- Доктор… - со стоном, она откидывается на смятую постель, убирая влажные волосы со лба и откатываясь от него к углу кровати. Нащупав ее влажное тело, словно слепой кот трогая потную талию, он лихорадочно трогает ее ладонью, вряд ли соображая, что делает. Мисси тяжело дышит, вдыхая воздух как человек, пробежавший марафон (в какой-то степени, так оно и было, если считать почти час секса марафоном), зарывается лицом в подушку и до крови кусает губы. Ее телу сейчас удивительно хорошо, так, как давно уже не было, с тех пор, как стали мучать раковые симптомы – точно, но сердцу – плохо. Она лежит на самом краю кровати, втягивая воздух, словно курильщик – сигаретный дым. На коже еще свежие следы его нежных прикосновений, его удивительный запах (даже пот его сладкий) разливается по ноздрям, и сопит он смешно, словно ежик, так, что она бы обязательно рассмеялась – в любой другой момент, кроме этого. Он снова крепко прижимается к ней, полученной только что порции ласки ему мало, его губы находят и целуют каждую родинку на ее спине, язык проходит по позвоночнику, и, выдыхая ее имя ей в ухо, ее имя, резко разворачивает лицом к себе. Она позволяет случиться жадному поцелую, позволяет его пальцам растерянно бродить по ее груди и залезть во все еще влажную норку, его ладони хлопнуть ее по ягодицам, чтобы тот час же ласково погладить, сглаживая впечатление. Она сама зарывается рукою в его грудь, теребя густую поросль волос, второй рукой обнимая его за шею, притягивая к себе, изучая, будто они впервые вместе, сама разводит ноги, снова впуская его в себя, прогибаясь, словно дикая кошка, пока он изучает ее тело, проводит пальцами по спине, ведет по позвоночнику, отдавая стон в его открытый для поцелуев рот. Сколько бы они не ласкали друг друга, не нежили – им всегда мало, насытиться друг другом было просто невозможно. Он движется в ней плавно, легко, никуда не торопясь, исследует губами и языком ее тело, будто познает его впервые, слегка, играя, прикусывает зубами соски, посасывает шею, накручивает волосы на палец, смешно трется носом об ее нос, покусывает ее губы. Ей хорошо. Преступно хорошо, так, как с клиентами быть не должно. Она все сделает, все закончит, но – позже, когда тело перестанет сотрясать волна наслаждения, когда его рука перестанет гладить ее тело после оргазма, вбирая капельки пота. Чуть позже. Он смотрит на нее, улыбаясь, по-детски как-то ласкаясь к ней, прижимается лицом к лицу и гладит сбившиеся, запутавшиеся волосы, по-прежнему наматывая их себе на палец. Мисси нехотя отрывается от него, лишив его пальцы удовольствия мать ее грудь и, сев на постели, бесполезно пытается отдышаться. Со вздохом, он откидывается на подушки, продолжая улыбаться, словно мальчишка – еще немного и станет хохотать от счастья. Мисси поворачивает голову на бок, смотря как он по-хозяйски распластался на кровати, и снисходительно улыбаясь. Надо в душ, они потные и мокрые, Мисси слышит запах собственного пота и его тоже, но – нет. От него не оторваться. Надев легкий халат на голое тело, она подходит к стоящему посреди спальни столику, где уже ждут два бокала и бутылка принесенного им вина, а так же плитка шоколада, заблаговременно приготовленная ею. Затем достает из прикроватной тумбочки еще вина и ставит его на стол, улыбаясь в ответ на его заинтересованный взгляд. Он не отрывал от нее глаз все это время, внимательно следил за каждым движением, повсюду провожал глазами. - Выпьем? – коротко бросает она, прикусив губу, потому что знает, что ему это нравится. Крякнув, он немного тяжело поднимается с постели, юркнув босыми ногами в тапки и кивает, смотря на нее. Мисси изучает его из-под опущенных ресниц, лукавым взглядом осматривая грудь, сплошь покрытую волосами, острые колени и пока еще спокойный член, разливая вино по бокалам. - Тебе не кажется, - надев халат, он подходит к столу, обнимая ее за бедра, - что это должен делать мужчина? - Ну, может, мужчина сейчас я? – она подмигивает ему. Старается быть веселой, не смотря на то, что внутри поднимается протестующая буря, не желающая подчиняться тому, что она задумала. - О, - он ласково кусает ее за ухо, шепча в него горячим дыханием, - ну тогда ты самый нежный мужчина на свете, Мисси. Он забирает бутылку, она не протестует. Налив себе вина, садится на свободный стул, привлекая ее к себе, но Мисси очень мягко отталкивает его от себя, взамен протягивая ближе шоколад. - Устала? - Да, думаю, мне нужно отдохнуть, милый, - кивает она. Ложь чистой воды. Она желает только одного – заниматься с ним любовью и дальше, хотя бы пока в окна не