Кристина Леола
«Оболочка»
Первая жизнь Киры Чиж оборвалась трагично рано. Вторая – началась там, куда ещё не ступала нога человека. Впрочем, и Кира теперь совсем не человек, а незваная приживалка в чужом теле, коему предназначено быть великим оружием и не положена душа.
Дэшшил Наездник готов на всё, чтобы оградить от войны свой мирный край. Даже выкрасть пресловутую пустышку из-под носа жрецов. Вот только что делать, если на самом деле она нужна Совету отнюдь не для усмирения врага? И как быть, когда якобы бездушная кукла проявляет неожиданные эмоции?
Пролог
Великое путешествие Джайла Рады
Говорят, будто ни на материках, ни на островах нет ни единой души, которой бы Джайл Рада лично не пожал руку. Разве что дети малые, родившиеся уже после его последнего похода по землям Брата и Сестёр, да только стоит ли их считать? Дитё, оно ж ещё ни цвета, ни запаха не имеет, а потому и воспоминаний о себе толковых оставить не может, даже облапай его великий путешественник сверху донизу.
А вот всех остальных, по слухам, Джайл Рада помнит отчётливо. Не зря же с самого отрочества отважно шагал он с севера на юг, с востока на запад, гостевал у парящих, пил с разящими, секретничал с видящими и внимал знающим. Долог был путь Джайла Рады, долог и непрост. Зато теперь, на кого ни укажи, старик сразу же назовёт имя да запросто опишет погоду, стоявшую в день их встречи.
И пусть зрение его уже не то – что там, совсем ослеп Джайл, – не в глазах его сила. Шепчутся, мол, чувствует он саму суть. Чувствует и запоминает. А потому даже в кромешной тьме узнаёт всякого, как ни таись.
Ещё поговаривают, что с недавних пор и тело начало подводить старика. И что осел он на южном острове, в пристанище летунов, где когда-то и сам родился.
Закончилось большое путешествие Джайла Рады – давно пора, как-никак двухсотый год землю топчет. А вот от привычек въевшихся избавиться всё не может. Ни дня ему без своих историй не прожить, не уснуть спокойно, коли не встретил сегодня какого-нибудь старого знакомца и не сказал о нём хоть пары слов.
Вот и просит Джайл своего внучатого племянника, Джейри, каждый вечер прикатывать его кресло в портовую таверну. Именно здесь пересекаются пути всех и вся, именно сюда и с Сестёр-материков и с других братских островов нет-нет да и заглядывает каждый. А Джайл сидит в излюбленном углу, поглаживает пальцами знакомые трещинки на древней, как он сам, столешнице, потягивает сойлю и делится историями – своими и чужими, благо, в слушателях недостатка никогда не бывает.
Выдался, однако, один вечерок, когда окружающие на миг усомнились в волшебной памяти Джайла Рады. Случилось то на исходе летнего цикла, то ли в восьмидесятый день, то ли в восемьдесят первый. Говорят, Джейри как обычно устроил деда за столом и принёс ему полную кружку сойли, а через пару минут вокруг собралось уже полтаверны. Конечно, никто не подсаживался к легендарному ходоку открыто, не досаждал ему излишним вниманием, но уши развесили все – а ну как про себя что интересное услышат?
Джайл же откровенно скучал. Назвал пару имён, напомнил кому-то из заезжих о трёх сэ, проигранных в кости аж сорок лет назад, а потом вдруг замер и будто даже дышать перестал, устремив белёсые глаза в одну точку.
По словам очевидцев, не было в той стороне ничего любопытного. Группа парящих ужинала, да разве ж это удивительно на их-то родном острове? Здесь куда ни пойди – на летуна наткнёшься. Может, кто впервые на юге, тот и поразился бы, но Джайл точно бы не впал в ступор от такой ерунды. И даже пустышка среди них не представляла собой ничего особенного, однако старик явно уставился на неё.
– Кто это? – спросил он скрипучим голосом.
– Летуны, деда, восьмой отряд. Ты их через день видишь.
– Да нет же, – разозлился Джайл на внука, – что мне до летунов. С ними кто? Что за девица?
– Какая ж это девица, – хохотнул ушастый эсарни за соседним столиком. – Оболочка это, уже год с ней маются, как из храма забрали.
Пустышка, оболочка, куколка – как ни назови, суть одна. Не любят их дети Сестёр, а воспитанники Брата уважают, но боятся.
Как не бояться такую силищу, как не уважать такую власть?
Впрочем, если верить легендам, сами же во всём виноваты, сами их создали своими распрями. Нынешние старики уже о таком не расскажут, а вот деды их прадедов застали те времена, когда Э был единым материком, и дарована была эсарни, элоргам и эвертам магическая мощь.
