Уровень университетской подготовки студентов в значительной мере зависит от квалификации профессоров. Именно глубина овладения читаемым курсом, форма его изложения, наличие элемента интереса оказывают огромное влияние на студенчество и качество образования будущих специалистов.
На протяжении исследуемого периода планомерная подготовка профессорских кадров не проводилась, она велась "от случая к случаю". Задача состояла в том, чтобы найти среди студенчества подающих надежды. Ставка должна делаться на талант и способности.
В стенах российских университетов складывалась плеяда ярких талантов, блестящих профессоров, являвшихся глубокими исследователями и одаренными лекторами. На протяжении десятилетий своего служения просвещению они всесторонне разрабатывали методику чтения лекций, которая способствовала глубокому восприятию их студентами. Она вошла как ценнейший капитал в сокровищницу национального опыта образовательной системы.
К числу выдающихся профессоров Московского университета, бесспорно, относится Сергей Михайлович Соловьев. С первых шагов учебы в университете С.М. Соловьев прилежно и с успехом занимался отечественной историей. По окончании университетского курса ему представился случай побывать в течение двух лет за границей, где он посетил университеты Германии, а также Колледж де Франс.
Раскрывая характер построения С.М. Соловьевым лекционного курса, В.О. Ключевский писал: "Так уже в первые годы Соловьев установил тот порядок преподавания, которого он долго держался потом: начав специальное изложение с эпохи, на которой прервалась "История государства Российского" Карамзина, Соловьев с каждым годом понемногу подвигался все дальше вперед, но студент специально знакомился с доставшейся ему эпохой, уже подготовленный к тому общим курсом русской истории с древнейших времен".
Ярчайший след о своей педагогической деятельности в Московском университете оставил Федор Иванович Буслаев, академик Петербургской академии наук с 1860 г., создавший огромное количество трудов по русскому языкознанию, литературе и фольклору. "В моей памяти, как и в студенческих заметках, - писал В.О. Ключевский, - уцелели следы того диалектического процесса, какой задавал Буслаев нашему мышлению и которым мы усвоили столь новые для нас воззрения... Уча нас строению языка и его связи с народным бытом, он учил нас читать древние памятники, разбирать значение, какое имели слова на языке известного времени, сопоставлять изучаемый памятник с другими одновременными и посредством этого разбора и сопоставления приводить его в связь со всем складом жизни и мысли того времени".
Методика чтения лекций одновременно с глубокой исследовательской деятельностью разрабатывалась на других факультетах российских университетов.
В 60-е гг. российские университеты находились в катастрофическом состоянии, испытывая острейший дефицит в кадрах профессоров. "В настоящее время у нас около 40 кафедр вакантных, - отмечал А.В. Головнин в 1863 г., - и я должен сознаться, что не могу без страха просматривать списки наличных профессоров. Читая эти списки, нельзя не предполагать, что многие профессора по естественному ходу вещей должны в непродолжительном времени сойти со своего поприща, несколько других могут оставить университет по каким-либо причинам, и тогда мы будем вынуждены к одновременному закрытию нескольких факультетов".
Для подготовки университетских преподавателей к профессорскому званию использовалась и такая форма, как командирование в зарубежные университеты.
Периодом наивысшего подъема в подготовке преподавателей к профессорскому званию в зарубежных университетах следует считать 60-е гг. С 1862 по 1866 г. было командировано около 100 преподавателей: цифра для того времени довольно внушительная. Осуществлять руководство стажерами поручалось выдающемуся русскому педагогу, обладавшему богатым опытом в области народного образования, Николаю Ивановичу Пирогову.
В 60-е гг. происходят изменения в правилах командирования российских преподавателей за рубеж. Если прежде российские стипендиаты проходили полный цикл стажировки при университетах Западной Европы, то с марта 1867 г. разрешалось командирование лишь тех, кто сдал магистерские экзамены, но не написал диссертацию. Рекомендовалось командировать доцентов, успешно преподававших в университетах в течение двух лет, а также преподавателей, создавших серьезные научные труды.
В числе условий для командирования за границу государство выдвинуло такие, как "очень хороший аттестат зрелости при отличных оценках по обоим древним языкам", "достаточное знание" немецкого и французского языков, отличные оценки по предмету избираемой кафедры, наличие авторских работ, способность правильно и свободно выражать свои мысли и "безупречная надежная нравственность".
Командировали на учебу за рубеж не келейно, а на заседаниях советов университетов и потому направляли лучших, достойных, талантливых, о чем свидетельствует дальнейшая научная и преподавательская судьба стипендиатов. Обучение в западноевропейских университетах проходил выдающийся биолог Илья Мечников, снискавший славу в мировой науке, основавший научную школу иммунологии, член-корреспондент Петербургской академии наук, впоследствии лауреат Нобелевской премии. Среди профессорских стипендиатов находились Василий Модестов, видный специалист по классической филологии, а также питомец Московского университета Владимир Герье, ставший впоследствии его ординарным профессором истории.
Интерес российских посланцев к опыту западноевропейских университетов был необычайно высок. Каждый из них стремился за время пребывания за границей прослушать лекции и посетить семинары по двум-трем специальностям: уже в ту пору молодым ученым было ясно, что будущее науки - интеграция ее различных областей, что без овладения знаниями в смежных областях нельзя добиться успехов в основной области деятельности. Одновременно они знакомились с научными библиотеками и другими учреждениями, позволявшими расширить кругозор и познакомиться с той литературой, которой не было в России.
Что же интересовало профессорских стипендиатов в зарубежных университетах? Прежде всего накопленный опыт в системе образования: связь науки и образования, методика чтения лекций и проведение семинаров, контакты лектора со студенческой аудиторией и др. Все виденное и услышанное они проецировали на конкретные условия российской действительности. Пристальное внимание стипендиатов привлекали такие дисциплины, как право, классическая филология, педагогика, что объясняется состоянием российского общества того времени.