забрезжит рассвет, быть рядом с ним, наслаждаться его запахом, вкусом, снова и снова принимать его, впускать в себя, шептать его имя и забыть, что все это – мечта, которая никогда не будет явью, ни за что. - Хорошо – кивает он, больше не делая попыток усадить ее к себе на колени. Взгляд, полный желания, который преследует ее, дает ей понять, что он жаждет предаваться любовным утехам снова и снова, только ждет ее сигнала, чтобы снова очутиться в постели. Мисси на миг закрывает глаза. Как бы ей хотелось сейчас разделить его мечту, лежать рядом, в его объятьях, свернувшись в клубочек, молчать и разрешать ему гладить себя по спине, пока не уснут. Как бы она желала проснуться сегодня рядом с ним, шуточно целовать в нос, чтобы он снова возмущался, пытаясь скрыть, как ему это нравится. Но – нет. Рассвет встретит ее одиночеством. Она с тревогой смотрит за окно, одернув на мгновение шторы. Непроглядная, густая ночь заполонила город, правит им. Время будто остановилось, но она знает – это не так. Миллиарды звезд, рассыпанные по небу, скоро погаснут, уступая утру, принося рассвет. Ерзает на стуле, что, конечно, не остается им не замеченным. - Ты сегодня немного странная. - Все в порядке – выдает она еще одну огромную вещь. Потому что, пожалуй, никогда еще она не была настолько не в порядке. - Как прошел твой день? Надо бы сделать вид, что все как обычно, вместо того она лишь подливает масла в огонь, ведя себя, словно сумасшедшая с подступающим в голову приступом. Глаза расширенными пуговицами смотрят на него, будто он ей сейчас страшный секрет откроет, или что новое сообщит. - День как день, - пожимает плечами он, закусывая губу, - три пациента. Одного пришлось уложить в больницу надолго. Ничего интересного. - Ясно – кивает она, яростно потирая глаза, чтобы скрыть набежавшие слезы. Он подходит к ней, поднимая ее на ноги. Горячая сухая ладонь касается его руки, поглаживая ее. Мисси кажется, что прошла вечность, а он все смотрит на нее этими огромными глазами, преданным взглядом. О, она стала старше и куда более сентиментальнее, чем нужно, рядом с ним она растекается лужицей, разлетается на осколки, а он все мучает ее, невероятными глазами пронзительно смотрит в самую душу. Она не вынесет! Губа закушена в кровь, Мисси отворачивается. От его ласкового голоса по коже бегут мурашки, заставляющие ее трепетать – снова и снова. Опять. Как всегда. Как и много лет назад. - Мисси? Что происходит? Подавив в груди тяжелый вздох, она поднимает на него глаза и, резко вырвав руку из его руки, отворачивается. Тяжесть момента гнет ее к земле, клонит, но – нет. В любых ситуациях держать лицо – вот то, что она точно умеет делать. Расправив плечи, словно гордая птица, она четко, проговаривая, отчеканивая каждое слово, произносит – почти по слогам: - Это все, Доктор. Уходи. - Сейчас? – кустистые брови взлетают вверх. Он изумлен. – На улице ночь, я заплатил тебе за ночь, до утра! Что вообще происходит, Мисси? Ах, ну да, конечно. Усмехнувшись, она открывает прикроватную тумбочку, достает оттуда полученный гонорар, и, отсчитав необходимое, протягивает ему: - Пятьсот долларов. Возьми. - Мисси! – он делает один уверенный шаг к ней, она отступает, шарахаясь. Жмурится, отворачивает голову, старается убрать шею, которую он явно вознамерился поцеловать. Вырывается из плена его рук, оккупировавших ее воспалившиеся горящие щеки. - Уходи. Совсем. Слышишь? - Почему? Что такое? Что я сделал? - Ты был моим клиентом, но мне надоело. Я больше не намерена тебя обслуживать, милый. Все, поищи себе другую женщину для утех, мастериц много, знаешь ли – саркастично улыбается она, вырывая пальцы из плена прикосновения его протянутой навстречу руки. - В чем дело? – он повышает голос, еще немного и заорет. Теперь говорит вовсе не непонимание, а обиженное самолюбие отвергнутого мужчины. Задышал чаще – верный признак того, что злится. Ну и пусть. Так и надо. Глаза беспокойно ищут ее взгляда, потому что, черт побери, он знает, чувствует, что в нем найдет ответ, но Мисси не даст ему себя сломать окончательно, нет. Однажды он это уже сделал. Хватит. - Пора прекратить наши встречи, я от них устала – упрямо повторяет она. - Да почему? - Определенной причины нет, просто устала. Я не люблю долгие связи с клиентами. Потому, попрошу тебя уйти. Насовсем. Если ты решишь поискать утешения у другой девушки в моем борделе, могу порекомендовать Салли. Роскошная девушка, клиенты довольны. - Ты правда думаешь, что я могу приходить сюда к кому-то еще? Ты действительно так думаешь, Мисси? – он сжимает зубы. Ощущение – еще немного и укусит