– Что нужно сделать?
Куин удивленно поднял брови, когда Ви подошел к кровати.
– Возьми Рэмпа и отнеси туда.
Голова. Поддерживать голову…
– И нужно поддерживать голову, – добавил Куин.
Вот видишь? – подумал Ви. Он справится.
Но потом Вишес осознал, что держит в руке сигарету.
– Давай сюда свою самокрутку, – сказал Роф скучающим тоном. – Ви, да что с тобой… так сложно перенести малыша?
Когда Куин встал вместе с Лирик, Ви передал сигарету так, будто расстается с последними штанами. А потом он протянул руки – и хорошую, и в перчатке – к сыну Брата. Блин, за пределами операционной казалось абсолютно неправильным брать проклятой рукой что-то ценнее собачьего корма, но умом он понимал, что с ребенком ничего не случится.
Черт, его генератор тепла ведь не превратит Рэмпа в детский эквивалент свинины под шубой. Вовсе нет. Ведь правда?
Дерьмо…
Маленький. Теплый. Сильный.
Вот что ощущал Ви. И было странно осознавать, что он впервые в жизни берет на руки ребенка вне клиники. Он не то чтобы избегал детей, его просто никогда не интересовали мелкие воющие засранцы.
Ни капли…
Рэмп без предупреждения открыл глаза в тот момент, когда Ви устраивал его в колыбельке возле сестры.
Ви отшатнулся. Так, вау, этот взгляд был офигенно напряженным, серьезным и даже слегка враждебным… словно малыш знал, что эта приятная транспортировка выходила далеко за рамки должностных обязанностей Ви, и ни один уважающий себя родитель не должен был разрешить нечто подобное.
– Расслабься, приятель, – пробормотал Ви, посмотрев, что делает папаша у соседней люльки… а потом Ви повторил за Киуном, подтягивая одеяло. – Вот так хорошо. Тебе же хорошо?
Куин посмотрел на них.
– Он прирожденный воин. Уже заметно.
Ви присел на корточки, скрестив руки, и продолжил смотреть на маленький вампирский кулёчек. И, вот неожиданность, малолетний засранец не сводил с него глаз.
Вишес улыбнулся. Не смог сдержаться. Невозможно не восхититься его силой… и, очевидно, она передалась от родителей. Как еще объяснить, почему не достигший месяца младенец принимал вызов взрослого, тяжелого вооруженного и злого до чертиков мужчины?
– Наш парень, – сказал Ви, протягивая нормальную руку. – Дай пять.
Рэмп не знал, что значит «дать пять», но он схватил лапу, нависшую над его головой, и с силой сжал.
Ви рассмеялся.
– Да, будешь сражаться вместе со мной, когда вырастешь. Как только сможешь держать кинжал… а я собственноручно сделаю для тебя кинжал. Лично выкую. Будешь прямо как папочка, когда вырастешь, выдающимся воином. Точь в точь…
***
Вишес, казалось, обрел в Рэмпе угрюмого единомышленника, а Куин тем временем не мог отвести глаз от Брата. По нескольким причинам.
Во-первых, тот факт, что Вишес попал под чары Рэмпа… легче увидеть Бога собственными глазами, чем мужчину вроде Ви – сюсюкающимся с ребенком. Во-вторых, Рэмп тоже начал расслабляться, первоначальная враждебность отпускала малыша, напряжение покидало его тело, на лице и в близоруких глазках появился намек на расположение.
Словно два тигра встретились в джунглях и вместо кровавой схватки за превосходство решили потусоваться вместе.
Но главная причина, почему Куин приклеился к ним взглядом?
Он повернул голову, чтобы посмотреть в дальний угол комнаты. На дыры в потолке, оставленные пулями.
«Будешь прямо как папочка».
«Точь в точь».
Поморщившись, Куин потер виски.
– Мы готовы?
Роф и Джордж развернулись.
– Дверь.
