Почвенничество среди других
"славянофильствующих" коллективистских мировоззрений
В теории русской мысли почвенничество нередко называют "славянофильством" ("младославянофильством" и т.п.). Говорится о "славянофильстве" Аполлона Григорьева, Николая Страхова и даже самого Федора Достоевского и вместе с тем о "славянофильстве" Александра Островского и "молодой редакции" журнала "Москвитянин", о "славянофильстве" Михаила Погодина, Николая Данилевского, Федора Тютчева и даже Александра Герцена, не говоря уже о так называемых "старых славянофилах" (Иван и Петр Киреевские, Константин и Иван Аксаковы, Александр Хомяков и Юрий Самарин). Стоит упомянуть, что проводились исследования "славянофильства" и в польской мысли и литературе.
Не углубляясь в детальные рассуждения, правильно ли столь широко трактовать "славянофильство", следует констатировать, что понятие это зачастую выступает как синоним "антизападничества" или "консервативной мысли".
Таким образом, до почвенничества, выкристаллизовавшегося окончательно в 60-е годы, в широко понимаемом славянофильстве (равнозначном в этот момент с антизападничеством) мы находим в истории русской мысли следующие коллективистские мировоззрения: "классическое славянофильство","официальная народность", "молодая редакция" "Москви-тянина" и "демократический панславизм". "Собственно славянофильство", воздействуя на консервативную интеллигенцию, осталось мировоззрением узкого круга родовитого дворянства. "Официальная народность" и "демократический панславизм" совпали в мировоззрении прогосударственнной, провеликодержавной общественной группы, которая подняла голос и получила поддержкуправительства после январского (1863 г.) польского национального восстания; кульминация же деятельности этой
группы пришлась на 70-е годы, на период очередной войны с Турцией. Манифестом этой группы стала известная книга Николая Данилевского "Россия и Европа" (1869 г.), мировоззрение, выработанное ею, можно было бы назвать "националистическим панславизмом". "Молодая редакция" была непосредственной предшественницей почвенничества, а объединял оба мировоззрения А. Григорьев. Разумеется, и я постараюсь это доказать, почвенничество оказало влияние и на "националистический панславизм". Все упомянутые мировоззрения объединяло отрицательное отношение к Западной Европе и возвышение русской культуры, ее особой роли в истории. Все эти мировоззрения в той или иной мере наследовали идею о Москве - Третьем Риме15. Однако рассмотрение их в качестве единого мировоззрения - "славянофильства" - приводит ко многим неясностям и ошибочным интерпретациям(их представители зачастую резко полемизировали между собой, многие из них были исключительно русофилами), поэтому далее, говоря о славянофилах, я имею в виду только "классических славянофилов". Почвенников же я расцениваю как "славянофильствующих" мыслителей (т.е. апеллирующих к идеям "классического славянофильства"), однако их мировоззрение постараюсь рассмотреть как самостоятельную когерентную систему познавательных, этических и эстетических ценностей.
Российская почва
Пытаясь сформулировать, в чем состоит суть мировоззрения почвенников, Достоевский писал в «Объявлении о подписке на журнал "Время" на 1863 г.: "...весь спор состоит в том, как нужно понимать народ и народность. Доктринеры хотятучить народ... и не понимают главнейшей аксиомы, что только тогда народ станет читать их книжки, когда они сами станут народом, когда народные интересы станут совершенно нашими, а наши его интересами. ] Повторяем: все дело в понимании слова "народность".... нравственно надо соединиться с народом вполне и как можно крепче... надо совершенно слиться
с ним и нравственно стать с ним как одна единица. [...] Мы вносим новую мысль о полнейшей народной нравственной самостоятельности, мы отстаиваем Русь, наш корень, наши начала.
[...] В сущности, один только наш журнал признает вполне народную самостоятельность нашу даже и в том виде, в котором она теперь находится. Мы идем прямо от нее, от этой народности, как от самостоятельной точки опоры... [...] Мы не ходили в древнюю Москву за идеалами; мы не говорили, что все надо переломить сперва по-немецки и только тогда считать нашу
народность за способный материал для будущего вековечного
здания"42.