ее. Даже не смотря на его руки сейчас, она может поклясться, что пальцы его судорожно сжаты, вот-вот сомкнутся в кулаки. Очень злится. Отлично. Значит, быстрее уйдет, оставит ее… с разбитым сердцем. Опять. - Ты консервативен – пожав плечами, ровно отвечает она. Он отступает, сверля ее злым, уничтожающим взглядом. Ближе к двери останавливается. Кусает губы. Явно решается что-то сказать. - Значит, все это время была только работа? Да? - Да – кивает Мисси. – Я проститутка. Ты мой клиент. Только и всего. - Ясно – кивает головой он, уподобляясь китайскому болванчику. – Ясно. Я все понял. - Хорошо. - Я тебе не верю. - Это – твое право – она поводит плечом, чуть более нервно, чем предполагалось. – Уходи. Всего доброго. Когда они стоят, сверля друг друга глазами, Мисси чувствует неистовое желание заорать. Вопить на всю Вселенную. Она знает – он тоже борется с собой. Они оба борются, чтобы не бросится в объятья, не вцепиться друг другу в губы, не затрахать друг друга до смерти. Умереть в его объятьях – тоже сладостная мечта. Слишком несбыточная. Непозволительная роскошь для нее. Однако, она отворачивается, подходит к окну, сверля взглядом тяжелые занавески и не видя их, а он громко хлопает дверьми, оставив в комнате свой аромат, и она слушает, как он бежит по коридору. Потерев лоб, в котором копятся дурные мысли, готовые жужжат, как пчелиный рой, Мисси подходит к зеркалу. Аккуратно собирает волосы в пучок на затылке, автоматически глотает утреннюю порцию таблеток, хоть боли сейчас нет совсем – она затаилась, затихла, заползла в бездну, залегла на дно. Надевает легкую кофту поверх халата, по дороге к двери усиливает камин, закрыв комнату на ключ, не понятно зачем, скорее, по растерянности, выходит в коридор. Решившись вчера порвать с ним, она сутки только о том и думала, какими будут первые минуты после разрыва. Думала, что разорвется на клочки от боли, что наверняка внутри будет вопить и плакать, может быть, в подушку, засунув кулак в горло, чтобы никто не услышал. Она действительно считала именно так, готовилась к этому, как могла, накачалась снотворным. Но – нет. Он ушел, а в голове ни одной мысли. Совсем. Какой-то вакуум. Пустота. Она идет по коридору, понимая, что даже не сразу улавливает его запах, который все еще очень силен. Наверное, если присмотреться, можно увидеть даже следы его кулаков, которыми он барабанил в стенку, убегая. Она идет, слыша стук сердца в ушах, такая тишина сейчас ее накрыла. Крутая лестница, по которой она спускается в общую гостиную, показалась ей маленькой кочкой, ступенек она тоже почти не чувствует, хотя землю под ногами очень твердо ощущает. Она надеялась побыть одна, посидеть у камина, слушая беззвучие, с бокалом вина в руках, но надеждам не суждено оправдаться. В кресле, ссутулившись, сидит маленькая птичка Хильда, дрожащими руками держа чашку чая, судя по запаху, мятного. Мисси вздыхает. Подходит ближе и садится в соседнее кресло, задумчиво смотря на огонь в камине. Сейчас ей бы очень хотелось, чтобы это были дрова, и очутиться не в роскоши собственного борделя, а в маленьком домике, вроде дачи, которая когда-то была у них с родителями и где они с доктором предавались любви. О нет. Мисси трясет головой. Не думать, не думать о докторе. Нет. Хватит. Все закончилось. Конец. Точка. - Можно я останусь, мама? – тихонько, словно ребенок, хнычет Хильда, накручивая на пальцы золотистые кудряшки. Смотрит в глаза бесконечно преданно, еще немного – опустится на колени. - Ты ушла от работы. Узнала другую жизнь. Наверняка была счастлива. Зачем тебе снова возвращаться, Хильда? Ты – бывшая проститутка, но это прошлое. - Бывших проституток не бывает, мама. Шлюха – это клеймо. Потерев глаза, Мисси устало кивает. Кому, как не ей, об этом знать. Они говорят еще долгие минуты, часы. Пьют вино и мятный чай, сидя перед камином, но особого тепла не чувствуя, кутаются в одежду, как в броню. О борделе. Обо всем, что происходило, когда Хильда покинула его, выйдя замуж за собственного клиента, потеряв голову от любви. О том, как недавно она услышала из его уст такое до безумия банальное, предсказуемое: «Вспомни, кем ты была, дорогая? Уличной дешевкой! Я тебя буквально из грязи вытащил!», когда попыталась закрыть рот его влиятельным и богатым друзьям, ее домогающимся. Мисси редко говорит, в основном слушает. Все это больно. И очень похоже на ее собственную жизнь. История, когда хороший мальчик отверг не очень хорошую девочку, стара, как мир. Почти классика. Не приди сюда позавчера заплаканная, истерзанная Хильда в стареньком платье и порванных колготах (муж выгнал ее, не отдав ни единой чертовой шмотки, что купил за пять лет семейной жизни), не плачь она горько, уткнувшись в ее колени, не умоляй вернуться к работе, потому что иначе умрет от голода и боли, Мисси, возможно, не решилась бы порвать с НИМ, продолжая разрешать ему приходить, теперь – едва ли не каждый день, все больше влюбляясь и все глубже падая, летя в бездну с улыбкой. Но Хильда пришла, еще и еще раз напомнив Мисси, что Золушка никак не могла попасть на балл, а сказочники просто наврали. Уставший, надколотый, как треснувшая чашка, голос Тильды затихает. Мисси поворачивает голову, апатично смотря в окно. Уже утро, судя по гулу машин, люди торопятся на работу. Ее работа начинается ночью. День – для отдыха. Все не так, как у других. На противоречии. Мисси разминает уставшие, затекшие плечи. Надо ехать домой. Хоть немного отдохнуть. Наглотаться таблеток, чтобы ни боль, ни воспоминания не вернулись, не смели растерзать ее. Маленькие, легкие шаги удивляют. - Клара! – она встает, Хильда тоже. – Что ты здесь делаешь утром? - Суфле нужно приготовить, совсем все закончилось. - Почему не пришла как обычно? За два часа до открытия? Разве ты не вложишься в это время? - Дома не сидится – улыбаясь, отвечает Клара, опустив голову. Мисси знает, понимает, что причина в другом, что здесь есть что-то еще, но слишком выпотрошена морально, чтобы спорить, или вообще хоть о чем-то рассуждать. Она встает, уходит в комнату, надевает повседневную одежду, накладывает легкий макияж и, бросив беглый, вороватый взгляд на смятую постель, которую надо бы застелить, да сил нет, и особого желания – тоже, выходит, повернув в двери ключ и резко выдернув его из замка. Хильды в зале уже нет. Мисси идет в кухню, где Клара надевает рабочую форму и колдует над посудой. - Есть какие-нибудь особые пожелания? – улыбается она, увидев стоящую в дверном проеме начальницу. - Меня не будет некоторое время, Клара. Думаю, недели две. Попрошу меня не беспокоить в это время. И, пожалуйста, присмотри за Ларсом, в последнее время качество его еды сильно хромает. Если к моему возвращению ничего не изменится, он будет уволен. Передашь ему, как придет. - Хорошо – с готовностью кивает Клара, вдруг встревожившись, делает шаг навстречу, преданно заглядывая в глаза: - Мисси? Это же не? - Нет. Я уже говорила тебе, что не буду делать химио-терапию. Ни завтра, никогда. Лысеющие проститутки – слишком даже для любителей экзотики, милая. К тому же, я люблю свои волосы и не намерена их терять. Я просто устала и мне нужно отдохнуть. - Просто отпуск? - Да. Клара (по глазам видно) тянется ее обнять, но Мисси мало когда такое позволяет. Как бы не дорога была ей эта девочка с очень большими глазами, а все же, она не может допустить себе разрыдаться. Во всяком случае, не у всех на глазах. Она озорно подмигивает своему маленькому щеночку, что тут же возвращается к приготовлению суфле, выйдя на улицу, садится в машину и, назвав домашний адрес, пустым взглядом смотрит на город в окно. Начинается дождь.
В бездне
Кокаин. Белый густой порошок, рассыпающийся по ноздрям, разливающийся по венам, самое сладкое искушение, самое тяжелое испытание. Она знала, что такое кокаин. Она употребляла его от безысходности, семнадцатилетней девчонкой, которая работала в дешевом мотеле и часто оказывалась на улице, шатаясь от голода. Не подбери ее в бордель, она уже умерла бы давно – если не от наркоты, так от холода и голода. В борделях было невыносимо – ни в одном из тех, где ей пришлось работать. Пах иногда будто огнем пек, отвратительные клиенты обращались с ней хуже, чем с куском дерьма, ощущение было такое, будто ее всякий раз в унитаз смывали после траха. Сколько раз болело несчастное тело, почти разорванная вагина, в которую так часто засовывали члены самых разнообразных размеров. И все это было сущей мелочью по сравнению с тем, как сильно болела душа. Кричала. Корчилась от боли. Умирала и однажды не смогла восстать из пепла. Помогал кокаин. Мисси никогда не требовалось слишком много. Одна-две глубокие затяжки, в основном, когда знала, что клиент – козел паршивый и хотела максимально абстрагироваться от происходящего в спальне. Белый вязкий порошок ни черта не спасал от боли, но делал ее на некоторое время приглушенной. Он помогал боли залечь на дно. Следующий за этим затишьем приступ был всегда адским. Мисси корчилась на кровати, потому что душевная боль переходила в физическую, ломила кости, уничтожала ее изнутри. После приступа наступало равнодушие – вязкое, холодное. Мертвое. Она двигалась, как слепая в вечной тьме, нашаривая