Когда они вышли, Куин задумался, а не решит ли Вишес остаться с детьми. Ну, почитать им «Баю-баюшки, луна» или «Погладь кролика».
Что-нибудь в этом духе.
Но Вишес пошел вслед за ними, и все трое, а также золотой ретривер Короля столпились в коридоре.
Прежде чем кто-то успел сказать хоть слово, из двери в самом конце коридора показался Зэйдист. Бросив на них взгляд, мужчина покачал головой и вернулся в свою спальню.
Да, всем в доме известно, о чем пойдет речь.
– Значит, вот как мы поступим, – начал Роф без всяких прелюдий. – Пятьдесят на пятьдесят. Она забирает их в Святилище в свое время. Которое начнется завтра после захода солнца, когда ты уйдешь на дежурство. Этот вопрос не обсуждается, и твое мнение никого не волнует. Это королевский приказ, и я ожидаю, что ты поведешь себя как мужчина, а не душевнобольной.
Куин обхватил голову руками. Словно от дополнительной прослойки мозги заработают лучше. Или что-то вроде того.
– Святилище? – переспросил он.
– Лейла может отправиться туда, как и все Избранные. – Роф вернул сигарету Вишесу. – Деве-Летописеце больше не нужны ее покои, малыши могут спать там, когда потребуется.
– Я недавно доставил туда новую партию певчих птиц, – задумчиво сказал Ви на выдохе. – Уверен, детям они понравятся. Эти радостные паскудники разных цветов и поют неплохо. Положительные аспекты сенсорного развития[78] детей давно…
Отшатнувшись, Брат недовольно посмотрел на Куина и Рофа, которые пялились на него так, словно Ви сменил кожаные штаны на розовый халат и мягкие тапочки.
– Что? Так сказал, к слову – Ви закатил глаза. – Да мне плевать, вы же в курсе. От слова «совсем».
– Вернемся к графику посещений, – продолжил Роф. – Как я понимаю, больше всего тебя беспокоит безопасность детей, когда Лейла будет забирать их, а лучше Святилища ничего не придумаешь… потому что здесь Лейле находиться нельзя.
Скрестив руки на груди. Куин уставился на ковер. Потом прошелся туда-сюда вдоль мраморных статуй, вырезанных римскими и греческими скульпторами. Мужчины мощного телосложения стояли в разных позах, их пустые руки хватали копья, которые были утеряны с течением времени… и отсутствовали не только военные атрибуты. Так же недоставало конечностей ниже локтя или колена, пропавших в результате какого-то происшествия. У одной статуи даже не было головы.
Разумеется, он вспомнил о той части себя, которой сам недавно лишился.
Блэя.
А сейчас… и своих детей?
Когда Киун медленно развернулся и прошел назад, Ви затушил самокрутку о подошву ботинка и затолкал еще дымящийся окурок в задний карман штанов. А потом брат незаметно положил руку без перчатки на рукоять сорокового, лежавшего в кобуре подмышкой.
Предусмотрительно, подумал Куин, потому что в нем опять закипал гнев. На самом деле, от одной мысли о том, что эта Избранная подойдет к его детям, в его черепушке вспыхивала раскаленная добела ярость.
Но потом он услышал голос Ви в голове.
«Будешь прямо как папочка».
Пока слова метались по его пустой черепной коробке, он чувствовал себя в тисках, между текущим положением дел… и тем, как ему следовало поступить.
В итоге воспоминания о дырах от пуль перевесили чашу весов.
Посмотрев на Вишеса, он хрипло сказал:
– Можешь не доставать пистолет.
– Решил начать с чистого листа? – протянул Ви, не убирая руки. – Какой ты шустрый. Значит, ты либо вымотался, либо ждешь удобного случая.
