Сцена на шоссе, между тем, близилась к закономерному финалу.
- Только без обид, - продолжал их главный, отходя на шаг назад. - Мы вас не знали, вы нас не знали, так что ничего личного.
Оба приговоренных были повернуты к нему спиной и не могли видеть, как его рука потянулась к поясной кобуре. Но по затянувшейся паузе они поняли, чем пахнет дело.
- Э-э! Вы права не име... - голос Михаила сорвался на фальцет, в нем прорвались плаксивые ноты, слабо вязавшиеся с образом крутого головореза. Каждое слово должно было причинять ему дикую боль. Он понимал, что все решено, но слишком хотел жить.
- А вот тут ты ошибся, - возразил человек в маскхалате. - Имею, причем, кого хочу.
Пистолет в его руке - не то ТТ, не то 'Стечкин' - чуть дернулся, раздался хлопок, будто откупорили бутылку с шампанским. С таким звуком лопается воздушный шарик. И уж совсем не был он похож на выстрел. Если бы не густой бурый шматок с белыми вкраплениями костей, повисший на стекле, то Саша принял бы все это за дурную шутку типа 'Улыбнитесь, вас снимают скрытой камерой!'
Но упал не главарь, а здоровяк. Несколько мгновений Андрей продолжал стоять на коленях, а потом тяжело рухнул вперед, будто падая ниц перед своим убийцей, и тогда Данилов заметил, что у водителя напрочь отсутствует затылок, а вместо него зияет дыра, из которой смотрит неаппетитная мешанина, напоминающая манную кашу пополам с малиновым вареньем. 'Неужели мы думаем этим?' - успел подумать он.
А бывшему младшему сержанту Михаилу Мухину, ныне дезертиру, мародеру, насильнику и соучастнику двух десятков убийств досталась сомнительная радость - быть последним в коротком расстрельном списке. Он заскулил. Затрясся. Может, даже обмочил штаны. Казалось, еще немного, и приговоренный начнет на карачках умолять оставить его в живых. Видимо, так же подумал экзекутор и пресек начинавшийся фарс в зародыше.
Еще хлопок. Только начинавшийся плач захлебнулся и затих. Потом тишину опять нарушил хруст снега. Палач подошел вплотную к бандитскому 'Крузеру' и начал обходить его справа, так что парень потерял его из виду. Прозвучал еще один тихий выстрел, заставивший Александра плотнее вжаться в пол.
- Уноси готовенького, - пробурчали на расстоянии вытянутой руки.
'Контроль, - догадался Саша. - Это он Вадима, не иначе, хоть его и уложили очередью почти в упор. Впрочем, зачем эта мера вообще нужна теперь? Наверно, скорее привычка из старой жизни, чем необходимость. Обычай из времени, когда существовала прокуратура, уголовный розыск и суд, а убивать на улицах было не принято. Когда свидетелей преступления надо было убирать.
У Александра в горле застрял ком. Он перестал дышать. Он допустил ошибку, приняв устроителей засады за бойцов местного отряда самообороны, летучей опергруппы по истреблению двуногой нечисти. Они явно были из другой оперы. Опять его угораздило попасть из огня да в полымя. Разве легче оттого, что эти уж точно не будут мучить, а сразу спишут в расход?
Наступила тишина. Только ветер глухо завывал в вершинах голых деревьев. Данилов по опыту знал, что такое затишье почти наверняка означает приближение бурана. Тем лучше. Кем бы они ни были, непогода заставит их торопиться с поисками укрытия. Да и ему будет проще скрыться.
Главный экзекутор еще раз прошелся вокруг автомобиля, Александр слышал хруст снега под его ботинками.
Потом этот человек вернулся на то место, где стоял, когда застрелил двух Сашиных попутчиков, и отчетливо произнес в гарнитуру, которую парень заметил у него еще раньше:
- Все чисто, продолжайте движение. Так, мелочь... Трое ушлепков. Уже разобрались.
