли тоже перелез через скамейку, Грейнджер ухватилась за его локоть – и так покинула Большой зал, в обнимку с Поттером и под руку с Уизли. Не обращая внимания на озадаченную тишину, повисшую над столами.
– Что ты об этом думаешь, Северус? – по-прежнему тихо промолвила Минерва.
– Ничего.
Он действительно не подумал ничего кроме того, что у Золотого трио съехали напрочь все три крыши. И что одиночество втроем губительно сказывается на неокрепшей подростковой психике.
Но в следующее мгновение Драко Малфой вылез из-за стола, собрал посуду, из которой только что ел, и с самым независимым видом понес ее на кухню. Про излишне теплые взаимоотношения Золотого трио все забыли вмиг.
– Если он там щас примется ее мыть, я вызову «неотложку» из Мунго, – замогильным голосом сообщил Дин Томас.
– И заберет она тебя, – в тон ему ответила Панси. – Потому что никто тебе не поверит.
Бывшая слизеринская староста взяла свою посуду и продефилировала следом за Драко. Дин обалдело посмотрел на ее удаляющуюся спину, на собственную тарелку, на сидящего рядом Невилла.
– Дурдом, – кивнул Лонгботтом. – Присоединяйся.
И тоже пошел на кухню, нагруженный грязными тарелками.
Северус покосился на МакГонагалл – женщина выглядела озадаченно. А его самого глодало чувство неясной тревоги, но пока зельевар не мог ни понять, ни сформулировать, что его так беспокоит. Да, дети ведут себя не вполне адекватно, но это неудивительно при таких-то обстоятельствах. Снейп не мог отделаться от ощущения, что за каждым дурацким поступком, за каждой сегодняшней эскападой кроется что-то очень важное. Что-то, о чем наверняка никто не хотел бы ни знать, ни даже догадываться.
В раздражении, смешанном со страхом, профессор схватил салфетку и принялся вытирать манжету. Хватит. Кончилась война, кончились двойные игры, хватит. Неадекватные юнцы – просто неадекватные юнцы, разрушенная стена – просто разрушенная стена, а непохожая на других девчонка – просто девчонка, пусть и не похожая на других.
Глава 2.
Когда-то – Мерлин, как давно! – ночной Хогвартс казался более оживленным, чем днем. Тихие темные коридоры жили своей особой сумрачной жизнью. Беззвучными тенями дефилировали привидения, похрапывали портреты, поскрипывали перила лестниц. Потрескивали факелы, попискивали в совятне совы, а при сильном ветре позвякивали оконные стекла. Нет-нет да и зашушукаются в отдаленной нише влюбленные, нарушат тишину чмокающим звуком поцелуя или томным вздохом. Допоздна возились на кухне эльфы, шуршали шагами дежурные старосты, где-то капала вода из плохо закрученного крана, ныла Миртл, кряхтел Филч. Ветер пел в трубах колыбельные, и весь замок, словно диковинный зверь, бормотал, ворочался во сне, сопел и видел сны…
Теперь Хогвартс умер.
Самая душа замка покинула искалеченные каменные своды, самое сердце его остановилось, и в коридорах поселились тьма и пустота могильных склепов.
Только темень, только тишь.
В гулком безлюдном холле, среди покореженных остовов башен, на лестницах и в колоннадах – только холод и полночная безлунная жуть.
Лишь в Подземельях – утлый островок живого тепла, крошечный и жалкий среди всепоглощающего омертвения. Дыхание пятнадцати человек не в силах за одну ночь развеять безмолвие впавшего в летаргию замка, два камина не согревают простывшие камни. Чужеродно, как балалайка на похоронах, – быстрое шлепанье босых ног по гранитным плитам пола.
Сбивающееся дыхание.
Визг дверных петель.
– Что, никак?
– Никак…
– Заходи.
Полоска неверного света на стене сузилась и исчезла.
– Забирайся скорее, холодно.
Скрип матрасных пружин.
– Тесновато получается.
– Зато нескучно. Ну что, все как обычно?
– Да, на фига эксперименты… Давай.
Прерывистые вздохи и снова скрип кровати.
– Ой, ты что дела…
– Извини, не подумал. А так? Так хорошо?
– Да-да… очень…
«Если кто-то громко плачет – довыебывался, значит», – гласит народная мудрость. Северус часто убеждался в ее справедливости.
Вот и сейчас – Драко, правда, не плачет, но следы расплаты за неуместный выпендреж останутся на его лице надолго. В том, что выпендреж был неуместным, Снейп не сомневался. Выпендреж другим не бывает.
