И так пять лет.
Она продолжалась так долго, эта тайная жизнь Снейпа. Он был уверен, что покинет стены Вортфилда, оставив всех в неведении. Но однажды, когда ему было семнадцать, пасхальные каникулы выдались особенно бурными, погода не по сезону теплой, а в программе по физкультуре сразу после каникул появился футбол, для которого требовалась соответствующая форма.
— Снейп, что, черт возьми, с тобой произошло?
Джонатан, Аристократический Говнюк №1. Снейпу он нравился только иногда, в основном, когда тот не пытался списать у Снейпа домашку. Джонатан припёр его к стенке в раздевалке, пока Снейп, роясь в своём шкафчике, мучительно вспоминал, куда положил свои гетры, чтобы не пришлось выходить на поле с голыми ногами.
— Ты же весь в синяках, — сказал Джонатан, — некоторые даже зеленые.
— В аварию попал, — ответил Снейп, пытаясь вытянуть рукава футболки так, чтобы они закрывали больше, чем им было предназначено.
— Мой кузен попал как-то в аварию, — вклинился Редди, Аристократический Говнюк №2. Редди любил на биологии ловить насекомых и отрывать у них лапки заживо, но состоял сплошь из стальных мускулов и костей и мастерски проносил в школу вино и сигареты. — Ничего подобного на нём не было.
— Это была серьёзная авария, — сказал Снейп.
— В неё твои ноги попали?
Собиралась толпа. Все его друзья — Джуро, Райтман, Беррет, все они толпились вокруг, оглядывая его с ног до головы, пытаясь обнаружить ещё изъяны.
— Он такой приезжает.
Слабый голосок принадлежал Беррету — скромному тихоне Беррету, который был не грознее божьей коровки и смышлёнее, чем кто-либо мог предположить.
— После каникул, — продолжил Беррет. — У него всегда синяки. Он старается их прикрыть, но я видел.
|
|
Остальные мальчики глянули на Беррета искоса, но внимание их быстро вернулось к Снейпу.
— Кто? — спросил Редди, сжимая кулаки, и Снейп невольно ощутил прилив нежности к здоровяку. — Кто это сделал?
— По-моему, — снова Беррет, — это его отец.
— Это правда, Снейп? — спросил Джонатан. Его красивое лицо ничего не выражало, а взгляд был жёстким и холодным. — Это сделал твой отец?
Снейп не ответил.
И его нежелания отвечать было более чем достаточно.
На поле их команда стёрла команду другого общежития в порошок со счетом двенадцать—ноль.
В ту ночь они праздновали победу.
И начали планировать месть.
____________________________
Гермиону поглотил вечерний сумрак, и только её глаза, огромные, чёрные, видны были в мерцающем свете каминного пламени. У Снейпа кольнуло в сердце: она обулась.
— Ваш отец бил вас. И поэтому вы спланировали его убийство.
Снейп повертел кружку в руках.
— Не то чтобы он этого не заслуживал, — продолжила Гермиона и поторопилась добавить: — Ну, то есть, я бы ни за что не стала поддерживать такие методы, но Северус, неужели вы…
— Был настроен серьёзно? — сказал он прежде, чем она могла закончить своё предложение как-то по-другому. — Я — нет.
— А остальные — да?
Снейп подался вперёд и бросил в огонь полено.
— Расскажите, — попросила она.
Он долго молчал, тыча кочергой в пламя, ощущая на языке горечь чайной заварки.
— Я дал им ключ. Сделал дубликат для Джонатана.
— Вы… вы дали им ключ от своего дома.
— Поймите, Гермиона, когда мы об этом говорили, они собирались просто припугнуть его. Я не говорю, что я этим горжусь, но мне было семнадцать, а то, что ребята, по их словам, планировали сделать, было такой мелочью в сравнении с тем, что мой отец делал со мной, что это казалось совершенно справедливым. — Снейп снова яростно ткнул кочергой в пламя. — Жизнь несправедлива.
|
|
— Что произошло? — спросила она. Натянутые шнурки ботинок впивались ей в пальцы, оставляя красные следы.
