Через неопределенный отрезок времени, который Альберту субъективно показался несколькими днями, Альберт уже был способен производить грубые движение руками, шевелить головой, передвигать взгляд и фокусироваться на любых предметах.
Сперва начала откликаться та рука, на которую перевел взгляд Альберт во время беседы с Вильямом. Рука действительно двигалась исключительно по визуальным распоряжениям Альберта, с едва заметным опозданием, однако не повторяла их полностью. Скорее, рука просто дергалась, словно в легкой судороге; однако с каждым разом движение становилось все более похожим на то, что изображал хозяин руки в своей голове. Путем постоянных тренировок Альберт добился возможности не только поднимать руку и удерживать ее на весу любое нужное время, но и сгибать руку в локтевом суставе и даже почти четко назначать ее положение в пространстве.
Сам переговорный процесс с собственным телом был безумно утомительным лишь до тех пор, пока Альберт не заметил первого отклика тела на направленный сигнал со своей стороны. Он из раза в раз многократно повторял одно и то же движение, пока до конца не прочувствовал все ощущения, возникающие с момента начала формирования сигнала до получения реакции. Он будто видел сам сигнал, проходящий сквозь руку, вместе с движением руки, только видел его не глазами, а как-то иначе. Будто пространство в комнате, где он находился, одновременно состояло из большого количества слоев, каждый из слоев содержал свой пласт ощущений и информации. Но слои эти и воспринимались как единое целое, и были единым целым, и определить само их наличие возможно было только длительное время концентрируясь на ощущениях одного слоя, как это приходилось делать Альберту при освоении своего тела. Альберт предположил, что разделение пространства на слои отдаленно напоминает различие данных, получаемых им раньше через разные органы чувств. Но только отдаленно, так как само наполнение воспринимаемой информации никак нельзя было четко разделить на зрительный, тактильный или звуковой блоки. Они делились как-то иначе. Как именно, Альберт пока не понимал, да и не уделял этому много внимания.
Как бы там ни было, как только в голове Альберта был выведен алгоритм создания движения, переносить этот алгоритм на другие части тела стало проще, нежели изобретать его в первый раз. Единственной трудностью оставалась адресация сигнала, но и она не являлась серьезной преградой. Изученные на первой руке движения Альберту было относительно несложно повторить и на второй руке, которая оказалась не менее послушной. И хотя ему пока не были доступны движения пальцами или даже кистью, он наслаждался возможностью просто производить движения по собственной воле.
Глаза его начали двигаться без какой-либо длительной тренировки, когда Альберт занимался разработкой движений руки. Взгляд в какой-то момент словно прилип к руке и стал двигаться за рукой. А чуть позже Альберт почувствовал способность направлять взгляд туда, куда ему было нужно.
Управление своим телом было процессом в высшей степени творческим и даже доставляющим удовольствие: Альберт рисовал картину своего движения; движение не то чтобы следовало за рисунком, оно в этот рисунок вкладывалось, оживало в этом рисунке. Движение зависело только от направления визуального образа Альбертом, и это давало потрясающее, волшебное чувство всевозможности и вседоступности. Чувство, правда, было ошибочным, так как набор реально осуществляемых действий был чрезвычайно скудным, но казалось, что стоит только освоить эту фантастическую возможность управлять собой, рисуя себя, и любые существующие границы будут стерты раз и навсегда. И чувство это рождало воодушевление и желание идти дальше.
Научиться вращать головой оказалось значительно сложнее. Возможно, из-за того, что самого объекта движения Альберт видеть не мог. И то ли рисунок этого объекта в воображении был недостаточно точен, то ли мешали уже научившиеся свободно двигаться глаза. Процесс вращения головой в сознании Альберта был неразрывно связан, в первую очередь, с изменением картинки перед глазами, в результате чего на воображаемое движение воспринимаемого глазами пространства реагировали только сами глаза, услужливо поворачиваясь туда, куда Альберт планировал повернуть голову. Дошло до того, что Альберт вообще допустил отсутствие у себя головы как таковой. Ее, как назло, не было видно, как глаза не вращай.
