В этом своем значении «цель» неразрывно связана с понятием объективной целесообразности, кратко рассмотренным нами выше. При всем принципиальном отличии от этого вида целесообразности целесообразность сознательной деятельности человека не отделена от него непереходимой гранью. Известное совпадение между этими различными видами целесообразности отнюдь не случайно. Применение понятия «целесообразность» к природе имеет объективную основу в виде общих для всех форм целесообразности 'моментов. Что в отношении целесообразности явлений живой природы (и некоторых стихийных процессов в общественной жизни) служит общим итогом, достижению которого подчинены эти явления, то в сознательных действиях человека первоначально выступает в виде идеальной цели. Целесообразность во всех этих случаях есть отношение явлений к этому результату, способность явлений порождать его или способствовать его возникновению. По аналогии с результатами сознательных действий человека такой итог биологических, а также иногда и стихийных социальных процессов в его отношении к ним условно обозначается также термином, «цель». Употребление понятия «цель» в этом смысле вытекает, таким образом, из применения понятия «целесообразность». Само слово «целесообразность», — писал И. Дицген, — «содержит в себе свое толкование: цель есть мера целесообразного. Лишь на основе данной цели можно определить то, что целесообразно.»[82] В кибернетике, рассматривающей целесообразность в ее общем виде, «целью» обозначается устойчивое состояние системы, сохранение которого обеспечивается устройством, включающим в себя обратную связь. «Целевой» анализ таких систем означает выяснение содержания регуляций, условия, сопровождающего устойчивое состояние системы и определяющего способ ее действия. Вопрос о «цели» является здесь, следовательно, вопросом
о том, «как» осуществляется регуляция, но не вопросом «почему». Поэтому подобный «целевой» подход не в состоянии заменить собою исследования причин возникновения и действия регулирующейся системы.
«Цель» может служить условным обозначением итога процесса не только в случаях обратной зависимости явлений от их конечного результата в отношениях объективной целесообразности. В условном смысле она применима и там, где такой зависимости нет, но где мы имеем дело с поступательным процессом развития. Здесь высшая, завершающая ступень процесса принимает при ретроспективном рассмотрении как бы вид цели, на достижение которой направлен весь процесс. При таком употреблении в поднятии «цель» на первый план выступает заключенный в нем момент, соответствующий завершению, окончанию движения. Слово «цель» имеет соответственно одним из своих значений значение конечного пункта пространства и времени, в котором осуществляется данное движение, границы, предела последнего. (Греческое теХод — цель, завершение действия, результат,[83] латинское finis — конец, цель, французское le fin — конец, намерение, цель, немецкое das Ziel употребляется и для обозначения срока, конца, предела, английское terminus означает «предел», «цель» и «конечная станция» и т. д.)
Установить конечный результат-цель, к которому ведет процесс как к своему пределу, и под углом его определить место и роль данных явлений в процессе в целом не может не иметь существенного значения для познания действительности. Понятие цели приобретает в этом употреблении содержание, глубоко (хотя и не абсолютно, как мы только что видели) отличное от содержания понятия цели в его основном значении философской категории. В нем находит в данном случае свое выражение аналитический метод отыскания причин по их следствию. Очевидно, что применение «цели» в таком значении при изучении органической природы ни в коем случае не является проявлением телеологического мировоззрения. Именно в таком смысле употребляет это понятие почти на каждом шагу при описании биологических явлений сам Ч. Дарвин, изгнавший, как мы уже видели, телеологию из науки о живой природе. Такое же употребление этого понятия мы встречаем у Э. Геккеля, В. О. Ковалевского, К. А. Тимирязева, И. М. Сеченова, И. П. Павлова, Н. Я. Введенского и других известных представителей Материализма в естествознании, непримиримых борцов против телеологии. К. А. Тимирязев высмеивал ультра-реалистическую группу американских биологов, которые стремились изгнать из науки все, что так или иначе отзывается телеологией или антропоморфизмом, и на этом основании выступавших и против такого употребления понятия цели. Они, — писал Тимирязев, — «объявляют войну всем словам, имеющим, по их мнению, такую подозрительную внешность (вплоть до изгнания частиц to и for — для и чтобы), причем сами частенько' попадают впросак, заменяя слово «приспособление» выражением «выгодная реакция», или слово «функция» словом «роль».[84]