стены руками, чтобы не упасть. Потому что знала: стоит только упасть раз – больше ей не подняться. Поняв, что тонет, задыхается, бросилась лечить начавшуюся уже зависимость. К счастью, организм находился на той стадии, когда все еще возможно было остановить, а период лечения начался после того, как ушла с последнего борделя, с разорванным безумным клиентом ртом. Больше в чужие бордели она не возвращалась – открыла свой. Работала, словно лошадь, чтобы превратить полузаброшенный дешевый мотель в заведение элитного класса. Став мамочкой, она взяла власть в свои руки. Больше наркотики не понадобились – у нее появилась большая роскошь в виде свободы выбора и действий. Она сама назначала цену, сама выбирала мужчин, почти никогда не ложилась с теми, кто хотел ее, если он ей не нравился, вежливо, мягко ссылаясь на особенные дни, головную боль, или еще какие-либо вполне уважительные причины. Тут же предлагала роскошную девочку себе на замену, иногда – несколько. Клиент почти всегда соглашался – мужчинам было все равно с кем спать, а против молодых прелестниц устоять было просто невозможно. Став мамочкой, она научилась просто не думать. Почувствовала защиту. Над ней больше не было шефства. Грубые гетеры, помешанные на деньгах и смотрящие на девочек, как на мясо, каждый кусок которого можно с легкостью заменить, остались в прошлом. Она не была безумной любительницей денег, скорее, понимала, что для многих, очутившихся здесь, нет иного шанса, получше. Девочки в борделе получали условия, максимально приближенные к дому. Потому за десять лет ни одна не сбежала отсюда. Кокаин. Вязкой жидкостью разливается по организму, смешно колит ноздри. Вспомнилась отчего-то Тесса и ее восхитительно острые скулы, подобные лезвию ножа. Бунтовала. Кричала, что с нее хватит. Хлопала дверьми, рискуя их оторвать – нарочито громко, чтобы позлить ее, Мисси. Кричала, билась в окна, грозясь выпрыгнуть, если немедленно не отпустит ее к возлюбленному. Декларировала – четко, с выражением, что с нее хватит. Убежала – ночью, как преступница, грозясь пистолетом, заявляя, что убьет каждого, кто посмеет ей помешать уйти. Хотела свободы и обыкновенной жизни. Маленькая птичка с изумительными скулами. Вернулась назад, униженная, брошенная, колотя кулаками в дверь. Плакала. Кокаин. Странный вкус разъедает сосуды, делая происходящее все менее реальным. Перед глазами Хильда, Измученная, истерзанная клиентом, для которого дверь борделя закрылась навсегда. Стонущая, свернувшись нервным клубком на смятой постели, стыдящаяся смотреть в глаза, не смотря на то, что каждая из девочек знала, понимала ее боль. Бросившая на Мисси всего один умоляющий взгляд, когда давний клиент предложил ей пожениться и уехать отсюда. Ни разу не попросившаяся уйти, но сломанная. Больше не желающая работать. Испытывающая адскую боль при каждом взгляде на стены или роскошную кровать. Мисси не могла не отпустить. Смотрела в небесные глаза, вспоминая собственный пережитый ужас, испытывая дикое желание заорать. Отпустила. Готова была молиться, чтобы у милой Хильды, такой нежной, такой теплой, все получилось. Готова была рыдать, когда Хильда пришла сюда снова и, не говоря ни слова, опустилась перед нею на колени, зарываясь в них заплаканным лицом. Надежда – самое сильное чувство. У проститутки надежды нет. Всю жизнь она живет для других, играет спектакль, который ни за что не оценит неблагодарный зритель-мужчина, не оставляя себе ни единого шанса, ни единого чувства даже в самой глубине души. Надежды проститутки на счастливую сказку никогда не сбудутся. Проституткам нельзя надеяться. Кокаин. Сыпучий белый порошок так и влечет к себе, ей все мало и мало. Она не может насытиться им, подобно тому, как путник не может насытиться прохладной водой в пустыне. Изломала пальцы от сладкого наслаждения, что медленной змеей ползет по венам. Единственное наслаждение, что ей доступно. Нельзя надеяться, но Доктор дает надежду. Квартира утопает в запахе роз, руки исколоты их шипами – букеты, что он неустанно, каждый день, приносит под двери ее квартиры сопротивляются, уничтожают ей кожу, терзают пальцы, когда она, один за другим, выносит их в мусор. Мусорные баки забиты цветами. За три недели – двадцать один букет роз. Всегда красные, словно кровь, или белоснежные, как фата невесты. Глаза болят, ослепли от слез, что льются постоянно – без истерики, но не прекращаясь ни на миг. Неделю назад сорвалась, купила беруши, чтобы не слышать музыку его голоса, каждый день под дверью обещающий ей рай, на который ни одна жрица любви не имеет права. Слушает