На помощь пришла отработанная возможность двигать руками. Альберт свою голову попытался потрогать. Сделать это, вроде бы, удалось, но прикосновение рукой к части собственного тела нисколько не напоминало тактильное ощущение. Сам контакт двух частей тела одновременно напугал и рассмешил Альберта. Это был крошечный, но заметный сдвиг в восприятии всего своего тела. Будто тело Альберта в его собственном восприятии было экраном телевизора, транслирующего определенную передачу, а когда Альберт дотронулся до самого себя – задел антенну, и по изображению на экране пошли легкие щекочущие помехи, особенно ощущаемые в областях контакта частей тела, и совсем еле уловимые в частях тела, отдаленных от места контакта.
Испуг заставил руку Альберта мгновенно вернуться в первоначальное положение. Можно было сказать, что рука отдернулась рефлекторно. Придя в себя, Альберт долго экспериментировал с ощущением контакта частей тела, дотрагиваясь одной рукой до другой. В зависимости от места контакта «помехи по изображению» распределялись по-разному. Такой опыт позволил Альберту максимально прочувствовать свое тело за счет изменения ощущений внутри него. Ему казалось, что обе его руки – два провода, при соединении которых замыкается электрическая цепь, где и потребителем, и источником тока, и всей цепью является он сам.
Когда Альберт дотрагивался рукой до дивана, на котором сидел, замыкания цепи не происходило, хотя слабые «помехи» в месте контакта появлялись и даже исчезали не сразу после того, как он убирал руку, а спустя, возможно, какую-то секунду.
Как только с первыми движениями у Альберта появилась надежда на восстановление двигательных функций – а вместе с ними надежда на определенную свободу, и без того невыразительная тревога начала спадать, освобождая место размышлениям о новом месте пребывания Альберта. Альберт пытался установить координаты места своего пребывания в максимально масштабном плане, на который только бы способен: территория, время… категория пространства. При этом он отмечал для себя, что его способность к спокойному размышлению несколько улучшилась с момента попадания в эту комнату. Говорить, что способность восстановилась, было бы неверно, так как она стала качественно другой, хоть и незначительно. В голове Альберта установился какой-то более тихий фон, позволяющий мыслям не тонуть друг в друге, а как бы каждой из них иметь свою индивидуальность, свои начало и конец. И от того мышление казалось легче. К тому же все происходящее сейчас и раньше воспринималось одновременно и более реально, и более отдаленно. Воспоминания были будто слегка яснее, но вместе с тем отдаленнее из-за того, что они практически не вызывали эмоций.
Альберт помнил, что случилось с ним в его квартире, помнил, как мир, где он находился, сначала поблек, наполнился шумами, словно некачественная фотография, а после, бравируя нелогичными событиями, то ли исчез сам, то ли выплюнул из себя Альберта. Если выплюнул, то куда? Если исчез, то навсегда ли? И что сейчас вокруг? Альберт чувствовал в себе желание ограничиться объяснением себе происходящего потерей здоровья, чередой совпадений и глубоким обмороком в конце. Но, вспоминая горький опыт аналогичного и совсем недавнего самообмана, просто принял такой вариант за одну из версий. Ум Альберта поневоле становился гибче.
Где я? Версии (Вне Сна)
Итак, Альберт стал предпринимать попытки объяснить себе происходящее. Первое же, с чем ему пришлось столкнуться, - неминуемая ответственность за любые возможные догадки. Ни одно из возможных объяснений, приходящих на ум, не несло в себе ничего положительного, зато все они – и даже сам процесс размышления – все как один вызывали непростое для осознания понимание необратимости.