Затем он повернулся к трем другим бойцам, переминавшимся с ноги на ногу поодаль.
- Пацаны, в темпе вальса. Саня, отгони эту рухлядь на хрен, а то встала, не пройти, не проехать. А вы давайте, мясо хотя бы с дороги оттащите и снежком присыпьте, чтоб не светились.
Страшные фигуры начали оттаскивать мертвые тела к обочине. Они выглядели как самый крутой спецназ, но что-то подсказывало Александру, что перед ним не армия. Даже не бывшая. Он насмотрелся на воинские подразделения разной степени морального разложения, но эти не походили ни на одно.
- Рановато он их привалил, - проворчала одна из них, - Своим ходом дошли бы.
- Да хрен с ними, пусть бы лежали, - откликнулась вторая. - Кто запалит-то? Как будто без них жмуров вокруг мало.
- Разговорчики!.. - рыкнул на них тот, кто привел приговор в исполнение. - Я пойду встречу, чтоб поворот не пропустили. Бегом давайте, пять минут на все. Едут уже.
Он мотнул головой в сторону шоссе, на котором пока нельзя было ничего разглядеть кроме темной пелены падающего снега.
Бойцы неясной ведомственной принадлежности работали слажено и споро, как мясники на бойне. Это было не первое применение ими 'ликвидационных мер' за этот день.
Они торопились. Им надо было опередить стихию и достигнуть цели до того, как видимость станет нулевой. Погода не внушала оптимизма. За эту неделю температура могла упасть еще на десять градусов.
Тела оттащили к обочине и пинками столкнули вниз. В принципе, это не входило в их задачу и являлось 'перевыполнением плана'. Покойничков можно было и в канаве оставить.
Перед этим от нечего делать один из бойцов провел над трупами карманным рентгенометром и тут же от души выругался. Все тела довольно сильно излучали. Шутка ли - тридцать рентген в час! После этого можно было говорить, что они оказали им услугу.
Конечно, на то, чтобы похоронить убитых даже в братской могиле, благородство этих людей не распространялось. У них не было ни времени, ни желания копать землю, уже успевшую схватиться морозом.
Совсем не за этим проделали они свой неблизкий путь через эту враждебную страну. Вовсе не охота за нарушителями закона, не наведение порядка привели их на это шоссе. Ни закона, ни, тем более, порядка в этом мире больше не существовало, и каждый был сам за себя.
Они забрали себе автоматы убитых, и теперь собирались проверить 'Крузер' на предмет боеприпасов.
Александр до самого конца надеялся, что его не заметят, думал, беда пройдет мимо, экзекуторы залезут в свою машину, которая должна быть где-то рядом, и укатят своей дорогой, а он вылезет и исчезнет во мраке, чтобы больше никогда не попадаться на глаза никому, хоть отдаленно похожему на человека. Потому что от людей нельзя ждать ничего хорошего.
Даже когда он услышал приказ убрать с дороги машину, надежда его не покинула. Он знал, что с переднего сиденья его не разглядеть, а лезть на заднее они не станут. Им же незачем, так ведь?
Тихо скрипнула дверь.
- Епть, да тут еще один.
Совсем близко, буквально над ухом, щелкнул затвор. Саша обернулся через плечо - на него смотрело дуло автомата. Он мало что понимал в знаках различия, но форма этого бойца была лишена их в принципе. Лицо его было таким же невыразительным и незапоминающимися.
'Я не с ними! Меня взяли в заложники!' - хотел было закричать Саша, но язык прилип к гортани. Из горла удалось выдавить только жалкое меканье.
- Понял, - неожиданно произнес пришелец.
'Как это он меня понял?' - недоумевал парень долгих полсекунды, пока не сообразил, что фраза предназначалась не ему. Она была ответом на приказ командира, прозвучавший у 'санитара' в наушниках. И, судя по тому, что черное дуло начало подниматься, ничего хорошего тот не сулил.