Но покровительницы их, Сёстры-богини, что-то не поделили. Сар, ведомая разумом, лишила своих детей эмоций. Лор, подвластная чувствам, заразила своих любимцев ненавистью и завистью. А Вер, самая сильная из трёх, решила, что лишь её отпрыски достойны править и подавлять.
И обрушились на материк злосчастья и войны, и раскололся он на три части. И тогда Торн, бог равновесия, не имевший собственных детей, решил проучить младших сестриц. Собрал он осколки земли меж новыми материками – по одному острову с каждой стороны света, да ещё один посредине – и сказал, что отныне это пристанище для его воспитанников, и лишь они будут наделены магией.
С тех пор у эсарни, элоргов и эвертов рождаются порой особенные дети, коих родители обязаны отдать на воспитание в один из храмов Торна. Южный остров принимает крылатых парящих, западный – грозных разящих, северный – видящих со всех краёв, а восточный – знающих все секреты.
Центральный же остров-храм, самый большой и прекрасный, до поры до времени пустовал. И как ни вопрошали Сёстры, для кого он предназначен, Торн отмалчивался. Пока в одну ненастную ночь не родилась в простой эвертской семье первая пустышка. Черноглазая, черноволосая и бездушная. Оболочка без сути, зато с огромною силой внутри.
И тогда-то и раскрылся главный урок Торна, что ни эмоции, ни разум, ни грубая сила не должны повелевать элементами. Но и просто избавиться от подобной мощи нельзя. Потому заключил её Брат в бездушные оболочки, послушные слову хозяина. Создал он двуногое оружие, опасное в неправильных руках, но необходимое для усмирения стихий.
Утверждают, что по первости взращивал Торн пустышек самолично, в центральном храме, и сам же потом управлял ими, спасая или карая земли сестринские ураганами, камнепадами да потопами. А со временем доверил сие дело жрецам своим, да только с годами прогнили храмовники, продались, и достаются теперь оболочки тому, кто больше заплатит.
Так всё было или иначе – жизнь рассудит. Но черноволосых черноглазых девочек с узорами на висках по сей день привозят на срединный остров. Казалось бы, почему не скроют, не вырастят сами, глядишь, покровительница Сестра защитила бы от гнева Торна, коли он даже своих продавшихся жрецов наказать не может. Но лишь в храме известны тайны раскрытия силы, лишь там пустышка может выжить и стать настоящим оружием.
Ещё многие гадают, почему только девочки? Версий много, но самая распространённая даже воспета бардам: дескать, так Брат насмехается над Сёстрами, поглядите, мол, это ваше отражение, чёрное и пустое.
Опять же, домыслы всё это, шутки да слухи. А правда одна: не осталось в Сарнии, Лорнии и Вернии магов. Всех ещё в младенчестве доставляют на острова, как только проявляются первые признаки дара. Четыре острова открыты, любой может поселиться под боком храма, чем пользуются некоторые родители, не желающие расставаться с кровиночкой. А вот на пятый остров не попасть чужаку, коли есть у него душа, но нет метки жреца. Впрочем, к оболочкам отцы и матери не тянутся. С самого рождения чувствуют пустоту.
Так что же углядел в этой чернявой Джайл Рада?
Тем более, как сказал ушастый эсарни, она уже год как примкнула к восьмому отряду летунов. Не то по велению Торна, не то по воле продажных храмовников. В любом случае, давно уже мелькает на островах, да и на материки наверняка наведывалась. Разве ж не встречал её прежде старик?
– Оболочка? – обернулся он к Джейри за подтверждением.
– Как есть, дед, пустышка. И узоры чёрные, и глаза что угли.
Джайл Рада вновь невидяще уставился на дальний столик и вдруг усмехнулся:
– Ой, дошутится Торн, ой, доиграется.
А про себя подумал: «Какая ж это пустышка, с таким-то огненным сердцем».
Глава 1
Вторая жизнь Киры Чиж
Труднее всего было привыкнуть даже не к имени. Что ей имя, если в основном все эйкают да нукают? Хоть горшком бы прозвали – без разницы. И всеобщая ненависть, смешанная со страхом, тоже приелась быстро. Как и дурацкие гильдии, безумные истории о богах, магические фокусы и бесконечные изнурительные тренировки.
Как ни странно, даже изображать бесчувственную куклу Кира научилась без особых проблем. А вот на собственное отражение до сих пор не могла смотреть без содрогания. И не потому, что пугалась незнакомки в зеркале – наоборот. Очень уж нынешнее лицо походило на то, прежнее. Да, чуть грубее и смуглее, но разрез глаз, разлёт бровей, выступы скул, даже ямочка на подбородке…
Разве такое возможно?