Когда посреди лаборатории возникла бьющаяся в истерике Винки и запричитала, что «мастер Малфой разрушил Гриффиндорскую башню», сосредоточенно инспектировавший уцелевшие ингредиенты Снейп сначала даже не понял, в чем дело. Потом порекомендовал бедной домовихе не пить без закуски. Винки разразилась истошными рыданиями, и тогда-то Снейп вспомнил: неугомонные «львята» сблатовали «барсучат» и все вместе решили восстанавливать Гриффиндорскую башню. Затея, по мнению Снейпа, отдавала здоровым гриффиндорским идиотизмом и только в силу этого имела шансы на успех. За безопасность учеников профессор не беспокоился: они хоть и дети, но уже взрослые, и взаимосвязь между плохо закрепленным камнем и разбитой головой улавливать должны. К тому же, хоть в жизни и случаются невообразимые глупости, смерть Мальчика-который-грохнул-Волдеморта от свалившегося на лавроносную башку валуна – глупость самая невообразимая.
Потому Снейп был спокоен, и, как выяснилось, зря. Вспомнив о башне, камнях, проломленных головах и особенностях общения Гриффиндора и Хаффлпаффа с окружающим миром, профессор от души проклял все на свете и помчался следом за безутешной домовихой к месту происшествия. Как выяснилось, тоже зря.
Обошлись без него.
К моменту появления Снейпа Драко еще не пришел в себя, и лужу крови никто не удосужился убрать. Однако ужасающая рана на его лице уже затянулась, а Грейнджер деловито шептала заклинания над своим вечным школьным врагом.
Снова Грейнджер. Испачканные кровью ладони, уверенные жесты и досадливое движение плечом, когда Северус, едва переводя дух после быстрого бега, надсадно прокаркал:
– Что происходит?
– Происходит непрошеная помощь в неподходящее время в неположенном месте, – отрапортовала Грейнджер. – На чистом английском было сказано – не мешай, сами тетрис соберем. Нет, надо было показать, кто самый умный. В результате самая умная, как всегда, я, и самая виноватая тоже я.
– Мисс Гррррейнджеррр!!!
– Я Грейнджер, и я пока еще мисс. Значит, так: мы подняли камень, камень висел, висел хорошо и надежно, и мы бы его очень надежно пристроили, но пришел Малфой, Малфой решил, что он лучше всех строит стены гриффиндорских башен. Он заклинания перепутал, наши чары сорвались, и Малфоя камушком приложило… Я ему нос собрала, но шрам останется – камушек-то не просто так упал, а под заклинанием, я шрамы от заклинаний сводить не умею, вот научусь когда, можно будет попробовать, главное, чтобы не слишком много времени прошло, но я потороплюсь, и…
– Мисс Грейнджер, пожалуйста…
Глаза Поттера расширились.
– Я вас очень прошу…
Глаза Поттера увеличились вдвое.
– Если вас не затруднит…
Поттер громко сглотнул и потянулся за палочкой, Северус понаслаждался этим зрелищем ровно полсекунды и рявкнул:
– Заткнитесь!!!
Грейнджер улыбнулась полусмущенно-полупонимающе, Поттер облегченно выдохнул, а Драко очнулся, поэтому реакции остальных присутствующих Снейп не заметил.
– Сколько народу… задавило-то… – прохрипел Малфой.
– Размечтался, – хмыкнула Грейнджер. – Ты себя задавить не смог, где тебе такую толпу перемолоть…
– Мисс Грейнджер!
Снейп торопливо осматривал крестника, и неумолкающая Грейнджер его… нет, не раздражала. Пугала. Звонкий жизнерадостный голос до того жутко звучал в тишине запустения, что у Северуса бежали холодные мурашки от копчика до затылка и непроизвольно сжимались зубы.
– Орут… – простонал Драко, неверными пальцами касаясь шрама, пересекающего все лицо. – Что, мне теперь с этим?..
Грейнджер так и взвилась:
– Скажи спасибо, что…
– Скажите спасибо, что остались живы, мистер Малфой, – перебил ее Снейп.
Официальное обращение показалось смешным и никчемным.
– Ну что, Малфой, почувствуй себя Поттером, – подал голос Уизли. – Теперь не только он шрамоголовый.
– Жалость-то какая, – наигранно вздохнул Поттер. – А я уже так привык быть уникальным и неповторимым… И обламывает меня, как всегда, Малфой.