музыку, оглушающие барабаны в наушниках, которые до смерти ненавидит, но все равно слышит голос, просачивающийся в окна, сквозь двери, рассказывающий сладкие сказки, признающийся ей в любви. Самое большое возможное исключение из всех – нежный и понимающий любовник – единственное, что может себе позволить такая, как она. Влюбляться в любовника – самое большое табу. Отрицать бесполезно и бессмысленно. Е й уже давно не пятнадцать, а она снова влюбилась, как маленькая дурочка. Она влюбилась и падает, падает. Падает в бездну. Она думала, что ее сожжет рак. Была уверена, что умрет от рака, отсчитывала дни – день за днем, минуту за минутой. Даже секунды считала, думая, сколько таких секунд ей осталось пережить. Так смирилась с фактом скорой смерти, что даже не бунтовала. Не протестовала, не спрашивала «за что?». Просто ждала. А потом – взбунтовалась. Никогда раньше, никогда прежде ей не хотелось жить так сильно, как теперь. Она не хотела уходить. Она не могла умереть. Не могла исчезнуть, как будто ее и не было вовсе. Полная безнадежность по поводу приближающейся смерти застала ее врасплох только сейчас. Только теперь, когда она так сильно жаждала жить, когда иллюзия призрачного счастья замаячила на горизонте, Мисси в полной мере поняла, осознала, что уходит. Кокаин. Она снова вспоминала о нем. Он всегда помогал забыть. Несколько часов выпада из реальности, проносящихся, как одно мгновение, что кружится в сладостном танце – кокаин. Как быстро она себя сожжет! О, как же быстро! Как быстро ты исчезнешь, Мисси! - Мисси! - Мисси! Два голоса, женский и мужской, сливаются в один, вырывают ее из сладкого путешествия в никуда, больное тело выдирают из теплого моря, в котором она купается. - Мисси! – Марк. - Мисси! Возвращайся ко мне! Возвращайся! Не оставляй меня, пожалуйста! Мисси! – Клара. Плачет. Голос становится ближе. Наверное, склонилась над нею. Возможно, целует руки. - Черт возьми, у нее передоз! Она накачана наркотиками, как чип! - Она кололась? - Следов шприца нет, скорее, нанюхалась. Вон, смотри – кокаин на столе. О, нет. Не трогайте. Не мешайте. Не смейте вырывать ее из сладостного плена, где нет места бесконечной боли тела и души. Хоть раз в жизни дайте делать то, что хочется, хоть напоследок дайте глотнуть свободы. Хоть раз. Один-единственный раз.
Соглашение
- Мисси! – теплые пальцы ныряют в ее руку, сжимая холодную ладонь. Губыскользят по коже, нежно целуя запястье, затем, перевернув руку, - тыльную сторону ладони. - Зачем ты пришел? – абсолютно спокойно спрашивает она, без всяких эмоций и даже малейшего на них намека. Смотрит на него равнодушно, но не потому, что разлюбила – лишь потому, что чувствует бесконечную усталость. - Поговорить. - Снова? – в голове калейдоскопом проносятся все его визиты в бордель, регулярное дежурство под дверью ее квартиры. Просто счастье, что реальность потребовала его присутствия в больнице, и она уличила момент, чтобы постараться стереть себя из жизни. – Мне кажется, мы уже все друг другу сказали. - Нет, - упрямо качает головой он, смотря на нее в упор. – Не все. Ты очень ошибаешься. Она отворачивается, смотря в окно. Весеннее солнце заливает улицы, наполняя их яркими красками. Когда-то она умела радоваться этим краскам и приходящей весне. Все изменилось. Доктор отодвигает стоящий вплотную к больничной койке стул, перемещаясь к ней на кровать. На минуту выскользнувшая из его ладони рука снова взята в плен его длинных, тонких, как у пианиста, пальцев. Он зарос. Из волос уже можно косы плести. Посидел сильнее прежнего. Мисси это заметила, едва он показался в дверях палаты. - Мисси! – облизывает губы. Нервничает. – Мисси! Останься со мной! - Я никуда не ухожу – говорит она в подушку, повторно вздыхая устало. – И ты все же получил аудиенцию. Прошу прощения, что в такой обстановке. Я бы хотела иначе. - Я бы тоже хотел, чтобы было иначе – улыбается он невинной улыбкой, почти как у младенца. У нее от этой улыбки всегда мурашки по коже бежали – с самого первого дня. С первой встречи. Они изменились, постарели. А невинная улыбка и ее мурашки при виде нее – остались неизменны. - Давай попробуем иначе, Мисси? Не уходи. Останься со мной. Когда ты меня отвергла, на мою голову будто вулкан низвергнулся. - Сожалею – все так же без каких-либо красок в голосе говорит она, продолжая сверлить глазами окно, в котором солнце светит так ярко, будто совсем обалдело. - А я сожалею, что довел тебя до такого состояния. Я не должен был. Я не имею права. Я хочу, чтобы теперь все было иначе. Взрослый мальчик. Наивный мечтатель. Однажды, хоть он этого не