Ведь Кира знала, что это тело родилось и выросло совершенно независимо от неё, в другом мире, в другой реальности, в другой жизни. А её, родного, уже не существует. Точнее, гниёт оно где-нибудь в земле, оплаканное и позабытое.
Так откуда же такое сходство?
Шуточки Торна, не иначе.
Айк, единственный посвящённый в тайну Киры, твердил, что в том нет ничего странного. Чуждое к чуждому не липнет, вот и притянула оболочка подходящую ей душу. Дескать, не удивляет же её, что у столь разных внешне эвертов, элоргов и эсарни рождаются такие похожие друг на друга и не похожие на собственную расу девочки. Они отнюдь не одинаковые, но будто сёстры родные. Так Торн помечает своих воспитанниц. А может, каждой из них предназначена определённая душа, вот и лепит бог пустышек не просто так, а с оглядкой.
Кира бы и хотела сказать, что её многое тут удивляет, да толку-то.
А когда Айк погиб, и говорить стало некому, и вообще жизнь заметно осложнилась.
Не то чтобы он сильно помогал или поддерживал. Не выдавал, и на том спасибо. Но от осознания того, что хоть кто-то знает о тебе правду, на душе становилось легче. К тому же, теперь и с вопросами идти не к кому, а они всё не иссякают, наоборот, прибавляются день ото дня.
Хорошо хоть ночные истерики прекратились ещё в первый месяц. Здесь его называют «треть», в смысле, треть цикла, осеннего, зимнего и так далее, но тогда Кира этого ещё не знала. И как в старых фильмах о заключённых делала зарубки под кроватью, отмечая смену дня и ночи. За этим делом её как-то и застал Айк. Переполошился. Взъерошился. А увидев слёзы в глазах пустышки, едва сам не впал в истерику, и только чудом удалось его удержать, успокоить, уговорить.
С появлением такого… поверенного Кире перестали сниться родители. И больше не просыпалась она от фантомного ощущения, будто кот Паштет улёгся на грудь и не даёт вдохнуть свободно. Не сгоняла его, приговаривая: «Уйди, лохматый», не плакала потом от очередного горького разочарования.
Будто последняя ниточка, связывающая Киру с домом, оборвалась.
Впрочем, не знай она наверняка, что умерла, то перевернула бы этот клятый Э-мир вверх тормашками, но вернулась. Нашла бы лазейку, вызвала бы самого Торна, голыми руками бы туннель прорыла. Ладно, может, не так глобально, но без дела бы точно не сидела. Не потому что дома вела такую уж яркую и насыщенную жизнь, а потому что там осталось сердце, без которого здесь было очень больно. И тошно.
Но она знала. Знала, что возвращаться некуда. Разве что это новое тело с собой прихватить, но кто ж её отсюда с таким оружием выпустит?
За полгода, то есть два цикла, Кира неплохо изучила местную историю, географию и фольклор, познакомилась с представителями всех четырёх гильдий и спасла Сарнию от жуткого потопа. Тогда-то и выяснилось, что вымуштрованное жрецами тело не нуждается в руководстве души и разума – лишь в твёрдой руке хозяина.
На данный момент Кирой владела гильдия парящих.
Не самый плохой вариант.
Летуны, как называют их в народе, оказались своеобразными защитниками мира. Небесный патруль, неустанно стерегущий покой материков да отбивающий атаки самых крупных и опасных здешних хищников, что нападают исключительно сверху – астари. Магия в парящих не сильна, но на это её хватает.
А ещё им с небес виднее, где беда. Потому было решено приставить к трём из девяти отрядов пустышек для усмирения стихий, если вдруг. К трём – потому что денег на всех сразу не хватит даже у гильдии, а Торн молчит и не велит своим жрецам поделиться с братьями безвозмездно.
Но у парящих оболочек хотя бы три, разящим вон вообще не досталось, а видящие и знающие всего по одной заграбастали.
Кира же, столкнувшись с остальными тремя гильдиями, порадовалась, что не попала к этим карателям и экстрасенсам. Сомнительная у них деятельность, лучше уж геройствовать по старинке, сражаясь с крылатыми тварями, хотя и этого ей пока не довелось, но Кира не теряла надежду.
Да, на смену унынию пришло рвение. Причём рвение к чему угодно. Лучше, конечно, к тем самым геройским полётам и сражениям, но и любая мало-мальски подвижная работы бы подошла.
В конце концов, должна же быть у её появления здесь какая-то цель.
Пока что существование в новом теле удручало своей бессмысленностью и беспросветностью.
Магия включается сама по себе, когда прикажут. Улыбнуться никому нельзя – не поймут. Даже просто выйти погулять не получится – с чего бы пустышке любоваться красотами города?
Вот и сидела Кира как монашка в келье между тренировками – тело работало на автомате, но душа всё равно изнывала от усталости – и полётами с восьмым отрядом. Если б не библиотечные книжки, которые изредка удавалось спереть из-под носа горбатого Нурла, Кира б и вовсе взвыла от тоски.