Факт использования категории цели в качестве особого субъективного способа описания биологических и социальных процессов был в истории философии впервые правильно подмечен и описан Кантом. Основной порок кантовского понимания цели в природе состоял не в том, что Кант подчеркивал значение использования в биологии понятия цели в качестве, как он говорил,, «хорошего эвристического принципа»,[85] а в том, что он в принципе отрицал для человеческого познания возможность когда-либо узнать подлинную причинную основу органической целесообразности. В истории естествознания роль понятия цели в таком его использовании прекрасно определил И. П. Павлов. «Идея возможной цели при изучении каждой системы, — говорит он, — может служить только как пособие, как прием научного воображения ради постановки новых вопросов и всяческого вариирования экспериментов».[86] В противоположность Канту, И. П. Павлов исходит при этом из глубокого убеждения в полной познаваемости объективных каузальных законов живой природы. Он предостерегает против забвения того, что обозначение их определенных действий антропоморфическим термином цели носит сугубо искусственный, субъективный характер, что «втискивание» ее в цепь природных причин и превращение в «конечную причину телеологии» «есть смешение разных вещей и помеха доступному нам сейчас плодотворному исследованию.» [87]
Гносеологическая сущность целевого способа описания поступательного процесса развития была раскрыта Марксом и Энгельсом в ходе критики ими телеологического понимания истории. «На самом деле то, что обозначается словами «назначение», «цель», «зародыш», «идея» прежней истории, есть не что иное, как абстракция от того активного влияния, которое оказывает предшествующая история на последующую.»[88] «Цель» в таком ее употреблении есть, «в лучшем случае, риторическая форма, один из многих способов» изложения фактического материала.[89] Итак, по мнению Маркса и Энгельса, категория цели в этой роли представляет собою абстракцию от реальной причинной связи в процессе развития, превращенную форму отражения этой связи, когда предшествующая история рассматривается с точки зрения: ее значения для возникновения последующей. Допустимость такого приема научного исследования вытекает из диалектического принципа единства исторического и логического. Не только предшествующее развитие дает возможность лучше познать его конечный результат, но и знание этого результата позволяет глубже понять прошлое. Степень приближения к высшей форме, человеку — в эволюции органического мира, к коммунистическому •обществу — в общественном развитии, служит объективным масштабом прогресса. Он помогает вскрыть основное объективное направление, по которому шло развитие. Познание итога развития позволяет выделить наиболее существенное в предшествовавших формах, вскрыть тенденции, возможности, существовавшие на низших ступенях развития. «Размышление над формами человеческой жизни, а, следовательно, и научный анализ этих форм, вообще избирает путь, противоположный их действительному развитию. Оно начинается post festum (задним числом), т. е. исходит из готовых результатов процесса развития.» [90] Так, знание экономического строя феодального общества помогает нам правильно оценить историческое значение возникновения колоната в рабовладельческом Риме как «зародыша» феодальных производственных отношений. Учет необходимых закономерностей возникновения и развития социалистического общества освещает подлинную историческую роль капитала, его «цель», «историческое призвание». «Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намеки на высшее у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если это высшее уже известно. Буржуазная экономия дает нам, таким образом, ключ к античной и т.д.» [91] Сходная диалектическая мысль имеется уже у Гегеля, только у последнего она искажается в телеологическом духе его системы: «Для понимания низших ступеней необходимо знакомство с высший организмом, ибо он является масштабом и первообразом для менее развитых; так как в нем все дошло до своей развернутой деятельности, то ясно, что лишь из него можно познать неразвитое.»[92] У Гегеля в данном случае телеология (высший организм — «первообраз» менее развитых) означает отождествление цели в ее функции эвристического приема с объективным отношением действительности, что соответствует его идеалистической онтологизации познания. На подобном же отождествлении этих разных значений понятия цели пытался построить апологию телеологических воззрений в истории естествознания известный буржуазный историк науки В. Уэвелль. Он опирался при этом, в частности, на свидетельство великого физиолога Гарвея о том, что натолкнуло последнего на открытие кровообращения. Устройство венозных клапанов, направляющих движение крови к сердцу, по словам Гарвея, «побудило его думать, что природа обыкновенно столь предусмотрительная, устроила так много клапанов не без цели; и ни одна цель не казалась ему более вероятною, как та, чтобы кровь расходилась по артериям и возвращалась по венам, клапаны которых не препятствуют проходу ее таким путем.»[93] Однако не может быть сомнения в том, что здесь, как это явствует из приведенного высказывания, Гарвей применяет понятие цели (объективно, вне зависимости от его общефилософских взглядов, с которыми он это применение мог связывать) в рассмотренном только что нами специфическом значении приема исследования, а не в смысле «конечной причины». Был прав выдающийся соратник Чернышевского М. А. Антонович, который в своих примечаниях к труду Уэвелля обвиняет автора: в смешении двух по существу разных понятий при попытке отстоять телеологию.[94] В наши дни немецкий философ Э. Блох в своей попытке ревизии марксистской философии исходил в принципе из такого же смешения понятий. Из того факта, что при определении прогресса может быть поставлен вопрос о его направлении — «куда?» и «к чему?», перспектива развития может быть обозначена словом «смысл» и т. д.,[95] Э. Блох делал логически и гносеологически неправомерный вывод о том, что в самом процессе действительности якобы заложена какая-то объективная безличная цель.