— Дело было в августе. Перед выпускным классом. Я знал, что они придут в ту ночь. Меня не с ними быть не должно было — родители никогда не видели моих друзей, и моё… участие было бы слишком большим риском… Но я собирался хотя бы не спать — и не сумел. Я уснул к полуночи, а разбудили меня крики матери.
Вдруг стало очень тихо, будто из комнаты высосали все звуки и весь воздух.
— А потом она перестала кричать.
— О боже, — выдохнула Гермиона. — Её…
— Крикетной битой, — сказал Снейп. — Школьной крикетной битой. Биту они там и бросили.
Гермиона смотрела на него, разинув рот.
— По голове. — Он дотронулся пальцем до виска. — Обоих.
— Пожалуйста, скажите, что вы позвонили в службу спасения.
Снейп криво усмехнулся.
— Конечно, позвонил.
— И…
— Когда они приехали, мои родители были уже мертвы. Парни, конечно, убежали. И полицейские, поднявшись, нашли меня рядом с телами родителей, забрызганного кровью, с школьной крикетной битой.
— Но вы ведь рассказали им…
— Конечно, рассказал. Я всё им рассказал, всю правду, до мельчайших подробностей. Отца арестовывали прежде — за нарушение общественного порядка в нетрезвом виде. Однажды соседи вызвали полицию — когда ещё не знали, что это бессмысленно. Н всё это было ничто по сравнению с тем, как спальня выглядела в ту ночь. — Снейп содрогнулся и снова вжался в диван, плотнее кутаясь в свитер.
|
|
— Но…
— Гермиона, — вздохнул Снейп, — вспомните, в какой школе я учился, вспомните, с кем я учился. Это были сыновья очень влиятельных людей — политиков, банкиров — людей, устанавливающих законы и правила для таких, — он коснулся длинным пальцем своей шеи, — как я.
— Но система правосудия...
— Один из них был внуком судьи. У меня не было ни единого шанса, особенно с тем адвокатом, которого мне определили.
— И вас осудили.
— Даже на самом процессе присутствовал только один из ребят, — горько усмехнулся Снейп. — Он выступал в качестве свидетеля защиты — давал мне характеристику. Хотя на тот момент они якобы уменьшали мне приговор. Но это было неважно — несовершеннолетнего за убийство приговаривают только на срок по усмотрению Её Величества.
— Что это значит?
— Это такой эвфемизм — звучит безобиднее, чем «пожизненное заключение». Я просидел два года, а потом подал апелляцию самостоятельно, на основании неэффективной помощи адвоката. Думаю, Редди признался кому-то из своих родственников, потому что у меня вдруг появился очень хороший барристер, которому, тем не менее, всего лишь удалось вытащить меня из тюрьмы по менее тяжкому приговору и с учётом отбытого срока.
— И что это было? Этот менее тяжкий приговор?
— Воспрепятствование осуществлению правосудия, — ответил Снейп. — Но убийство-то запоминается гораздо лучше, правда? Единственное моё утешение в том, что у меня не отобрали дом, чтобы я не очутился на улице, но порой… — он замолчал и зло пнул ещё одно полено ногой в носке. — Ковёр наверху не отчистили от крови.
— Мне так жаль.
Её ботинки опять стояли на полу, наполовину запиханные под провисающую обивку.
— Да, — сказал Снейп, — мне тоже.
____________________________
Снейп принялся сосредоточенно разводить огонь заново, и Гермиона оставила его наедине с его мыслями, а сама попыталась в тёмной кухне соорудить какое-нибудь подобие ужина. Она нашла что-то похожее на банку томатного супа в нижнем шкафу и коробок спичек в ящике, выудила кастрюлю из груды посуды в раковине. Через десять минут ужин был готов. «Надо составить список покупок », — отметила себе Гермиона, потому что больше ничего из того, что крутилось в её голове и резало сердце, облечь в слова не получалось.