Для Достоевского часть русских людей "народом" не являлась, а точнее, была "оторвана от народа". Писатель разделял концепцию славянофилов, согласно которой Петр I разделил Россию на "народ" и "общество", иными словами оторвал часть русской интеллигенции от "родной почвы" и стал воспитывать
ее на идеалах западноевропейской цивилизации. Таким образом, часть русских утратила свою народность, как бы превратившись во французов, немцев или англичан. "Русскими", или "народными" осталось прежде всего простонародье, и оно в течение двух столетий было чуть ли не единственным носителем русской народности, т.е. было народом. Писатель употреблял также понятие
нация, но в его сознании, как и в сознании большинства тогдашней интеллигенции, это был синоним понятия народ, что подтверждает словарь Владимира Даля: "Нация - народ в обширном значении.
Чтобы понять, чем для Достоевского является категория народности, необходимо правильно расшифровать символы, встречающиеся в его произведениях. К наиболее важным из них несомненно относятся символы "почвы" и "земли".
Третий Рим
Почвенники идеализировали православие до такой степени, что трудно однозначно определить, что именно они под этим термином понимали. В их представлении это была и религия, и образ жизни, и путь к спасению каждой отдельной личности, всей России и всего мира. А. Григорьев под православием понимал "равно православие отца Парфения и Иннокентия, исключая из
него только Бецкого и Андрюшку Муравьева", следовательно, принимал вероучение официального православия наравне со ста- рообрядчеством. В то же время, как уже упоминалось, к официальной церкви он относился неодобрительно, но и раскольником не стал. То же можно сказать и о Ф.М. Достоевском. "Православие, - писал он, - то есть форма исповедания Христа, есть начало нравственности и совести нашей, а стало быть, общественной
силы, науки, всего", но в то же самое время утверждал: "Когда с попов сословность слезет, тогда уничтожатся и секты, и атеизм, ибо контингент атеистов все-таки дает духовенство". Православие почвенников, бесспорно, не принимало византийского духа ортодоксальной русской церкви. Константин Леонтьев, противник религиозного национализма, после выхода в свет "Братьев
Карамазовых" писал, что «у нас истинно православных художественных произведений вовсе нет. Считать "Братьев Карамазовых" православным романом могут только те, которые мало знакомы с истинным православием». Для К. Леонтьева православие Ф.М. Достоевского было "розовым христианством", противоречащим учению Христа, отцов церкви и византийской традиции.
Более точно вопрос о месте православия в религиозных взглядах Ф.М. Достоевского обозначил русский теолог Сергей Булгаков: "Шатов, - писал он, - поистине оказывается идеологическим предшественником того болезненного течения в русской жизни, в котором национализм становится выше религии, а православие нередко оказывается средством для политики. Этот уклон был и в Достоевском, который знал его в себе и художественно объективировав в образе Шатова этот соблазн беса национализма, прикрывающегося религиозным облачением". По мнению другого современного теолога, «русский "мессианизм" иногда попросту уравнивал Православие с Россией, забывая об его византийских истоках». С подобным отождествлением мы имеем дело и у Ф.М. Достоевского. В его мировоззрении находит отклик по-новому понимаемая концепция "Москвы - Третьего Рима", а православие становится историософской категорией. "Нам именно надо заявить себя связанными государственно с православием. Это все, что мы имеем", - утверждал писатель. Творцом идеологемы "Москвы - Третьего Рима" был игумен Филофей в начале XVI в. Это одна из основополагающих (если не самая важная) историософская концепция, определившая идеологию и характер Московского государства; она и по сей день будоражит русские умы, будучи своеобразным архетипом русского национализма. С падением Константинополя в 1453 г. зародилась мысль о том, что сам Бог избрал Русь наследницей Византии. За несколько лет до этого Константинополь ("Второй Рим") заключил унию с Римом, признав его авторитет в сфере вероучения и догматов, но патриархат Московской Руси воспринял ее как измену православию. Когда в 1472 г. Иван III взял в жены Софью Палеолог, племянницу последнего византийского императора, он получил в приданое и