Той версией, которая первой приходила на ум и в которую Альберту больше всего хотелось верить, являлась версия физического заболевания, приведшего к значительному изменению восприятия собственного тела и окружающего мира. При этом неотъемлемыми частями версии были сохранение в реальности обычного тела Альберта и сохранение привычного ему окружающего мира. То есть, все как бы оставалось прежним. Изменялось только восприятие.
Что мог сказать себе Альберт в пользу этой версии? То, что находилось вокруг него – а видел он не так много – вполне могло бы быть элементами тех мест, где он находился ранее. Какая-то комната, до этого большая аудитория… Все.
Его тело. Тело, хоть и было другим, но могло оказаться и тем же, просто чувствовать его Альберт стал иначе. Альберт подумал, что никто ведь не учил его и не рассказывал ему, как надо или не надо чувствовать и воспринимать собственное тело. Он просто родился с ним, и все. Может, каждый человек ощущает свое тело как-то особенно, индивидуально. А может, все одинаково, и только он чувствовал неправильно, потому что его не научили. А теперь вдруг, в результате какого-то переживания, стал чувствовать, как все. Мало ли что. И одновременно мог потерять возможность управления собой. Инсульт вряд ли. Скорее какая-то более скрытая и локальная проблема, что-то на уровне психики. Возможно, даже какое-то сверхъестественное вмешательство…
Проговорив эти тезисы для галочки, Альберт нещадно поздравил себя с воспроизведением одного из самых нелепых и натянутых блоков информации, которые ему приходилось изобретать. Почти все составляющие версии были притянуты за уши. Альберт, будучи знаком с базисной логикой работы человеческого ума и развития мысли, мог позволить себе в качестве нечастого десерта не обманывать себя и отказываться от самообмана, комфортного, но угрожающего более важным аспектам. В данном случае самому существованию.
В качестве второй версии Альберт озвучил себе собственную смерть. И если бы одновременно он не держал в голове аргументов, эту версию опровергающих, было бы ему снова нехорошо. Несмотря даже на почти полное отсутствие в нем силы эмоций с момента невольной смены обстановки.
Смерть в этой версии рассматривалась именно в самом тривиальном ее понимании (если таковое вообще возможно в отношении самого пугающего и неизученного явления). Альберт просто сгинул из привычного ему мира и, видимо, оказался где-то еще. При этом все события, предшествующие смерти и в какой-то степени будто даже ее предваряющие, получалось, носили случайный характер и друг к другу отношение имели самое посредственное.
На этом версия заканчивалась. Пожалуй, смысл здесь был только в предположении, что со смертью осознание может не прекращаться, а продолжать существование в другом виде. И все. Будь то даже смерть, смерть в виде изменения среды пребывания Альберта не то чтобы устраивала, но была однозначно лучше смерти как полного прекращения самосознания. Помимо этого Альберт все же чувствовал, что он, однозначно, жив. Пусть даже и не так, как это было ему привычно.
Сон. Постепенно разменивая версии явно дефектные, Альберт плавно подошел к варианту самому, с его точки зрения, приближенному к реальности. Он, правда, был вынужден признать, что похожесть этого варианта на правду была вызвана по большей части необъятным смыслом, который можно было с легкостью вкладывать в понятие сна. По сути, сном можно было назвать все, что угодно, любые метаморфозы реальности и ее восприятия. Пусть так.
Альберт понимал, что происходящее с ним было сном вынужденным. Возможно, это потеря сознания. Возможно, кома. Альберт не имел глубоких познаний о сне, но некоторые вещи были ему известны. Во сне время может идти иначе. Поэтому делать выводы о том, сколько времени длится его сон, было бы неправильно. Это значит, что он, быть может, не в коме. Возможно, здесь он провел уже большое количество времени, а там, в его мире, он в этот самый момент лишь уронил голову на спинку дивана. И сердце его успело сделать лишь один-два удара с той секунды, когда его глаза потеряли свет. Впрочем, возможно и другое.