Снейп по-прежнему сидел в гостиной, поддерживая огонь в камине и глядя перед собой немигающим взглядом.
— Суп, — сказала Гермиона и поставила его чашку на столик. — Что с ней случилось? — Вопрос, казалось, выскользнул у неё сам собой, будто мозг пытался таким образом ослабить нарастающее в голове напряжение. — С Лили.
— Мы с ней больше никогда не разговаривали. Даже после того, как меня выпустили. Она считала, что я изменился.
— А вы изменились?
— Наверное, — Снейп взял свою чашку, кивнул, поднёс ко рту и застыл. — Неприятное это место, — сказал он, — тюрьма.
Гермиона ухмыльнулась.
— Я думала, что тут может быть школа виновата.
— И школа тоже.
Гермиона опустилась обратно в кресло, удерживая свою чашку на диванной подушке. Ей тоже пришлось поднести чашку ко рту — она забыла ложки.
— Значит, больше никогда. Ни на праздники, вообще ни разу до самых похорон…
— Похорон? — Снейп резко опустил чашку с полпути к подбородку.
— Ну да. — Гермиона отхлебнула супа и обожгла язык. — Её похорон, поминальной службы или что там было. Вы не ходили? Я подумала, вы наверняка хотели отдать дань уважения и всё такое…
— Гермиона, я… — Снейп замолчал. Взволнованный и растерянный, он отставил чашку в сторону и уставился на неё взглядом, от которого у неё похолодело в желудке. — С какого перепугу, — сказал он, — вы решили, что Лили Эванс умерла?
Не Лили
— С какого перепугу, — сказал Снейп, — вы решили, что Лили Эванс умерла?
— Я… — Гермиона замолчала, нахмурилась, в висках вдруг запульсировала боль. — Не знаю. Разве не вы мне говорили?
— Нет.
— Наверняка говорили, — настаивала Гермиона. — Когда-то давно. Может быть…
— Гермиона, Лили не умерла.
— Правда? — голос Гермионы звучал очень слабо, в горле встал комок. Лили не умерла. Он произнёс эти слова всего раз, но они продолжали эхом звучать в её голове, будто её череп выскоблили начисто. — Но её убили.
— Да нет же. — Снейп осторожно сделал глоток, наблюдая за ней. — С чего вы это взяли?
— Потому что её убили.
— Она не умерла, Гермиона.
— Откуда вы знаете? — Ей вдруг пришло в голову, что она, наверное, расстраивает его, так говоря о его подруге детства. — Откуда вы знаете, что она жива? Вы ведь не шлёте друг другу открытки на Рождество? Она могла взять и…
— Я вижу её иногда в магазине, — перебил её Снейп, морщась и сердито глядя на неё.
— В магазине, — повторила Гермиона.
— Или с детьми в городе. Собственно, видел всего несколько недель назад.
— И вы с ней разговариваете?
— Нет, — сказал Снейп и добавил: — Говорил несколько раз, а потом уже подумал, что вежливее будет притворяться, что её не существует.
— С детьми, — задумчиво пробормотала себе под нос Гермиона.
— У неё их трое, кажется. — Показалось ей или в голосе Снейпа действительно прозвучала горечь? — Или четверо? Похоже, она их любит.
— Мальчик?
— Один из детей мальчик, да. Возможно, самый младший. А что?
— Не знаю.
Снейп наблюдал за ней очень внимательно, с почти профессиональной прямотой. Так на Гермиону смотрели обычно психологи — это было лицо человека, готового препарировать её мысли и распутывать измочаленные извилины её мозга.
«Помоги же мне », — подумала она.
— Это имеет какое-то отношение к Рону? — спросил Снейп.
— С чего вы взяли? — вдруг разозлилась она.
— Потому что, кажется, большинство ваших странных припадков связано с ним.