– Да, – в тон ему протянула Грейнджер. – И шрам у него круче. Он виднее. Суши свои лавры, Гарри, и кидай их в суп.
Они снова стояли втроем рядом, близко-близко, касаясь друг друга локтями, – уверенные друг в друге и сосредоточенные, как перед боем, они смеялись, но одними губами. Они все еще воевали.
Традицию педсоветов ввел Дамблдор. Больше всего это походило на собрания из серии «посидим-поокаем». Северус редко присутствовал на педсоветах, а когда присутствовал – выразительно молчал в углу или дежурно ругался с Минервой из-за методов воспитания подрастающего поколения. Метод Снейпа был прост: битье определяет сознание. МакГонагалл возмущалась, читала нотации, цитировала Песталоцци, взывала к здравомыслию. Северус обычно отвечал короткими сентенциями типа: «Не всем же только сеять разумное, доброе и вечное, кто-то должен и пахать». Дамблдор посмеивался в бороду, Вектор и Флитвик гоняли чаи, а вопросы хозобеспечения, учебного процесса и бумажных волокит решались сами собой.
Позже, став Директором, Снейп упразднил педсоветы – и схватился за голову. Ко всем проблемам того бешеного года – держать в узде обоих Кэрроу, под любыми предлогами отмазывать учеников от жестоких наказаний, следить за перемещениями Золотого Трио, выворачиваться мехом наружу, чтоб не вывалиться из образа преданной делу Лорда собачонки, – добавились проблемы иного порядка. Оказывается, ни одно перо, ни одна унция чернил, ни один клочок пергамента не выдавался персоналу без директорской подписи. Повеление Директора требовалось на все – и на бумагу в туалете, и на свечи в комнатах, и на тыквенный сок в кубках. Однажды Северус чуть не прибил дежурного по кухне эльфа: незадачливый домовик появился с просьбой утвердить меню на завтра ровно в тот момент, когда Снейп возвратился с Темного озера после операции «Приведи Поттера к Мечу Гриффиндора». То нужно срочно сообразить, куда деть на взыскание распоясавшихся гриффиндорцев так, чтобы их при этом не поубивали, – и именно в этот миг выясняется, что в школе закончились красные чернила. То Лорд велит явиться пред светлы очи – а Комитет образования требует срочно отчитаться по результатам успеваемости за полгода; кто-то спустил в унитаз полотенце, и весь второй этаж залило дерьмом, кто-то протащил в замок огневиски, кто-то наградил Петрификусом стайку первоклашек с Хаффлпаффа…
Да, в тот год поддержка коллег по преподаванию и их участие в управлении школой были необходимы как воздух – но разве мог Северус Снейп тогда рассчитывать на эту поддержку? Крутился сам, иногда с подсказками портрета Дамблдора, но все равно сам. Каждое утро просыпался с уверенностью, что к вечеру поседеет.
Теперь МакГонагалл снова собрала педсовет. Снейп не знал, веселиться ему по этому поводу или огорчаться. Минерва, он сам да Септима – это разве педсовет? Это «сообразим головную боль на троих». Пятнадцать учеников, три учителя и полтора эльфа – это разве школа? Это частный пансионат для умалишенных в пользу бедных.
– Я собрала вас, коллеги, с тем, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, – Минерва устало бросила на стол свиток пергамента.
Снейп напрягся. Две недели назад они с МакГонагалл полдня сочиняли проникновенное письмо в Министерство с просьбой выделить школе кусочек денег на учебный год. А потом еще полдня перекраивали смету, стараясь максимально урезать расходы. В результате предполагаемые затраты уменьшились мало не в двадцать раз, и, казалось, каждый кнат был железно обоснован. Неужели…
– Нам отказано в финансировании.
– Бляди! – прошептала Вектор и спрятала лицо в ладонях.
Сколько Снейп знал Септиму, она никогда не ругалась.
Минерва кивнула на пергамент:
– Говорят, открывать школу ради пятнадцати учеников нерентабельно. Сомневаются, что при некомплекте преподавателей мы сможем обеспечить надлежащий уровень обучения.
Сколько Снейп себя помнил, сам он ругался всегда. Но теперь не мог вымолвить ни слова. Да и что тут скажешь? Все уже сказала Вектор.
– Давайте думать, коллеги. Нам с вами и с детьми целый год есть что-то надо. На одних Хагридовых тыквах долго не протянешь.