К оправданию телеологии приходит, опираясь на эту функцию понятия цели, и идеализм субъективный. Поскольку последний отрицает за причинностью объективное существование, постольку для него, при последовательном проведении его основной" позиции, принципиально не может быть разницы между телеологическим и детерминистическим пониманием явлений природы. Они превращаются в субъективном идеализме в два равноправных, чисто субъективных приема описания нашего чувственного опыта. В современной буржуазной философии в роли активного защитника телеологии с позиций субъективного идеализма выступает Р.Б. Брэйтзуэйт. В своей книге «Научное объяснение» Брэйтзуэйт исходит из позитивистского отрицания им основного вопроса философии. Он объявляет этот вопрос несущественным и неразрешимым и утверждает, что не желает будто бы его касаться. Поэтому свое исследование категорий закона, возможности, причинности и цели он намеривается осуществить, по его выражению, «ограничиваясь лишь первым этажом»,[96] т. е.замыкаясь в рамки субъективного. Эта исходная позитивистская позиция Брэйтзуэйта предопределяет и характер трактовки им отношения детерминизма и телеологии. Вопрос о соответствии последних объективной реальности теряет для него всякий смысл. Достаточным признаком истинности той или иной теории объявляется способность ее доставить интеллектуальное удовлетворение субъекту.[97] Поскольку прием целевого описания дает такое «удовлетворение», в особенности в области биологических наук, телеологическое объяснение природы оказывается «заслуживающим не меньшего доверия, чем обычное причинное объяснение.»[98] Игнорирование подчеркнутого еще Кантом субъективного характера целевого приема рассмотрения, принципиально отличного от детерминистического подхода к явлениям природы, лежит также в основе утверждения Р Б. Мэк Леода о том, что Дарвин, показав все огромное значение для биологической теории явления целесообразности, восстановил тем самым в науке аристотелевские конечные причины.[99]
В то же время необходимо подчеркнуть, что признание правомерности применения «цели» в биологии в качестве эвристического приема ни в коем случае не должно служить прикрытием по существу телеологического характера тех или иных теорий.
Категория цели сложна и многогранна. Она может и должна изучаться с разных сторон, в разных отношениях. Вопрос категории цели возникает прежде всего при познании отношения объективной целесообразности. Решение дается в ходе непримиримой борьбы с телеологией. Во-вторых, необходимо исследовать природу реальной цели в сознательной деятельности человека. В-третьих, анализ понятия «цели» требует рассмотрения его гносеологического содержания в теории отражения. Наконец, «цель» должна быть рассмотрена со стороны ее социальной значимости, места и роли ее в жизни общества. До конца последовательно отвергая все мифы телеологии, марксистско-ленинская философия представляет научное понимание огромной роли правильно поставленных целей как в личной жизни человека, так и в развитии общества. Мировоззрение диалектического материализма служит теоретической основой выработки целей великого движения современности. Сознание исторического значения цели построения коммунизма поднимает миллионы на борьбу за ее осуществление, в огромной мере ускоряет продвижение к ней нашего народа.
[1] Ч. Дарвин, Происхождение видов, Гос. изд. с.-х. лит., 1952, стр.187
[2] В качестве затруднения для теории естественного отбора Дарвин указывал в частности на электрические органы рыб, полезность промежуточных стадий генезиса которых трудно было себе представить («Происхождение видов», стр. 213—214). В позднейшее время взгляды Дарвина получили подтверждение и в данном вопросе. Выяснено, что слабые электрические разряды у некоторых рыб аналогичны радарной установке.