- А ну, вылезай.
Это уже, ясное дело, сказано ему.
На сером среднестатистическом лице смотревшего на него человека Александр не мог прочесть ничего. Ни злости, ни жалости, одно тупое равнодушие, как у работника разделочного цеха после восьмичасовой смены.
В голове вдруг стало пусто. Все мысли ушли, как крысы, покидающие тонущий корабль. Похоже, они чувствовали, что их вместилище вот-вот разольется по асфальту кровавым желе.
Но одна оттерла другие и чуть задержалась. Его враг воспользовался рацией. Значит, он здесь один. Остальные далеко.
В следующую секунду Данилов сделал то, на что не был способен в прошлой жизни. Он монтировкой ударил изо всех сил по просунувшейся в салон голове. Рукоятку его пальцы нащупали минуту назад, шаря по полу в поисках очков, и сжали совершенно независимо от мозга. Ударил без ненависти - для этого он был слишком напуган.
Замах был на рубль, а удар получился если не на копейку, то на полтинник. Недостаточный, чтобы проломить череп или хотя бы лишить человека сознания, к тому же частично амортизированный шапкой. Но чтобы на время ошеломить врага, его хватило. Еще не выйдя из-под власти рефлексов, Александр снова обрушил свое оружие, теперь уже на абсолютно лысый череп. И снова слишком слабо. Сказывался недостаток практики. Затем, закрепляя успех, он придал незваному гостю пинка, вытолкнув обмякшее тело на вьюжное шоссе. К счастью, мерзавец был щупл и невысок ростом. Оглушенный, он не сумел сохранить равновесие и растянулся во весь рост.
Александр перевел дыхание. Его пальцы разжались, инструмент, сыгравший свою роль, упал на сиденье. Путь был свободен - несостоявшийся убийца мешком лежал в снегу. Крови натекло как со свиньи, так что пол- лица было не разглядеть.
Уж не угробил ли он его часом? А ведь похоже. Лежит и не шевелится. Ну, тогда покойся с миром, черт бы тебя побрал. Сам виноват, нечего было мирных путешественников изводить.
Но тот вдруг тихо застонал, сквозь зубы процедив трехэтажное ругательство. Жив, просто крепко по кумполу получил, и бровь рассечена. А что на помощь не зовет, так это ненадолго.
Данилов почувствовал смесь облегчения и досады. Теперь он знал, что чист с точки зрения Общечеловеческих Ценностей, но не сомневался в том, что это лишь отсрочка. Инициацию кровью проходить придется. Если, конечно, он останется жив сегодня.
Чуть поодаль, у высокого ребристого колеса лежал автомат, но взгляд парня задержался на нем всего на мгновение. Он знал, что пути реальности и сказки расходятся далеко.
Рэмбо походя добил бы раненного и, подбирая оружие, небрежно прикинул бы: 'Сколько их там осталось? Всего трое!' Обычный человек кинулся бы прочь без оглядки. Саша оставался до мозга костей обывателем, и лимит геройских поступков исчерпал на много дней вперед.
Как бы хорошо их... очередью от пупа да всех наповал. Но, увы, теперь Александр даже вчерашние мечты о расплате отмел как наивные. Перед ним лежала не воздушка и даже не мелкашка из тира. Но проблема была даже не в том, что он не знаком с этим автоматом. Если ты не держал в руках никакого оружия, то нет гарантии, что попадешь с десяти шагов в слона, а не в себя. В такие моменты взвоешь, жалея, что ты - плоскостопый белобилетчик, не пожелавший тратить год драгоценного времени 'неизвестно на что'.
Данилов бежал, как не бегал никогда. Он мчался в темноте по рыхлому серому снегу, пригибаясь как можно ниже. Он почти ничего не взял из машины, только самое необходимое, без чего не ступишь и шагу - фонарик. Еще Саша прихватил самый легкий из рюкзаков, даже не глядя, что там внутри. ПМ остался за поясом у покойного главаря, но Саша о нем не сильно жалел. 'Easy come, easy go', как говорят американцы. Автомат парень тоже оставил своему владельцу, ведь лишние три - четыре килограмма железа, бьющего по спине, железа могли стоить жизни.
Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что все трое не так уж далеко. Всего в четырех или пяти десятках метров плыли в воздухе светлячки их фонарей, которые, как парень разглядел еще раньше, были закреплены у них прямо на стволах.
Александр думал, что выиграл хотя бы пару минут, но его заметили гораздо раньше. Видимо, подал голос временно нейтрализованный им бритоголовый.
Огонь был открыт сразу же, без предупреждения. Сначала били одиночными, затем 'двойками', потом - парой коротких очередей. Похоже, он здорово их разозлил. Или у этих людей просто патронов куры не клюют?
Они палили 'в молоко', но пару раз пули ложились в опасной близости от него, и холодные снежные брызги летели ему в лицо. Дорога здесь делала небольшой подъем, и они брали слишком низко.
Саша бежал зигзагами, как заяц от своры борзых, наполовину оглохнув от грома выстрелов. Его выручало только то, что даже на таком расстоянии от города на шоссе часто попадались стоящие машины, хорошо перекрывавшие врагам сектор обзора. Именно они принимали на себя почти весь вражеский боезапас.
Парень уже успел оценить диспозицию и нашел ее удручающей. Шоссе было двухрядным, но с достаточно большой разделительной полосой. С обеих сторон не было ни деревца, только ряд чахлых кустиков, обозначающих собой зеленые насаждения. А за ними - ровное как стол поле, тянувшееся, насколько хватало глаз, точнее, фонаря. Мощность снежного покрова на этих колхозных угодьях вполне могла приближаться к человеческому росту.
Из этого Данилов сделал простой вывод - бежать можно только вперед. Завязнув в снегу, он облегчит преследователем задачу до предела, а это в его планы не входило. Он хотел еще побарахтаться.
Александр как на автопилоте несся от одного укрытия к другому под набирающим силу дождем из пуль. Никаких глубоких мыслей в этот момент в его сознании не было, да и неглубоких тоже. Само сознание ушло на второй план, уступив место механизмам, гораздо более древним, чем сама человеческая раса. Мысль была одна, даже не мысль, а установка - выжить любой ценой. Вопрос 'для чего?' не ставился.
Они брали Сашу в полукольцо, лучи трех фонарей лихорадочно искали его. Несколько раз им удавалось его обнаружить, и тогда автоматы били почти прицельно. Только панелевоз, огромная дизельная фура и пара рейсовых автобусов, очень кстати оказавшиеся на пути, спасли беглеца от неминуемой гибели.
Но большей частью лупили наугад, вслепую. Правда, иногда пули оставляли за собой след, похожий на то, как изображают лазерный луч в фильмах серии 'Звездные войны'. Трассеры... В такие момент тьма над шоссе расцвечивалась новогодней иллюминацией, а Данилов замирал, стараясь слиться с фоном. Его спасало только обилие металлического хлама на дороге.
Зато была и хорошая новость. Ряды карликовых уродцев кончились, и слева высилась сплошная стена настоящих деревьев. Похоже, не посадки, а полноценная роща, дававшая хоть какую-то надежду на спасение. Именно туда начал упрямо пробиваться Александр, но каждую его попытку пресекали интенсивным беспокоящим огнем. Как назло, левая полоса была почти свободна от мертвых автомобилей, и укрыться там было негде.
Почему же они гонятся за ним так упорно и не жалеют патронов? Думают, что закон еще может вернуться, и тогда он будет опасен как свидетель? Или его приняли за соратника расстрелянных братков, который, если дать ему уйти, приведет по их душу остальную банду? Откуда им знать, может, в километре лагерем расположилась кодла отморозков?