помнит, они уже пробовали по-другому. Целовались в летней беседке, пока родители были заняты, лакомились вишнями, швырялись друг в друга яблоками. Однажды все было так, как в романах, а может, лучше, потому что было по-настоящему. И все равно ничего не получилось. А теперь, когда он – уважаемый врач, а она – довольно известная (в узких кругах) особа, он вдруг предлагает иначе. Она прикусывает губу. Отшить его прямо сейчас банально не хватает сил – она бы с удовольствием поспала. От уколов и капельниц болят не только руки, но и голова. Он расценивает молчание, как согласие продолжать. - Я очарован тобой, Мисси. Я влюблен в тебя. И я больше не могу тебя отпускать. И не хочу потерять. - Ты знаешь, кто я. - Знаю, - кивнул он, - но, давай будем честны друг с другом: мы никогда не видели друг в друге клиента и проститутку. Все было слишком хорошо для секса за деньги, правда. Хочешь знать, какой я тебя вижу? О, вот это интересно. Изменилось ли его восприятие за столько лет? Должно было бы измениться. Но… она слышит ровно то, что слышала много лет назад. От удивления даже перестает дышать. - С тобой тепло, Мисси. С тобой интересно. Ты так много отдаешь и не требуешь награды. Помнишь нашу первую встречу? Ты вернула мне деньги. Я пришел домой и обнаружил их в кармане рубашки. И знаешь, что я делал? Я смотрел на них, пил вино и улыбался, как дурак. Это был первый раз, когда я понял, что мы совпали. Мне хорошо с тобой в постели, как еще ни с одной женщиной до тебя хорошо не было. Мне нравится с тобой разговаривать, держать тебя за руку, смотреть в твои глаза. И я знаю, что это взаимно. Именно потому ты прогнала меня. Она закрывает глаза. О, да. Он всегда умел красиво говорить. Ему бы речи для высоких выступлений и премий писать. Легкая улыбка коснулась ее губ и тут же испарилась. Бедный Доктор. Никак не вспомнит, что все это она уже слышала однажды. В другой жизни, когда была просто Мисси – девочкой, живущей на соседней даче. Рука Доктора принимается путешествовать по ее ослабевшей руке – той, что свободна от капельницы. Все-таки у него удивительно нежные руки, каждое касание – словно прикосновение розовых лепестков. На коже остается легчайший след. Вздохнув, Мисси забирает себе его лесной аромат, смешанный с запахом его пота. - Мисси! Ты мой друг. И это самое главное. Единственный мой друг за всю мою жизнь. Была еще одна чудесная девушка – давно, когда мы были юными. Я тебе рассказывал. И все. Больше – никаких друзей, ни единого. Никогда, понимаешь? Ты нравишься мне, потому что, разве ты не можешь не нравиться? Всегда такая забавная. Остроумная. Не похожая на других. Мне кажется, куда бы я не бежал от тебя, все повторится опять. Разве ты не видишь этого, Мисси? - Короче, - перебивает она, больше не в силах слушать эту сладострастную тираду, - что ты предлагаешь, мой дорогой? Он снова улыбается – милой, беззащитной улыбкой, вызывающей желание прижать его сильнее к груди и никуда не отпускать. Годы идут – улыбка сумасшедшего мечтателя остается. - Я хочу, чтобы ты видела то, что не видела из-за своей работы. Хочу, чтобы ты не была тем, кем являешься для других. Ты однажды сказала мне, что хотела бы увидеть мир, что всегда путешествуешь в одиночестве и тебе это мешает. Ты можешь больше не быть одна. Я хочу, чтобы мы смотрели на мир вместе – как тогда, когда любовались звездами всю ночь. Нам ведь было хорошо вместе, правда? И не нужен был секс. - О чем ты говоришь? – она недоумевающе смотрит на него, уже начиная сомневаться, не похоже ли это на бред, вызванный лихорадкой. Даже протягивает вперед руку, стремясь коснуться его высокого, покрытого множеством мелких морщинок, лба, потому что почти уверена – он сейчас бредит. Но нет, не похоже. Голос его звучит все так же твердо, он снова целует ее пальцы, каждый по очереди – в костяшки. До неприличия интимный жест, всегда ее возбуждающий. - Поедем со мной, Мисси. В отпуск. На месяц. В Шотландию. Если хочешь, еще куда-то – выбирай сама. Ирландия, Исландия. Ты любишь горы, я знаю. Малышка Клара сказала мне вчера, пока ты была без сознания. - У меня работа. - Возьми отпуск. - А ты? - Я уже его взял, Мисси. На шесть недель. Не был в отпуске тринадцать лет, пора бы отдохнуть. - Ты что-то и так не особо рвешься работать, Доктор – укоризненно качает головой она, резко отворачиваясь снова к окну. - Потому что сейчас, впервые за много лет, я рвусь жить, Мисси. Просто жить. И все. И я хочу жить с тобой. - А что же будет через месяц, дорогой мой? – вяло спрашивает она. Потому что надо узнать, какой именно он видит эту ситуацию. - Ты