— Никакой это не припадок! — возмутилась Гермиона и снова съежилась в кресле. — Это не я…
— Не сейчас, мисс Грейнджер, — не выдержал Снейп. — Расскажите мне.
— Я думала, её убили, — пришибленно созналась Гермиона. Она не понимала, почему так думала. — Я думала, кто-то убил её, её мужа и оставил в живых ребёнка.
— Ребёнка, — сказал Снейп ничего не выражающим голосом.
— Много лет назад, — вздохнула Гермиона.
— Вы думали, это я её убил.
— Нет.
Пламя затрещало и зашипело. Никто даже не дрогнул.
— Вы сказали, в ней было что-то необычное, — осторожно произнесла Гермиона. Она ещё не вполне переварила его рассказ о родителях. Целую неделю она рисовала в воображении Снейпа-убийцу с окровавленными руками и тянущуюся за ним цепочку трупов. Несмотря на его заверения, ей приходилось напоминать себе, что сидящий перед ней человек невиновен. Человек, к которому она испытывала определенную привязанность, который сидел рядом с ней на кровати и… — Думаете, она такая же, как мы? — спросила она, пытаясь сосредоточиться. — Как вы и я, как Дин?
— Дин болен.
— Ну ладно, не как Дин, — добавила Гермиона, чувствуя себя предательницей.
— Не знаю, — сдался Снейп. Его руки были сложены под подбородком, от света каминного пламени его бледные пальцы горели золотистым сиянием. Супные чашки были отставлены в сторону и забыты.
— Вы говорили, что научились делать волшебные фокусы…
— Карточные фокусы. Глупое размахивание палочкой. Ничего существенного. Детские забавы.
— Вы когда-нибудь говорили с ней об этом, о наших… проблемах?
Он долго молчал, поджав губы, с отстраненным выражением лица.
— Нет.
— А могли бы?
— Гермиона, — вздохнул Снейп. Он провёл ладонями по лицу, прижал пальцы к глазам, натягивая кожу, от чего попеременно казался то молодым, то мёртвым скелетом, то опять среднего возраста. — Она счастлива со своим мужем и детьми, счастлива, что забыла меня.
Взгляд Гермионы на миг задержался на входной двери.
— Не думаю, что кто-либо в Коукворте может вас забыть.
Это было опрометчиво с её стороны. Снейп снова напрягся и помрачнел ещё больше.
— Суп остыл, — прорычал он, схватил чашки и прошествовал на кухню. Он бы, несомненно, и дверью хлопнул, если бы между гостиной и кухней таковая имелась.
Вернувшись ровно десять минут спустя, на своём месте на диване он обнаружил мягкий, завёрнутый в красную бумагу пакет. Гермиона сидела точно там же, где он её оставил, скрестив ноги и терпеливо ожидая его.
— Простите, что я ушла тогда, — сказала она, когда Снейп со вздохом поставил подогретые чашки обратно на стол. — Не стоило уходить, не поговорив с вами. Не пришлось бы столько времени терять и мучиться. Ну, мне не пришлось бы мучиться.
Снейп перевёл взгляд с Гермионы на свёрток, затем на чашки и снова на неё. Наконец он рухнул обратно на диван и, положив ногу на ногу, откинул голову назад, опершись затылком о спинку.
— На вашем месте, — сказал он в потолок, — я бы сделал то же самое.
— Это не значит, что я поступила правильно.
— Значит. Вы должны заботиться о своей безопасности. У вас есть родные, которые вас любят и которые беспокоились о вас. — Что-то ещё слышалось в его вдруг охрипшем голосе, какая-то странная эмоция, которую Гермиона не распознала. Он прочистил горло. — И когда вы узнали, что…
— Вы этого не делали, — перебила его Гермиона.
— Средствам массовой информации факты неудобны, — насмешливо произнёс Снейп.
— Факты есть факты. Могли бы позвонить. Или письмо прислать.
— И вы бы стали меня слушать?