Всё чаще в голове стали мелькать мысли о побеге. И планы зрели самые разные и изощрённые, и лазейки прощупывались, и карты копились. Потому что невозможно всю жизнь просуществовать вот так… пустышкой. Полгода уже прошло, куда больше?
Оставалось одно огромное «но». Как быть с подчинением? Какую власть над оболочкой жрецы передали гильдии? И смогут ли хозяева повлиять на неё на расстоянии, когда прознают о побеге?
В чём вообще сокрыта эта власть? Может, в узорах на лице? Ну так их содрать получится только с кожей. Или в каком-нибудь заклинании, которое как наложили, так и снимут? Или вместе с пустышкой храмовники вручили гильдии какой-то предмет, что ею управляет?
Кира пыталась выведать подробности у Айка, но тот молчал как рыба. Возможно, со временем сломался бы, разнежился, но зубастая астари ему этого времени не дала, разорвав совсем юного летуна пополам.
В день его гибели Кира тайком плакала, впервые с того первого истеричного месяца – не то по какому-никакому другу, не то по собственной судьбе. А когда слёзы высохли, решила, что час настал, и если за ближайшие дни не удастся ничего выяснить о подчинении, она всё равно попробует сбежать.
Вот только Торн, или кто там ещё правит этим безумным миром, рассудил иначе.
* * *
Беда пришла, откуда не ждали – от чёртовых эвертов. Странно, Кира их ни разу не видела, хотя знала, что и среди летунов они есть, и в других гильдиях, да и простые путешественники на остров заглядывают, а восьмой отряд её даже пару раз в таверну таскал, где этих ходоков пруд пруди. Но вот как-то не довелось с эвертами пересечься. И в книжках местных картинок не было. Впрочем, и без личного знакомства Кира почему-то всегда представляла их тупыми качками. Ну а что? Коли эсарни – это разум, элорги – чувства, а эверты – сила? Как есть, тупые бесчувственные качки.
Кто ж ещё мог додуматься отказать парящим в плате за защиту.
Мол, они и сами в состоянии о себе позаботиться, и ни астари им не страшны, ни стихийные бедствия. И плевать, что Верния погрязла в междоусобицах, того и гляди ещё один материк на несколько частей расколется. Главное, чтобы ни одного парящего над их землями больше не пролетало.
И ни единой сэ эверты отныне южному острову не заплатят.
Кира слышала возмущённые разговоры тут и там, но даже представить не могла, чем это обернётся для неё самой.
Покус явился на рассвете. В его присутствии Кира всегда с трудом сдерживала улыбку. Нет, внешне он был вполне типичным эсарни – не слишком высоким, поджарым, бледным, с оттопыренными круглыми ушами и вытянутыми к вискам глазами, что в темноте слегка светились. Но стоило мысленно произнести его имя, Покус, и в груди начинал клокотать смех.
Однако сегодня хмуро сдвинутые брови летуна задавили веселье на корню.
Что-то стряслось.
– Идём, – буркнул он уже одетой и смиренно сидевшей на стуле Кире.
Тело, похоже, запрограммировали – или как это называется в магическом мире? – просыпаться и собираться незадолго до первых солнечных лучей.
Она послушно поднялась и шагнула в дверь вслед за парящим.
Серые коридоры, лестницы, капли дождя по грязным окнам. Сердце вдруг зачастило, захотелось остановиться и прижаться лбом к холодному стеклу. А лучше открыть створку и втянуть утренний воздух полной грудью.
Что-то стряслось.
Кира чувствовала грядущие перемены каждым миллиметром своей-чужой кожи. В затылок будто впивались невидимые иглы, а душа стремилась спрятаться в дальний угол, забыться и позволить оболочке действовать самостоятельно.
Как в самые первые дни, которые, вероятно, спасли ей жизнь.
Кира не сразу осознала, кто она и где. Пыталась кричать от боли, но не могла открыть рот. Потом решила, что после аварии угодила на операционный стол, и анестезиолог облажался, но ощущения мало походили на действия хирурга.
А потом оболочка открыла глаза, и началась её повседневная жизнь. А Кира сидела внутри не в силах даже пальцем шевельнуть.
Жуткие, жуткие дни.
Но именно они помогли разработать план действий. Понять, как вести себя дальше. Получить хоть какие-то знания о новом мире.
Свой первый самостоятельный взмах рукой Кира, наверное, никогда не забудет. Столько радости он принёс, и столько страха. Потому что после него уже нельзя было оставаться простым пассажиром в чужом теле. Впрочем, и не хотелось.
До сегодняшнего дня.
Что-то стряслось. Что-то ужасное.