Про тыквы Минерва упомянула не случайно. Эта бахчевая дрянь начала плодиться с сумасшедшей скоростью, захватила опушку Запретного леса и настырно лезла в сам лес. Тыквенные побеги увивали школьный двор и уже подбирались к стенам замка. Тыквы разрослись у корней Дракучей ивы, и бедное дерево билось в истерике, пока не засохло – видимо, не перенесло позора. Стоило выглянуть из любого окна Хогвартса – насколько хватало глаз, простирались тыквенные заросли. Зрели тыквы так же катастрофически быстро: за одно послевоенное лето они дали три урожая и сейчас активно готовили еще один. Снейп крепко подозревал, что виной тому было невероятное количество Темных заклинаний Последней Битвы: растения хапнули изрядную дозу волшебства и вместо того, чтобы подохнуть, принялись с энтузиазмом размножаться. Спраут, возможно, определила бы точнее причины тыквенного безумия и, может быть, даже нашла бы способ с ним бороться, у гербологов свои секреты. Но Помона погибла в Битве. Зачаровала «дьявольские силки» и вывела их на поле боя, чтобы сражались на стороне Ордена, но тупые кровожадные вьюнковые не совсем верно поняли стратегическую задачу и принялись истреблять все, что шевелится. Помона Спраут оказалась ближе всех и попала под раздачу первой.
– А если обратиться к гоблинам? – подала голос Вектор.
Минерва вздохнула:
– Они без залога не выдадут ни кредит, ни ссуду. А что нам закладывать, кроме собственных драных мантий?
– Теоретически, можно заложить мой дом, – пожал плечами Снейп. – Но, боюсь, практически он стоит даже меньше, чем драная мантия.
– Оставь, Северус. Не хочу я связываться с гоблинами, у них займешь галлеон – потом всю жизнь будешь расплачиваться. Можно поискать спонсоров…
– Спонсоры все в Азкабане, – ухмыльнулся Снейп. – А на их конфискованных миллиардах чахнет многоуважаемое Министерство.
– И то правда.
Минерва потрясла банку из-под чая. В банке не шуршало: чай закончился три дня назад.
Септима подняла глаза от пергамента, на котором все это время что-то черкала:
– Денег нам хватит на две недели плюс-минус пара дней. Это при учете тыквенной диеты, самых дешевых перьев и разведенных водой чернил.
– Теоретическом изучении Высших Зелий, Ухода за Магическими Существами и Гербологии, отсутствии чая и, пардон, туалетной бумаги, – продолжил Снейп.
– Мы все умрем, – без намека на шутливость в голосе постановила Минерва. – Без бумаги точно. Прямо завтра.
– Я готова начать уже сегодня, – в тон ей отозвалась Вектор.
– На этой жизнеутверждающей ноте я предлагаю разойтись, – Минерва посмотрела на часы. – Уже поздно. Говорят, утро вечера мудренее, вот и проверим. Тому, кто до утра придумает, где взять денег, выдам рулон туалетной бумаги.
Северус ухмыльнулся снова: Минерва шутила раз в полгода и по великому обещанию. Но ситуация сложилась такая, что воспринимать ее серьезно было невозможно – иначе оставалось только повеситься в туалете Плаксы Миртл. Без мыла. И без бумаги.
– Северус, я тебя прошу, – Минерва протянула Снейпу министерский пергамент. – Сочини ответ этим скотам. Разрешаю матом. Я сама могу только послать их по-шотландски, но они не поймут.
Снейп взял свиток, скрутил его поплотнее и засунул в рукав сюртука. МакГонагалл с улыбкой покачала головой:
– Ты тубус когда-нибудь заведешь или тебе подарить?
– Привычка. В бою рукав надежнее. Ты мне лучше подари лист пергамента, ответ писать не на чем.
– Пиши на обороте. Чистый лист на них тратить – облезут и неровно обрастут.
Единственное, в чем Снейп и МакГонагалл всегда были солидарны, так это в неприязни к Министерству вообще и к Комитету образования в частности.
– Не беспокойся, укатаю так, что им этим пергаментом подтереться страшно будет.
Вектор прыснула – проблема туалетной бумаги и личной гигиены стояла действительно остро, – а потом наигранно-беспечно заявила:
– Я бы, кстати, съела еще что-нибудь. Прогуляюсь до кухни. Северус?
Как назло, желудок предательски заурчал.
– Нет, пожалуй.
– Но ты же не ужинал!
Конечно, не ужинал, потому что возился с Малфоем.
– Ничего, – Снейп продемонстрировал краешек торчащего из рукава свитка. – Злее буду.