Куин не сводил глаз с закрытой двери в комнату его малышей, смотря сквозь панель и представляя спальню. Он представил приятные атрибуты вроде лампы-ночника или колыбелек с лентами, маленькую рукописную «Р» над люлькой Рэмпа и «Л» – над люлькой Лирик.
– Ни то, ни другое, – услышал он свой ответ через какое-то время. Он чувствовал себя измотанным, словно зомби.
– Значит, ты принимаешь мои условия, – уточнил Роф.
– Я не хочу видеть Лейлу. – Куин покачал головой. – Никогда больше. Между нами все кончено. И я хочу лично поговорить с Директрикс Амалией. Я хочу убедиться, что они без проблем смогут путешествовать с той стороны на эту. И также, если Лейла попытается спрятать их…
– Не попытается.
– Откуда ты знаешь? – горько спросил Куин.
– Она сказала, что важно, чтобы ты общался с малышами.
– И ты ей поверил?
Роф прикоснулся пальцем к носу.
– Думаешь, я не узнаю, если она солжет? И, слушай, уймись уже. Она – не источник всего зла на планете.
– Это Омега, – добавил Ви. – На случай, если ты забыл.
– Значит, решено. – Куин не стал тратить время и высказывать свое недовольство по поводу Избранной. – Нам нужно что-нибудь подписать?
Король покачал головой.
– Нет, если только сам не хочешь. Нам известно, как все будет происходить.
– Да. Видимо, да.
Когда Роф, Джордж и Ви ушли, Куин остался стоять на месте, уставившись на статуи. Он подумал о том, чтобы подойти к двери в спальню Зи и сказать парню, что берег чист. Но, в итоге, он просто вернулся в комнату.
Посмотрел на часы и понял, что через час нужно давать бутылочку. Фритц и доджены гордились тем, что доставляют молоко строго по расписанию и идеальной температуры. Ему будет тяжко кормить малышей, но он что-нибудь придумает.
Боже… Блэй любил возиться с бутылочкой. Менять памперсы, даже в те моменты, когда глаза слезились от запаха.
Куин подошел к люлькам и представил, как Лейла забирает малышей куда-нибудь. Он в прямом смысле не смог представить этого… и каждая кость в его теле, каждая унция отцовского инстинкта вопила о том, чтобы он прекратил это безумие. Ему плевать, что она родила их. Плевать на слова Короля. И он был полностью не согласен с тем, что предательница в белой мантии имеет право даже находиться в одном штате с его малышами.
Тем более забирать их с собой.
Посмотрев на Лирик, Куин нахмурился. В малышке было столько от Лейлы, все, от формы лица и до ручек…
Руки – особенно. Миниатюрная ксерокопия.
Когда внутри закипели эмоции, Куин отвернулся от девочки. И сосредоточился на Рэмпе.
Глава 31
Когда наступил рассвет, по крайней мере, судя по электронным часам на прикроватной тумбочке, Кор ощутил, как остаточная болевая дрожь прошлась по его телу.
Только подумать, где он был всего сутки назад.
Если бы в тот миг с небес спустился ангел и сказал ему, что спустя день и ночь он, выбравшись с того света, будет лежать рядом со своей любимой в убежище Братства? Кор бы посмеялся над подобным заявлением.
Даже если бы слова произнесла сама Дева-Летописеца.
Он посмотрел на Лейлу. Его женщина устроилась на его груди, окутывая воина своим телом, как лучшее в мире покрывало. И что ему нравилось в этом мгновении? Не считая того факта, что они оба были преисполнены сексуального удовлетворения?
Она крепко спала. Избранная Лейла забылась глубоким сном, ее тело было расслабленным и обессиленным, дыхание ровным, веки плотно сомкнуты, словно впервые за долгое время она получила возможность отдохнуть.
Воистину, качество ее сна было важно для него по многим причинам, и самая важная из них – Лейла не смогла бы умиротворенно спать рядом с ним, не будь она уверена, что он позаботится о ней. Защитит от всех угроз и бед.
