."Французская пьеса теперь стала пьесой для всех.Это категорически неприемлемо.так можно ставить в любой стране, а нужно иметь отношение к Франции.Знать культуру предмета,о котором ты говоришь. А Вы лишаете пьесу ее души."
Всеволод Мейерхольд
Театр "6-я студия" разумеется знаком с культурой предмета о котором говорит.Помнит о Мейерхольде и можно даже сказать, трепетно ему следует. Даром, что пьеса французская. Время действия сохранено. Режиссер не стал ничего переносить и никаких аллюзий на наше время на первый взгляд в спектакле нет. Разве что короткий монолог коридорного в первой сцене: " Безразличие - вот та подлинность, которую обретает всякий, вступающий в зону смерти. Смерти внутренней или внешней, - не имеет значения."Явный режиссерский намек. В остальном ничего не обещает какого-то особенного опыта прочтения Сартра, провокации, осовременивания. Этого не видно.
Мы действительно поначалу видим на сцене элегантно одетых и довольно симпатичных людей, проекция на заднике сцены показывает нам Париж 50х. Но очень быстро нас разочаруют. Все это поверхностное, наносное.Весь этот Париж и эта французкость лишь кажущиеся, подобно гаснущим вспышкам наших собственных иллюзий о жизни, культурный слой стремительно исчезает и растворяется в грубеющей форме. Отсылка к кадрам из культового фильма 60-х «Затухающий Огонек» не оставляет в этом никаких сомнений.Режиссер намеренно сопоставляет наше время с интеллектуальной, бунтарской эпохой 60-х, эпохой Сартра, Камю, братьев Стругацких, Бегрмана, Феллини, Луи Маля, эпохой писателей, драматургов, философов,культовых режиссеров, эпохой культурного взрыва.Прямые отсылки к кадрам из фильмов этих режиссеров не оставляют в этом сомнения. Подобно тому как мы плохо понимаем реплики персонажей, когда они переходят на французский, точно также мы уже перестали понимать язык канувшей в лету интеллектуальной эпохи. На заднем плане беззвучные кадры пронзительного отчаяния главного героя фильма Луи Маля,который пытается за что-то зацепиться, найти то, ради чего ему стоит жить. Но его окружают пустышки, они не живут, они уже «умерли». Нет ничего на свете, что заставило бы героя остаться жить в этом мире.Но разве кто-то скажет что это за фильм? Хотя, этого от зрителя никто не требует.Все и так понятно. На фоне полностью отчаявшегося в жизни человека по другому воспринимается реплика Инес в шикарном исполнении Катерины Бурцевой «Я буду твоим зеркальцем.Посмотри на меня.»Ее Инес не просто холодно умна,она выглядит не менее очаровательно чем Эстель. Так что Гарсену в этот раз тяжелее вдвойне.Так как Эстель в этом спектакле тоже не выглядит дурой, но мы еще к Эстель вернемся.Итак, все по другому.Теперь все по другому.Здесь, на сцене все по другому.На сцене другое воплощение отчаяния,- грубость, хамство и безразличие и самообман упакованные в показушный шарм и очарование. Но нас же об этом предупредили.Тут уже прямая аллюзия. Так что ад на сцене - прямая отсылка к тому состоянию, в которое погрузиласьпо мнению режиссера современная ему действительность.
С первой же сцены обозначен тот вопрос, на который будет искаться ответ, Кто же мертв, а кто жив? Что такое внутренняя смерть?Причем ответ ищется в прямом смысле в зрительном зале. Коридорный - смерть в исполнении обычно обаятельного, а этом спектакле мрачного и безразличного, молодого артиста Григория Аникий, ищет свои жертвы среди живых зрителей, столь же безразлично рассевшихся за 5 минут до этого на своих местах, медленно вырывая лица из зала погруженного в темноту. Музыка практически неизвестной отечественному зрителю певицы Chelsea Wolfe подходит для этого как нельзя кстати.Это музыка звенящей пустоты, отсутствия надежды, музыка-гроб, в который заботливо укладывают, вдев в петлицу гниющую гвоздику, попрощавшись, поцелуем в холодный, бледный лоб.Подобное притягивает подобное, поэтому даже логичным выглядит, что режиссер выбрал музыку певицы, которая так же как и он большая поклонница фильмов Бергмана,романов братьев Стругацких,а любимой песней называла «Кони привередливые» Владимира Высоцкого.
Итак жертвы свои коридорный ищет среди публики.
Таким способом на сцену попадают все три главных персонажа.Появление на черном белой надписи "Ад-это другие" еще одна ступень, отсылка к прописным истинам, которые были когда-то озвучены, понятны, потом благополучно забыты, и вот пришло время их оживить. АД _ ЭТО ДРУГИЕ...Правда ли, что это другие? Почему другие - это то, что более важно в нас самих? Почему мы в такой зависимости от них?А они от нас?Вечна ли эта взаимная тирания?