Справа тоже закончилось унылое однообразное поле, и вместо него потянулся достаточно крутой спуск. Овраг, дна не разглядеть. Прыгать туда Саше не хотелось. Под снегом могли скрываться острые предметы, приземление на которые закончится распоротым животом и смертью куда более болезненной, чем от пули. Впрочем, как только беглец приближался к краю оврага, огонь становился настолько плотным, что он нырял обратно под прикрытие машин. Даже пять метров без этой защиты могли оказаться непреодолимыми.
Они гнали его вперед, не давая свернуть. Таков был их бесхитростный и вроде бы обреченный на успех план. От ближайшего из преследователей беглеца отделяло метров шестьдесят, но отрыв и не думал увеличиваться. Александр бежал быстрее, меньше проваливался в снег, так как весил всего шестьдесят кило против их центнера, но чаще падал. Враги в их тяжелом обмундировании должны были при каждом шаге проваливаться глубже, но твердо держались на ногах. Наверное, потому, что были спокойны и сосредоточены.
Саша был скорее спринтером, чем стайером. Он довольно быстро начал выдыхаться, уже минуте на пятой почувствовал боль в боку. Он не знал, какова физподготовка у этих 'санитаров', но молил Бога, чтоб не было никакой. С бойцами элитных, да и любых других, если честно, родов войск, ему не потягаться.
Судьба над ним словно издевалась. Она позволила ему пережить Армагеддон только для того, чтобы раз за разом нарываться на людей, которые спят и видят, как сделать из него удобрение для новой жизни.
Он снова оглянулся. Враги сильно растянулись. Один шел ровно, а двое отстали. Похоже, они начинали уставать. Но не все - тот, что бежал впереди, даже приблизился. Стоит еще раз упасть, и все, капут. Сильная резь в боку... Надо дышать носом, не ртом, и следить за ритмом дыхания. Вдох-выдох, вдох-выдох. Черт возьми догоняет!..
Фонарь все ближе и ближе. Теперь Саша уж точно почувствовал себя загнанным зверем, не волком, а беззубым травоядным. Оленем, блин.
Стрелять стали гораздо меньше и, похоже, только прицельно. Одна пуля просвистела рядом с ухом. С таким же успехом она могла его отстрелить. К этому моменту его уши так замерзли, что перестали восприниматься мозгом как части организма. Другая пролетела в сантиметре от темени, парень почувствовал огненный мазок по волосам. Он помнил, что 'пуля, которую ты слышишь - не твоя', но это приносило мало облегчения.
Пока его выручали только темнота да целый список счастливых случайностей, но бесконечно это продолжаться не могло. Если так пойдет дальше, то они смогут поймать его живым без единого выстрела. Еще немного, и Александр просто свалится в снег.
Хватаясь за последнюю соломинку, Данилов решил прорываться туда, куда подсказывало ему вновь включившееся сознание - вправо, к оврагу. Во тьму, сулившую смерть или спасение. Либо и то, и другое.
Враги, похоже, не ожидали такого поворота событий. Тот, кто должен был прикрывать правый фланг, отстал сильнее всех и теперь мог помешать беглецу только неприцельным огнем. Но он и того не сделал. А тот, кто бежал впереди, замешкался, похоже, меняя обойму.
Саша был уже у самого края оврага, когда вслед ему, наконец, ударили из трех стволов. Чувствуя, что вот-вот будет настигнут целым роем пуль, он совершил совершенно немыслимый прыжок из самых последних сил. Этот кульбит привел бы в ужас любого легкоатлета, но своей цели он достиг - полет закончился уже за пределами насыпи.
И опять ему повезло. Он не сломал шею и даже не вывихнул ни одной конечности. Внизу не оказалось ни острой арматуры, ни камней, ни деревьев, или они были, но он их благополучно избежал. Только ровный, покрытый глубоким снегом склон, достаточно пологий, чтобы снежная масса могла на нем задерживаться, но достаточно крутой, чтобы человек мог съехать по нему на пятой точке. И Саша поехал.