Гермиона не знала ответа на этот вопрос. Она подумывала о том, чтобы заблокировать его номер, но поняла, что не знает его номера, да и он не позвонил в первые двадцать четыре часа после её ухода, так что вряд ли попытался бы позже. Ей приходило в голову, что он может написать, но она не просмотрела рождественскую почту, поэтому мама добралась до его посылки первой.
— Вы для этого подарили мне перо? — спросила она. — Чтобы потихоньку втянуть меня обратно?
— Думаете, я такой манипулятор?
— Думаю, у вас много разных талантов, — ровным тоном ответила Гермиона.
— Это был просто подарок.
— Необычный подарок.
— Я подумал, такой вам в самый раз.
Гермиона с минуту наблюдала за ним, ведя взгляд по крутой дуге: от бледной шеи до кончика задранного кверху подбородка, по впадинам щек, крючкообразному изгибу носа, открытому лбу и завесе волос. И как раз тогда, когда она пыталась разглядеть его глаза, он вдруг опустил подбородок. Гермиона сдержала порыв смущенно отвернуться и просто ответила на его озадаченный взгляд своим решительным, затем кивнула на забытый на столе свёрток, испытывая облегчение от того, что никто из них не вспомнил Поцелуй.
— Счастливого Рождества, — сказала она.
— Это мне, — наморщил лоб Снейп.
— Кому ж ещё?
Снейп не ответил. Он взял подарок в руки и провёл длинным пальцем сначала под одним отворотом, затем под другим, осторожно приподнимая оберточную бумагу, аккуратно разворачивая идеально прямые уголки.
— Надеюсь, вам нравится мерино. — Огонь, казалось, пылал всё жарче, так жарко, что обжигал ей щёки.
Издав глубокий гортанный звук, Снейп отбросил бумагу в сторону.
— Я сама связала… — добавила Гермиона неуклюже. — То есть, я не специально для вас вязала, я же с вами тогда не разговаривала, хотя, наверное, вязала для кого-то… — она поборола желание спрятать лицо в руках и изобразила храбрую улыбку.
— Шапка, — сказал Снейп, отворачивая край и растягивая гофрированную резинку. — Чёрная.
Гермиона покраснела ещё гуще.
— Наверное, я всё-таки о вас думала.
Снейп всё водил пальцами по столбикам шерстяных петель, беря шапку в руки, растягивая её в разные стороны, и Гермиона переживала, что петли не выдержат.
— Я заметила, что ваша шапка немножко колючая.
Снейп не произнёс ни слова. Шерсть принимала форму его рук, резинка вилась вокруг его пальцев. Он смотрел на неё с каким-то блеском в глазах, и Гермиона вдруг почувствовала себя чрезвычайно неловко.
— Спасибо, — прошептал он.
Гермиона прочистила горло. Она уже не улыбалась.
— Пожалуйста.
____________________________
Казалось, в гостиной не может быть ещё холоднее, но это только казалось. На следующее утро Гермиона проснулась с холодными пальцами, ледяным носом и легким першением в горле — предвестниками надвигающейся простуды. Снейп извинился (в присущей ему особой манере), когда увидел, что на окнах изнутри снова образовался иней, но в качестве утешения сказал только: «Уверяю вас, в моей комнате ненамного теплее».
И оба почему-то покраснели.
Жизнь вошла в привычную колею. Беседы за едой, заказанной на дом или сварганенной из результатов раскопок в Снейповых шкафах и заиндевевшей морозилке. Тихие дни у камина среди груд книг. Они теснились на диване, зарывшись в одеяла, сравнивая добытую информацию и записывая всё мало-мальски примечательное в дневник. На одной из страниц дневника Снейп — Гермиона притворилась, что не заметила — написал «ЛИЛИ ЭВАНС? », мелким почерком, на полях. Прямо под веселым, жирным «Вяжет для убийц: новый симптом? » — видимо, исключительно с целью рассмешить её.
Вот уж странное развитие событий.