Будучи связанным мужчиной, безопасность его женщины стала для него главной целью, ее вера в него служила источником его гордости, ее благополучие ставилось превыше всего.
Служение ей – наивысшая цель его существования, и с невероятной грустью Кор осознал, что эту работу он будет выполнять недолго.
Роф был прав в своем требовании, чтобы Шайка Ублюдков принесла ему клятву на черном бриллианте перед тем, как все они будут изгнаны королевским указом в Старый Свет. Воины Кора были закоренелыми ворами и отступниками… и если он, Кор, прикажет им принести клятву верности Слепому Королю? Они подчинятся и сдержат данное слово, но не потому, что присягнули Рофу. А потому что оставались верны Кору.
Они положат свои жизни за него одного.
Но Братство не купится на это. Нет, Братьев убедит лишь клятва их вассалу… и даже тогда заключенный мир останется шатким, как карточный домик.
С другой стороны, Шайка Ублюдков вынуждена покинуть Новый Свет.
Но как он разыщет их? Колдвелл – большой город, если желаешь отыскать кого-то, не зная места их дислокации. Пытаться обнаружить местонахождение группы мужчин, которые днями и ночами скрывались от чужих глаз?
Практически невозможно. И это при условии, что они не покинули материк.
Лейла с тихим вздохом поерзала на нем, устраивая голову на его руке. Желая успокоить возлюбленную, Кор бережно погладил ее спину.
Он знал, что нужно было последовать ее примеру и закрыть глаза, но понимал, что заснуть не удастся. К счастью, он привык обходиться без сна и отдыха.
Лежа в темноте и держа любимую в своих объятиях, Кор удивился тому, насколько сильно Лейла преобразила его. А потом он погрузился в прошлое.
Было сложно не гадать, какой стала бы его судьба, не реши он обворовать тот отряд воинов в конкретном лесу в одну определенную ночь. Сложно не жалеть о единственном решении, которое вылилось во все остальное.
Потому что в ту ночь его нашло зло.
Бладлеттер.
Дражайшая Дева-Летописеца, думал Кор, уставившись на огромного вампира, который появился в лесу из ниоткуда и швырнул его наземь. Воистину, очевидно, Кор решил обокрасть, а потом был вынужден убить… отряд Бладлеттера.
За это он поплатится жизнью.
– Тебе нечего сказать? – потребовал великий воин, стоя над Кором. – Никаких извинений за то, чего ты меня лишил?
Стоя на ветру, Бладлеттер отступил от Кора, чтобы поднять отрубленную голову за волосы, он тряхнул ею так, что кровь закапала с шеи.
– Ты представляешь, сколько требуется времени, чтобы обучить одного такого солдата? – В его голосе звучала лишь скука. – Годы. А ты за одну ночь… за один бой!.. лишил меня времени и сил, вложенных в этих воинов.
С этими словами мужчина отбросил голову в сторону, и Кор содрогнулся, когда та покатилась по земле.
– Ты, – он указал на Кора. – Ты должен возместить мне ущерб.
– Нет.
Мгновение Бладлеттер, казалось, был поражен услышанным. Но потом он улыбнулся во весь рот.
– Ну-ка повтори.
– Никаких компенсаций. – Кор поднялся на ноги. – Ничего.
Бладлеттер рассмеялся, запрокинув голову. Пронесшийся в ночи хохот спугнул сову над их головами и оленя – где-то в округе.
– Ты безумен? Это безумие придает тебе сил?
Кор медленно нагнулся вбок, снова поднимая косу. Ладони покрылись потом, рукоять косы ускользала из его хватки, но он изо всех сил цеплялся за орудие.
– Мне известно, кто ты, – тихо сказал Кор.