Данилов летел вниз по склону, ветер свистел в ушах, и в памяти у него оживали светлые эпизоды из далекого детства - вот он на простой картонке катится с огромной горки, которую строили на площади в его родном городе. Да-да, и он когда-то был ребенком, которого нельзя было загнать домой, который мог часами гулять во дворе, носиться наперегонки и играть в войнушку. Но все это, как говорится, было давно и неправда.
Тогда ему не стреляли в спину из самых настоящих автоматов, но дух захватывало почти так же. Весь спуск занял примерно десять секунд, они не показались Саше вечностью, но за это время он успел подумать сразу о нескольких вещах. Во-первых, о своих пожитках, которые остались в машине братцев-мародеров. Там был и его фонарь, без которого придется очень туго в бесконечной темноте. А во-вторых, о перспективах его похода на восток. Сколько еще ему предстоит вынести, прежде чем он дойдет?
Удар оказался неожиданно чувствительным, едва не вышвырнув душу прочь из Сашиного измученного тела. Снежок внизу успел схватиться коркой и встретил его совсем не мягкой периной. Но в этом были свои плюсы - по твердому насту можно было бежать.
В голове звенело и трещало, дыхание превратилось в хрип. Дико болел правый бок, принявший на себя всю силу столкновения. Только бы не ребра...
Он был на пределе. Если что-то и удерживало его в этом мире, то только остатки воли. Хотелось одного - не вставать и не шевелиться. Но разлеживаться было некогда. Где-то на шоссе мельтешили огоньки. Их свет был далек и, похоже, не думал приближаться, но Данилов не позволил себе расслабиться. Даже если 'санитары' махнули на него рукой, надо сделать так, чтобы между ними и им оказалось хотя бы пара километров снежной пустоши.
Парень вскочил на ноги. Ему показалось, что половина костей отозвалась на это хрустом и тупой болью, но он заставил себя не думать о них.
Этот отрезок пути дался ему нелегко. Вряд ли в прежнем мире хоть кому-то доводилось бегать в полной темноте. Ни одному человеку в здравом уме такое не пришло бы в голову, да и тьмы такой раньше было не найти, разве что в пещерах. Но и сумасшедший спелеолог не снискал бы лавры спринтера. Без света даже бег по идеально гладкой поверхности чреват падениями. Человеческому мозгу трудно поддерживать равновесие тела, когда в пространстве вокруг нет ориентиров. Вот он и падал, но тут же поднимался.
Александр бежал долго, до тех пор, пока проблески опасного света не скрылись вдали. Пока он не остался в абсолютной, ничем не нарушаемой темноте. Там Саша как подкошенный рухнул на снег, который показался ему твердым будто асфальт, и затрясся в судорогах.
Тут же с ним случилось то, что он в тот момент принял за начало лучевой болезни. Его вырвало. Стошнило от этого мира, от этих людей и нелюдей, разница между которыми стала неуловимой, и от кошмара, в котором не было просвета. Страшный спазм согнул Данилова пополам. Его продолжало выворачивать наизнанку, пока желудок не превратился в пустой съежившийся мешок.
Последние остатки сил покинули его вместе с остатками пищи. Осталось одно желание - лечь и спать, спать, спать, надеясь, что во сне не будет выворачивать наизнанку тошнота, и перестанет отзываться тупой болью избитое тело.
Но нет, лежать нельзя. Это смерть. И тогда он призвал на помощь последний резерв. Этот метод Александр изобрел, когда ему надо было вставать в шесть утра, чтобы ездить на работу на другой конец огромного города. Для кого-то это как два пальца об асфальт, а он был классической 'совой'. Способ назывался '60 секунд' и был прост, хотя, как и все гениальное, индивидуален. Если невмоготу подняться сейчас, то скажи себе: 'Я встану через минуту. Не раньше и не позже. Умру, но встану'. И отсчитывай секунды, заодно собирая в кулак волю.