См. Sir Gavin de Beer, The Darwin-Wallace Centenary, «Endeavour», vol. XVII, N 66, 1958, p. 68.
[3] К. А. Тимирязев, Избранные сочинения, М., 1949, т. 4, стр. 337—338-.
[4] Против ламаркистского понимания приспособления направлено замечание Энгельса в «Диалектике природы», см. Ф Энгельс, «Диалектика природы», 1948, стр. 166.
[5] И. В. М и ч у р и н, Сочинения, М., 1948, т. 1,,стр. 606.
[6] Т. Д. Л ы с е н к о, За материализм в биологии, «Агробиология», 1957, № 6, стр. 16.
[7] Т. Д. Лысенко, Агробиология, 1949, стр. 360.
[8] Воздействие отбора на изменчивость признается и сторонниками хромосомной теории наследственности. См. Н. В. Тимофеев — Ресовский и Р Р Р о м п е, О статичности и принципе усиления в биологии, «Проблемы кибернетики», вып. 2, 1959, М., стр. 22Ь.
[9] Физиология нервной системы, Медгиз, т. 1, 1952, стр. 576.
[10] П. А. Г е н к е л ь, Физиология устойчивости растений и ее изучение в Китае, «Вестник Академии Наук СССР», 1958, № 10.
[11] Ф. Энгельс, Диалектика природы, 1948, стр. 158.
[12] И. П. Павлов, Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных, Физиология нервной системы, вып. 4, М., Медгиз, 1952, стр. 602.
[13] Логику перехода от вульгарного материализма бихевиористических теорий к открытой телеологии ярко иллюстрирует работа Е. Ch. Tolman, Purposive Behavior in animals and men, New Jork: London, 1932.
[14] Э. Г Вацуро, Исследование высшей нервной деятельности антропоидов, М., 1948, стр. 165.
[15] Т. Hermann, Problem und Begriff der Ganzheit in der Psychologie, Osterreich. Akad. d. Wissenschaften, Wien, 1957, S. 45.
[16] См. И. И. Шмальгаузен, Контроль и регуляция в эволюции, «Бюллетень Московского общества испытателей природы», отд. биол., 1958, № 5, его же, Регулирующие механизмы эволюции, «Зоологический журнал», т. XXXVII, в. 9, 1958.
[17] См. С. J1. Соболев и А. А. Ляпунов, Кибернетика и естествознание, «Вопросы философии», 1958, № 5. В этой статье отождествляется отношение кибернетики к указанной идее с отношением кибернетики к положению о наследовании приобретенных признаков, которому придается особенно важное значение мичуринским направлением в биологии. С подобным отождествлением нельзя согласиться. Если прямое приспособление (в ламаркистском понимании) с точки зрения принципов кибернетики фактически немыслимо, (оно требовало бы существования потока информации от организмов потомков к родителям), то против второго положения авторами приводится
[18]в качестве довода, что до сих пор неизвестны каналы, по которым должна бы передаваться в таком случае информация от тела в целом к зародышевым клеткам. Авторы указывают тем самым на трудность, которая давно стоит перед биологией. Выход из этого затруднения пытался найти в своей гипотезе пангенезиса еще Дарвин, решительно признававший наследуемость приобретенных признаков. Дальнейший конкретный биологический, цитологический и физико-химический анализ должен вскрыть соответствующие механизмы, свойства живой материи. Собственно кибернетическая наука никаких своих принципиальных возражений против положения о наследуемости приобретенных признаков не выдвигает, как это показывает в сущности сама аргументация С. Л. Соболева и А. А. Ляпунова. Применение кибернетики к теоретическим проблемам биологии не стоит в каком-то противоречии с существом мичуринского учения.
18 J. R е i n k е, Ober die in den Organismen wirksamen Krafte, «Biol. Zentralblatt», 1901, № 19.
[19] У. Росс Эшби, Применение кибернетики в биологии и социологии. •«Вопросы философии», 1958, № 12, стр. 115.
[20] Н. Drischel, Biologische Reglertheorie, «Zeitschrift fur arztliche Fort- bildung», Jena, 1957, H. 14., S. 611.