Может ли сон быть осознанным? Альберт читал об этом что-то и даже сам пытался пробраться в сон, не засыпая при этом, но… Все его переживания в этой области были ничтожно малы, чтобы делать выводы. В любом случае он не припоминал, чтобы в осознанном сне можно было так легко осознавать присутствие своего тела, но не иметь возможности управлять им.
Альберт понимал, что если это и сон, то проснуться из него возможности не было. Так ли ощущает себя человек, находясь под наркозом или просто в больничной палате с искусственно вентилируемыми легкими, с внутривенным питанием и с родственниками за дверью, которые не первую неделю ведут с врачом дискуссию о вероятности выхода из комы…
По-прежнему не ощущая грусти или жалости к себе, будто в этом месте ощущать их было невозможно ни при каких обстоятельствах, Альберт временно смирился с тем, что ему явно недостаточно информации для точного своего позиционирования. И пока договорился с собой, что он находится во сне. Договорился хотя бы для того, чтобы просто об этом не думать.
Первый диалог (Вне Сна)
В очередной раз, когда Альберт продолжал тренировки по овладению своим телом, Вильям вновь сел прямо перед ним. На тот момент Альберт еще не был способен задавать вопросы, но уже мог давать Вильяму простые ответы заранее обозначенными им движениями. К некоторому удивлению Альберта, лектор практически не пользовался такой возможностью общения, то ли откладывая подробное знакомство на потом, то ли вовсе не проявляя к своему гостю никакого интереса. Однако в этот раз Вильям в самом начале разговора сообщил Альберту, какими движениями давать положительный или отрицательный ответ, и Альберт приготовился к диалогу.
- Мне нужно задать тебе несколько вопросов, чтобы точнее определить твое состояние до того, как ты сможешь подробно рассказать мне о нем самостоятельно. Ты согласен?
- Да.
- На некоторые мои вопросы тебе будет сложно ответить однозначно. Это связано с их общей формулировкой. Постарайся давать ответы, наиболее близкие к тому, как есть на самом деле. Если ответа от тебя не последует, я постараюсь уточнить или переформулировать вопрос. Хорошо?
- Да.
- В ходе диалога я буду повторять некоторые вопросы: мне нужно убедиться, что ты четко понимаешь, о чем я говорю тебе, и даешь соответствующие ответы.
Судя по твоему текущему состоянию, с тобой произошло какое-то событие, повлиявшее на твою способность двигаться и говорить. Это так?
- Да.
- До текущего дня ты обладал способностью двигаться и разговаривать?
- Да.
- Ты помнишь само событие, в результате которого ты потерял способность двигаться?
Альберт засомневался…
- Да.
- Ты помнишь, что было до этого события? Точнее, помнишь ли ты не короткий период до события, а, в общем, ход своей жизни до него?
- Да.
- Ты был знаком со мной до того, как оказался на моей лекции?
- Нет.
- Ты понимаешь, в какой местности ты сейчас находишься?
Альберт засомневался снова.
- Нет.
- Те слова, которые я произношу, понятны тебе детально или ты улавливаешь лишь общий смысл того, что я говорю? Детально?
- Да.
После ответов Альберта постоянно возникала пауза, иногда короткая, а иногда длительная. По этим паузам Альберт понимал, что Вильям импровизирует, придумывая и формулируя следующий вопрос с учетом ранее полученных от собеседника ответов. Альберт также пытался следить за движениями на лице Вильяма при получении ответов от него, но никаких заметных эмоций на лице лектора не наблюдалось.
- Сейчас ты снова учишься управлять своим телом. То, как я говорю тебе управлять им, знакомо тебе?
Альберт колебался с ответом.
- Ты помнишь, как ты управлял своим телом до потери этой способности?
- Да.
- Раньше ты направлял свое тело, используя ту же логику визуальных команд?
- Нет.
- И ты помнишь, как ты делал это раньше?
- Да.
- Ты чувствуешь сейчас свое тело так же, как чувствовал раньше?
