Я видел долгую, очень долгую ночь. На скалистом холме, возвышающемся среди лесов и долин, я видел бодрого седовласого царя в белой меховой одежде и круглой шапке, украшенной золотом и драгоценными камнями. Неподалеку от царя, возле огня, хлопотали великаны – жрецы, готовя важный обряд. Под холмом собралось множество краснолицых людей, ожидая чего-то долгожданного, они грелись у костров, рядом лежали тощие длинноухие собаки. Неподалеку бродили кони и коровы. Мое внимание привлек белый рослый жеребец, охраняемый несколькими войнами. Царь напряженно смотрел вдаль. Сквозь тающий мрак светающей ночи с холма был виден холодный океан, волны которого мерно накатывались на черные камни пологого берега.
Сон шамана, рассказанный автору.
Многим, и прежде всего тем, кто знаком с культурой Афганистана, Ирана и Средней Азии, известен праздник ноуруз (он же науруз, навруз), который отмечают во время весеннего равноденствия, начиная с 21 марта. Многие также уверены, что это мусульманский праздник. На самом же деле ноуруз имеет отношение к исламу не большее, чем, скажем, праздник Ивана Купалы к христианству. Заблуждение объясняется просто: народы, всегда отмечавшие ноуруз (иранцы, афганцы, таджики), и народы, в древности, оказавшиеся под их культурным влиянием (в основном тюркское население Кавказа, Средней Азии и Казахстана), на каком-то этапе своей истории приняли ислам. Став мусульманами, они продолжали праздновать ноуруз, не считая, однако, это религиозным предписанием, а просто следуя вековой традиции праотцов.
Кстати, арабы никогда не праздновали ноуруза. Да и самого-то слова «ноуруз» у арабов нет, оно не арабское, а персидское.
В буквальном переводе с персидского языка «ноуруз» означает «новый день». В словарях обычно дается перевод: «день иранского Нового года» или «праздник иранского Нового года». И это, безусловно, правильный перевод. Произнося «ноуруз-э тон мобарак’ аст!» («Да будет благословен Ваш Новый день»!), люди поздравляют друг друга именно с Новым годом, а отнюдь не с наступлением утра и началом нового дня. Что ж так? Говорят одно, а подразумевают другое? Почему бы прямо не сказать: примите, мол, поздравления по поводу Нового года! Разве в персидском языке нет слова «год»? Как же, есть. Это слово - «саль». Так почему же иранцы называют свой новогодний праздник «ноуруз», а не «сале ноу»? Неужели они не различают такие понятия, как день и год? Различают. И поэтому используют выражение «сале ноу», когда поздравляют кого-то не с иранским, а с европейским Новым годом. Но свой Новый год они называют «Новый день». Почему? Видимо, причину нужно искать в далеком прошлом.
Великий персидский поэт Абдулкасим Фирдоуси (X в.) в своей эпической поэме Шахнаме» рассказывает, среди других, о царе Джамшиде. Однажды, на заре человечества, в день, когда солнце вошло в созвездие Овна, он воздвиг до небес свой великолепный трон и учредил праздник «ноуруз». «То день был хормоз, месяц был фервардин», - уточняет Фирдоуси[1], как бы поясняя недоумевающему по поводу названия праздника читателю, что торжество, посвященное первому дню (хормозу) первого в году месяца (фервердина), вполне оправданно называется «Новый день».
Что нам известно о Джамшиде? Легенда называет его четвертым царем Ирана от начала мира. В священной книге зороастрийцев «Авесте» Джамшид упоминается, как Йима Хшайта (Сияющий Йима), правитель страны, которая именовалась тогда Арианам Вайджа[2]. За время своего 616-летнего плюс полгода царствования он разделил жителей своей страны на сословия, построил много селений, научил людей мореплаванию, начал добычу драгоценных камней и металлов. С ним первым – еще до того, как явился пророк Заратуштра, - говорил Ахура Мазда, творец плотского мира. Он предупредил Йиму-Джамшида о скором наступлении смертельных холодов и велел ему построить Вар - подземный[3] город, в котором могли бы укрыться и люди, и скот, и собаки, и птицы. Йима-Джамшид исполнил приказание Господа[4]. Но в конце своего царствования, как это иногда бывает с правителями, он возгордился, впал в греховность, и мир наполнила скверна.