Условие, поставленное Министерством народного просвещения перед командируемыми, состояло в требовании регулярного представления отчетов об учебе, которые надлежало делать один раз в три месяца. Регулярная публикация отчетов командируемых за рубеж в журнале министерства и выпуск их отдельным многотомным изданием имели целью знакомить университеты России с квалификацией стипендиатов, поскольку отчеты позволяли судить о познаниях и достоинствах каждого кандидата в профессора. Мера эта оказалась не менее эффективной, чем конкурсы и аттестации. Отчеты значительной части стипендиатов представляют собой обобщение опыта высшего образования России и потому находились в центре внимания российской профессуры. Публикация отчетов явилась проявлением политики гласности, проводившейся министерством в начале 60-х гг., в период заметного подъема демократических настроений в обществе.
Отношение к зарубежному опыту в сфере образования - проблема, волновавшая российское общество в XIX в. и продолжающая глубоко интересовать сегодня. Профессорские стипендиаты не только знакомились с опытом западноевропейских университетов, многие из них искали ответ на вопрос о правомерности использования в России зарубежного опыта. Нередко в отечественной публицистике звучало утверждение, будто не следует "изобретать велосипед", а надо взять готовый опыт Германии в области высшего образования. Однако имелись и иные точки зрения стипендиатов. Молодые магистры и кандидаты сравнивали образовательные системы Германии, Франции, Швейцарии, Англии, Италии, отметив при этом, какие стороны их могут быть применимы в развивающейся российской системе. Большинство их сходилось во мнении о невозможности искусственного перенесения западноевропейского опыта, в том, что следует глубоко и всесторонне учитывать конкретно-исторические условия России. Происходило, таким образом, критическое переосмысление зарубежного опыта.
Характеризуя систему преподавания классической филологии в германских университетах, профессорский стипендиат Александр Новоселов указывал как на положительную черту на крепкую солидарность немецких профессоров, читавших этот курс, и в рамках одного университета, и в рамках университетов страны. Вместе с тем он возражал против такого порядка преподавания классической филологии, при котором в центре внимания находилось изучение не истории и культуры древних цивилизаций, а лингвистически-критический обзор текстов древних авторов. Задача русских профессоров, по мнению А. Новоселова, состоит в глубоком изучении содержания произведений древних классиков, если они хотят поддержать и развить пробуждающуюся в молодых людях любовь к познанию сути классического мира. Именно знакомство со всеми сторонами этого мира, анализ их позволяет извлечь уроки, усвоение которых послужит воспитанию молодого поколения.
Безусловно, профессорских стипендиатов волновал вопрос и о форме изложения материала лектором, о степени интереса и доходчивости. "Изложение Моммзена, - писал Адриян Копылов, - лишено всякого внешнего блеска, но зато чрезвычайно ясно. Вместе с тем, у него вызывало возражение отсутствие в лекциях профессора Моммзена историографии, оценки трудов историков, ранее разрабатывавших проблемы читаемого им курса. Анализируя содержание курсов лекций по истории, Владимир Герье отмечал: "Первое, что поражает студента русского университета на исторических курсах немецких профессоров, это то, что они придерживаются чисто фактической стороны предмета, не позволяя себе никаких отступлений: они даже не кладут в основание всего курса какую-нибудь обширную историческую идею, около которой они бы группировали факты в известной перспективе..."
Русские стажеры проявляли глубокий интерес к изучению в университетах Германии теории и истории педагогики. Интерес этот был тем более оправдан и объясним, что педагогика в России как наука только еще становилась на ноги. Профессорский стипендиат Лев Модзалевский выделил два главнейших, по его словам, священных условия воспитания: национальное и семейное. Отсутствие их не может не отозваться страданием, так как оно приведет к нарушению естественных законов. "Дело воспитания должно стоять в пределах дома, его нравов и порядка, обусловливаемых самим понятием "семейства". В его недрах коренятся семейные нравы, семейная честь, племенные нравы, народная гордость, любовь к Отечеству. Из него же вырастают чувства честности, права, мужества в битве с жизненной ложью. Только при таком патриотизме живет несокрушимая вера в конечную победу права".
Университетскую общественность, и в том числе профессорских стипендиатов, волновал вопрос о связи науки и образования. Знакомясь с различными системами образования, стажеры отмечали, что германские университеты являются хранителями науки, для французского типа университета характерна подготовка к определенному роду практической деятельности, наука же развивалась в особых учреждениях. По мнению Н.И. Пирогова, наука была источником российских университетов. Не случайно уже в начале столетия при российских университетах открывается большое число научных обществ.
Российский историк Василий Модестов, внимательно следивший за развитием отечественной и зарубежной науки, отмечал, что в Англии, Франции, Германии широко распространяется мнение о том, как важно овладеть русским языком, чтобы успешно заниматься научной работой. Таким образом, достижения отечественных ученых признавались в мире.
Это подтверждается также и тем, что рецензирование работ русских ученых в научных периодических изданиях Западной Европы становится правилом.
Разработка, обсуждение и принятие университетского устава 1863 г. - событие рубежного значения для российской образовательной системы. В этом документе отражены и закреплены новые реалии России. Устав не только открывал большое число новых кафедр и лабораторий, он создавал необходимые условия для развития науки в стенах университетов. Значительная часть профессоров занималась академической, т.е. научной деятельностью.
Именно "на плечах" этих профессоров смогло произрасти в стенах университетов во второй половине XIX в. новое поколение, составившее гордость не только российской, но и мировой науки.