– Да. Так расскажи. – Он снова одарил его омерзительной, кровожадной ухмылкой, а порывы ветра подхватили его длинные, заплетенные волосы. – Обожаю слушать о своих достижениях из уст противника… прежде чем убить и поиметь его труп. Скажи, ведь это ты слышал обо мне? – Бладлеттер шагнул вперед, – Так что? Это вселяет в тебя ужас? Я могу пообещать, что ты ничего не почувствуешь. Если, конечно, я не пожелаю иного, пока ты еще дышишь. Тогда… тогда ты познаешь истинную боль, обещаю.
Кор словно предстал перед воплощением зла, лицезрел демона во плоти, отправленного на Землю мучить более праведные души.
– Ты и твои воины – такие же воры. – Кор отслеживал каждое движение тела противника, от сжатых кулаков до смены опорной ноги. – Вы – растлители женщин, никому не подчиняетесь и не служите законному Королю.
– Думаешь, Роф придет тебе на выручку? Вот как? – Бладлеттер демонстративно окинул взглядом окружающий их пустой лес. – Думаешь, благосклонный правитель появится здесь и заступится за тебя, спасет от меня? Твоя верность похвальна… но она не защитит тебя от этого.
Лязг металла по металлу раздался подобно крику в ночи, когда Бладлеттер достал лезвие, размером сравнимое с косой Кора.
– Все еще говоришь о верности Королю? – протянул Бладлеттер. – Ты осознаешь, что местонахождение Короля неизвестно? Что он исчез после смерти родителей? Поэтому нет, не думаю, что тебе стоит ждать спасения от него. – Раздалось рычание. – От кого бы то ни было.
– Я спасу себя сам.
В это мгновение облака проиграли бой с ветром, плотная завеса разошлась в стороны, создавая отверстие, сквозь которое лунный свет засиял на небе подобно солнечному светилу, которое Кор не видел с момента его превращения.
Бладлеттер отшатнулся. А потом склонил голову на бок.
Повисло долгое молчание, во время которого шевелились лишь еловые ветки и кустарники.
А потом Бладлеттер… убрал кинжал в ножны.
Кор не опустил свое оружие. Он не понимал, что происходит, но знал, что врагу нельзя доверять… а он, спасая свою жизнь, стал врагом воина, вселяющего страх.
– Тогда пошли за мной.
Поначалу Кор не уловил его слов. Но даже потом не смог понять их смысл.
Он покачал головой.
– Я лучше отправлюсь в могилу, чем приближусь к тебе. И то, и другое равнозначно.
– Нет, ты пойдешь за мной. И я обучу тебя искусству войны, и ты будешь служить рядом со мной.
– С чего бы мне…
– Такова твоя судьба.
– Ты меня не знаешь.
– Я знаю, кто ты. – Бладлеттер кивнул на обезглавленное тело. – И от этого все становится намного понятней.
Кор нахмурился, что-то пронеслось в его венах, и это был не страх.
– Какую ложь ты хочешь скормить мне?
– Тебя выдало твое лицо. Я думал, это слух, россказни. Но нет, не с твоей боевой рукой и этой губой. Ты пойдешь со мной, и я научу тебя сражаться против Общества Лессенинг…
– Я… всего лишь вор. Не воин.
– До этого дня я не встречал вора, способного на подобное. И ты это понимаешь. Отрицай, коли хочешь, но ты был произведен на свет ради подобных свершений, ранее потерянный… сейчас ты нашелся.
Кор покачал головой.
– Я не пойду за тобой… нет, я не…
– Ты – мой сын.
Услышав это, Кор опустил косу. К глазам подступили слезы, и он сморгнул их, не желая показывать слабость.
– Ты пойдешь со мной, – повторил Бладлеттер. – И я обучу тебя военному искусству. Под моей рукой ты станешь тверже стали, закаленной в огне, и ты не разочаруешь меня.
– Ты знаешь, как моя мамэн? – спросил он слабо. – Где она?
– Она не хотела тебя. Никогда.
Это была правда, подумал Кор. Правда, которую сказала ему няня.