Не для летунов – они, конечно, хмурились, но скорее от досады, чем тревожно.
Не для летунов – для Киры.
* * *
– Не видать ещё? – Покус высунулся за дверь, где под набирающим обороты дождём мокли Крес и Джани – единственная женщина в восьмом отряде.
– Не, – отозвался Крес, – не видать.
– Глупости какие, – проворчала Джани. – Мы бы её уже сами давно доставили. Только срединных жрецов нам тут не хватало.
– Не тебе решать, – пожал плечами Покус и, захлопнув дверь, прислонился к стене напротив застывшей Киры.
Она с трудом удержалась, чтобы не сглотнуть.
Её продавали обратно в храм. И всё из-за клятых эвертов.
Раз один из трёх материков не намерен платить за защиту, значит, нужно вернуть деньги за одну из трёх пустышек. За последнюю. Самую молодую и слабую.
Ублюдки.
Ей там не выжить. Более того – если верить слухам, остров её и не пропустит, ведь она не жрец и с некоторых пор не бездушная.
Будь Кира собой, то уж точно не устояла бы на месте. Она вообще никогда не умела стоять неподвижно дольше нескольких секунд. Сразу же начинала мяться, вертеться, лезла в телефон-книжку-планшет, разглядывала и щупала всё вокруг, напевала, пританцовывала, теребила юбку, ковыряла ранку, наматывала на палец волосы, чесала нос-ухо-шею или шагала из стороны в сторону.
Но оболочке было велено стоять, и она прекрасно выполняла свои функции.
А Кира только шипела про себя.
Был вариант всё рассказать отряду, попросить о помощи, но его она быстро отбросила. Нельзя.
И Айк предупреждал, да и сама Кира со временем поняла, что ей повезло попасться именно ему. Никто другой бы не проникся. И мигом бы сдал её жрецам, что могло привести лишь к казни.
Оружие не должно обладать собственным разумом, а уж тем более сердцем.
В этом плане они тут все фанатики.
Хотя, если вдуматься, ну какая же чушь! Совсем они с этими богами мозги растеряли. Стихийников, значит, лишим души, превратим в пустые оболочки, дабы подобной мощью не повелевали эмоции и корыстные цели, но отдадим это оружие в руки тех, кто и разумен, и эмоционален, и корыстен наверняка. К чему это посредничество? В чём суть? Кира, конечно, не до конца разобралась, как тут распределяют оболочки, действительно ли настолько продажны жрецы и для чего ещё используют ей подобных, кроме усмирения стихий. Но если жрецы – живые и дышащие, то все деяния Торна теряют смысл. Или же мотивы его лежат совсем в иной плоскости, а всё остальное придумали смертные в меру своей фантазии. Или же пустышки – совсем не то, чем их тут считают.
В любом случае, не ей открывать кому-то глаза.
Местные весьма упёрты и даже агрессивны, когда дело касается их верований. И злы: на Сестёр, Брата, друг друга, пустышек и всякого, кто живёт «по ту сторону забора». В общем, всё как всегда.
Айк же был молод, своеволен и, если честно, несколько глуповат. И конечно, как и все элорги, излишне чувствителен. Он жалел Киру. Возможно, даже слегка влюбился в живую оболочку и придумал для её внезапного одушевления какую-то свою божественную теорию – оправдание, лишь бы ни в чём не признаваться старшим.
Айк бы никогда не помог Кире сбежать, но порой предпринимал попытки убедить, что со временем её судьба прояснится, предназначение откроется и путь расстелется под ногами.
Неужели вот он, этот путь? Прямиком на плаху?
На самом деле, Кира понятия не имела, как тут казнят, но воображение рисовало что-то жуткое и кровавое. Хотя, скорее всего, и в этой сфере задействована магия. Разве не наказаниями занимаются разящие?
Так или иначе, нужно молчать. До последнего. Вдруг истории про остров – всего лишь сказки для доверчивых детишек, и никакой защиты от посторонних там нет. Тогда появится шанс побольше узнать и о храме, и о жрецах, и о пустышках, и о подчинении. Из первых рук, так сказать.
Хмурый взгляд Покуса жёг кожу, но Кира не шелохнулась, не посмотрела на него. Так и пялилась в стенку, хотя глаза щипало, и очень хотелось смежить веки.
– Глянуть бы, что у тебя внутри, – внезапно пробормотал эсарни, и желудок скрутило. – Такая живая и такая мёртвая.
Да уж, хоть и родился летуном, а мозг учёного.
Покус резко метнулся вперёд и впился в щёки Киры жёсткими пальцами. Приблизил лицо вплотную, принюхался, уставился в глаза.
«Тихо… тихо… »
Только бы тело не подвело, только бы губы не задрожали.