В советской физиологической науке П. К- Анохиным развивается представление об «обратной афферентации». Он выдвигает идею заготовительного условного возбуждения афферентных клеток коркового представительства («акцептор» действия), выполняющего решающую функцию приспособительного характера действия животного. Взгляды П.К.Анохина (см. его Новые данные об особенностях афферентного аппарата условного рефлекса, Материалы совещания по психологии, М., 1957.) подверглись критике, как якобы телеологические (см. М. А. Алексеев, Некоторые замечания по поводу точки зре-
[21]ния П. К. Анохина на афферентный аппарат условного рефлекса, «Журнал высш. нервн. деятельности», т. VIII, вып. 3). По нашему мнению, критик допускает смешение причины происхождения целесообразных устройств и принципа механизма их действия, когда он обвиняет П. К. Анохина в отходе от дарвинизма (стр. 455). В действительности же попытка последнего ставит своей задачей не выяснение причин возникновения целесообразности, раскрываемых только теорией естественного отбора, но рассмотрение механизма осуществления целесообразных реакций. Другими словами, — ответить не на вопрос «почему?», а на вопрос «как?» Как известно, кибернетика выводит результаты непосредственно из наблюдаемого поведения системы, в зависимости от того, что и как делает система, а не того, почему она это делает (У Росс Э ш б и, Введение в кибернетику, М., 1959, стр. 87).
21 С. Ф. А н и с и м о в, Человек и машина (философские проблемы кибернетики), М., Об-во по распространению полит, и научн. знаний РСФСР, 1959, стр. 47.
[22] Н. В и н е р, Кибернетика или управление и связь в животном и машине, М., «Советское радио», 1958, стр. 16-6.
[23] У Росс Эшби, Введение в кибернетику, М., Изд.-во ин. лит., 1959, стр. 216.
[24] Т. Павлов, Теория на отражението и кибернетика, «Философска мисъл», 1959, № 3. Справедливо выступая против отрыва информации от материи, Т. Павлов смешивает иногда такой отрыв с научной абстракцией, с изучением информации в чистом виде, независимо от конкретных материальных процессов, являющихся ее носителями. Так, он обвиняет Винера в «лишении информации материи и энергии» (там же, стр. 31). Не с этим ли связана его борьба против применения кибернетики к генетике, когда он утверждает о качественном различии «механистическо-кибернетической» и «биологической» информации (там же, стр. 45).
[25] И. А. П о л ет а е в, Сигнал, М., 1958, стр. 396.
[26] Цит. по Н. Кобрински'й, В. Пеке лис, Быстрее мысли, М., 1959, стр. 386.
[27] К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения в двух томах, т. II,. 1948, стр. 351.
[28] В. И. Л е н и н, Сочинения, т. 1, стр. 433'.
[29] Проблема инстинктивной формы труда у ближайших животных предков человека дискутируется в настоящее время в советской научной литературе, см. Б. Ф Поршне в, Материализм и идеализм в вопросах становления человека, «Вопросы философии», 1955, № 5, его же — «К спорам о проблеме возникновения человеческого общества, «Вопросы истории», 1958, № 2; А. П. Окладников, П. И. Борисковский, О времени и условиях становления человеческого общества, «Вопросы истории», 1956, № 11; Я. Я. Р о- гинский, О некоторых общих вопросах теории антропогенеза, «Вопросы философии», 1957, № 2; О. Н. Б а дер, Н. Я. Брюсов, С. В. Киселев, А. Н. Формозов, Некоторые вопросы возникновения человеческого общества, «Советская археология», 1957, № 1; Ю. И. Семенов, Возникновение и основные этапы развития труда, «Ученые записки» Красноярского Гос. пед. ин-та, т. VI, вып. 2, 1956, и др. Не останавливаясь более подробно на этом вопросе, заметим, что философское значение проблемы инстинктивной формы труда особенно обстоятельно и глубоко показано в исследовании" Ю. И. Семенова. В' настоящей работе мы используем ряд мыслей данного- автора.
[30] В. И. Ленин, Философские тетради, 1947, стр. 163.
[31] К. Э. Ф а б р и, Обращение с предметами у низших обезьян и проблема зарождения трудовой деятельности, «Советская антропология», 1958, № 1, стр. 30.
[32] В. И. Р а в д о н и к а с, История первобытного общества, J1., изд. ЛГУ, 1939, ч. 1, стр. 149.
2 Заказ № 874
[33] Ф. Энгельс, Диалектика природы, стр. 140.