решишь, что делать дальше. Если ты не захочешь возвращаться в бордель, я заберу тебя навсегда. Честно говоря, - невинную улыбку на его устах сменяет лукавая, - именно на это мой расчет. Она молчит, кусая губы, что, кажется, обескровлены. О, какая сладкая мечта – то, чего она всегда так сильно жаждала, но никогда не получала. Путешествовать с ним – затаенное желание, спрятанное на самое дно сердца, зарытое в кладовой души. Надежда, снова надежда. Проклятое, самое запретное из всех чувство. Хуже любви. Хуже всего на свете. Она не может позволить себе надеяться. Ни в коем случае. Ни при каких условиях. Путешествовать с ним. Однажды молодой и симпатичный умник обещал девушке, в чьем саду крал вишни, отвести ее на край света. Показать целый мир и бросить его к ее ногам. Путешествовать с ним – то, что не могло быть даже мечтой уже после того, как они теперь снова встретились. Она никогда даже подумать не могла, что он снова это озвучит, предложит ей. Даже во сне, даже в мечтах, в самых сладких фантазиях, с которыми было совершенно бесполезно бороться, она не могла надеяться на подобное предложение с его стороны. И вот оно стало явью. Мисси смотрит на него, затаив дыхание. - Вот, - два ярких билета ложатся на прикроватную тумбочку, - вылет через две недели. Я понимаю, что тебе нужно прийти в себя. Мы никуда не спешим, Мисси. У нас еще есть время. Время. Она вздыхает, окончательно капитулируя. О, милый Доктор, если бы ты только знал, что у нее, зараженной раком, как гангреной, почти нет этого самого времени. - Я не сказала тебе «да» - мягко, без особых колкостей, напоминает она. - Но ты скажешь – сияет белозубой улыбкой старый мечтатель, целуя ее в щеку и – совсем нежно – в самый краюшек губ, - я пойду, мне нужно заглянуть на работу. Позвонишь мне, как только признаешь, что хочешь этого. Мы оба хотим этого, Мисси. Нам это нужно. Весело отсалютовав ей, он выходит, тряхнув седой копной волос, и мурлыча жизнерадостную песенку себе под нос – как мальчишка. Оставшись наедине со своими мыслями, Мисси кусает губы. Смотрит на оставленные билеты, соблазнительно манящие вдаль, затем – на свои руки, испорченные следами капельниц, обвитые проводками. Потом – в зеркало на прикроватной тумбочке, находя себя ублюдочно-бледной. Рванув капельницу, почесав воспаленный след от нее, она встает и походит к окну, выглядывая в него. Так и есть – чертово солнце палит так, будто осатанело и мстит бренной земле за какие-то проступки. Время словно бы замерло, остановилось. Мисси затягивается воздухом, как никотином, закрывая глаза. - Что ты делаешь? – громкий голос Марка вырывает ее из мира фантазий, прерывая полет. Он злится. – Немедленно вернись в постель, под капельницу. Она молча садится на постель, поправляя смятую подушку. Пристально посмотрев на него небесно-голубым взглядом, спрашивает – максимально тихо, ведь это будет только их тайна: - К черту капельницы, Марк. Сколько мне осталось? - Мисси, - мгновенно вспыхивая, как пристыженный ребенок, лепечет он, нервно облизывая губы и теребя халат, - сейчас ремиссия, нельзя так однозначно сказать… - Сколько? – упорно повторяет она, сверля глазами. Не отвертится. - Я не дал бы и четырех месяцев, Мисси. Вчерашнее обследование показало, что метастазы уже проросли в почках. Мне жаль.
Дождавшись, пока Марк выйдет из палаты, она заворачивается в принесенный им плед и берет в руки мобильный. Пальцы быстро набирают короткий текст, отправляя их на знакомый и ставший давно до боли родным номер: - Я согласна.
В любви
Она сидит в кресле, идеально выпрямив спину, сложив руки на подлокотники кресла, словно это ее трон, откинув голову на мягкую подушку, неспешно попивает мятный чай, разливающий душистый аромат, и смотрит в окно с улыбкой. - Мисси! – малышка Клара, чьи и без того большие глаза сейчас стали совершенно огромными, смотрит на нее с удивлением, изумленно открыв рот. Она только что услышала, что же на самом деле связывает ее со смешным доктором с кустистыми бровями. Она в шоке. – Да как же можно совсем тебя не узнать? Я допускаю, что ты изменилась, и понимаю, что он видел тебя еще совсем девочкой, только что выпорхнувшей из детства, но… Неужели он совсем, совершенно ничего не подозревает? Ни разу за все это время? Никогда? Она улыбается. Не глядя на свою маленькую птичку, что так встревоженно чирикает сейчас, отвечает: - Он все понимает, щеночек. Он это чувствует. В глубине души, внутри себя, он знает, кто я такая. Но он и себя-то потерял за столько лет, что уж обо мне говорить, Клара. Но иногда он вспоминает. И я всегда знаю, когда это происход