– Рано тебя забирают, – сквозь зубы процедил летун. – Кто ж знал…
И вдруг захотелось, чтобы срединные жрецы явились побыстрее. Пусть хоть на остров увезут, хоть к чёрту на кулички – подальше бы от этого психа. Кира впервые осталась с ним наедине и поразилась злобе, плескавшейся в раскосых глазах.
Дверь распахнулась, впуская в переднюю свет и влажный воздух, и Покус отпрянул. Кира заметила, как он вытер руку о штаны, будто испачкался, прикоснувшись к ней. Откуда что взялось? Раньше же не было. Или это она, погрязшая в жалости к себе и в попытках не раскрыться, ничего не видела дальше собственного носа?
– Подъезжают, – доложил Крес, с подозрением оглядывая собрата. – Выводи.
И Киру вытолкнули под дождь.
Глава 2
Бронзовое войско
Садиться в короб не хотелось.
Кире уже довелось прокатиться в этом парящем над землёй кубе с окнами, но тогда рядом был восьмой отряд, не друзья, но уже привычные лица, а вокруг – один из огромных городов Сарнии, монохромный, но живой и суетливый. Удивительным образом сочетающий в себе признаки фантастических антиутопий, современной Земли с её стеклянными небоскрёбами и волшебных сказок, наполненных магией и приключениями.
Теперь же ей предстоял полёт над водой с единственным попутчиком – жрецом срединного храма.
Он ждал внутри. Сквозь испещрённое каплями воды стекло виднелся размытый силуэт, напряжённо застывший на сиденье. Каким он окажется? Ещё более не похожим на человека, чем все, кто встречался Кире до сих пор? Или наоборот – понятным и близким? Заметит ли жрец изменения в пустышке? Прочтёт ли страх в её глазах?
Голова разрывалась от мыслей и боли, и казалось, будто вены на висках под узорами пульсируют столь отчётливо, что только слепой не увидит. Но летуны глядели на Киру без всякого выражения. Покус распахнул дверь короба и жестом велел ей забираться внутрь. Затем все трое отступили на полшага и замерли, ожидая чего-то.
Кира затаила дыхание.
Закутанный в балахон жрец напротив неё пошевелился, и из-под вороха ткани медленно выползла рука. Бледная, почти белая, с тёмными струйками жил, что извивались и разветвлялись – словно чернила пролили, и те потекли сразу во все стороны. Жрец высунул конечность на улицу и волновым движением раскрыл ладонь. По узловатым пальцам с жёлтыми ногтями застучали капли.
Но как ни косила Кира глаза, как ни приглядывалась, так и не сумела увидеть, что опустил Покус в эту бледную ладонь – слишком быстро пальцы сжались, и рука вновь скрылась под балахоном.
Неестественно быстро, будто и не было ничего.
Значит, всё-таки предмет.
Кира с трудом сдержала взволнованный вздох.
Ключ к её свободе не в заклинаниях и ритуалах, а в неком предмете, и его только что передали жрецу. Не то чтобы она собиралась наброситься на него по дороге к храму, но с чем-то материальным дело иметь всегда проще. Когда речь о материальном, всегда есть шанс…
Дверь захлопнулась, отсекая шум дождя и ветра, и короб погрузился в тишину, особенно пугающую на фоне начавшегося за окном движения.
Тронулись.
«Не глазеть. Не думать. Отключиться».
Лучше всего сейчас было бы уснуть, но вдруг кошмар? Вряд ли оболочкам хоть что-то снится. Или ещё хуже: вдруг Кира решит поболтать во сне? В прошлой жизни такое случалось. Оставалось только сидеть, пялиться в одну точку – едва заметную царапину на спинке сиденья слева от жреца – и молиться, чтобы не произошло ничего экстраординарного.
С летунами было проще. Им бы и в голову не пришло, будто пустышку можно наполнить содержимым. Но жрец… жрец – совсем другое дело. Ему наверняка известно куда больше, чем простым смертным. Он насмотрелся на оболочки, и любое отклонение от привычного поведения вызовет вопросы. Хорошо ещё, если он решит их задать, а не прибьёт без разговоров.
В общем, Кира боялась. Тело с каждым днём всё явственнее отдавалось во власть её души, и казалось, вскоре от автоматических действий пустышки ничего не останется. Придётся самой контролировать каждый мускул, каждую непроизвольную реакцию. Очень вовремя – как раз когда её забирают в храм. Конечно, там появится шанс понаблюдать за себе подобными, и…
Вдруг Кира не единственная переселённая душа?
– Твоё имя?
Всё же изначальные рефлексы тела ещё не до конца испарились, иначе она бы наверняка вздрогнула от этого жуткого шёпота. Словно треск жухлой листвы под ногами.
«Не глазеть. Не думать».
– Айрэ.