– Сейчас ты пойдешь за мной, и я проложу для тебя дорогу к твоей судьбе. Ты станешь моим приемником… если обучение не убьет тебя.
Кор вернулся к настоящему, открыв глаза, которые закрыл неосознанно. В чем-то Бладлеттер был прав, в чем-то ошибался.
Обучение в военном лагере оказалось в разы хуже того, что мог представить Кор, бойцы в том месте сражались за редкую еду и воду, а также их ставили друг против друга потехи ради. То была суровая жизнь, которая ночь за ночью, неделя за неделей, месяц за месяцем… все пять лет… делала то, что обещал Бладлеттер.
Кор закалился, стал тверже стали, он лишился сострадания и всех эмоций, словно их и не было, жестокость за жестокостью накладывалась на него слоями, пока его личность не была подавлена сначала тем, что он наблюдал, потом – что творил сам.
Садизм можно вбить в человека. Кор – живое доказательство этому. Садизм также оказался заразителен, учитывая, что он обрек Тро на то, что с ним сделал Бладлеттер, подверг бывшего аристократа шквалу оскорблений, унижений и нападок. Результат был схожим: Тро также преодолел все испытания, но ожесточился под их давлением.
Так все и вышло. Однако, в отличие от Кора, Тро не исцелился под действием благословенной внешней силы, он не смог обуздать свои амбиции.
По крайней мере, так обстояли дела до пленения Кора… и он сомневался, что за прошедшее время амбиции и наклонности мужчины претерпели хоть какие-то маломальские изменения.
Поэтому Кор счел нужным предупредить Рофа о бывшем соратнике.
Кор погладил плечо Лейлы, изумляясь ее воздействию на него, ее способности прорваться сквозь щиты его агрессии и злости, дотянуться к спрятавшемуся там мужчине, к нему настоящему.
Тому, с кем он давно потерял связь.
Она обнулила его, запустила обратный процесс, возвратила воина к прежнему состоянию, до того судьбоносного мига, когда судьба свела его с Бладлеттером.
Перед глазами встал образ мужчины, настолько четкий, словно он видел его только вчера, все: от тяжелых бровей до глаз, проникающих в самую суть, резкого подбородка и толстой шеи, очертаний массивного тела. Он был переростком среди громил, стихией, способной пристыдить бушующие летние грозы и несдержанные, обжигающие зимние бури.
Он также оказался лжецом.
Кто бы ни породил Кора, это был не Бладлеттер. Об этом ему сообщил настоящий отпрыск Бладлеттера.
Кор покачал головой, лежавшей на мягкой подушке, пытаясь прояснить мысли.
Столь долгое время он пытался выяснить, кто были его родителями – этого желают брошенные дети по всему миру: пусть он и был нежеланным ребенком, пусть не было никакой надежды на близкие отношения с настоящими родителями, он все равно желал узнать их.
Это сложно объяснить, но он всегда чувствовал, что гравитация практически не влияла на него, его тело пребывало в подвешенном состоянии, и это, как он осознал позднее, толкнуло его к идеологии Бладлеттера – идеологии разрушения, хаоса и смерти.
А когда у тебя нет собственного ориентира, ты неизбежно попадешь под чужое влияние.
В его случае он попал под влияние наиболее испорченного, самого злого вампира на свете.
Боже, его одолевали сожаления.
Бладлеттер говорил, что целью обучения является подготовка к войне, но стало очевидно, что мужчина потакал собственной жажде крови, а не ставил целью защиту расы… и все равно Кор следовал за ним. Ощутив вкус отцовской гордости, как бы извращенно она ни подавалась, он подсел на одобрение, как на наркотик, и оно стало противоядием, заполнившим пустоту внутри него.
Но отцовство оказалось химерой. Ложью, которая раскрылась самым неожиданным образом.