Где же правил Йима-Джамшид, где располагалась страна Арианам Вайджа? По этому поводу высказывается много суждений. Называют самые разные места: и Хорезм в Средней Азии, и Приднепровские степи и Алтай и Южный Урал... Однако наиболее убедительной, пожалуй, следует признать гиперборейскую, или арктическую, теорию происхождения иранцев и других индоевропейских народов. Хотя бы потому, что наряду с множеством убедительных доказательств, приводимых авторами начиная с Б.Г Тилака в начале прошлого века и кончая В.Н.Деминым в наше время[5], есть еще одно подтверждение этой теории: название древнего праздника, учрежденного Джам-шидом, — «ноуруз».
Вернемся к вопросу, почему иранцы, поздравляя друг друга с Новым годом, говорят «новый день», а не «новый год». На то есть причина, и она очевидна тому, кто внимательно вчитывается в тексты «Авесты», Ведь там, в разделе «Видевдат», в мифе о царе Йиме совершенно ясно сказано, что на землях, где простиралась Арианам Вайджа, «...как один раз заходящими и восходящими кажутся звезды, Луна и Солнце, И одним днем казался год».
Где же могло быть такое? В Хорезме? В Причерноморье? На Алтае? Нет. Только в Заполярье. Только там, где годичный цикл — это двухмесячный и более того полярный день, где месяц и более того полярная ночь, где долгие, по нескольку дней, рассветы и закаты. Там, на Арианам Вайджа, как это сказано в «Авесте», были «десять месяцев зимние, а два - летние и в эти зимние месяцы воды холодны, земли холодны, растения холодны, а когда зима идет к концу бывает сильное половодье»[6]. Скорее всего там, в холодеющих от наползающего ледника, но все еще благодатных землях Крайнего Севера, как раз и правил царь Йима-Джамшид, приказавший людям праздновать ноуруз.
Как арии встречали свой ноуруз? Трудно, пожалуй, восстановить детали этого праздника. Одно несомненно: в этот день они совершали жертвоприношения и магические обряды. И делали это по-разному. В обряде солнечного, царского жертвоприношения на алтаре оказывался белый жеребец. Возможно, разыгрывалась мистерия, изображающая освобождение коров из плена темного демона и покорение злых духов. Однако люди поскромнее вполне обходились соком хаомы[7], примитивным гаданием и чародейством, чтением священных гимнов и добрыми пожеланиями.
С тех пор прошли тысячелетия. Арии покинули свои Просторы. Но празднование ноуруза не прекращалось никогда.
Персидский астролог и математик Омар Хайам[8] в трактате «Ноуруз-наме» так описывает традицию новогоднего празднования царями Ирана - последователями зороастрийской религии: «Обычай царей Ирана со времени Кейхусрау до эпохи Йаздигерда[9], последнего царя Ирана, был таков. В день ноуруза первый человек не из семьи царя, мубад мубадов[10], приходил к царю с золотым кубком, полным вина, перстнем, дирхемом и царским динаром, охапкой ростков ячменя, мечом, луком и стрелой, чернильницей и пером, восхвалял и благодарил его на персидском языке согласно своей речи... После того как он говорил это, он отведывал вина и давал кубок царю, в другую руку царя давал ростки ячменя, клал у его трона динар и дирхем»[11].
Вникните в этот обычай, и вы увидите, как проступает древняя магия сквозь оболочку обрядов регулярной религии. Каждому, кто хоть немного знаком с ворожбой и чародейством, очевидно, что подношение верховного жреца - мубада мубадов - это набор магических предметов. Особенно интересно, что в их число входят и такие, которые стали символами карт Таро. Посвященному понятно, что каждый из этих предметов может обладать магической силой. К тому же, если предположить, что охапка ростков ячменя могла быть прообразом жезла, есть основание считать, что в церемонии используется полный набор мастей карт Таро: жезлы, кубки, мечи, динары.
Итак, верховный жрец религии, порицающей колдунов-карапанов, сам прибегает к использованию магических предметов и магических приемов!
Но прошло время огнепоклонников - зороастрийцев. На землю Ирана вступил ислам. А обычай празднования ноуруза остался. Жив он и сегодня. Но осталось ли что-нибудь от древней арийской магии в сохранившихся обрядах этого праздника?