Собственный голос звучал не лучше. Из-за долгого молчания из горла вырвался лишь невразумительный сип. Надо откашляться и повторить? Это нормально для оболочки?
Пока Кира терзалась сомнениями, жрец решил её проблему. Тьма под балахоном всколыхнулась, и на свет вновь выскользнула рука, бледной молнией метнувшись к лицу Киры и накрыв его растопыренной ладонью. Она моргнула. Ресницы мазнули по жестким пальцам.
– Твоё имя? – повторил жрец.
– Айрэ.
Слово ничего не значило. Совершенно. Если верить Айку, оно лишь указывало, что пустышка родилась в семье элоргов, и те захотели её отметить. Иначе бы девочку нарекли уже в храме одним из таких же ничего не значащих, только островных имён. Просто для… распознавания, наверное.
Пальцы жреца впивались в кожу, ладонь больно давила на нос.
– Настоящее. Имя.
В этот миг не то чтобы внутри что-то щёлкнуло, нет. И не было ощущения, будто кто-то копается в голове, выцарапывая мысли и воспоминания. Но какие-то изменения явно произошли. Кира захотела вспомнить. Даже то, чего помнить в принципе не могла в силу давности событий.
Первый и на самом деле очень болезненный шаг.
Первое невнятное слово.
Первые куклы, санки, коньки, книги, компьютер, телефон, поцелуй, алкоголь, прыжок с парашютом, секс, расставание, путешествие по Европе, диплом, работа, жизнь…
«… можно я у Катьки переночую? »
«… дорогой Дедушка Мороз… »
«… через час уже вставать, так что заткнитесь… »
«… больше никогда и ни за что… »
«… рейс опять задерживают… »
«… ну и катись к своей дуре… »
«… мам, я соскучилась… »
Всё это не обрушилось скопом, а словно обволакивало, затягивало в омут, накрывало мягким тёплым облаком, из которого так не хотелось выныривать. Казалось, ещё секунда, две, три – и получится всё вернуть, прожить заново, не важно, хорошее или плохое, и остаться там.
А потом жрец отдёрнул руку, и наваждение схлынуло.
Моргнув, Кира увидела всё тот же тускло освещённый короб, мокрые окна, проплывающие мимо виды острова.
И клубящуюся тьму под капюшоном жреца.
– Ки. Ра, – раздельно произнёс он. – Ки. Ра. Хорошо. Правильно. Забудь про Айрэ. Когда спросят, назовёшь настоящее.
Её так заворожил шелестящий голос, что мозг не сразу воспринял услышанное.
А когда до Киры дошло…
Мыслей не было. Ни одной. Как и вполне ожидаемой паники. На тело вдруг навалилась усталость всех шести напряжённых месяцев в новом мире, и Кира сгорбилась под её тяжестью, обмякла, спрятав лицо в ладонях.
Повисло молчание.
Жрец, похоже, не собирался ни убивать её, ни продолжать разговор, ни как-то пояснять своё высказывание.
– Кто спросит? – глухо пробормотала Кира, не поднимая головы и, если честно, не рассчитывая на ответ.
– Они.
В следующий миг короб содрогнулся.
Кира упёрлась руками в стенки, пытаясь удержаться на месте, и даже поставила ногу на переднее сиденье – так сильно трясло. А жрецу хоть бы что. Казалось, он и не сидит вовсе, а парит над диванчиком, каждым движениям тела повторяя кульбиты транспорта.
– Чт-то это?
Она попыталась выглянуть в окно, но ничего толком не разглядела. Дождь, снова дождь, и что-то алое мелькает мимо раз в несколько секунд. Но одно Кира поняла точно: земля осталась далеко внизу.
Они, конечно, и должны были лететь над морем, однако явно не с такой скоростью и не на такой высоте. Короб в принципе не способен подняться выше, чем на метр, а теперь же уверенно возносился прямо к грозовым облакам.
Не сам.
Это алое… чем бы оно ни было, цеплялось за металлический корпус с противным скрежетом. Порой короб выскальзывал, и внутренности Киры сводило от ощущения свободного падения, которое обрывалось столь же резко, когда захватчик вновь подхватывал груз.
Или захватчики?
Казалось, короб держали с двух сторон, и из-за разной скорости, то одна, то другая вырывалась вперёд.
– Чт-то… кт-то… – вновь попыталась спросить Кира, но при очередной встряске до крови прикусила язык.
– Тише, – прошелестел жрец. – Не мешай. Нас похитили.
– Я м-могу… могу… стихия… прикажи…
– Нет.
Почему? Почему он ничего не делает? Их же явно не в храм тащат. От южного до срединного острова лететь всего ничего, а тут и направление изменилось. Или… или её опять перепродали?