Спустя ровно минуту Александр поднялся, чуть пошатываясь, отряхнулся, вытряс снег из ботинок и вытер лицо, разгоряченное погоней. Щелкнул кнопкой карманного фонарика. Никакого эффекта.
Парень истерически рассмеялся. Он знал, что его положение близко к безнадежному. Как нарочно... Выходит, именно фонари врагов были последним источником света в окружающем мире. Стоило им пропасть, и тьма накинулась на него с такой яростью, словно знала, у него нет против нее никакого оружия. Только пара спичек в измятом коробке да сдохший чужой фонарик. Лишь высоко-высоко в небе тускло мерцали несколько бледных звезд, последние осколки исчезнувших созвездий. Но и они были бессильны рассеять ночь, окутавшую мир.
Эх, Андрюха, Андрюха. Проклятый забулдыга, ты еще, оказывается, идиот, каких мало. Ну почему ты не позаботился о 'тревожном рюкзаке?' Ты же должен был держать в голове план быстрого расставания со своими подельниками! Не всю же жизнь с ними таскаться. Ну хоть пару запасных батареек-то можно было при себе иметь?
При более детальном осмотре оказалось, что на самом дне рюкзака, под туалетными принадлежностями и спортивным шмотьем, прятался новехонький смартфон, закинутый подальше, как надоевшая игрушка. Но сейчас самыми главными достоинствами этой штуки были не объем памяти и не разрешение экрана, а хорошая подсветка и приличный заряд батареи.
Данилов машинально снял блокировку, ввел стандартный пин-код 0000. 'Сеть не найдена'. Странно, с чего бы это вдруг? Но этим перечень полезных находок не исчерпывался. Свет телефонного экрана помог Саше найти в боковом отделении старый советский компас без футляра и на позорной веревочке вместо шнурка. Это уже кое-что. Все, можно трогаться. Куда? Ежу понятно, обратно к дороге; только выйти на нее желательно в другом месте. А дальше - двигаться в направлении норд-ост и молиться, чтобы уцелел хоть один мост через главную реку Западной Сибири.
То, что река замерзла - это факт, вот только недели минусовой температуры может быть недостаточно для образования ледяного покрова, способного выдержать его тщедушное тело. Но проверять это как-то не хочется. Значит, остаются мосты.
Странна человеческая психология. Если было очень хорошо, а стало просто хорошо - горю не будет предела. А вот если 'очень плохо' превратилось в 'плохо' без эпитетов, то особой радости это не вызовет.
Но все же с этими двумя находками Данилов почувствовал себя капельку уверенней. Теперь он, по крайней мере, не был слеп, хотя поле зрения и ограничивалось несколькими шагами. Да еще древнейший навигационный прибор раздобыл, которому никакой ЭМИ не страшен. Уж он-то точно не подведет.
Но компас подвел. Александр помнил, что где-то рядом должен находиться берег, но никогда бы не подумал, что так близко. Он снова стоял на краю. Проклятый прибор безбожно врал. Судя по положению магнитной стрелки, парень двигался на запад, в сторону шоссе, но ноги упрямо вынесли его на мелководье, затянутое тонким ледком. Данилов понял это, только когда под ногами предательски захрустело и начала прогибаться корка, похожая на стекло.
Парень опрометью бросился назад. Ему уже удалось снова оказаться на твердой земле, когда нечто попалось ему под ноги. Он был бы рад пройти мимо. Но судьба распорядилась по-иному - он споткнулся, растянулся во весь немалый рост на чем-то твердом, вроде бревна, и уткнулся лицом в окоченелую, замерзшую, твердую как деревяшка руку.
Ты спрашивал, где люди? А вот они. Только, боюсь, ты вряд ли обрадуешься своему знанию.