двуглавого орла - символ императорской власти. Это дало основание утверждать, что Бог вознаградил Святую Русь и доверил ей защиту единственной истинной христианской религии - православия, и Москва таким образом стала "Третьим Римом". С этого времени задача Московского государства виделась в том, чтобы вести человечество к Царству Божию на Земле. Появления Четвертого Рима эта концепция не предусматривала. Не будем подробно останавливаться на истории этой концепции. До раскола в русской церкви она развивалась беспрепятственно, а после него обрела отклик главным образом в старообрядчестве, которое, отвергая существующее "царство Антихриста", жило прошлым и будущим, историей и эсхатологией; в то время как официальная церковь, осуществляя реформы во имя возвращения
к греческим традициям, от нее отошла. Со времен Петра идеологема "Москва - Третий Рим" не имела поддержки и при императорском дворе - подчинение церкви государству и прозападные реформы не способствовали религиозному национализму. Вслед за славянофилами почвенники отстаивали мысль, что Русь приобщилась к христианскому учению совершенно иным путем, нежели Западная Европа. "Православие народное, - пишет А. Григорьев, - выросло как растение, а не выстроено по русской земле: оно не тронуло даже языческого быта, когда он радикально ему не противодействовал: оно только новые имена
придало старым на почве выросшим поклонениям... все уцелело под сенью этого растения, в противуположность давившему и уничтожавшему все католицизму...".
Восточная Церковь якобы воздействовала на жизнь иначе, "не разрушая мечом и огнем, не поливая кровью". Благодаря этому она несла учение Христа в чистом отражении и образовала "для царства духа такую твердую и прочную подкладку, которую тщетно... искать на Западе". Католицизм в прошлом дал "миру множество чудес искусства исторической жизни", а теперь "представляет
... великолепные поросшие мхом развалины". Протес- тантизм "на путях свободной диалектики и произвольно-личного толкования распался" столь сильно, что многие протестантские общины должны "рыться в архивах и ученым образом доискиваться, какие они: лютеранские или кальвинистские". А православие, напротив, "несмотря на свои бесчисленные расколы, показывающие между прочим полную жизненность соков, - есть явление крепко живое, и как все живое, крепко связанное в своей сущности". А. Григорьев, противопоставляя православие католицизму и протестантизму, еще не создает мессианистских концепций.
Православие было для него только основополагающим элементом русской культуры, которую он желал видеть ценностью совершенно самодостаточной, и, с другой стороны, как "одну из красок" в палитре общечеловеческой культуры. Однако он не всегда был последователен в своей проповеди равноправия всех культур и однажды высказался об "особенном превосходстве начала великорусского" над другими славянскими народами, а также с определенной долей подозрительности относился к "началам ляхитскому и хохлацкому". Но его реакция на январское восстание поляков в 1863 г. показала, насколько он был далек от националистического мессианизма.
В этом отношении позиция А. Григорьева делала его своеобразным посредником между славянофилами 1840-х годов и Ф.М. Достоевским. Критик провозглашал мысль о "новом слове", которое должен сказать русский народ в лице своих лучших представителей (поэтов-пророков), но это "новое слово" ("народность") не приводит его к надежде (противоречащей, впрочем, доктринам Церкви) на полное религиозное возрождение человечества посредством русского народа. Его пророчество зиждется не столько на эсхатологическом, сколько на эстетическом обосновании.
В отличие от A.A. Григорьева Ф.М. Достоевский в своих антипатиях пошел дальше. Превознося русское православие, он в то же время отрицал всякую ценность католицизма и протестантизма, равно как и других религий и культур (в частности иудаизма и ислама).
О недоброжелательном отношении писателя к католицизму уже упоминалось в главе о панславизме.