Экзистенциализм, проповедующий борьбу человека с его собственной сущностью, наиболее ярко акцентирует природу эмоций.Удачный симбиоз философии (очень близкого каждому сюжета о конфликте человека с окружающей действительностью и своей внутренней сугубой и трепетной сутью) и жанра гротеск,вдохновенная актерская игра...все это остается с вами еще долгое время после спектакля.
«Отчаяние или игра в отчаяние.» РецензияN 2
В созданном мифическом пространстве, а разделение на зал и сцену в этом спектакле чисто условное, где нет зеркал и где невозможно увидеть вещи в их объективной реальности, но только лишь глазами другого, где атмосфера насыщена присутствием другого, разыгрывается драма троих.
Зрителю, Сартра, как правило не то что не читавшему, но часто и не знающему кто это такой, философия со сцены выглядит неприятно и не Comme il faut.Это кстати еще одна постановочная фишка, актеры иногда переходят на французский язык. Хочется надеяться, не для того чтобы еще раз ткнуть зрителя в его невежество и отсутствие культурной памяти.Но нет.Предвидя очередное скучное нравоучительное действо,зритель тут же немедленно оказывается опрокинут и неправ. Уже на 7 минуте, с момента появления на сцене Инес, эмоциональность начинается и будет только нарастать. Появляется Эстель и зрителя просто оглушают эмоциональностью и едкой иронией третьей сцены, когда все персонажи-жертвы наконец собраны и немедля вступают в разбирательства друг с другом.Открытая, неприятная эмоциональность всплесками энергии передается в зал и держит его в напряжении не отпуская довольно долго.Но не только из бушующих чувств построен спектакль Театра "6-я Студия".Молодые актеры очень умело играют людей, пытающихся забыться эмоциями, закрыться ими от ужаса и отчаяния прожитых жизней, трезвея от эмоций к финалу и обретая ту искренность, которой им так недоставало в жизни. Герои приходят к другому телу и другой душе через шокирующую искренность.
Эстель в этом спектакле совсем непохожа на ходульный театральный образ расчетливой самовлюбленной красивой дуры,кочевавший годами из спектакля в спектакль.Нет. Здесь Эстель в прямом смысле слова блестящая, красивая, но порочная и глубоко несчастная молодая женщина. Этого впечатления не могут испортить даже безобразные реплики, которые она бросает походя. Невзначай. Не замечая этого. Ближе к финалу даже кажется, что она будет первой оправдана. Гарсен тоже не выглядит трусом, а скорее похож на харизматичного интеллектуала, сбежавшего от абсурда внешнего во внутреннюю бездну и пропавшего в ней. Как и полагается самой рассудительнойвыглядит Инес,разве что ей добавили шарма и утонченности. С этим шармом ей и оправдания не нужно. Тут режиссер не оригинален. Такая Инес и задумана Сартром. К финалу персонажи в глазах зрителя выглядят полностью оправданными, от чего вновь начинаешь испытывать психологический дискомфорт.В в этой двойственной игре ценностями, в сближении и отталкивании, в конфронтации с традиционным представлением о том, что такое вина, грех, убийство, что такое настоящее желание, скрытое,сильное, захватывающее полностью кроется еще одна аллюзия на действительность. Но если бы этим исчерпывалось,то может не стоило бы и ставить в очередной раз эту не самую простую пьесу. Но нет. Еще одним весьма красноречивым средством является ритм.Ритм спектакля сформирован повторявшимся на протяжении всех полутора часов столкновением двух реальностей – прошлого и настоящего. Это столкновение осуществлялось одновременно в трех решающих планах: трех персонажах. Иначе говоря, ритм спектакля требует от зрителя еще и внимания к смене субъектов действия, к соотнесению прошлого и настоящего. И вот здесь прошлое и настоящее меняются местами. Гарсен ищет глазами Гомеса среди зрителей. Для него прошлое там, в зале, для зрителя же наоборот, - прошлое это Гарсен. Так происходит столкновение прошлого с настоящим.Но нас самом деле все просто: «Как в минувшем грядущее зреет, так в грядущем прошлое тлеет...»
Отчаяние от прожитых жизней у героев - лишь красивая упаковка,в которой спрятано настоящее, действительное, живое, знакомое столь многим, отчаяние.Разница или лучше сказать пропасть между игрой в отчаяние и настоящим отчаянием вот та идея ради воплощения которой потрачены месяцы нелегких репетиций.И эта разница так же велика как между дизайнерскими платьями в которых щеголяют обе молодые женщины в начале спектакля и рваными грязными лохмотьями в которых они остаются к финалуДля произведения, миросозерцательная глубинность которого выше его внешней канвы это важно и вообщем очевидно.Монологи героев,в финале переживающих катарсис,не могут тронуть разве что мертвого. Но именно мертвых и играют на сцене.Эту злую иронию Сартра зритель почувствует в полной мере.Спектакль не дает никакого ответа зрителю,и таким образом вопрос о неразрывности физической и внутренней свободы так и остается без ответа.
Так ли уж нужно зрителю знать о Сартре,читать Сартра,чтобы почувствовать и получить удовольствие от спектакля? На этот вопрос после спектакля зритель вне всякого сомнения ответит себе самостоятельно.
Рецензию для вас написал:.................................................