Гермиона не привыкла иметь друзей. Их у неё было немного даже до того, как её жизнь круто изменилась. Друзья заводились нелегко. И были это скорее знакомства, родившиеся в неблагоприятных обстоятельствах (в основном, союзы против ужасных учителей — которых было возмутительно много для такой дорогой школы) и переходившие затем в знакомства на основе общих интересов, выходивших за рамки пикетирования против несправедливых экзаменационных порядков или против использования в школьной столовой яиц от кур, содержащихся в клетках. Но такая дружба быстро ломалась. При малейшем разногласии, при одном только намеке на то, что отношения становятся чуть более непривычными, личными, тонкая ниточка рвалась в пользу девочки, которая была чуть нормальнее, чуть менее всезнайкой, чем Гермиона Грейнджер. (Гермионе всегда казалось, что с дружбой у неё сложилось бы получше, учись она не в школе для девочек.)
А потом… потом рядом с ней надолго не задерживался никто, кроме родителей. И Дина, несмотря на то, что общего у них было только… оно.
— Что?
Гермиона и не осознавала, что смотрит на него, пока Снейп не встретился с ней взглядом, удивленно подняв брови.
— Ничего, — сказала она, лучшим из всех возможных способов борясь с желанием закусить кончик ручки — проведя пером под подбородком. Перо Гермионе неожиданно очень понравилось. Она как будто всю жизнь это делала: остановиться, подумать, обмакнуть кончик в чернила… Писать пером получалось не так аккуратно, как шариковой ручкой, и высыхали чернила медленнее, потому страница за страницей её дневник всё больше заляпывался кляксами и отпечатками ладоней, но ей было всё равно. Почему-то казалось, что так честнее, по-настоящему.
— С вами всё нормально?
— Всё прекрасно. — Гермиона снова прочистила горло, пытаясь смягчить першение. — Северус, — произнесла она, и он поднял на неё глаза, смотря с ожиданием, затем с досадой, уже зная, что именно она собирается сказать. — У вас скоро день рождения. — Дату она видела на обвинительном акте — ему исполнится сорок пять. Гораздо, гораздо больше, чем ей.
— Да.
— Вы что-нибудь планируете?
— Нет.
— А хотели бы? — Она знала, что Снейп опять и очень недвусмысленно ответит «нет», и опередила его: — Пожалуй, как-нибудь пораньше, до отъезда. Как насчет завтрашнего вечера? В канун Нового Года? Можем пойти поужинать.
Угрюмая досада на его лице сменилась непониманием.
— Вы хотите пойти поужинать со мной.
Гермиона провела языком по нёбу. Во рту вдруг сделалось очень сухо.
— Я угощаю.
— Но почему?
Она пожала плечами.
— У вас ведь день рождения.
— Вы хоть представляете, что будет, если вас увидят со мной…
Гермиона шумно выдохнула.
— Что будет с моей репутацией? Какой у нас нынче век на дворе, Северус?
— Я просто…
— А что будет с вашей репутацией? При тех слухах, которые о вас ходят в Коукворте… — слово «слухи» казалось таким неподходящим, но что уж там, — увидеть вас на людях с девушкой, о которой сообщали в новостях, с девушкой, которая не выглядит ни мёртвой, ни похищенной, а вполне даже наслаждающейся жизнью и вашей компанией...
Снейп фыркнул.
— А у вас большие надежды.
— Мне нравится проводить с вами время. — Гермиона закрыла дневник, отложила перо, вцепившись в свои коленки и подавшись к нему, твёрдо намереваясь продемонстрировать ему свою уверенность. — С кем ещё я могу так разговаривать? Ни с кем. Вы сварливый засранец, но мне вы вроде как нравитесь, и мы вполне заслужили получить хоть немножко удовольствия от той жизни, какая она у нас сейчас. Ну что, согласны или нет?
Снейп пробормотал что-то, смутно напоминающее «ладно».
— Славно, — кивнула Гермиона. Она выдрала из груды книг Батильду Бэгшот и зарылась в семнадцатую главу, надеясь, что за страницами он не увидит её пылающие щёки.