Судите сами. На столе современного иранца (и не иранца), празднующего Новый день, прежде всего, должны быть семь предметов (хафт син), названия которых в персидском языке начинаются с буквы «син». Это сэрке (уксус), санджед (ягода, которая растет в Иране и Средней Азии), самну (блюдо из солода), сир (чеснок), сабзе (зелень), сумаг (специя, растение, лат. Rhus семейство Anacardiaceae), сомболь (гиацинт).
Перечисленные предметы вряд ли можно считать праздничными деликатесами, некоторые из них вообще несъедобны. Зачем же они присутствуют на столе? Почему их названия должны начинаться с одной и той же буквы? Почему их должно быть именно семь? Странно? Да, если глядеть на это с позиций тусклой обыденности и здравого смысла. Однако люди не всегда в своей жизни руководствуются здравым смыслом. Особенно в праздники, когда их поведение оказывается во власти вековечных суеверий, ничем сегодня не объяснимых, но от века почитаемых традиций.
Конечно, одно из перечисленных здесь растений раньше, во времена Йимы-Джамшида, было хаомой. Но какое?
А вот еще. Кроме семи «синов» на праздничный стол ноуруза выставляются зеркало, небольшой аквариум с рыбками, свеча. Зачем? Для уюта? А может быть, это были ритуальные предметы, назначение которых теперь забыто? А что еще? Все ли я упомянул? Ах да, на столе должен быть Священный Коран. Для чего? Чтобы класть между его страницами деньги, которые потом будут розданы присутствующим на празднике.
Это ли не магия? Конечно, примитивная. Но магия. В этот день также практикуются гадания по сборникам стихов Хафиза и другими способами.
Ноуруз сродни порогу, с которого человек шагает в неведомое будущее. Потому-то, переступая порог, люди так хотят знать, что находится впереди. А как хочется повлиять на неведомые силы судьбы, бушующие по ту сторону порога, чтобы будущее сложилось благополучно и радостно!
Итак, задумываясь о ноурузе, мы еще раз убеждаемся, что существуют фундаментальные, если хотите, архетипические реалии, которые присутствуют в жизни народов на протяжении всей их истории. Эти реалии могут видоизменяться, могут приобретать ту или иную религиозную окраску, но они непременно живут, поскольку имеют отношение к самым глубинным мистическим пластам народного подсознания. Магия ноуруза — это как раз и есть такая священная мистическая реалия.
И, конечно же, ноуруз — это напоминание об арийском, арктическом прошлом индоевропейских народов, дошедшем до нас в иранской культуре, и одно из веских доказательств этого арийского, арктического прошлого.
Валерий Самунин.
( Журнал Наука и Религия, №3 2002,М., стр. 56-57)
[1] Фирдоуси. Шахнаме. М., 1993. Т.1. С.38.
[2] Вайджа – Арийские просторы. В среднеперсидском языке – это название приобрело форму Эранваж, и позже появилось название страны – Иран.
[3] О том, что город был подземный, говорится в Бундахишне – комментарии на среднеперсидском языке к Авесте. См.: Зороастрийские тексты. М., 1997, стр.309.
[4] Авеста в русских переводах (1861 – 1996). СПб.,1997, стр. 79 – 80.
[5] Б.Г. Тилак (1856 – 1920) – индийский брахман и ученый, который, анализируя тексты древнейших религиозных книг индийцев и иранцев, пришел к выводу, что прародина индоевропейцев располагалась в Арктике. В.Н. Демин – современный российский ученый и писатель, постоянный руководитель экспедиции в «Гиперборея», хорошо известный читателям «Науки и религии».
[6] Недавно геоботаническая экспедиция обнаружила в районе Нарьян - Мара реликтовые кедры, которых там когда-то было во множестве. А были времена, когда и на Шпицбергене росли дубы. (См. Северина. Три философских эссе о поэзии. Нарьян – Мар, 1998, стр. 28).
[7] Хаома (в Ведах упоминается как сома) – триединый образ. Это и ритуальный напиток, и растение, из сока которого его готовили, и божество – персонификация растения и напитка.
[8] Омар Хайам более известен европейской публике как автор четверостиший – Рубаи. Жил в XI веке.
[9] Кайхусрау - основатель древнего иранского государства Ахеминидов (558 – 529 гг. до н.э.). Йаздигерд – последний царь государства Сасанидов, которое было завоевано мусульманами (632 – 681 гг. н.э.)
[10] Мубад мубадов – верховный жрец в зороастрийской религии.
[11] Омар Хайам. Трактаты. Пер. Б.А. Розенфельд. М., 1961, стр. 195-169.