Он покинул кабинет и медленно зашагал по глухим черным коридорам в Подземелья. Почему не помчался привычно, чтобы мантия вилась за спиной и привидения разлетались в ужасе? А толку мчаться? На кого производить впечатление? Призраки – и те куда-то делись.
Куда спешить? Самое большое событие, какое может случиться – что-нибудь где-нибудь обвалится, но туда торопиться точно не стоило бы. Вероятность того, что обвалившееся что-то придавит кого-то, ничтожно мала: попробуй обвались прицельно на чью-то голову, если этих голов на весь замок восемнадцать штук с половиной. И все в Подземельях.
Но жуткое безмолвие обезлюдевших школьных коридоров окутывало почти осязаемым мертвенным холодом и словно подталкивало в спину: «Скорей! Скорей!» Северус намеренно замедлял шаг, не желая поддаваться панике. Естественное для любого живого существа стремление находиться среди других живых существ сейчас побуждало Снейпа пуститься во весь опор, примчаться в свои покои по соседству со слизеринской гостиной, захлопнуть дверь, запереть ее на засов и тридцать три заклинания – и только тогда перевести дух и успокоиться. Но профессор упрямо делал шаг в секунду, бросая вызов пугающей темноте вокруг.
Пергамент с министерской отказной резолюцией неприятно похрустывал в рукаве. Почему же отказали, падлы? Школе нужно триста галлеонов в месяц. Триста! Ну хорошо, триста тридцать. Разница несущественна при том, что самая дешевая мантия Министра стоит не меньше пятисот монет. Умножаем, переносим… Ну да. Если Министр продаст восемь своих мантий, он обеспечит школу на год. Еще и останется на рождественского гуся – правда, без лапок. Впрочем, с учетом износа на гуся может и не хватить…
Северус остановился, тряхнул головой: что за бред? Мантии, гуси, лапки… Без малого четыре тысячи галлеонов в год – это смехотворная сумма, это две нормальных учительских зарплаты, а при сумасшедшей послевоенной инфляции вообще не деньги.
Не кроется ли за чиновничьим жмотством что-то более глубокое, нежели простое жмотство? Если не забывать, что Хогвартс – единственная школа в Англии, дающая основное магическое образование… Первоклашки этого года уже разъехались кто в Шармбатон, кто в Дурмштранг. Этот набор потерян для Англии на ближайшие семь лет: практики перевода учеников из одной школы в другую не существовало никогда – слишком разные концепции обучения. Если не восстановить школу в этом году, квалифицированные волшебники-специалисты будут поступать только из континентальной Европы. Если будут. Позволить себе обучать детей за границей могут сейчас очень немногие семьи магической Британии. В основном это чистокровные семейства, не вступавшие под знамена Лорда. И уж эти волшебники наверняка поспособствуют тому, чтобы их отпрыски, получившие забугорное образование, за тем бугром и остались. Кому охота бросать своих обожаемых чад в горнило восстановления разрушенной страны?
Итак, сухой остаток: те ученики, которые должны были получить образование в ближайшие семь лет, не получат его, если не уедут за рубеж; поток волшебников, поступивших бы в Хогвартс в этом году, для Англии потерян; если школа не будет восстановлена, поток следующего года тоже направится в Европу. Результат: магическая Британия будет наводнена неквалифицированной рабочей силой – юными магами преимущественно из малообеспеченных семей, а для магглорожденных путь в образование окажется закрыт совсем. Последствие первое и самое очевидное: резкий рост уровня уличной преступности, сразу за ней – разгул организованного бандитизма. Последствие второе: должности специалистов во всех областях деятельности будут занимать преимущественно иностранцы, это касается и должностей в Министерстве. Английские галлеоны потекут за рубеж, английские мозги тоже. Коренные волшебники-британцы займут места от дворников до официантов, не выше. Упадет рождаемость, повысится смертность – получите демографический кризис. Зато возрастет тюремное население страны, и в основном это будут юнцы, мотающие сроки за хулиганство, кражи, грабеж и бытовые убийства.
Готовая почва для политической экспансии. Англия в магическом сообществе превратится в страну «третьего мира».
Ей-Мерлин, лучше бы Волдеморт победил.
Северус остановился снова, сжал пальцами виски. Нет, это уже слишком. Вроде никогда не страдал неуемной фантазией, а тут прямо понесло. Практически похоронил Англию только из-за того, что Министерство отказало в финансировании обучения полутора десятка учеников. Может, у Комитета образования и правда нет денег – он всегда был самым нищим ведомством: в туалете там регулярно не было света, а на окнах висели тряпочки, о которые руки выт