Зажмурившись, Кира воззвала к дремавшей внутри энергии и в ужасе распахнула глаза, когда та откликнулась. Пламя заструилось по венам, обжигая и согревая; рот затопило слюной с привкусом мёда, и всё вокруг словно озарилось голубоватым светом. Впервые. Впервые сила хлынула в кровь не по приказу хозяина, а по воле самой Киры, и…
И что теперь с ней делать? Снести похитителей порывом ветра и рухнуть в воду с такой высоты? Потому что с первого раза точно не получится ничего кроме грубой атаки – а уж аккуратно опустить короб тем более.
Жрец вновь всё решил за Киру. Она могла поклясться, что тьма под балахоном улыбалась, когда незримыми точными движениями обрывала ниточки магии. Одну за другой. Щёлк. Дыхание перехватило. Щёлк. Голубой свет померк. Щёлк. И Киру будто ледяной водой окатили.
– Я сказал. Нет.
Несмотря на резкий тон, он не злился. Она точно знала. В какой-то момент начала воспринимать каждый перелив чернильной тьмы как эмоции. Интересно, в нём вообще есть ещё что-то помимо этой тьмы и бледных рук?
– Тогда об…
Короб вновь сорвался вниз.
«Да чтоб вас», – мысленно проворчала Кира, когда падение прекратилось и желудок успокоился.
А потом на неё снизошло умиротворение.
Это как в самом начале – играй свою роль, действуй по обстоятельствам, жди шанса. В той, прошлой жизни, Кира ненавидела подобные ситуации, когда от неё ничего не зависело и приходилось безвольно ждать. Теперь же всё её существование превратилось в бесконечное ожидание.
И то, что жрецу известна её тайна, ничего не изменило.
У него явно были какие-то планы, но посвящать в них Киру он не собирался, так что…
Опять ждать. Однако можно ведь попытаться хоть что-то разузнать о собственном будущем. Сделать его не таким туманным.
– Объясни. Пожалуйста. Надо… готовой.
Говорить цельными связными предложениями всё ещё не получалось, хотя язык Кира унаследовала вместе с телом. Но если в чтении и управлении собственными конечностями она тренировалась, то с речью всё обстояло куда сложнее. Беседы с Айком помогали, однако там в основном приходилось слушать. Кира опасалась лишний раз слово вставить – а ну как кто рядом окажется.
А ещё она путалась. Путалась в ощущениях, воспоминаниях и ассоциациях. Язык казался родным, и всё же нет-нет да и всплывало словечко, которого здесь не знали. Например, «человек». Кира воспринимала его совершенно нормально и привычно, а вот Айк долго пробовал на вкус, расчленял на буквы, пытался постичь смысл.
Или другой вариант – «Покус». Здесь это было имя, основанное на звуке, что издаёт какой-то редкий зверь при нападении. И Кира понимала, что это имя. Но на краю сознания крутилось дурацкое земное сочетание «фокус-покус», сбивая с толку. И мультик про поросёнка Фунтика, что уж совсем не вязалось с образом хмурого парящего.
Будто два языка постепенно сливались в один и при таких вот случайных ассоциативных совпадениях выворачивали Кире мозг.
Она верила, что со временем всё устаканится, выровняется, и получится говорить нормально – было бы с кем, – но пока именно устная речь доставляла ей наибольшие мучения.
Полёт продолжался, похитители скрежетали – когтями? – по коробу, жрец молчал.
– Пожалуйста, – повторила Кира.
– Ты нужна Вернии, – наконец прошептал он. – Им отказали, решили забрать сами.
– Почему я?
– Они думают, что подойдёт любая. Я знаю, что нужна ты.
– Почему?
«Проклятье, – думала Кира. – Ну у него-то с речью не должно быть проблем, почему ж каждое слово как клещами?»
– Я справился, – вновь улыбнулась тьма. – Никто не сумел, а я справился. Теперь могу отдохнуть.
Ну и что это значит? С трудом сдерживая неуместный гнев, Кира на секунду зажмурилась и выдохнула. Хорошо. Если не получается выведать причины, может, удастся разработать линию поведения.
– Что делать мне?
– Назвать настоящее имя.
– А им… говорить, что живая?
– Решишь сама.
Неоценимый помощник. Кира едва не рассмеялась.
– Но ты знаешь? – уточнила.
И сама же себе ответила. Разумеется, знает. Он предвидел похищение. Прочёл её мысли. Будущее для жреца не тайна.
– Любая дорога ведёт к итогу. Решишь сама.
То есть, что бы она ни делала, результат один? Воодушевляет.
Кира глубоко вдохнула, готовясь задать следующий вопрос. Вообще-то, даже не один. В голове их роилось столько, что попробуй ещё выбери главный. Есть ли другие такие как она? Как она вообще очутилась в этом мире? Как вести себя у… эвертов? К ним же они