____________________________
Можно было свалить нервозность на недостаток сна (столько усилий приходилось прикладывать, чтобы не замёрзнуть в гостиной, но холод всё равно пробирался внутрь, грозясь завладеть ею), но уснуть было трудно не от усталости. Спать Гермиона не могла потому, что собиралась выйти из дома и делать нормальные взрослые вещи в нормальном взрослом мире. Со Снейпом. В канун Нового Года.
Вот уж действительно странный припадок, и Рон на сей раз совершенно ни при чем.
Ещё Гермиона этим утром очень по-взрослому выполнила свой дочерний долг и позвонила матери, твёрдо игнорируя мольбы вернуться домой и уверяя, что она цела, здорова, счастлива и собирается выйти в свет, пообщаться с другими людьми, как самое настоящее человеческое существо. Миссис Грейнджер даже казалась чуточку довольной. Она попрощалась со словами: «Просто дай мне знать, если нужно тебя забрать домой. Пусть даже в три часа утра, неважно», и Гермиона оборвала её: «Пока, мам».
Оделась она не совсем подходяще, поскольку не захватила с собой ничего нарядного, Снейп —ненамного лучше. Его вещи были скромными и хорошо подогнанными по фигуре, но выцветшими от носки и стирки. В общем, выглядели они странно, а стоя у кассы местного ресторана индийской кухни в ожидании столика, чувствовали себя ещё страннее… и уж совсем дико, когда их усадили напротив друг друга в интимном уголке за большим папоротником.
Гермиона, встряхнув салфеткой, развернула её у себя на коленях и отвела гриву волос за плечи.
— Не забывайте, я угощаю, — сказала она. — Возьмите и пападамы[1], и закуску. Гулять так гулять.
Ответа не последовало: Снейп с неким подобием улыбки на губах изучал меню.
До возвращения официанта они болтали о всякой всячине: что заказать, что нужно купить домой, когда, интересно, пойдет снег. Разговор о пустяках, который с любым другим человеком был бы скучен, со Снейпом почему-то был увлекательным. Снейп, может быть, и нервничал — он явно не любил часто ужинать вне дома, а вспоминая его прошлое, Гермиона сомневалась, что он вообще когда-либо посещал заведения общепита в Коукворте — но скучно с ним определённо не было.
— Вы сегодня что-нибудь нашли? — спросила Гермиона, когда меню унесли. Низко склонившись над своей кружкой «Кобры»[2], она прошептала: — На которой, говорите, вы сейчас?
— Книга третья. — Снейп отставил свое пиво в сторону, слизывая с большого пальца пятнышко мангового чатни[3]. — Корнуолльские народные сказки.
— Есть что-нибудь интересное?
— О, полно великанов, русалок и пикси, как и ожидалось, — вздохнул Снейп. — Ничего во мне особенно не отозвалось.
Поразмыслив немного, Гермиона произнесла:
— А не встречалась ли вам сказка под названием «Три брата»?
— Не припомню такой. А что?
— Она есть в книге Бэгшот. Ну, не есть, а упоминается. Мельком упоминается, вот только… название кажется таким знакомым.
— Наверное, распространённое название, — сказал Снейп, которого сейчас волновал, кажется, только его пападам, разломившийся на множество жирных осколков.
— М-м, — согласилась Гермиона. — Просто… я поискала онлайн и ничего не нашла. Насколько мне известно, сказок с таким названием не существует.
— Странно. — Снейп по-прежнему не выказывал и доли должного беспокойства. Он, вероятно, отвлёкся. Но не на неё — в ресторане становилось суетнее, столики заполнялись, а до них, укрытых растением в горшке, доносились только звуки.
— Я оставила сообщение на своём форуме, — продолжила Гермиона. — Там в последнее время тихо, сомневаюсь, что кто-то ответит, но попытаться стоит.