Религиозный национализм связывал Ф.М. Достоевского в такой степени, что писатель был не в состоянии иначе интерпретировать действительность, как только через призму мессианизма, - провозглашая русское (народное) православие спасителем человечества при помощи "идеи" и штыков. Мессианизм Ф.М. Достоевского ужасает: "Всякий великий народ верит и должен верить, если только хочет быть долго жив, что в нем-то, и только в нем одном, и заключается спасение мира, что живет он на то, чтоб стоять во главе народов, приобщить их всех к себе воедино и вести их, в согласном хоре, к окончательной цели, всем им предназначенной".
Очевидно, именно эта цель, по мнению писателя, должна указывать путь русским, которые особо предрасположены к созданию "общечеловеческой общности", поскольку Россия является "предводительницей православия, его покровительницей и охранительницей". Такое предназначение определено ей "еще с Ивана III, поставившего в знак ее царьградского двуглавого орла выше древнего герба России..."88. Россия станет Третьим Римом, скажет миру "новое слово": "это будет настоящее воздвижение Христовой истины, сохраняющейся
на Востоке, настоящее новое воздвижение креста Христова и окончательное слово православия, во главе которого давно уже стоит Россия"89. Русский народ - "богоносец" – спасет мир, возглавит новый крестовый поход и после своей победы установит Царство Божие на земле, православную "всечеловеческую общность".
Выводы
Наряду с чертами, типичными для консерватизма и славянофильства (в широком значении слова), здесь отмечаются и выделяются отличительные признаки почвенничества.
1. Признание народности главной аксиологической категорией.
2. Историософию почвенников можно определить в следующих
тезисах:
трактовка истории как выражения Божественного провидения,
проявляющегося в истории народов;
признание "жизни" как особой позитивной созидательной силы
в истории;
отрицание всех теорий развития как противоречащих "жизни"; убежденность в особой роли и миссии славян, прежде всего русского народа, в сотворении Царства Божия на земле; признание реформ проявлений русской народности;
противопоставление России Западу как совершенно иного, наиболее ценного типа культуры; игнорирование и непризнание классового разделения в России.
3. С историософией почвенников тесно связана их религиозная позиция, проявляющаяся:
в признании русского православия единственной религией,
согласной с учением Христа;
в отрицании ценности иных верований (прежде всего католицизма,
протестантства и иудаизма);
в утверждении идеи "Москва - Третий Рим".
4. Как я уже подчеркивал, эстетика и этика почвенников тесно
связаны, образуя своеобразную философию ценностей, для которой
характерны следующие черты:
возвышение искусства над другими проявлениями человеческой деятельности;
приписывание художнику (пророку) особой познавательной роли;
отождествление красоты с добром и истиной;
признание эстетики и этики национальными категориями;
нетерпимость по отношению к другим взглядам, вероисповеданиям, культурам (похвальное исключение - А. Григорьев).
От славянофильства 40-х годов почвенничество отличалось
прежде всего:
1) отношением к "народности" (у славянофилов выразителем
русской народности было прежде всего крестьянство, у почвенников
- также и среднее сословие);
2) признанием реформ Петра I (вопреки убеждению, что якобы
именно он привел к расколу русского общества);
3) абсолютизацией "жизни" (славянофилы обычно противопоставляли
"теории" веру);
4) возвеличиванием искусства и роли художника в познании и человеческой
деятельности;
5) большей политизацией панславистского элемента.
Литература.
1. Анджей де Лазари «В кругу Федора Достоевского Почвенничество»,МОСКВА НАУКА 2004.
2. Бердяев Н. Миросозерцание Достоевского.
3. Кошелев В. Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов, 1840 — 1850-е гг. М., 1985.
Содержание
1. Введение
2. Почвенничество среди других "славянофильствующих" коллективистских мировоззрений
3. Российская почва
4. Третий Рим
5. Выводы
6. Литература
Министерство образования и науки российской федерации