Он вскочил как ошпаренный. Если бы в реальности хоть один человек поседел от пережитых кошмаров, из Саши получилась бы копия ведьмака Геральта. Вокруг было не одно такое 'бревно'. Вокруг их были сотни или тысячи. Должно быть, весь берег был усеян ими.
Странствуя по удаленным от поймы Оби местам, Александр совсем упустил из виду плотину Новосибирской ГЭС. Ее строили с пятьдесят третьего по пятьдесят девятый год наверняка с солидным запасом прочности, как раз в расчете на ядерную войну. Но ни одно творение человеческих рук не совершенно. Даже если она смогла выдержать воздушный взрыв, то после второго, наземного, вызвавшего несравнимо больший сейсмический эффект, ей было не устоять. Когда она рухнула, миллионы тонн воды из верхнего бьефа плотины - Новосибирского водохранилища, которое иногда называли Обским морем - пришли в движение и устремились в бьеф нижний, то есть в саму реку Обь.
Потом, разливаясь широкой волной, вода прошлась по тому, что осталось от пригородов и тех районов города, которые лежали ниже уровня рукотворного моря. Удар волны был слаб, а высота - невелика. Поэтому она топила, а не дробила.
Здесь сон Саши стал явью. В город пришла большая вода. Обь смыла пепел и прах, оборвала страдания раненных и вобрала в себя тех, кто сумел спастись в подвалах и других укрытиях. Быть может, залила она и метро, подарив его последним пассажирам легкую смерть вместо страшной гибели от удушья. Возможно, вода собрала даже более обильную жатву, чем пламя.
Когда она отступила, на ее месте образовалась отмель из жидкой наносной грязи, перемешанной с трупами людей и животных. Новая береговая линия могла находиться в километре или двух от старой. Потом началась зима, вода стала льдом, а тысячи мертвых тел вмерзли в него, застыв, как мухи в янтаре. И вот они здесь. Люди, вырванные волной из своих домов, намертво вмерзли в лед. Когда Архангел Гавриил вострубит, созывая всех на Страшный Суд, им придется затратить немало усилий, чтобы из него выбраться. Они ждали его, зная, что он придет.
Спокойно, парень! Дыши глубже. Мертвых нечего бояться. Они лежат тихо и никого не кусают. Здесь тебе не шедевр Джона Ромеро. Наоборот, по нашим временам мертвый сосед - хороший сосед. Бояться нужно живых. Это у них появляется навязчивое желание сделать мертвым тебя.
Рядом с этим некрополем Данилов вдруг вспомнил про то, что где-то далеко позади, на дне безымянного оврага остались лежать три трупа с аккуратными дырками во лбах и начисто снесенными затылками. Да, они были подтверждением Сашиной теории: 'Мир не без злых людей'. Причем зло здесь не было абстрактным. Оно было реально, зримо, осязаемо. Это зло не пряталось в далеких горах, не кралось темной ночью с кинжалом в зубах. Нет. Оно могло все эти годы проживать на соседней улице, покупать продукты в том же магазине, что и ты, ходить в одну школу, сидеть за одной партой.
Они сполна заслужили свою смерть, но она пришла к ним не как расплата. Они просто оказались не в том месте не в то время - как, впрочем, и остальные. Как миллионы других людей, которые погибли, сгорели двадцать третьего на работе, дома, в гостях, в машинах и в автобусах; перед телевизором и в собственных постелях. Это была не кара Божья, а нелепая случайность.
Александр размышлял с диким чувством полной ирреальности, а из ледяных могил продолжали глядеть пустыми глазами жертвы великого потопа. Правда об этом кошмаре когда-нибудь да всплывет. Лед, в отличие от огня, сохранит в себе следы до конца зимы. Вот только не факт, что будут люди, которые их увидеть.
Данилов шатался. Мир вокруг него терял четкость, грозил перевернуться и стряхнуть его со своей гладкой поверхности. Так продолжалось почти минуту. Больше всего он боялся снова упасть, потому что догадывался, что может не подняться и навсегда остаться в этом месте.