[34] Новейшие находки так называемой «гейдельбергской техники» позволяют ставить вопрос о более раннем начале этого овладения. В этих орудиях выступают одни и те же типы, хотя и воплощенные в различные породы
(напр., песчаник, кварцит, порфир, кремень). Подобное сходство форм у камней, которые в естественных условиях ведут себя под давлением совершенно различно в соответствии со своей структурой, может быть логично объяснено только при допущении целенаправленной деятельности человека.
R Feustel, Die altesten Werkzeuge des Menschen, «Urania», 1959, H. 9., S. 323.
[35] Б у н а к, В. В., Происхождение речи по данным антропологии, «Происхождение человека и древнее расселение человечества», Труды института этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая, Новая серия, т. 16, М., 1951. стр.274.
[36] A W а 1 d е, Vergleichende Worterbuch der indogermanischen Sprachen, 1930, I B.
[37] Л. П. Я к у б и н с к и й, История древнерусского языка, М., 1953, стр. 262.
[38] Данные из области прибалтийско-финских языков получены устно от проф. П. А р и с т э.
[39] А. А. К У з ь м и н а, Роль практики в процессе исторического образования понятия причинности, Автореферат, Л., 1958, стр. 14.
[40] См. R. В. Braithwaite, Scientifie Explanation. A Study of the Function of Theory, Probability and Law in Science, Cambridge Univ. Press, 1C53, p. 312; M. R i e s e r, Causation, action, and creation. «The Journal of Philosophy», V. XXXVII, 1940, N 18, p. 492—497.
[41] В. И. Л e н и н, Философские тетради, 1947, стр. 152.
[42] См. W. W. Stol j a row, Ober Rolle und Stellung d. philosoph. Kate- gorien, im Denken, «Deutsche Zeitschrift f. Philosophie», 1957, H. 6.
Об отсутствии категории «субстанция» в смутной и нерасчлененной сфере мышления и жизненной ориентации первобытного, человека см. А. Ф Лосев, Античная мифология в ее историческом развитии, М., Гос. учебно-пед. издательство Министерства Просвещения РСФСР, 1957, стр. 12.
[43] F. М a u t h n е г, Worterbuch d. Philosophie, ИВ, Miinchen U.Leipzig, 1910. S. 643.
[44] А. А. Венгер, Развитие понимания причинности у детей дошкольного возраста, Автореферат, М., 1958.
[45] К. М а р к с, К критике политической экономии, 1949, стр. 203.
[46] К. Маркс, Капитал, т. 1 1949, стр. 187.
[47] К. Маркс, К критике политической экономии, стр. 203.
[48] Там же, стр. 204.
[49] В. И. J1 е н и н, Сочинения, т. 14, стр. 232.
[50] Шеллинг, Система трансцендентального идеализма JL, 1936, стр. 21.
[51] Goethe, Die natiirliche Tochter, 2. Aufzug, 5. Auftritt.
[52] А. Грамши, Избранные произведения, М., Изд. ин. лит., т. 2, 1957, стр. 200.
[53] Там же, стр. 208.
[54] К- М а р к с, К критике политической экономии, стр. 8.
[55] В. И. Ленин, Философские тетради, стр. 162—163.
[56] В. И. С е л и в а н о в, К вопросу о так называемом произвольном поведении, Учение И. П. Павлова и философские вопросы психологии, М. 1952, стр. 402.
[57] С.Л.Рубинштейн, Бытие и сознание, М., 1957, стр. 243.
[58] В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 167—168,
[59] В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 129.
[60] В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 329.
[61] «С представлением цели (des Zieles) может быть связано представление цели-надобности (des Zweckes) в более узком смысле слова, которое не обязательно должно покрываться первым представлением. Целью моего действия, если я беру стакан воды, чтобы пить, является взять стакан и пить (das Ziel); целью-надобностью (der Zweck), которую я хочу этим достигнуть, служит утоление жажды.» — Е. Meumann, Intelligenz и. Wille, Leipzig, 1913, S. 214.
Выражение «der Zweck» противопоставляется в немецком психологической литературе понятию «средства», «das Ziel» — понятию -«пути» к желаемой цели. (А. Но Пег, Psychologie, Wien u. Prag, 1897, S. 504.)
[62] D. Sivertsen, Goalsetting, the level of aspiration and social norms, «Nordisk Psyhologi», 1957, N 1, K^benhavn.
[63] В. И. J1 е н и н, Философские тетради, стр. 189.