Альберт не дал ответа.
- Ты помнишь, как ты выглядел до потери способности управлять своим телом?
- Да.
- Сейчас ты не видишь себя полностью, но те части тела, которые ты видишь, выглядят так же?
- Да.
- Раньше ты мог общаться?
- Да.
- Ты чувствуешь в себе способность общаться сейчас?
- Да.
- Сейчас тебе мешает общаться только неспособность транслировать мысли?
Вопрос поставил Альберта в тупик. Ответа не последовало.
- Ты хочешь снова начать говорить?
- Да.
- Скажи, субъективно тебе тяжело дается освоение команд движения своего тела?
- Да.
- То событие, которое произошло с тобой, дает тебе понимание, почему была утрачена связь с твоим телом, или просто является временной отметкой: до события мог управлять собой, после не смог? Дает понимание?
- Нет.
- Является временной отметкой?
- Да.
- Ты чувствуешь сейчас свое тело так же, как чувствовал раньше?
- Нет.
- Тебе доставляет дискомфорт пребывание здесь?
Альберт не ответил.
- Тебе доставляет дискомфорт пребывание здесь, если не связывать его с твоей неспособностью двигаться, тем событием, которое вызвало неспособность управлять собой, и вытекающими из этого неудобствами?
- Нет.
- Если бы ты мог говорить, ты хотел бы задать мне какие-либо вопросы?
- Да.
- Много вопросов?
- Да.
- Ты не узнаешь это пространство как родное для своего тела?
Вопрос звучал размыто, но его Альберт понял как нельзя лучше и тут же дал положительный ответ. Именно такая формулировка исключительно точно передавала ощущения Альберта, и только сейчас, при получении правильного вопроса от Вильяма, Альберт почувствовал надежду на то, что тот может в действительности понимать, что происходит. А раз так, то у него могли быть и ответы.
- Ты достаточно быстро восстанавливаешь способность к движению. Как я уже говорил, это нормально. Скоро мы вернем тебе способность общаться не через движение рук, а так, как это принято среди людей. Это будет сложно, но сложно лишь в отношении затраченного времени.
Я видел, что ты пытаешься управлять ногами и даже слезть с дивана. Сейчас я посоветую тебе не спешить с этим. Причины следующие…
Первая – передвижение всего тела в пространстве связано с удержанием равновесия и одновременным управлением многими элементами твоей мысленной проекции. Если сейчас ты двигаешь рукой, и в один момент времени тебя едва хватает на ориентирование в пространстве одной части твоего тела, то при передвижении всего тела тебе нужно будет удерживать внимание одновременно на десятках элементов и при этом прорисовывать движение каждого из них. Тело – это большая конструкция. Пройдет некоторое время, пока ты привыкнешь к движению каждой части своего тела, доведешь эти движения до автоматизма.
Для начала попробуй совершать заранее запланированные движения двумя руками сразу. И пальцами двух рук сразу. Руки – это ключ ко всему телу. Сможешь обеспечить синхронную работу рук, значит, раскачаешь все тело. Оно начнет слушаться тебя.
Без этого, пытаясь встать, ты уронишь себя. Ничего страшного не случится, но, если меня не будет рядом, обратно на диван ты попадешь не так скоро, как тебе захочется.
Вторая причина, почему я тебе не советую спешить слезать с дивана, заключается в том, что одновременный контроль и управление сразу несколькими элементами тела – это достаточно энергоемкий процесс. А с энергией у тебя сейчас большая проблема.
Третья причина. Движение рождает новые ощущения. Если ты не помнишь, как управлять своим телом, то ты можешь не помнить и связанных с передвижением ощущений. Они могут напугать тебя или, как минимум, забрать все твое внимание, заставив отпустить визуальный образ.
Считай, что пока ты болен и находишься на постельном режиме. Любой риск для тебя сейчас противопоказан. Я врач. И я знаю, что говорю.