Когда мужчина погиб, Кор чувствовал себя так, словно его бросили в третий раз: первый был сразу после его рождения. Второй – когда ушла женщина, считавшаяся его няней… или кем-то большим. А потом пришел третий раз – когда раскрылась ложь Бладлеттера, выстроенная с той целью, чтобы Кор наверняка последовал за ним в военный лагерь, и сия новость пришла из источника, чья достоверность не ставилась под сомнение.
Родная сестра Вишеса, Пэйн, убила своего настоящего отца, Бладлеттера.
Чем разрушила ложь.
Но Кор не роптал. Когда он обрел свою любовь? Его скитания кончились. Он прекратит искать семью, которой у него не было потому, что они не захотели его. Он оставит поиски внешних источников для заполнения внутренних пустот. Довольно жить по чужой системе ценностей, а не по своей собственной.
И оставив попытки обрести несуществующее, он обнаружил внутри себя то, что искал всегда. И это было… хорошо.
Хорошо чувствовать себя целым.
Хорошо предложить себя открыто и без страха женщине, которую он любил всем своим существом.
Кор нахмурился. Боги, разве способен он оставить Лейлу? Но такова судьба, и как бы он не изменился в лучшую сторону, на какую бы благостную тропу ни ступил… невозможно стереть прошлое или деяния, за которые он должен заплатить. Ничто не исправит этого.
На самом деле, он всегда будет недостоин ее. Он бы уехал по своей воле, даже без вынужденной депортации.
И сейчас они должны сделать отведенные им мгновения значимыми.
На всю жизнь.
Глава 32
Следующим вечером, когда ночь опустилась на Колдвелл, Блэй попытался выбраться на заднее крыльцо, чтобы сделать первую затяжку после пробуждения. Начало было идеальным: кружка «ЙЕТИ» с кофе «Данкин Донатс», купленного он-лайн и сваренного его мамэн, и пачка «Данхиллс»… которую он уже распределил, ведь осталось всего шесть штук. На нем также была парка из «Патагонии» с таким количеством пуха, сколько не наберется во всех подушках в родительском доме.
Да, план был хороший. Кофеин и никотин жизненно необходимы, если за день проспал не больше пятнадцати минут и не хочешь бросаться на окружающих.
В чем проблема? Когда он попытался открыть дверь, пришлось навалиться плечом на панель.
А потом ему в лицо устремился шквал снега.
Отшатнувшись, он выругался и закрыл дверь.
– Срань Господня, это ад какой-то…
Из кухни донесся громкий шум, от чего-то вроде сковородки из нержавеющей стали или, может, противня, по крайней мере, судя по звону цимбал[79].
– Мам?
Забыв про никотиновый допинг, Блэй бросился в кухню…
… и обнаружил мамэн на полу перед плитой, ее лодыжка была изогнута под неестественным углом, ореховый рулет, который она собиралась поставить в духовку был на плитке, а форма, в которой он лежал, – в трех футах от нее.
Избавившись от кофе и пачки сигарет, Блэй бросился к маме, опустившись на колени рядом с ней.
– Мамэн? Ты ударилась головой? Что произошло?
Лирик села, морщась, опершись руками на локти.
– Я просто хотела поставить рулет в духовку до того, как твой отец спустится на Первую Трапезу.
– Как голова, ты не ударилась? – Блэй смахнул ее волосы в сторону, молясь о том, чтобы не обнаружить там кровь. – Сколько пальцев ты видишь?
Она отмахнулась от его руки.
– Блэй, я в порядке. Ради всего святого, не ударялась я головой.
Он сел на пятки. Женщина была в ее привычных мом-джинсах, вишневом свитере и белой водолазке, и в таком наряде она выглядела как нечто среднее между женой Санты и Миссис Тейлор из «Большого ремонта»[80]. И, казалось, она была в порядке, взгляд – осознанный, цвет лица – здоровый, и ей скорее было стыдно, чем больно.
– Блэй, я просто поскользнулась на коврике. Я в порядке.