[64] К. Маркс и Ф Энгельс, Избранные произведения, М., 1948, т. II, стр. 371.
[65] Ф Энгельс, Анти-Дюринг, стр. 107.
[66] О борьбе мотивов см. Психология, учебник для пед. ин-тов, М., 1956, стр. 356—358.
[67] Т. И. Агафонов, О волевых проявлениях личности в затрудненных условиях, «Вопросы психологии», 1956, № 5.
[68] В. И. JI е н и н, Философские тетради, стр. 185.
[69] В. И. JI е н и н, Философские тетради, стр. 185.
[70] Там же, стр. 162.
[71] Психология, Учебник для пед. ин-тов, М., 1956, стр. 356.
[72] К. Маркс и Ф Энгельс, т. 3, стр. 2.
3 Заказ № 874
[73] В. И. Ленин, Философские тетради, стр. 184.
[74] К. М а р к с, Капитал, т. 1, стр. 185.
[75] Там же, стр. 48.
[76] Там же, стр. 185.
[77] Гегель, Наука логики, цит. по В. И. Ленин, Философские тетради, стр. 163.
[78] К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 2, стр. 54.
[79] «Важнейшим и центральным, определяющим моментом плана является цель, стоящая перед людьми. План исходит из той основной цели, которую необходимо достичь. Цель — начало плана и вместе с тем его конечный пункт, ради которого план составляется, а затем осуществляется. План включает в себя цель и определяемые ею направления, способы, этапы и темпы деятельности, а также те средства, которые необходимо применить для реализации цели. Цель охватывает все стороны и разделы плана, пронизывает все его содержание. Она — животворный мотив плана и руководящая идея в планомерной деятельности.» Г А. Федоров, Материалистическая диалектика о категории цели, «Вопросы философии», 1956, № 1, стр. 65.
[80] Согласно наблюдениям, проводившимся над работой ткачих московской фабрики «Освобожденный труд», наиболее эффективным приемом планирования трудовой деятельности является предварительное определение последовательности основных операций, точное распределение которых является необходимым условием работы по плану. В отношении остальных операций в планировании лучшей работницы намечались как возможная последовательность их выполнения, так и наиболее благоприятные варианты изменений этой последовательности. Построение деятельности в соответствии с заранее разработанным планом, предусматривающим возможные изменения в выполнении действий, создает условия для творческого решения возникающих в труде задач. См. JI. Л. Кондратьева, Психологический анализ процесса планирования своей трудовой деятельности у ткачих, Автореферат, Москва, 1956.
[81] К. Маркс, Капитал, т. 1, стр. 185.
[82] И. Дицген, Избранные сочинения, М,—Л., Гос. соц. — эк. издат., 1931, т. 1, стр. 68.
[83] О «двусмысленности» слова xeXoq см.
F. Jodl, Geschichte d. Ethik in der neueren Philosophie, I В., Stuttgart, 1882, S. 370.
[84] К. А. Тимирязев, Избранные сочинения, т. 4, стр. 482.
[85] И. К а н т, Критика способности суждения, СПб, 1898, стр. 304.
[86] Физиология нервной системы, указ. изд., т. 1, стр. 550.
[87] Там же.
[88] К. Маркс и Ф Энгельс, Сочинения, т. 3, стр. 45.
[89] К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения т. 4, стр. 141.
[90] К. Маркс, Капитал, т. 1, стр. 82.
[91] К- М а р к с, К критике политической экономии, стр. 219.
[92] Гегель, Сочинения, т. 2, М—Л., 1934, стр. 518.
[93] В. Уэвелль, История индуктивных наук от древнейшего и до настоящего времени, т. 3, СПб, 1869, стр. 519.
[94] М. А. А н т о н о в ич, Примечания, в книге В. Уэвелль, история индуктивных наук от древнейшего и до настоящего времени, т. 3, СПб, 1869, стр. 617—619.
[95] Е. В loch, Differenzierungen im Begriff Fortschritt, «Sitzungsberichte d. Deutsch. Ak. d. Wiss. zu Berlin», 1955, N 5, S. 8, 40—41.
[96]95 R. B. Braitwaite, Scientific Explanation., p. 3.
[97] Там же, стр. 323.
[98] Там же, стр. 334.
[99] R. В. М а с L е о d, Teleology and Theory of Human Behaviour, «Science»,. N 125, N 3246, 1957, p. 478.