— Хорошо, — отозвался Снейп. Он некоторое время задумчиво жевал, а потом сказал, как бы между прочим: — Как вы думаете, сколько времени пройдёт, прежде чем меня выволокут на улицу и дружно истолкут в пюре?
— Нас никто не видит. Что, кстати, несколько лишает смысла наш сегодняшний выход в свет, — раздражённо ответила Гермиона. — К тому же, ваш вечер будет приятнее, если вы перестанете об этом беспокоиться.
— Мне будет приятнее, если люди перестанут уродовать мой дом.
— Ну, нас тут скоро не будет. Давайте уедем в понедельник. Выпьем за Шотландию. — Гермиона подняла свою кружку для тоста, но Снейп по-прежнему не смотрел на неё, пытаясь разглядеть что-то сквозь листья папоротника.
— Северус! — прошипела она.
Он наконец повернулся к ней, неискренне извинился, затем сказал, голосом, в котором слышались надежда и голод, голосом человека, не привыкшего есть досыта:
— Как вы думаете, скоро наш заказ будет готов?
Три «Кобры» спустя острые углы беседы начали наконец обтесываться. Гермионино мадрас карри оказалось неожиданно острым, и она, наверное, вся блестела от пота, но её это совершенно не заботило.
— Итак, — сказала она слишком громко, после того как официант забрал их тарелки. — Пора признаться, профессор. Вы, — она обвинительным жестом ткнула в него пальцем, — обязаны рассказать мне, чем зарабатываете на жизнь.
Снейп хмуро глянул на неё, вдребезги разбивая все её надежды на то, что алкоголь настраивает его на благостный лад.
— Я понимаю, что в академической сфере платят не много. Тем не менее, я ожидала увидеть чуть более корморта… пардон, комфортабельные жилищные условия, чем вы можете себе позволить.
Снейп некоторое время смотрел пристально в глубину своей кружки, закручивая пузырьки в воронку, а потом пробормотал что-то — Гермиона не расслышала.
— Что, простите?
— Я пишу работы, — буркнул он в пиво.
— Что? — не поняла Гермиона. — То есть, в качестве примеров или…
— Нет, — перебил он. — Для избалованных говнюков, которые не справляются с университетской нагрузкой. Я пишу за них работы. — Ухмылка вернулась, но казалась теперь самоуничижительной. — И в этом ирония ситуации — если вспомнить причину, по которой сам я в университете учиться не мог.
— Диссертации, — бесцветным голосом произнесла Гермиона.
— Среди прочего.
Она, наверное, смотрела на него, не отрываясь, потому что пришлось вдруг заморгать, чтобы глаза не жгло сухостью.
— Вы помогаете имбецилам заканчивать университет.
— Я этим не горжусь. — Снейп опять с тоской вперился в папоротник.
— Просто как-то это … — Гермиона неуклюже подыскивала слова, язык её буквально заплетался, — …не похоже на то, чем вы могли бы заниматься.
В ответ ворчание.
— И как у них успехи? Какие оценки вам ставят?
— Обычно я стараюсь подогнать работу под образец их собственной, — сказал Снейп, — так что это зависит от студента, но обычно оценки довольно хорошие. Иногда очень хорошие.
— Это сколько же у вас было бы степеней, — задумчиво вздохнула Гермиона.
— Действительно, — согласился Снейп.
— По каким предметам?
— По точным наукам. Химия, главным образом.
— Страшно представить, как у них проходят практические экзамены.
— А это уже не моя проблема. — Голос Снейпа звучал сдавленно, а плечи приподнялись, будто он боролся с икотой.
— Как вы выучились? — спросила Гермиона. Даже сквозь пивную пелену образ Снейпа становился всё понятнее, логичнее. Все эти мелкие шероховатости, молчаливый протест против несправедливости, негласные обязанности. И то, что он мог таскаться с ней по сельской местности, вроде бы не имея работы.
— В школе химия давалась мне лучше всего. И я учился в тюрьме, а затем продолжил обучение после освобождения.