– Хорошо, ведь в таком случае я могу покричать на тебя. Где, черт возьми, твой гипс?! Почему не на твоей ноге?
Его мамэн сразу же изобразила головокружение, захлопала ресницами и раскинула руки так, будто ничего не видела.
– Это десять пальцев? Или двенадцать?
Он выразительно посмотрел на нее, и Лирик скривилась от смущения.
– В сапожке так неудобно, а здесь очень тесно. Я собиралась надеть его сразу же, как приготовлю яйца.
– Ты поскользнулась… или дело в лодыжке?
Когда она не ответила, Блэй понял, что виновата лодыжка. Он попытался прикоснуться всего лишь к тапочку на ее ноге, а Лирик зашипела и побледнела до цвета простыни.
– Все нормально, – сказала она напряженно.
Блэй сосредоточился на ее поджатых губах и дрожи в руках.
– Думаю, ты повторно вывихнула лодыжку. Может, даже сломала что-то, не знаю.
– Все будет нормально.
– Знаешь, я жутко не люблю эти три слова. Куин постоянно их повторяет, когда… – Он замолк и откровенно проигнорировал взгляд, который обратила на него мама. – Ты можешь дематериализоваться? Потому что я настаиваю на том, чтобы Док Джейн посмотрела твою ногу. Нет, лучше Мэнни. Он по костям.
– Это не обязательно.
– А давай спросим у папы? – Когда ее глаза округлились, Блэй протянул: – Или ты перестанешь упрямиться и поедешь со мной без возражений.
На лице Лирик мелькнуло раздражение, но Блэй знал, что она никуда не денется. Со времен набегов его отец проявлял чрезмерную заботу по отношению к своей супруге. Он истерил из-за каждой мелочи… острая бумага, заусенцы, ушибленный палец… и когда Лирик, собираясь забрать свежую прессу, поскользнулась на крыльце пару ночей назад, бедняга едва не поседел.
А это повреждение было серьезнее первого.
– Ты можешь дематериализоваться? – спросил Блэй.
– Думаешь, это необходимо?
– Ответь сама на свой вопрос. Попытаешься встать на ноги?
Мама посмотрела на свою ногу.
– Жалею, что не надела гипс.
– Я тоже.
Она нахмурилась.
– Как я попаду в клинику учебного центра? Даже если я смогу дематериализоваться, я не знаю, куда именно.
– Материализуемся максимально близко, я попрошу подобрать нас. – Блэй поднялся и посмотрел на потолок. Он слышал шаги отца сверху, мужчина одевался. – Как думаешь, будет лучше или хуже, если мы уйдем, не предупредив его?
– Можем написать ему? Скажи, что мы скоро. Скажи, что… мы пошли за хлебом.
Его мама не любила лгать, но еще сильнее она не любила расстраивать своего хеллрена. И в этот редкий случай Блэю пришлось поддержать ее. Отец с ума сойдет, когда узнает.
– Пошли. – Блэй достал телефон и начал писать Доку Джейн. – Ты знаешь овощной ларек на Девятом шоссе? Который располагается в амбаре?
Но говоря все это, Блэй вспомнил, как пытался открыть дверь… чем он, черт возьми, думает? Маме с ее лодыжкой нужно материализоваться куда-нибудь в теплое и сухое место. Этот сарай не отапливался и, наверное, был заперт. Конечно, вариант лучше, чем в гребаном лесу, но… нет, серьезно?
Чем он думает?
Опустив телефон с недописанным сообщением, Блэй окинул мамэн взглядом. Она закрыла глаза и уложила голову на плитку… рукой ухватившись за живот.
Другая рука дрожала на полу рядом с ней, стриженные ногти отплясывали чечетку на плитке.
– Ты не сможешь дематериализоваться, – сказал он онемело. – Ни за что.
– Конечно же смогу.
Но отрицание прозвучало слабо.